***
— Я — друг, — сказал Лорд Камердинер, когда она апатично стояла перед ним, опустив голову и крылья. За спиной Селадон стол, стул, жесткая кровать, занимающая половину каморки без окон. Не убежать, убрано все, к чему можно привязать веревку. За вычетом этой детали тут мог бы быть гостевой дом для тех, кто оказался в затрудненном положении. — Вы должны мне доверять. — Само по себе это никаких гарантий не давало, но Селадон вцепилась в слова скекСила. Больше ей ничего не осталось. — Вы должно быть шутите?! — После всего, что с ней произошло, брошенная фраза — крохотное ослушание, подобные мгновения — награда Селадон. Она их будет хранить, будто конфеты, что копила когда-то в детстве в глубине ящика стола. СкекСил хмыкнул и наклонил к ней голову. У него были ломкие волосы и жирная кожа. Селадон представила деревни, возведенные поверх подземных рек, когда дома исчезают мгновенно во внезапных карстовых провалах. Видимо, примерно это с ней и произошло, когда она различила истинный облик грядущего в тронном зале. Даже жаль, что Лорда Камердинера там не было. — Будущее в ваших руках, Аль-Модра, — продолжил скекСил. Протянул ей навстречу ладони — древний жест приглашения и приятия. — В ваших руках, — повторил он, глядя на собственные, только в них ничего не было. Пусто. Селадон захотелось, чтоб он заткнулся наконец и дал ей мирно побыть наедине с собой. С другой стороны она жаждала новостей, любых, теперь даже вранье что-то наверняка значило. Никто бы не одобрил мысли, переполнившие Селадон в эту минуту, но их сладость казалось непреодолимой. Она стала понимать Мать Огру — безумие для той стало спасением. Можно забраться в глубины разума, словно в нору аратима, и запутаться в бреду, как в паутине. Такое желание было ужасно, отвратительно, подобные мысли могли подорвать шансы, а Селадон была намерена еще продержаться. Тогда и нахлынули воспоминания — увели туда, где было хорошо. Тавра сидела на краешке ее кровати, нога на ногу, яркая сифская рубашка выглядывала из-под доспехов — единства ради: «Я в Сера-На, окно не закрывай». «А если поймают?» «Тогда ты меня спасешь». «И не подумаю! Мне еще договоры из той кучи свитков изучать». Что это тогда было? Имущественное право? Нет, наверное. «Брачные договоры! Как это типично, даже договоры, и то с браком», — задумалась Селадон. — Ммм, — пропели на ухо, — я надеюсь договориться от имени императора о личной встрече. Когда реальность невыносима, она почему-то наводит на мысли, не имеющие к ней никакого отношения. Эта уловка мозга хоть на короткий срок маскирует весь ужас реального положения дел. Поэтому Селадон вдруг поняла, что ненавидит эту дрожащую улыбку, подслеповатое моргание. Ее взбесила смиренная голова Лорда, склоненная, будто на сильном ветру. Она ничего не ответила. Да и не требовалось. Это было уже решенным за нее делом.***
Если смочить ободок бокала, провести по нему пальцем, бокал издаст звук. Вот так Селадон себя представляла: звуком стекла, словно дребезг. Расправив крылья, прижав ладони к бедрам, она отправилась в путь по коридору. Грюнаки в проходе за место караула, на ней многочисленные глаза подлингов. «Если я отсюда выберусь?» — Эта мысль была всепоглощающей. Это же не насовсем? Другие и впрямь выбрались, пытаются поднять восстание, так или иначе. Хотя для большинства ценой стало все время, что им было отпущено. Селадон должна была верить. У тех, кто верит, шансов больше. — Император велел, — пояснил скекСил перед уходом. — Он хочет вас видеть. У себя. Чего-то хотеть — это слабость. И слабость эта, какой бы ни была, соблазняла. Но Селадон старалась поменьше об этом думать. Мысли теперь следовало нормировать, потому что немало было такого, о чем думать стало совсем невыносимо. Двери в императорские покои оказались сразу за поворотом, самые обыкновенные с блестящими ручками. Порой эти вспышки нормальности набрасывались на Селадон в Кристальном замке, точно из засады. Она подняла руку, постучала в дверь запретной комнаты, остановилась и ждала. Такая мелочь, но мелочи здесь многое значили. О, Селадон ждать умела. Ожидания составляли большую часть ее жизни. Лязг тяжелой двери заставил ее вздрогнуть. Было велено войти. И Селадон шагнула к свету внутри; или же во тьму.