***
Кто-нибудь когда-нибудь мог подумать, что наш самоуверенный столичный Онегин вдруг оказался таким робким в амурных делах? Тому виной реагирование на письмо Татьяны, что признание поразило его, или что-то большее? Ответ был на поверхности — Владимир Ленский. Встречали ли вы такую пылкую и страстную натуру раньше? Так отчаянно погрузившись в поэзию и страсть к любви, что сам того не заметив, полюбил мрачного и циничного мужчину? Их история, переплетения, которых сулят огромных неприятностей, началась тут — в яблоневом саду семьи Лариных, где они были почетными гостями.***
— Ох, Евгений, послушайте, я написал новую строчку! — восклицал Ленский в театрально-наигранном восхищении. Весь этот фарс был создан для поддержания их масок, ведь наедине они совершенно другие. Даже сами слуги, что прислуживают этим людям и находятся с ними больше всего времени, не смогут ответить. — Владимир, вам не к чему устраивать тут демагогию, я и так прекрасно знаю, что вы будете писать. Ваши глаза и так всё прекрасно говорят, не зря издавна считается, что глаза зеркала души. — угрюмо пробормотал Онегин. За всей этой картиной наблюдала чета Лариных, которые по невообразимой причине любили общество этих двух странных господ. Они совершенно с милой улыбкой наблюдали, как их гости развлекаются в саду, где раньше также бегали и веселились Татьяна с Ольгой. Так уж вышло, что двух сестер они отправили в пансионат для благородных девиц, чтобы те получили ещё более должное образование, смогли найти себе стезю в жизни и успешно вышли замуж, сейчас в моде были умные и образованные женщины. Чаще всего распорядок посещения одиноких Лариных был таков: совместный обед, прогулка в саду, полдник, конная пробежка, снова посещение сада и совместный ужин. Конечно же, Евгений Онегин и Владимир Ленский не забывали о своих обязанностях, поэтому не постоянно пропадали в имении такой уже родной для них семьи. — Да, что вы понимаете, Евгений? Я ведь пишу о светлом чувстве, которое вам, как я понимаю невозможно достичь! Лучше съешьте яблочка, может станете хоть каплю добрее! — всё также громко отвечал юноша. Честно, у самого Онегина было желание кинуть этим яблоком в лоб поэта, но это было бы совершенно неприлично для господ на публике, тем более в чужом доме. Евгений фыркнул, но всё же откусил кусочек от плода. Сейчас была пора, когда яблоки были медовыми и сочными настолько, что по рукам и лицу стекал сок. Пара Лариных, увидев, что мальчики (так называла их Прасковья), не ругаются и всё в порядке, поспешили обратно в дом, надо было отдать нужные поручения. Тем временем, пока Онегин ел яблоко, Владимир успел дописать своё, как он называл каждое стихотворение, лучшее произведение. — Нет, вы послушайте, Евгений! — выхватив, совершенно не по этикету, из рук собеседника яблоко, он начал декларировать свою новую работу.«Ваше сердце холодно, что не хватит слов описать досаду, О том, как я сильно в вас влюблен. Ваши руки, ваш чистый ясный взгляд, Поразил меня до боли!»
Пока это произносил поэт, сердце Онегина сжалось: кому же его друг мог посвящать подобные работы? Ранее все его творения были менее откровенными и страстными, так что увидев подобную поэзию власть, то точно бы прошлась цензурой. Пока Евгений думал о смысле бытия, чувствах кому-то просвещенных и о политике, Владимир успел закончить. — Ну как вам? Как вам, Евгений? Не молчите! — это напускное любопытство могло бы раздражать, но сейчас оно было необходимо, чтобы прийти в себя после тяжёлых мыслей. — Это волшебно, Владимир. Вы смогли меня удивить, но позвольте узнать, кому посвящена данная работа? Неужели вы всё также пылко любите Ольгу? — как-то отстранённо спросил Евгений. Владимир резко прекратил все свои возгласы и посмотрел на собеседника каким-то другим, новым взглядом. Тяжёлым, несвойственным поэту и изучающим. Резко, весь яблоневый сад сократился до стола, двух лавок, корзин с яблоками подле них и самих мужчин. Евгений тут же потянулся за новым яблоком, чтобы заесть это чувство, будто он попал в капкан. Однажды, в столице, он услышал слух, будто рядом с ним, Евгением, атмосфера становится тяжелее, но то, что почувствовал он, перекрывает все возможные слухи про него. В воздухе витала искра, голодное желание их голых сердец и что-то искреннее и светлое, что никогда бы не произошло, чувствуя подобное рядом с женщиной. — Евгений, вы… — протянул Владимир, а затем тут же потянулся к корзине с яблоками, но передумав, встав, подошёл к Онегину, и взяв его за руку, где находилось новое яблоко, откусил, смотря в глаза мужчине. Онегин впервые ощущал себя таким беспомощным, ведь он никогда не чувствовал ничего такого, он был юным мальчишкой перед поэтом, который был настолько соблазнительным, что сердце готово было остановится. Евгений не понимал, откуда явились эти эмоции и чувства, совершенно не понимал. Рука Онегина потянулась к щеке Владимира, а тот словно майский кот приник щекой к ладони. Это всё было дико, необузданно и потрясающе. Но всё резко прервалось тем, что в сад, громко разговаривая, вошли Ларины вместе с другими соседями, которые были знакомы со всеми в саду косвенно. Как не вовремя. Отпрянув друг от друга, запыхавшись, как от длительного бега, Владимир и Евгений смотрели друг другу в глаза, что не укрылось хозяйке дома, но та, подумав, что у них был просто скандал на почве поэзии, закрыла на это глаза. Они ещё юны и неопытны, ведь так?