португальский

Света Лене нравилась. Совершенно по-человечески, искренне и обезоруживающе. Погребижская попала в лучи сургановского очарования ещё до того, как начала писать «Исповедь», — потому, собственно, и начала, потому и решила включить певицу в свой недлинный список героинь. Правильнее сказать, Героинь — с большой буквы и с огромными горячими сердцами. Удивительно хрупкими и в то же время необъяснимо живучими, как выяснилось много позже, сердцами. Одно из этих сердец, отвечающее за жизнеобеспечение Светы Сургановой, было одновременно очень близко и очень далеко от Погребижской. Дружба, которая завязалась между девушками за время работы над книгой, вдруг стала почти осязаемой, а чувства друг друга — почти понятными… Мешало или помогало это «почти» — сказать сложно. Но однажды Света просто взяла и пригласила Лену с Олей составить им с Наташей компанию в Португалии. И отказаться не было ни сил, ни желания. Бритая под ёжика голова и тонкие руки с камерой наперевес — так Сурганова встретила подругу с директором в аэропорту Лиссабона. Они с Леушиной прилетели другим рейсом, немного пораньше: видимо, так не терпелось ступить на землю обетованную — любимый курорт Натальи, а теперь и Светланы. Уставшая и голодная с полёта, Лена тем не менее не могла сдержать восторга. Не смущаясь камеры (писательница даже не уточняла, идёт ли запись), она горячо поприветствовала девушек и тут же замахала руками, рассказывая увлекательнейшую историю о непутёвой — но весьма симпатичной! — стюардессе, которая попалась им с Олей в самолёте. «Кто кому ещё попался», — рассмеялась Сурганова в паузе, во время которой Погребижская заказывала себе салат. Отмахнувшись, Лена демонстративно приобняла своего директора и, чуть не забыв свой обед на кассе, под насмешливым взглядом Леушиной отправилась за столик ждать, пока они тоже сделают заказ. Через час они уже вовсю рассекали португальский дорожный воздух на Наташиной машине, за рулём которой, не терпя возражений, оказалась Света. Возражать никто и не думал; Лена с Олей удобно устроились сзади (последней Сурганова вручила камеру, быстро объяснив, что они снимают видео, которое, возможно, впоследствии станет клипом, хотя может и не стать, но снимать всё равно обязательно, потому что память о чудных деньках в хорошей компании), Наташа заняла место справа от водителя, и все остались довольны. Недовольство вылезло чуть позже, но коснулось оно только Погребижскую, которая не понимала Светиной быстрой езды, но спорить не хотела: всё-таки гостем была она. Но скорость Светка немного сбавила. Не тратя время даже на то, чтобы скинуть домой вещи, поехали к пляжу. Леушина, можно сказать, была уже местным жителем, так что дорогу к чистому (в первую очередь из-за отсутствия туристов) пляжу указала без труда. Вывалившись дружным скопом на песчаный берег, петербурженки вместе с москвичками на мгновение замерли. Океан бился о скалы где-то справа, мягкое закатное солнце золотило волосы Натальи, насыщая светлые пряди и подсвечивая их словно изнутри. Лена вдруг поймала себя на мысли, что слишком засмотрелась на директора СиО, и поспешно отвела взгляд, но он натолкнулся на Светин, изнывающе нежный и восхитительно очарованный, направленный всё туда же — на Наталью, которая, кажется, заметила это и тепло, даже словно смущённо улыбнулась девушке. «Своей девушке», — напомнила себе Погребижская, всё-таки потупившись и зашагав к воде. Надеясь отвлечься на ласковые волны, она тем не менее не могла выкинуть из головы только что увиденную картину: ласковый взгляд и барашки золотистых прядей у висков. Когда вечерний океан, бесконечный и манящий, всё же завладел вниманием Лены, она услышала тихий смех и глухие шаги за своей спиной. Повернув голову, девушка обнаружила уже совсем рядом с собой всю честную компанию: Оля травила какие-то анекдоты, Света звонко смеялась, а Наташа сдержанно улыбалась, хотя глаза её искрились смехом. Сурганова и Леушина держались за руки так, словно невинно облизывающие песок волны на самом деле пытались унести одну от другой.

***

На следующее утро, чуть ли не с рассветом, донельзя счастливая Светка буквально силком погрузила бутчевскую часть компании в автомобиль, усадила рядом с собой Наташу и рванула обратно к пляжу. В машине Лена предпочла досмотреть сон, прерванный неизвестно почему активизировавшейся с самого утра подругой, и за два часа, что они добирались, успела не только досмотреть ночной сон и увидеть новый, но и проснуться с затёкшей шеей и неизвестно как отдавленной рукой. Тихо сматерившись, Погребижская попыталась поднять руку, чтобы размять шею, и сморщилась. — Лен, ты чего? — заметила невнятное бормотание и шевеление слева Ольга. И по-доброму усмехнулась: — Выспалась? — Выспалась, — отрезала Лена. — Отсидела себе всё, что только можно… Ты почему меня не разбудила? Данова подавилась воздухом и рассмеялась: — Не разбудила? Тебя? Ты себя слышишь? Да тебя попробуй разбуди! Себе дороже! Кстати, Свет, — заметив, что Сурганова с Леушиной стали прислушиваться, повысила голос директор, — пока только тебе удалось насильно оторвать её от сна на отдыхе и остаться непокалеченной! — Ой, ладно тебе, — мотнула головой журналистка (на минуточку!). — Не ладно, — неожиданно вступилась за Олю Света, круто отвернувшись от дороги и заглянув за сиденье, где мостилась Погребижская. Никто даже не успел испугаться, потому что спустя мгновение Светлана снова упорно вглядывалась в пустынную дорогу перед собой. — Раз уж из-за меня тебе пришлось досыпать в машине, я это и буду исправлять. Я же доктор. Что ты там отсидела, говоришь? — Да шея затекла, и руку чем-то отдавила… Олька, как я спала хоть, что у меня всё болит? — Обычно, — пожала плечами девушка. — Наташа, вон, тоже подремала полчасика, я видела, и ничего, не жаловалась! — Так то полчаса, — жалобно протянула Бутч, — а то… Кстати, сколько мы едем уже? — Пятнадцать минут осталось, — снова подала голос Сурганова. — Потерпи немного: выгрузимся — разомну тебя, как новенькая будешь! — Да-а… — выдохнула Лена, вспоминая, как Света однажды приводила её в чувства после затяжной истерики. Сидеть на антидепрессантах — та ещё фигня, и Погребижская один раз так же неудачно пролежала в неудобной позе довольно длительное время, так что доктору Сургановой и её золотым рукам («Точно надо было идти массажисткой работать!») пришлось реанимировать её конечности и её саму. Пятнадцать минут уложились во вполне сносные десять. Скоро четыре пары босых ног хаотично перемещались по не успевшему нагреться песку, раскладывая вещи; Ленка махала руками, так и норовящими атрофироваться от длительного бездействия, и случайно едва не заехала кулаком в нос Светке. — Я, конечно, заслужила, но давай всё-таки договоримся, — расхохоталась она, поймав виноватый взгляд и предупредив поток извинений, ещё даже не успевших вылететь за пределы рта. — А лучше ложись, показывай, что разминать? Под дружелюбным взором подруги Погребижская быстро улеглась прямо на песок, предварительно избавившись от футболки, и ткнула пальцем в начало позвоночника: — Шея, Свет… — Будет сделано, мадам! — бодро кивнула доктор Сурганова и устроилась рядом, касаясь острыми коленками оголённых рёбер девушки. Удивительно сильные пальцы умело делали своё дело, разминая затёкшие мышцы, от которых по телу расходились горячие волны наслаждения. Бутч снова невольно задумалась о том, как повезло Леушиной с девушкой: умная, харизматичная, добрая, чуткая и с такими руками!.. Поймав себя на том, что мысли потекли в уж больно вольном направлении, Лена автоматически тряхнула головой, из-за чего к ней тут же склонилась Светка: — Всё хорошо? Я сделала больно? Извини, пожалуйста… Распахнув глаза и увидев перед собой неподдельную тревогу в лице девушки, Лена поспешно улыбнулась: — Нет-нет, это ты прости! Я просто задумалась. Сурганова ощутимо расслабилась и выпрямилась. — О чём задумалась? — поинтересовалась она, массажными движениями перемещаясь к плечу. — Да так… — Писательница вспомнила о тёмном пятнышке на шее Светы, которое заметила ещё накануне, и решила озвучить первое, что пришло на ум: — У меня есть друзья-скрипачи, и они однажды позвали меня на скрипичный концерт в консерваторию. И вот я первый раз в жизни иду в консерваторию, а там все с такими сине-фиолетовыми пятнышками на шее, как у тебя. — Не придав никакого значения сдавленному смешку откуда-то из-за спины, она продолжила: — Они мне потом объяснили, что это из-за скрипок: натирают во время игры. — …Свободна, — вернула Лену к реальности Света, перестав массировать плечи и легонько хлопнув по рукам. Погребижская села, отряхивая с себя песок, и вдруг поймала хитрый-хитрый взгляд Сургановой: — Да, так и есть. Вот только скрипку с другой стороны держат. Краска залила лицо Лены, и уже искупавшаяся Наташа, с которой теперь стекали капельки воды и которая подошла к Свете, чтобы о чём-то её спросить, только усугубила процесс. — Ты идёшь купаться? — что-то шепнув своей девушке, со смехом спросила Сурганова. — Иду, — смущённо ответила Бутч и вежливо отвела взгляд, когда рука подруги скользнула по спине Леушиной и задержалась несколько ниже талии. Накупавшись (уже в воде к ним присоединилась Оля), они рассыпали по пляжу: Лена отошла в тень, Данова распласталась прямо на солнце, предварительно щедро полив себя кремом, а Света с Наташей куда-то скрылись. Погребижская блаженно улыбалась, лёжа на берегу океана с закрытыми глазами. Она думала о том, какая счастливая здесь Светка, как она вся светится рядом с Наташей, как здорово — отпускать прошлое и жить с верой в будущее. Щёки иногда вспыхивали, стоило мыслям споткнуться о неловкий разговор на пляже, но всё больше приятно горели от сонной неги. А Сурганову, которая вдруг брызнула ей на живот холодной водой… хотелось обнять и долго-долго благодарить за чудесный отпуск.

«В этой благословенной Португалии Света просто светилась. Например, один день светится. А на другой вроде бы тоже, внеш­не, а понятно, что градус падает. И ходит по дому с пакетом, пол­ным разноцветных лекарств. И, по-моему, от разного. И тут мне становится ясно, что не все так уж бесследно проходит для ее здоровья, и еще понятно, что снаружи может быть совершенно не видно, что с ней в данный момент действительно творится. А на следующий день вроде бы опять источник забил, веселимся, играем в шарады «а вот какую я знаю замечательную пионерскую игру» и не вылезаем из воды. И наблюдая эти колебания, я ду­маю: вот как все обстоит, блин, хочется Свету поберечь, хочется чаще радовать. А потом себе же отвечаю: а вообще-то есть кому. И слава богу. И тут же мимо меня пробегают ноги, и доносятся довольные возгласы среди брызг… Лежу я в тени под скалой. Вся компания спокойно располага­ется на открытом солнце, а я этого не люблю. И поэтому упол­заю за угол. Оттуда мне отлично видно, как точки удаляются по гладкой воде куда-то, где нет буйков. Здорово, что мы знакомы, дружим и что я — тут. А вот была бы Света пафосной артисткой, ничего бы не было. Знаю кучу разных певцов-певиц и среди рок-исполнителей тоже, не будем тыкать пальцами, с которыми вме­сте оказываешься в одной компании, и они себя ведут, как будто их сейчас с трона сбросят. Я это понимаю, так они в центре вни­мания, а так еще кто-то появился и на внимание претендует. Мои злобствования прерывает горсть водорослей. Принесли из океа­на и бросили на меня. Хорошо же, елки-палки, как хорошо». Елена Погребижская. «Исповедь четырёх»