Близнецы

Мальчишки были вынуждены каждый вечер проводить в липком и скользком вареве, восстанавливающем их тонкую белесую кожу после воздействия солнечного света. Для этого им была организована специальная каменная купальня, над краем которой сейчас и балансировали две нечеловечески любопытные тощие мордашки. Даже с первого взгляда они могли внушать ужас. Ужас, который испускает неживое, когда начинает свое движение. И человек в этот момент боится не самого упыря или, скажем, гуля, а той силы, которая вошла в эту плоть и привела ее в движение, невзирая на смерть. Потому что эта сила настолько чужда, столь противна самой природе, что вызывает неминуемое содрогание у всего, что живет и дышит под солнцем. Радужки глаз мальчиков казались налитыми кровью, как бывает у детей, в чьем теле не образуется пигмент, окрашивающий кожу, глаза и волосы людей, чтобы защищать их от солнца. Но волосы их по странному обстоятельству были также красны, как и глаза, создавая ощущение, что их происхождение, их устройство, чуждо этим законам. Впрочем, по-настоящему красноволосым был только старший, Алиазай, а второй, Ярзла, получился крапчатым, его волосы краснели только на концах. Голоса у близнецов были ужасно скрипучие, хотя и громкие, как будто их усиливало эхо, они бы больше подходили мертвецам, воющим под каменными плитами надгробий и склепов. Впрочем, если шейду удавалось заставить их хихикать, эти звуки казались ему райским пением. Близнецы погрузились в черную массу зелья, как хищники в ожидании добычи, но не отпускали не по-детски крепкими пальцами каменного бортика своей ванной. Они почуяли присутствие существа, визит которого доставлял им большую радость. И как только шейд Дурза беспечно слегка наклонился над поверхностью купальни (хотя, конечно, не заметить белесые пальцы на каменном бортике он не мог, но не отказался подыграть детишкам) его шею обхватили две пары тонких и цепких рук. Шейд легко, как будто пара вытянутых им из клейкой массы существ не весила почти ничего, поднял их, поддерживая каждого за пояс. Колдун издал неприятный цокающий звук языком. Глаза близнецов в восхищении расширились, а бескровные рты растянулись в совершенно невероятных улыбках. Обычная речь давалась им с большим трудом, но всевозможные свисты, шипение, цоканье почему-то приводили их в абсолютно щенячий восторг, как будто то был их собственный язык для общения с обожаемым родителем. - Дурза, будь аккуратен, пожалуйста, они разыгрались… - бледная женщина с крупно вьющимися волосами, забранными в порядком растрепанный пучок на затылке, заглянула в комнату. Но, глядя на зелье, стекающее широкой волной по одеждам шейда с парой близнецов на руках, она только вздохнула, признавая поражение. - Я за ними присмотрю, - успокаивающе заметил Дурза, вынося свой ценный груз из комнаты, чтобы подготовить его к игре, пока являющейся единственной доступной им формой обучения. Хотя, даже если и полезного действия в этой возне было немного, шейд не был против провести со своими отпрысками час-другой. Младший близнец, Ярзла, подозревая некоторое разочарование в усталом лице Шадии, мимоходом провел ей липкой ладонью по лицу, видимо надеясь, что она не будет теперь грустить от того, что ее не намазали. - Спасибо, дорогой, - некромант почти автоматически коснулась губами когтистой и грязной ладошки сына: он всегда был к ней ласковее всех. Дополнения истории о Гиллидском шейде. *** - Алиазай! Азия, выходи! – мать искала его. А он не собирался к ней выходить. Она отругала его за то, что он поиграл со своим немощным братом, и снова, о, боги, трогал его лицо. Красноволосый полушейд, которому недавно исполнилось двенадцать, лениво оглянулся вниз со своей лежанки, устроенной поверх монументального шкафа, но ни сделал ни малейшего движения, чтобы показаться матери. Он просто лениво продолжил жевать былинку, так неразумно пробившуюся между камней внутреннего двора Гиллида, и застрявшую в волосах Азии во время схватки с братом. Алиазай был обижен: им вечно пренебрегали в угоду младшему (впрочем, всего на несколько минут младшему) брату, хотя первым сыном шейда был он! Гибкий, стройный, но без оттенка немощности, как у младшего брата, а скорее опасный, как пантера, уже в двенадцать нечеловечески сильный и быстрый, он радовал Дурзу своей неутомимостью в военном мастерстве. Достойный сын своего отца, долгожданный наследник, Алиазай был хорош, и прекрасно знал об этом. От того его и бесило, что младший брат, в котором доля человеческих черт была выше, вечно перетягивал на себя внимание. То Ипну болеет, то мучается совестью за то, что отец купал их в зелье на крови, чтобы вылечить их нестабильную кожу, то спасает какую-то наглую кошку, которая пыталась убить его же по приказу стражей, то его побили камнями во время вылазки в город... Будь Ипну таким умным, каким считала его мать, то он бы не вернулся побитым. Алиазай сам сбегал в город регулярно, но не для того, чтобы общаться с людьми, а просто развлекался. Люди его веселили, как домашние животные, но не более. Отец называл себя пастухом, присматривающим за землями Гиллида, и Алиазай видел в этом прекрасную метафору – им нужно присматривать за людьми в основном потому, что шейдам время от времи нужно пропитание, ведь в конечном счете овца всю жизнь боится волка, а съедает ее пастух и его собаки. "Ипну"! Его братец даже отверг прекрасное имя, данное ему отцом! «Ярзла» - «Воспламеняюсь», такое же прекрасное имя, как и то, что с гордостью носил Алиазай – «Пылающий ярко». Видимо, отца позабавило то, что старший сын родился полностью красноголовым с редкими темными волосками, а младший – с хохолком темных волос, пробитым красными всполохами, хотя подоплека могла быть и более глубокой – Алиазай безусловно был ближе к настоящим шейдам, чем его младший брат, он уже «пылал», ведь вселение в него духов произошло еще до его рождения, а Ипну остался... полым сосудом, в котором еще нужно было разжечь пламя. Недошейд. Скучная участь, на взгляд его красноголового близнеца. Зачем страдать в немощном теле, которого коснулась магия духов, а не вобрать в себя их мощь с самого начала? Это ведь их законное наследие, недаром их породил на свет один из самых старых и известных шейдов Алагейзии, великий Дурза. Алиазай зло выплюнул измученный его острыми зубами стебелек, и прилепил его к камню пальцем. Даже когти, роскошные черные когти из материала тверже адаманта, достались брату! И они ему совершенно не шли! Брат цеплялся ими за камни при падении, то и дело выбивая себе пальцы из слабеньких суставов, царапал лицо, и жаловался, что отец выправляет ему рост этих когтей металлическими перчатками, совершенно не ценя то, что получил. Ох, Алиазай бы много отдал, чтобы бы когти были его! А что в итоге ему досталось за восемь месяцев сидения в утробе вместе со своим братцем? Простые человеческие руки с белесыми плоскими ногтями! Алиазай позволял себе отрастить ногти чуть больше и подтачивал их украденной у матери пилкой, чтобы добавить себе хоть толику остроты на концах сильных пальцев, но это выглядело все одно жалко... Ненастоящий шейд, неполноценный шейд, без когтей. Но когда Азия получил в свои руки первый подарок отца в виде небольшого тонкого кинжала, он понял, как компенсировать эту несправедливость. Он был неутомим в фехтовальный тренировках. У Ипну было десять лезвий на руках, но только на одной он научился трансформировать пальцы и когти в костяной меч, а Алиазай в своих бесконечных упражнениях разработал обе руки так, что пользовался ими с одинаковой искусностью, и мог работать двумя клинками одновременно. Он предпочитал не прямой меч, как отец, а две чуть изогнутые сабли. Два клинка заместо одного у брата! Но и тут природа не забыла сказать свое слово! Да, в искусстве фехтования и количестве смертоносных «жал» Алиазай брата переиграл, но магия, магия досталась тоже брату в большей степени, что было еще несправедливее! В своем мастерстве Алиазай видел повод для гордости, но младший брат оставил ему так мало приятных свойств! Только здоровье и физическую силу ему отдали целиком! Еще и умный брат, начитавшись своих книг, смел его винить, что это Азия сам виноват, что в них все так неудачно перемешалось, потому что толкал и грыз брата в утробе, передав свои проклятые красные волосы темноволосому Ярзле. Подумаешь, кто кого толкал! Алиазай проходил сквозь трансформацию в шейда в утробе матери, можно и простить ему, что он немного поцарапал брата, а не забирать у него когти и прочие радости темной природы... Алиазай уперся ногами в потолок, вытягиваясь: сегодня он вышел победителем из схватки, но был недоволен собой. Раз за разом его чары уступали по силе брату в их показательных дуэлях, которые отец-шейд молчаливо наблюдал из верхней галереи, огибающей внутренний двор. Алиазай был хорош в нападении, его огненная стрела обладала сокрушительной мощью, он мог отклонить удар волшебным щитом, или сдержать удар волны заклинания, но он оставался кандидатом в волшебную пехоту со всем его мастерством. Хотя сегодня он порядком измотал брата, очевидно уступавшего ему выносливостью. *** Ипну оставался отстраненным и холодным, - больше Тень, чем Пламя. Он никогда не начинал схватку сам, лишенные пигмента красные глаза только следили за тем, как выскальзывают из скрещенных на спине Азии ножен два клинка. Азия легко опустился на изготовку в последней атаке и сорвался к брату в своем нечеловеческом ускорении, выставляя оба лезвия и нанося сразу два удара по возникающему перед ним магическому щиту, испещренному волшебными знаками, которые Ипну порождал легко, как будто они сами слетали с его вооруженных пальцев. Один раз Азия мельком, обернувшись практически в полете, скользнул взглядом по лицу отца, следящему за ними со своего места. В его красных, лишенных зрачков глазах, первый сын видел радость от того, что в этот раз поединок удался, что оба полушейда проявили себя, и сражаются. И Алиазай понял, что отец желает, чтобы они воевали. Тренировались и побеждали. Судьба шейдов – это война, они уже не люди, но никто не сравнится с их силой и скоростью в бою. И Азия с радостью принял эту участь, - не одерживая побед, он чувствовал нарастающую пустоту внутри, готовую пожрать его самого. Было не так важно, за что и кого сражаться, Алиазай чувствовал себя живым только тогда, когда воздух звенел от ударов клинков и магических разрядов, и люди и животные смешивались в один бесконечный танец, пронизанный такими незамутненными прекрасными чувствами: страхом, болью, яростью и желанием выжить любой ценой. Эти чувства Азия понимал, остальные – хуже, но они были ему и не нужны. Это был его любимый танец, который шейды умеют танцевать лучше всех, поэтому для них и не было удовольствия большего, чем сражаться с себе подобными до конца: у настоящего война есть главная потребность – стоящий противник. А Ипну никогда не мог услышать, как величественна и прекрасна эта песня, которая пронизывает по-настоящему жаркий бой, и как сладко болят потом затягивающиеся раны. Но к разочарованию старшего близнеца, отец-шейд, бывший знатоком волшебных искусств, все с большим интересом смотрел на его брата, никак не отвечавшего на похвалу. Хотя бы сам Ипну, надо отдать ему честь, признавал превосходство Алиазая в бою. И это злило Азию: он желал признания своих побед от отца. *** Мать глядела с ужасом, как Ипну вынужден опуститься на колено, поддерживая свои любимые щитовые чары под шквалом ударов сабель. - Они растут. И первый будет пылким в любви, - усмехнулся одним носом отец, взяв жену за плечо и не отрываясь от так радовавшего его зрелища. – У него хороший потенциал боевого мага, в битве страсть и сила духа играет большую роль, чем твои любимые сложности. – шейд указал ведьме когтем на появившуюся прореху в щите второго близнеца, заставившую его нервничать. – Ярзла, как маг, может раскать его по двору заклятьем, но пока он соберется для удара, Азия искромсает его защиту. Этим воин отличается от хранителя. - Он становится таким агрессивным... – Аварис смотрела на испуганное лицо младшего сына, здоровье котрого требовало большей заботы, и к которому она была привязана избыточно. - Ничего. Пусть Азия раззожет ярость Ярзлы, ему ее не хватает... *** Щитовые чары лопнули, обдав двор жаром, и только выставленный упавшим на спину Ипну костяной клинок остановил саблю брата от того, что бы коснуться щитка на сердце полушейда, после чего победа оставалсь бы за старшим близнецом. Времени на заклинания больше не было, и теперь они находились на поле Азии. Еще одна серия ударов обрушилась на костяное лезвие, парировавшее удары, но Ипну был хоть и быстр, но силы шейдов не унаследовал, в результате чего оказался в глубой защите и был снова перевернут на спину. Красноволосый близнец ударом наотмашь отбил костяное лезвие, и встал на правое запястье брата ногой, не давая тому больше защищаться. Но вместо того, что бы коснуться щитка и завершить потасовку, Алиазай, придя в веселое настроение духа, бросил клинки на землю. Алый полушейд опустился на колени, оседлав слабую грудную клетку Ипну, локтями прижал ему скребущие по камням когтистые руки, а своими откинул с лица брата его нелепые красно-русые волосы, надавливая большими пальцами на скулы щипяшего от ярости второго сына. Ипну был гораздо более уродлив, чем хотел казаться, хоть и строил из себя невесть что, и в качестве приза за победу Азия хотел ему напомнить об этом. Тонкие шрамы на скулах Ипну под давлением пальцев разошлись, натягивая плетение волшебных знаков, и расширяя его рот в усаженную острыми зубами пасть: от одной острой скулы до другой. Ипну, которому это насилие доставляло скорее моральные страдания, шипел и извивался, силясь скинуть хохочущего брата, запихнувшего в эту пасть горстку пыли, чтобы брат не мог просто срастить края шрамов обратно. Старший полушейд изловчился, засунув пальцы в рот брата, и потянул наружу ставший слишком длинным от трансформации язык Ипну, как делал с пойманными ящерицами. - Азия! – громыхнул над ними голос старшего шейда. – Прекрати играться! Старший близнец выждал последние мгновения, которые можно было игнорировать приказ отца, наслаждаясь полной властью над своим талантливым и распластанным под ним близнецом, и выпустил потрепанного Ипну. Алиазай знал, как балансировать неповиновение с подчинением отцу, чтобы самому оставаться довольным. - Урод, - чуть слышно выдохнул Ипну, поднимаясь из пыли на подрагивающих ногах и игнорируя любезно поданную ему братом руку. Полушейд закрывал руками нижнюю часть лица, давая своей внешности восстановиться без свидетелей. - Давно себя в зеркало видел, Ярзла? – весело отозвался его недавний мучитель. – Урод у нас ты. Остальные вышли лицом получше. Ипну уже дрожал не столько от физической тренировки, сколько от злобы, что вселило его брата еще сильнее: вот-вот сорвется, и пасть откроется еще раз сама собой. Такого явления своей сущности Ипну боялся больше всего на свете: быть тем, кем он на самом деле являлся. Но споры пришлось оставить: к ним спускался отец, и оба полушейда почтительно вытянулись перед ним. Ярзла в два легких движения успел привести свои черные одежды в порядок, отряхнув пыль и пригладив волосы. Алиазай же был вполне горд проведенной потасовкой и не считал необходимым стирать ее следы так быстро: так ощущение от сражения останется с ним на несколько мгновений дольше. - Ярзла! – рявкнул страший шейд. – Ты не можешь валяться на спине, как черепаха. Ты должен был ударить брата коленом в лицо, когда он склонился над тобой, у тебя был этот шанс. Помимо магии используй свою скорость. Вы учитесь сражаться, а не бальным танцам, правил нет. – Ипну склонил полосатую голову, но Азия чувствовал, как тот недовольно отвел взгляд. - Ты умер в этом бою! - Алиазай! – голос старшего шейда стал на йоту менее раздраженным, выделяя победителя. – Ты слишком увлекаешься. Когда щитовые чары треснули, ты должен был вонзить в брата клинок сквозь прореху, а не ковыряться с их остатками. – старший близнец покорно пустил голову, понимая, что увлекся. - Ты позволяешь себе торжествовать вместо того, чтобы быстро закончить схватку. Это смертельно опасно для шейда, ты не должен дать магу время породить новые чары. Дурза стоял перед ними, заложив руки за спину, и Алиазай видел в нем идеал, к которому оба полушейда должны были стремиться, чтобы сравнится в будущем с великим шейдом. Он гордился тем, что был сыном самого Тени. - Сейчас всё. Оба – привести себя в порядок. Вечером мать принесет вам задание на следующую неделю, пока меня не будет. *** - Да не дуйся, ящерица! Умоешься с мылом, подумаешь, почистишь свою пасть... – старший близнец сильно толкнул Ипну локтем под ребра, от чего тот скривился. – Кто в этой стране осмелится тебя тронуть, пока я рядом? Темный полушейд недовольно потряс головой, ковыляя за братом к выходу из двора и на всякий случай прикрывая ладонью пострадавшую нижнюю часть лица: выбор между тем, спасаться от ему от жизни рядом с Алиазаем или преследования всей Алагейзии, был не таким очевидным, как могло показаться.