***
Старший отстаивался в стороне, с наслаждением слушая радостные крики деревенских и экипажа. Старания всей их команды оправдались, остров освобождён, Медуза повержена, но почему-то на душе был осадок. Он пошёл в эту затею не только по приказу, но и ради брата, чтобы освободить этого трусливого, но открывшего важную тайну противника, мелкого из плена. Он переживал, а брат воспринимал его как единственного кто его терпит и не убьёт. Может быть в этом и есть, для него, что-то особенное… приятно конечно, но хотелось бы почувствовать более глубокую, более чувственную отдачу. Всё это поглотило настолько, что не заметив подошедшего Гена, Кинро подавился вином, закашлявшись от внезапности. — И чего же мы такие хмурые? — потянул хитрый менталист, явно учуявший его настрой. С каких-то пор ему казалось, что это трио подходило к ним в нужный момент не просто так. Это началось с инциндента на мосту и потянулось-поехало — Все веселятся, а ты у нас стоишь. Не уж то, так расстроен реакцией брата? — С чего ты взял? — будь у Асагири кошачьи гены, он, однозначно, бы стал похож на заинтересованного хитрого кота. — По вам видно. Брат бегает от тебя, ведёт себя как-то через чур придурковато… А ты же строишь из себя такой безэмоциональный столб в глубоких раздумьях. И почему же вам двоим, наконец, не удаётся поговорить? — фокусник приложил ладонь к лицу и, как ни в чём не бывало, продолжил — Видел бы ты, какую сцену он закатил на корабле — и не спадающая ухмылка стала ещё шире. — Что ты имеешь в виду? — не заинтересоваться таким сведением Кинро не мог. Но, всё же, полностью доверять парню он не стал, чувствуя что менталист что-то не договаривает. Может даже привирает. Брат точно закатил истерику, по иному быть не может, а Ген решил над ним пошутить ради очередных неведомых целей. — Ну нет уж, подробности к нему. Эгоистично, конечно, хотел поступить, но так к слову. Ты главное не уточняй, что не знаешь, так будет проще заставить его раскрыть правду. — подмигнул Асагири, скрываясь за прошедшей толпой болтающих и восхищённо запищавших девушек. Если подумать… Наконец поговорить было хорошей идеей, действительно хорошей. Споры и грызня были привычной ежедневной рутиной, а вот спокойно они не говорили с детства. А может даже тогда это не были спокойные разговоры. И проскакивали шальные мысли, что не просто так их лгун подметил странности в поведении младшего. Они в то время, в тех условиях, они не пересеклись и не было понятно, правда ли младший только прикидывается таким дураком или он такой и есть, просто в присутствии старшего пытается привлечь особое внимание. Зачем-то. Ведь именно его, его и никого другого кроме него, систематически выводит из себя младший брат. Но в то же время, он тоже чуть более терпелив, если дело касается именно Гинро. В общем, эта раздражающая мелочь была той ещё занозой, дающий намёки на взаимность в чувствах, чисто из-за того что он труслив. Может, это всё же знак свыше, что пора наконец поставить точку в том, что он чувствует. Но непонятно пока, пора ли ему проклинать этот случай, за то, что заставил о том задуматься и воплотить, или радоваться всё по той же причине. В это же время, у Гинро тоже было множество вопросов и не меньшее желание поговорить. Честно. Но он просто не мог сосредоточиться рядом с братом, как и всегда в прочем, от чего чудил даже чаще чем хотелось. А после происшествия на корабле, когда в голове пронеслось множество мыслей, обрушивших похолодевшее сердце вниз, он не мог и думать о том, чтобы пересечься со старшим без выпрыгивания сердца от облегчения, желания обнять и не отпускать. Даже если в камень, то только вместе. И как же ему хочется выглядеть смелым в его глазах, может иногда даже придурковатым, лишь бы его заметили и не отходили от него. Но сейчас, с замиранием сердца, исподтишка, смотря на старшего, Гинро даже представить не мог, как бы жил без их постоянных споров. Без ежедневных яростных взглядов в глаза и родного грубого голоса. Они прожили всю жизнь почти не отходя друг от друга, как же может быть наоборот?***
— Я отослала его на тот склад. Не выйдет ничего, снова тебе говорю. Я их всю жизнь знаю и никогда, никогда они нормально не говорили и не взаимодействовали. Напрасно стараемся. — А я ещё никогда не ошибался. И только не говори, что тебе этот концерт не надоел. Если хочешь, можем поспорить. — Не советую. — Хорошо. Если проиграешь, я тебя накрашу, одену в женское платье и буду мстить за прилюдные издевательства. — Вот и славно. Тогда, ты мне будешь должна пачку драко и… урок милого поведения от Суйки.***
Поцелуй вышел уверенным, грубым, колющим нервы. Не зная что делать, растерянный младший отвечал слабо, слишком сковано от нахлынувшего непонимания и дрогнувшего сердца. А старший полностью отдался этому порыву, совершенно забывая о дурных предрассудках, долге и собственных устоях. Волк пытался подавить неприятное чувство, убедить себя, Кинро его старший брат, он не сделает то, что ему навредит. Смущённо щурясь, аккуратно всматриваясь в морщинки у уголков глаз, он подхватывал движения, сводя невинный поцелуй в мокрый и неловкий для обоих. Путаясь в движениях он сомкнул пальцы на плечах Кинро мёртвой хваткой, словно пытаясь притянуть ближе или в панике оттолкнуть. Предупреждающе прикусив губу брата, Кинро опьянённый податливостью Гинро наглым движением скользнул в приоткрытый рот. Действия были резкими, рваными, почти противными. Подобное он делал впервые и потому старался взять от ощущений всё по максимуму, ярко и долго. В непонимании Гинро широко распахнул глаза от внезапных действий брата, чувствуя всё и сразу. Было непривычно, горячо, влажно, скользко и сладко. А ещё чувствовался привкус рамэна и, казалось, вина. «Он что… Выпил?» Несмотря на то, что это было ново, этот поцелуй, сплетение языков, ощущалось так тягуче, туманно приятно. Оторвавшись от брата, Кинро облизнулся, собирая крупицы терпкого привкуса ягод с сахаром. Перед его глазами его младший брат раскрасневшийся, загнанно дышащий и всеми силами старающийся спрятать взгляд от старшего. Такой милый, невинный, тихий и покладистый. — Б-брат. Я же не девушка. Ты не можешь подобное со мной делать — заикаясь протараторил парень убирая руки с плеч старшего, сам же паникуя от этого порыва — Т-тем более, ты, похоже, пьян. Так что давай просто забудем то, что здесь произошло — парень нервно поправлял сбитую прикосновениями Кинро одежду и пытался выпутаться из хватки широких ладоней под бёдра. — Я трезв и полностью в своём уме. — Кинро сжал ягодицы Гинро и прижался ближе, как только брат неаккуратно развёл бёдра. — Ты лучше любых девушек. Шумный, надоедливый, светлый, близкий, родной. Никого я не знаю больше и ближе, чем тебя. — Старший потёрся щекой о щёку младшего, вдыхая запах влажной земли и остатков какой-то косметики — К чёрту то, что ты моя родственная кровь, к чёрту то, что если узнают нас будут осуждать — Гинро не в тему хотел было съязвить на тему «А как же, правила есть правила?», но как только раскрыл рот, из лёгких тут же был выбит воздух мягким трением внизу живота. Со словами, движениями, тем что они в себе несут, сомнения развеивались. Это не попытка воспользоваться доверчивостью на один раз, не решение проучить трусливого младшего братика, а что-то настоящее. И он бы с удовольствием отдался в руки брата, он вполне мог ответить теми же искренними, может быть, не понятыми чувствами, но такой напор лишь сбивал с толку. — С-стой. Я… я не… не… — Он не мог связно сказать ни слова, отчаянно краснея и захлёбываясь эмоциями. — Не бойся. Я поведу — Старший быстро понял, что не мог сказать Гинро. Сам буквально неделю назад не знал абсолютно ничего, борясь с негасимым желанием. И следом, наступив на горло гордости и смущению, он спросил совета у этого всезнайки. За что и поплатился 3 часами лекции в подробностях и обещанием, при возможности, показать наглядно. От последнего он конечно же упорно отказывался, от чего Сэнку быстро потух. Кинро мимолётно прикоснулся губами к губам брата, легонько провёл носом вдоль его заалевшей мягких в изгибе скул. Согнув ногу, старший посадил брата на колено и проведя ладонями по ягодицам вверх, подцепил край кофты, в пару движений развязывая верёвку, заменяющую пояс. А Гинро, решив не быть, по его мнению, бревном подхватил края кофты и стащив её, откинул на ближайшую полку за ними. Довольно ухмыльнувшись инициативе младшего, старший чуть прикусил тонкую ключицу и откинул белокурую чёлку с глаз любимого, заглядывая в них. Как же он ждал того, как в них начнут плескаться вожделение и похоть от его действий. Плавно проведя от впадинки между ключиц, по вздымающейся грудной клетке, по плоскому животу, до кромки штанов, дразня мягкую и чувствительную кожу, старший приподнял край одежды и скользнул мозолистыми пальцами по вялому члену Гинро, всматриваясь в заискрившиеся изумрудные глаза. Младший тихо застонал, жмурясь, пряча взгляд от нахлынувшего смущения и горящего взгляда парня. Брат и раньше как-то прикасался к нему там, но это было давно, и то, только когда он ещё не знал как справляться с «непредвиденными обстоятельствами». Тогда это не так смущало и казалось само собой разумеющимся. Старший целовал, легонько прикусывал кожу на шее и ключицах, аккуратно поглаживая соски, сдавливая их между пальцев, оттягивая мягкие бусины. С придыханием младший закрыл глаза спуская с губ приглушённый стон, подаваясь вперёд, под нежные ласки тёплых шершавых рук и губ брата. Разнеженное тело манило, этот образ рисовал картины и взращивая ревность, что не он один хочет это тело, что не один он решит присвоить его. С тихим рычанием сжав челюсть, Кинро оставил глубокий след от зубов и широко лизнув саднящий участок, поставил засос, оставив метку чтобы не один человек даже не смотрел в его сторону. Впадая в мягкое наслаждение Гинро, разнеженный ласками, возмущённо ойкнул, шипя на бесчинство. Приоткрытые, обычно тусклые зелёные, хищные глаза сейчас отливали глянцевым, полыхая любовью и диким желанием. С дрожью от этого едкого взгляда, неуверенно ткнувшись губами в губы брата, Гинро пробовал подражать движениям и забыться в ещё одном жарком поцелуе. Руки беспорядочно шарили по рельефным плечам и груди, обводя каждую мышцу и прижимая ближе, стараясь почувствовать каждый миллиметр ярче. Стараясь запомнить это ощущение настоящей близости. А старшему едва не подкашивало ноги от возбуждения. Такой хрупкий, мягкий, трусливый, стеснительный, словно невинная девушка в первую брачную ночь. Его бы разложить на тёплом мягком ложе и терзать всю ночь до изнеможения. И как же Кинро хотелось, чтобы брат сейчас был в обтягивающем платье, о котором рассказывала Амарелис, с подведёнными глазами, надушенной сладостным ароматом шеей, в таком виде можно было беззастенчиво звать его «сестрёнка» доводя до иступления и дразнить, распалять. Грубо ответив на неловкий поцелуй, Кинро двинул по члену рукой, надавил на головку размазывая смазку и оттягивая крайнюю плоть. Задыхаясь от ощущений, Гинро отстранился, судорожно вдыхая выбитый воздух, но тут же был пойман и затянут в новый глубокий поцелуй. Прикосновение, переплетение языков было внезапным, волнующим, но было в этом что-то такое что в груди становилось тяжело и горячо, а член твердел. Пользуясь тем что брат выпал из реальности, Кинро аккуратно выудил из кармана небольшую коробочку, и отстранился, наконец давая вздохнуть. Перед глазами бегали цветные круги и парень часто мелко дышал, покрывшись густой краской на щеках. Глаза блаженно блестели, взгляд бегал по телу брата, а руки настойчиво пытались стянуть ненужную сейчас одежду. Поправив очки и усмехнувшись, старший развязал пояс, откинув верхнюю одежду в сторону, любуясь меняющимся выражением на раскрасневшемся личике. Подцепив штаны и нижнее бельё брата он поспешил его стянуть, оголяя тонкие стройные ноги. Пискнув, Гинро закрыл глаза, стараясь не видеть столь смущающих откровенных вещей. Старший на это только хмыкнул, и откинув вещи туда же куда и всё, он любовался открывшимся видом. Выпирающие бедренные косточки, впалый живот, худые ноги, аккуратно изогнутый член с красной головкой и упругие ягодицы, раскрывшиеся от подобной позы. И всё его родная кровь. Кинро прищурился и облизнулся. Младший стыдливо свёл колени, сжав плечи брата для равновесия, и прикрыл лицо свободной рукой в робком и стыдливом жесте. И старший едва не шикнул от разочарования. Ему не хотелось, чтобы младший стыдился перед ним, не хотел, чтобы тот боялся раскрыться перед ним, в любых формах, будь то личное или физическое. Кинро аккуратно убрал руку брата от лица и мягко поцеловал бледную, поцарапанную где-то ладонь, незаметно ещё больше разводя колени Гинро рукой в которой держал коробочку. Щёки старшего тоже довольно быстро приобрели розоватый оттенок, от накатывающего жара того, что он собирается сделать. Проведя ладонью по волосам, старший едва коснулся губами яркой скулы, провёл ими вдоль пушистых ресниц наслаждаясь щекочущим чувствам. Оторвавшись от нежных ласк, Кинро открыл коробочку и настороженно оглянулся на прошуршавшие кусты, точно перед входом в небольшой закуток здания. Приглядевшись в этой статичной зелёной массе, он ничего не заметил и перевёл взгляд на коробочку, а после на немного не понимающего брата. Пальцы дрогнули в нерешительности и старший выдохнул. Чуть подчерпнув содержимое коробочки, он оглядел немного смущённого брата и откинул коробочку недалеко на землю. Пальцы легко скользнули по ягодицам Гинро, старший приставил пальцы к колечку мышц и, тихо ругаясь, надавил. Младший недовольно поёрзал на поддерживающем его колене и хотел было возмутиться, но как только пальцы двинулись чуть поморщился от неприятных ощущений. — Что ты делаешь? — в горле застрял ком и слова вышли рваными, задушенными. Ощущения были больше неприятное, чем болезненное. — Просто, постарайся расслабиться. Я же обещал, что поведу — чуть хриплый голос раздался над ухом младшего, и парень дёрнулся от внезапного укола наслаждения в нотах соблазнительного звучания родного голоса. Прикусив губу и осмелев, младший медленно провёл по израненному животу и коснулся горячей плоти. Резкие движения сквозь грубую ткань штанов не приносили наслаждения в полной и желанной мере, но и останавливать брата старшему совершенно не хотелось, просто потому, что тонкие пальчики и узкая ладонь ощущались просто восхитительно. Мышцы под пальцами поддавались неохотно, плотно обволакивая и сжимая, но уже было легче. Проталкиваясь глубже и мерно двигаясь, старший ощупывал липкие бархатистые стеночки в поисках заветного комочка нервов. А внутри было влажно, горячо и до одури заманчиво. Старший не был избалован такими понятиями как женская близость или секс, и эти ощущения торопили, манили ощутить всё в полной мере. Мышцы входа уже поддавались легче и Гинро перестал недовольно сморщиваться при каждом резком движении, просто сбивчиво дыша. Кинро ласкал шею брата, оставляя на ней засосы, прикусывая и зализывая отметины. Надавив на искомый бугорок, старший сорвал с губ брата громкий и протяжный стон наслаждения, тут же втягивая Гинро в поцелуй. Как бы не хотелось услышать звонкий голос и возбуждённые стоны, если их услышат будет плохо. Когда два пальца двигались и разводились легко, аккуратно был добавлен и третий. Младший недовольно морщился, но с каждым движений попадающих по нужной точке пальцев двигал бёдрами навстречу. Весь вид нахального мальчишки, сейчас смущённого до пылающих щёк, так и горел подступающим к грани возбуждением, трепетом и ожиданием. Было чертовски хорошо, хотелось больше, ещё больше и ближе. Чтобы ночь запомнилась до конца их жизней, чтобы она привязала их друг к другу ещё сильнее. Мозолистая и шершавая ладонь старшего активно ласкала член Гинро, размазывая капли уже хлюпающей смазки, надавливая на головку, поигрывая с яичками и щекоча дырочку уретры. Парень выгнулся от сильных, незнакомых, чувств и подступающего оргазма, но сжатые в кольцо пальцы на основании ствола не дали так быстро закончить сладкие мучения. Кинро продолжал двигать пальцами, поворачивать, выходить оставляя только первые фаланги и резким движением вгонять их обратно, заставляя брата крупно вздрагивать, раскрывая влажные губы в громком придушенном стоне и хвататься дрожащими пальцами за его плечи. Так приятно было чувствовать себя опорой для кого-то, кого-то, зависимого от тебя самого. Точно как в детстве, когда младший брат ещё многое не умел. Гинро изнывал под этими руками. Было просто мучительно хорошо и на глазах наворачивалась влага. Руки младшего беспорядочно шарили по плечам и спине, царапая её острыми ноготками в отместку за издевательства. Но вскоре движения приобрели порядок. Пальцы скользили по шее, по груди ели задевая соски, животу легонько царапая его. Гинро тоже хотелось сделать приятно брату. Когда пальцы внутри исчезли младший разочаровано выдохнул, а когда брат наклонился за коробочкой, откинутой некоторое время назад, обижено захныкал. Кинро взял прикреплённый к крышке свёрток и развернул его, откидывая коробочку восвояси. «Простейший презерватив. В нашем времени они конечно удобнее были, но до силикона, а уж такого тонкого, нам ещё далековато. Да и тем более, такие в древности использовали. О прочности говорить не зачем, так как не пробовали пока. Об его использовании я уже говорил, так что, думаю, не напутаешь.» Размотав пояс, старший скинул штаны и бельё в сторону, представая полностью обнажённым перед братом. Кинро рвано вздохнул и слишком умилительно залился краской. Постепенно, рука с плеч заскользила по груди, оглаживая сильные мышцы, по накачанному животу, поглаживая место, где должен быть грубо зарубцевавшийся шрам, ели касаясь пальцами поросшего грубыми волосками паха, а после и горячего толстого члена. Старший выдохнул сквозь зубы, поддаваясь под неловкие ласки младшего брата. Ощущать мягкие, едва ли загрубевшие, ладони и пальцы кожа к коже было ярче и приятнее в сотни раз, чем через грубую ткань. Увидев отклик, младший стал двигаться смелее, поглаживать, оттягивать, стараясь доставить как можно больше наслаждения. Терпения надолго не хватило и рыкнув, старший отстранил руку брата, раскатал презерватив по члену, подхватив Гинро под бёдра прижался ближе и, не выжидая ни секунды, вошёл. Проникновение было лёгким и член на половину скользнул в раскрывшееся навстречу тело. Гинро выгнулся, шипя сквозь зубы от слабого дискомфорта, но даже не думая вырываться. Сколько не растягивай, он всё равно не был готов к подобной грубости. Кинро целовал парня отвлекая от болезненных ощущений, стараясь ещё сильнее распалить и без того полыхающее желание внутри обоих. И брат отвечал ярко, неловко, стукаясь зубами, пытаясь переплести языки. Слюна стекала по подбородку быстро утираемая свободной рукой. И старший накинулся на Гинро словно голодный зверь, бегло проходясь языком по кромке зубов, исследуя дёсна, скользя по не менее резвому язычку требующему всего и сразу. Оторвавшись от поцелуя, Кинро резко дёрнулся, проникая до самого основания. Младший зажмурился и снова завозился, стараясь сдвинуться и убрать странное ощущение. В запале, старший, ухватив его за бёдра, стал медленно двигаться, выходя наполовину и пробуя найти нужный угол. Потерявшись в ощущениях, младший жался ближе к тёплой широкой груди, открываясь для ласк. Было так хорошо. Растянутый вход всё ещё ныл, но по телу прокатывалось тепло, смешиваясь с горячими капельками пота тянущими след через напряжённые бёдра от одного тела к другому. Они так близко друг к другу, так, как не бывали даже в детстве в тёмные страшные ночи. После корабля, после превращения в камень, после дикого страха лишиться единственного близкого человека, эта близость была истощающей до последней капли переполняющих эмоций. Движение становились резче и быстрее, головка члена цепляла заветный комок нервов, уже затвердевший и раздраженный пальцами. Подхватив парня и приподняв чужие бёдра, Кинро стал двигаться под нужным углом. Движения были неторопливыми, оттягивая наступления конца, резко соскальзывающими на лихорадочный, почти до сведения мышц. Младший скулил, обхватив руками шею брата, с хлюпающим шлепком тяжело опускаясь обратно при особо резких фрикций, охотно подмахивая бёдрами и сжимая горячий член, чувствуя каждую венку. Вся боль быстро утекала, наконец пропуская чистое удовольствие. Кинро довольно порыкивал, вбивая хрупкого парня в стену, сам почти готовый сползти на колени и завалить обоих на землю. Но часть здравого смысла, выжившая в бойне с дикой страстью, говорила что нельзя. Их изгвозданный вид мог навеять, не особо нужные в подобном, вопросы. Чувствуя приближение пика младшего, старший отстранился и сжав аккуратную челюсть, вздёрнул вверх. Словно в лихорадке блестящий взгляд был ему ответом. Именно такой, которого он так желал. Старший довольно ухмыльнулся, блеснув из-под очков пожирающим взглядом, и намёком кивнул вниз. Всего нескольких движений хватило чтобы парень кончил, ещё сильнее прижимая брата к себе и сдавливая внутри член. Ухватив зубами многострадальное плечо, Кинро сжал по девичьи тонкую талию в крепких ладонях, последний раз толкаясь в горячее липкое нутро. Оргазм взорвался под веками сотней вспышек, всего на секунду лишая ясности сознания. На животе стекали липкие белёсые капли, а взгляд всё не отрывался от всего пару секунд назад широко распахнувшихся в оргазме глаз. Сейчас младший брат выглядел завораживающе красиво. С дрожащими после оргазма, чуть приоткрытыми губами и раскрасневшимися щеками. Следом, словно отойдя от гипноза, Кинро мягко поцеловал брата, извиняясь за излишнюю грубость, и не спеша опускаясь на дрожащие колени. Выйдя из ослабшего тела старший прижался к прокушенному плечу лбом пытаясь отдышаться. Было так приятно слышать рядом чужое свистящее дыхание, ощущать хлипкое, но упрямое тело в руках дрожащим, что хотелось сжать в объятьях до хруста костей и последнего испущенного вздоха. Гинро и не знал о мечущихся в голове брата мыслях и просто устало прикрыл веки, желая провалиться в сон в тёплых руках Кинро на ближайшие полтора месяца. Но в самую дрёму тот зашевелился и мягко отстранил его от себя, усаживая на мешки, сложенные в углу, поглаживая словно кота по голове, за ухом, по скулам. Скинув ненужное подобие презерватива старший откинул его куда-то в угол, поднимаясь на ноги и собирая вещи. — Надо собраться, если нас хватятся, нам не дадут побыть наедине ещё долго — с нежность взглянув на брата, старший помог парню подняться на негнущихся ногах. Ткань неприятно липла к ещё влажному телу, а верёвка по краю одежды тёрла раздражённые места укусов или засосов. И старшему стоило только на секунду отвлечься, как Гинро одним движением вцепился в брата. — Успокойся. Ещё успеешь меня перетрогать. — Гинро смутился от этого, но кивнул и слепо поцеловав брата куда-то в плечо присел на ближайшие мешки, расслабляя всё ещё дрожащие ноги, и прикрывая глаза чёлкой. Минуты тянулись в тишине без привычной неловкости, которую Гинро привык заполнять пустой болтовнёй — Ничего не понимаю! — внезапно завыл парень, хватаясь за голову. И как он должен себя после этого вести спрашивается? Парочки в деревне обычно после признания начинают вести себя как парочки, а они что? Нельзя такое на людях показывать, но и просто игнорировать случившееся просто приняв чувство, это глупо! Послышалось фырканье со стороны соседнего мешка куда упал старший, и резки осевшая на плечо ладонь притянула парня к горячему боку. — Ну и чего ты к остальным не идёшь? Так ведь о их мнении переживал! — обижено пробубнил парень отворачиваясь, но пододвигаясь ближе. Проще просто начать истерить и грубить чем разбираться во всём этом. Но за мгновения тишины совесть начала грубо мять душу — Я просто не понимаю как поступать дальше. — Делать что пожелаешь. Только осторожно, не думаю что родители это одобрят. Если узнают конечно. Да и остальные могут переглядываться. — тут он запнулся — Хотя за Сэнку и Кохаку не ручаюсь, как ещё и за нескольких странных — Задумчиво протянул Кинро тупо смотря в потолок, разглядывая рисунок на глине. Кажется он начал понимать что от них хотели. — Это ещё почему? — младший с интересом резко повернув голову к собеседнику, но не отойдя от недавнего тело его подвело и опрокинуло на колени родственника. — Это долгая история, которую придётся рассказать, как бы неприятно это не было. А остальные после разговора с Сенку как-то поменялись. Он так бушевал, что они слышали наверное что-то. Показывали «Хорошо» или подмигивали. — Старший откинулся на мешки, чуть шикнув от прострелившую боли мышцу, укладывая брата к себе и, отряхнув сорванную в порыве с прохода штору, накрыл их обоих. — Главное чтобы не мешали, остальное и не важно — Усмехнулся младший, обнимая брата и прижался ближе, пытаясь не упасть с того на чём они улеглись. Тепло снова разливалось по телу. — Никогда тебя больше не опущу. Люблю тебя. — Я тоже тебя люблю***
На улице полыхал закат, ветер шуршал листьями деревьев над тропами проложенными в деревне на них, муссоны шли рябью по воде охлаждая горячий берег, вдалеке от которого стояла деревушка где праздновалась победа Персея над Медузой. Лился алкоголь, стол ломился необычными фруктами и запах костра оседал на одеждах. Пленные были заключены далеко отсюда, а коренной, честный, народ воспрянул с колен под руководством нового вождя. Глаза медузы были выкрадены и наконец дали толчок застывшей разгадки окаменения. И вскоре Воин и Дипломат отошли от этой весёлой пьянки не заинтересованные в подобном, а в нетерпении ждущие развязки недавно начавшегося нестандартного «романа» и спора. Кусты, как оказалось, были не самым лучшим укрытием, легко выдающим местонахождение шпиона, но хвала небесам их не заметили. Хоть и подозревали, от чего парень едва не поседел на остаток тёмных волос. Но вот девушки оказалось хоть бы хны. Ну конечно же, один пинок и она убедит их об этом не вспоминать, а бедному менталисту и выхода бы не оставил. А Ген вообще ждал только развязки, но оказался чуть раньше чем положено, застав «интересный» процесс, который Кохаку взахлёб разглядывала как чудо света. По окончанию всего и затиханию бурной деятельности на складе, подслушивавшая компания почти мгновенно материализовалась перед входом, смотря на задремавших в обнимку братьев. Победитель очевиден. — А я говорил, прокатит — Ген вытянул ладонь, на которую тихо приземлилась пачка денег — Ты мне ещё милый наряд должна — на это Кохаку только шикнула. Вот лис.