Я люблю тебя, братец

- Мне очень жаль, - эта фраза была традиционной для каждого охотника, что подходил к скорбящему Сё. Голос подошедшего Хастура мог быть неожиданностью, если бы не глубокая задумчивость второго лица. Вообще, то, как Охотник со щупальцами звучал, было полной загадкой для всех, с кем он общался. Его слова слышны где-то в отголосках разума и были одновременно схожими с речью робота и инопланетянина из старых фильмов, но уже не воспринималось как что-то особенное. За поместьем на заднем дворе было восемнадцать аккуратных надгробных камней, каждый принадлежал кому-либо из маньяков, но лишь на одну больше их физического количества. И последнее надгробие отображало родное для Биань имя. По сути его... друг был все еще рядом. А точнее частью Белого Воина. Но как бы это ни было прискорбно, они не видели друг друга с момента собственной смерти. Ву Чанг часто ходил понурый, чувствуя разъедающее его одиночество. Друзья не могли взаимодействовать, разговаривать (даже в мыслях) и просто быть рядом. Единственной отдушиной становились записки, которыми они жадно обменивались при смене состояний, но даже те не могли дать никакого облегчения. Они одновременно были близко и недосягаемы. Это гложет обе души одного тела, разрушая всю возможную беззаботность жизни стража. Белый просто разглядывал аккуратную гравировку на сером камне, чувствуя, как внутри все стягивается в тугой ком. Плита мокрая из за дождя, который не прекращался третий день. Забавно, что в таком месте, как поместье Олетус, менялась погода. Вода текла за шиворот, раздражала и заставляла длинные волосы выбиваться из тугой косы и спадать на плечи и лицо. Рука подошедшего напарника падает Ву Чангу на предплечье, слегка сжав, на что второй никак не реагирует, неудивительно. Обычно в такие моменты тот пытался прокрутить все события от смерти друга до своей, представляя наилучшие исходы, а также моля Черного о прощении. Судя по словам Фан, он никогда не держал зла, о чем неоднократно писал другу. Более того, он корил лишь себя, создавая лишь замкнутый круг из всеобщей скорби. - Джозеф просил тебя зайти после того, как ты закончишь. У него есть что-то типа важного дела, - Хастур надеется, что его слова были услышаны и не ошибается. Высокий парень качает головой и закрывает лицо руками, устало потерев глаза. - Я не хочу, - тихий голос скорбящего звучит довольно... слабо, печально, изматывающе. Дунувший ветер еле-еле позволил расслышать брошенные мужчиной слова. На это демон лишь осуждающе сжимает руку на чужом плече и разворачивается: - Поверь, тебе станет лучше от этого, - загадочно бросает и с шуршаще-хлюпающим звуком удаляется к задней двери особняка. Сё особо не задумывается над его словами, переводит взгляд на землю под собой и встает на колени, земли касаются лепестки темно-розового цветка. На этих могилах цветы никогда не вянут, но Белый тащит еще и еще, находя самые яркие и крупные на клумбе поместья. Изначально это было невероятно проблематичным, ведь ухаживающая за растениями Садовница ругалась и чуть ли не била по рукам воришку. Била. По рукам. Если бы между выжившими и охотниками (что живут каждый в своем крыле особняка) не было соглашения о спокойном совместном существовании, Эмма была бы размазана по земле. Хотя, честно говоря, делать этого не хотелось. Вудс была весьма понимающим человеком и после краткого разъяснения ситуации Гейшей девушка без лишних вопросов протягивала и Черному и Белому стражу по цветку, как только один из них заявлялся около ее сада. Иногда девушка выглядела раздраженной, но чаще смотрела мягко и даже брала парня за руку в знак поддержки. Кажется, то ее утомляло, но она всегда улыбалась и без слов понимала Ву Чанга, не прося ничего взамен. В одно из посещений Фан замялся, сжав в руках стебель крепкого желтого тюльпана и оглянулся. - Спасибо..? - это был первый раз, когда он заговорил с Выжившим и поблагодарил его. Это привело в шок Эмму, но заставило ее глаза растрогано заблестеть. Пожалуй, это даже слегка облегчило страдания охотника. После этого они иногда разговаривали с Садовницей и другими выжившими, что заходили за сушеными травами и цветами. Среди них оказывались Патриция, парень с совой, чье имя Ву благополучно забыл, Парфюмер и Жрица. Некоторые оказывались довольно напряженными людьми в компании охотника, но вскоре все чаще спрашивали его о состоянии, прошлой жизни и непонимающе пялились на цветы в его руках. Воспоминания слегка вдарили по разуму Сё, разлившись приятным теплом в груди. Воодушевление и приятные мысли дали Белому стражу сил на то, чтобы тот поднялся с земли, отряхнул полы белого кафтана и направился вслед за давно ушедшим Хастуром. В конце концов, напарник мог снова начать ругаться на то, что воин долго находился под дождем и затопил весь пол. Внутри особняка тепло, постоянно пахло людьми. Иначе это описать было сложно. Едой, травой, потом, пылью, старыми вещами, этот список мог бы быть бесконечным. Проходя внутрь, Ву Чанг здоровается с проходящей по коридору Анной, еле успев одернуть край одежд от когтей ее кошки. Ох уж эти животные... несмотря на запахи, в этом крыле было совсем не так уютно, как у людей. Чудовища не нуждались в пище, хоть поглощать ее им ничего не мешало. Никто не готовил, не носился по лестницам. Разве что по вечерам у древнего камина могли собраться несколько духов, увлеченных разговорами или, в некоторых случаях, друг другом... но также многие предпочитали проводить время с маленькими выжившими. Это можно было понять. За этими малышами было весело следить, они много рассказывали, некоторые даже любили слушать. Делились или иногда настаивали на своих угощениях, придумывали игры и извлекали откуда то крепкий алкоголь. Мир, дружба, жвачка. В теории мерзко до жути, но на практике это оказалось не самыми плохими моментами. В коридоре слышен стук капель дождя о стекла, прерываемый легкими шагами Се, который доходит до конца коридора. Останавливается перед дверью с чудным резным орнаментом и подносит руку, чтобы постучать. Прислушивается... смех...? Это заставляет мужчину замешкаться на пару секунд, но все же он стучит, сразу же пряча руку в широкий рукав траурной одежды. - Проходи! - слышен изнутри знакомый голос Фотографа. Кажется, тот был в приятном расположении духа, хоть и выглядел довольным очень и очень редко. Страж поворачивает холодную ручку двери и проходит внутрь комнаты. В глаза бьет плотный, яркий свет, что приходится отвернуться. - Ох, прости, я должен был предупредить тебя, у меня сегодня, м... гости? - губы Фотографа трогает еле заметная улыбка и Сё наконец обращает внимание за убирающим какие то бумажки в небольшую сумку Механика и копающегося в фотоаппарате Джозефа парня в полосатой кофте. - Мне казалось, ты не любишь гостей, - внимательно разглядывает посетителей. Те весело переглядываются и иногда бросают какие-то непонятные мужчине фразы. Что-то, видимо, на своем «профессиональном» языке. - Мне пришлось обратиться за их помощью. В конце концов, мой аппарат нужно было совершенствовать и я... слегка доработал его. Только вот, Господа, - Дезолье с укором смотрит то на одного выжившего, то на другого, - Рассчитываю на вашу честность, что вы не станете использовать ваши знания для несправедливой победы. Я могу вам доверять? Механик весело смеется и закидывает сумку на плечо. - Ни в коем случае, - ни капли злорадства в голосе и из-за спины блондина слышен хриплый искренний смех. Все трое выглядели такими довольными. Это слегка резануло по мертвому сердцу духа, и он хмуро глянул на Фотографа, когда за выжившими захлопнулась дверь. - Как мне понимать это? - взгляд проходится по хозяину комнаты, который, в свою очередь, закрутил заднюю панель фотоаппарата и деловито сел в кресло. - Мой дорогой друг, - пусть в голосе и слышен яд, лицо у мужчины доброе, с искрой игривости - Ваше вечно кислое лицо натолкнуло меня на гениальную мысль, что я обязан помочь Вам с вашей проблемой всеми силами, - на этих словах лицо Биань искажается. Страж напрягся, чувствуя себя неуютно - Мое гениальнейшее устройство, - выделяет интонацией эпитет - может запечатлеть любую жизнь в любой его форме на определенное время. То есть поймать часть души в свои сети, заточив в параллельном мире. Однако, в свое время я сделал все, чтобы душа оставалась беззащитной и парализованной в мире фотографии, ради моего же удобства, - Джозеф одергивает полу камзола и деловито закидывает ногу на ногу – Но! Мои потрясающие ассистенты смогли помочь мне усовершенствовать один из моих аппаратов, чтобы его жертвы могли свободно перемещаться в мире фотографии. Такой экземпляр, конечно же, будет только один. Так вот, в случае, если в человеке находится лишь одна душа, мы бы получили полную ее копию с теми же мыслями, чувствами и движениями. Но когда их две в одном теле... - на этих словах мужчина лукаво наклоняет голову и Ву Чанг внезапно все осознает. - Ты...? - Да, Се. Я смог сделать это. Можешь не благодарить, я знаю, что гениален, - легко, с нотками ехидства, смеется - Однако, я настоятельно рекомендую тебе направиться обратно на улицу для испытания моей фотокамеры. Мне необходимо также протестировать, полностью ли будет отображен окружающий мир в каких-либо мелочах. Ну, например, в дожде... Два раза просить не стоит, парень кивает как прилежный солдат и буквально вылетает из комнаты, нервно сжав зонт в руках. При мысли о том, что возможно эта затея не будет такой уж и безумной, становилось так трепетно. Сосредоточившись на быстром шаге, чуть ли не перешедшем в бег, Сё почти врезается в Скрипача и, игнорируя все возможные вопросы, просто сбегает вниз по лестнице к задней двери особняка. Не так много времени прошло перед тем, как рядом на пустоши возник силуэт Фотографа. Камзол был небрежно накинут на плечи, а рукав белой рубашки вымазан в черной смазке для механизмов. Такая неаккуратность не свойственна Джозефу, кажется, он по-быстрому что-то дорабатывал и был в нетерпении протестировать свое изобретение. - Итак! - оглашает он, ставя фотоаппарат на землю и расправляя штатив. - Я прошу тебе дать мне возможность поговорить с Фан для разъяснения ситуации. После чего я делаю фотографию, и ты возвращаешься в свое прежнее состояние. Ты готов? В голове рой мыслей. Волнение скрутило живот, ледяные капли дождя не охлаждали, и впервые за долгое время по-настоящему захотелось пить. Но охотникам чуждо это... а если не выйдет? И надежды будут разрушены. Или наоборот, если эта идея была правда гениальной, то он, наконец, увидит его, чей облик не лицезрел огромную кучу лет. Чувствуя дрожь, поднимает неуверенный взгляд на Джозефа. Тот лишь кивает. Это дает своеобразный толчок, и мужчина подкидывает зонт вверх, чувствуя, как его поглощает пустота. Находиться внутри тела было очень странно. Ты не чувствуешь практически ничего, разве что опасность и настороженность при игре. Ты можешь думать, но не можешь двигаться. Но это даже и не нужно, ведь движение - последнее, что будет беспокоить Сё в таком состоянии. Никаких звуков, запахов, одно умиротворение. Это можно было бы назвать раем, но длился он всего пару минут вне зависимости от того, как долго Фан находился на свободе. Время летит быстро и вот вспышка света, шум дождя и сырость возвращается, и мужчина приземляется на ноги. Привычным жестом собирается сжать зонт, но... его не было в руках. Да и в принципе ощущения казались странными. Тело стало несколько легче, а мысли чувства сменялись с невероятной скоростью. Перед глазами предстал Фотограф с самодовольной ухмылкой. Он жестом указал на портал в мир фотографии - Я останусь здесь и буду поддерживать время в той реальности. Когда вы... – вежливый кашель - закончите, просто выйди обратно, - С широко распахнутыми глазами Ву делает шаг к порталу - Постой! Я... неуверен, что будет, если твой друг попытается выйти оттуда. Или что будет с ним, когда закончится время. Я, все таки, не буду находиться тут вечно. Давай посчитаем это тестовым заходом. На это Белый Страж только торопливо кивает, отмахиваясь, и делает пару шагов вперед, навстречу фотографии. Мир плывет, размывается и теряет краски, как только Биань появляется с той стороны реальности. Кусты серые, небо почти слепит белым цветом, стены, особняк, сам Ву, так где… где, черт возьми?! Вокруг пусто. Ни намека на присутствие Фан. Однако стоит отметить, что в этом мире дождь действительно шел. И не менее мокрый. Пожалуй, это был хороший повод, чтобы скрыть полившиеся из белых глаз слезы. Он один, это не сработало. Из уст вырвался отчаянный рев, и мужчина пнул кусок глины, который прилетает в стену особняка. Хватается за волосы, уткнувшись лицом в ладони. Злость, безысходность, все смешалось внутри худого тела, хотелось просто упасть на колени в грязь в этом же траурном кафтане. Локтя резко касаются и тянут вбок, это заставляет Сё выпрямиться с удивленным стоном, развернуться и почти вплотную уткнуться в... его же лицо. Невероятно похожее, но вместе с тем другое. Глаза в глаза. - Братец, - голос. Знакомый, глубокий, гораздо более низкий, чем его же голос. Все будто замерло. Нет, это просто фантастика. Рука на локте, казалось бы, сжалась до невозможного и подрагивала. Значит ли это, что столь любимый Биань человек волновался ровно настолько же? - Братец... - уверенное выражение лица сменяется мягким, удивленным и счастливым. - Это действительно ты, черт тебя побери, - тон дает слабину, и Черный Страж подается вперед, вплотную прижавшись к родному телу, обладатель которого явно все еще прибывал в шоке. Но как только ощущает на своей шее теплое дыхание, не менее отчаянно отвечает на касания, хватаясь за одежду Фан и обвивая его руками. - Я так скучал, - никто из них не любил эти трогательные слова, но в данный момент они были необходимы как воздух и вызывали приятное чувство выполненного долга, которое отдавалось дрожью в худых ногах. - Я тоже, я тоже, мой хороший, - Вужен рвано вдыхает на ухо и прижимается щекой к щеке. Кожа у обоих сырая, но, кажется, не только от дождя. Их тела подрагивают в тихом плаче и спустя каких то несколько минут, казавшихся невозможно длинными, Черный Страж поднимает руки, кладя их на скулы второй души. Вглядывается в лицо с невероятно бледной кожей и темным пятном, что шло от глаз до шеи. Оно делало Его Сё таким... особенным. Особенно красивым. Волосы обоих растрепались и выглядели как сосульки, доставляя дискомфорт, ведь с них в невероятных количествах стекала вода. Не выдержав, Фан нервно посмеивается, заглаживает непослушные пряди назад и повторяет это с "братцем". Тот лишь как довольный кот прикрывает глаза от чужих прикосновений: - Ты не представляешь, как... - его речь прерывают. Темная душа внезапно стала находиться совсем близко и аккуратно коснулась губ Сё. Тот выдыхает от неожиданности и наклоняет голову, берясь за одежду охотника напротив. Оба вкладывают в поцелуй потрясающую нежность и сострадание ближнему с каждым движением губами. Долгий и очень неторопливый, без лишних жестов поцелуй помог каждой душе обрести покой и почувствовать счастье, какое они не могли ощущать с момента своей смерти. Никто не хотел отстраняться, но темная сторона на какие-то доли секунды прервалась, все еще находясь совсем рядом, сжимая руки охотника в своих ладонях и тихо выдыхая в губы: - Я люблю тебя, братец. Наконец на лице Ву Чанга (а точнее, каждой из душ) видна легкая, пусть и дрожащая улыбка. Нет, они больше не отпустят друг друга. Ни слезы, ни дождь не портили этот момент, но Вужен, лукаво улыбнувшись, выпускает подрагивающую ладонь из своей и наклоняется, подняв упавший на землю еще при поцелуе зонт. Отряхивает и расправляет, защитив их обоих от противных капель. Бессмысленно, но зонт отгораживал их от этого мира, позволяя чувствовать этих людей одним целым. И нет, в этот раз совсем не буквально. И они снова цепляются друг за друга как за единственное спасение, касаются, трепетно целуют нос, лоб и щеки, все это вызывает безграничное счастье до того момента как... не звучит громкий щелчок и весь мир с яркой вспышкой в очередной раз не погружается в пустое пространство на миг. Сё распахивает глаза, уставившись в потолок. Синий, с темным рисунком созвездий. Нет больше тепла, уюта, а ощущение рук и губ Фан казалось таким невозможно призрачным, заставив сесть на кровати. Мягкая шелковая пижама, растрепанные волосы, тяжесть в глазах. Охотники почти не спят. Разве что только чтобы скоротать время. Именно этим занимался Белый Страж каждый раз, когда снова погружался в тоску после скорби на могиле. Значит ли это, что...? Он не видит не чудо фотоаппарата, ни Джозефа, ничего, что могло бы подтвердить происходящее и снова сознание туманит печаль. Он проснулся. К сожалению, даже монстрам снятся сны. Подлые, мерзкие, дающие надежду и сами же ее разбивающие. В горле встал ком и Биань зарылся ладонью в волосы, сжав их, пытаясь вызвать физическую боль, которая заменит душевную, и тихо захныкал. Он не слаб. Он могущественен, силен и бесстрашен, но даже такое чудовище могло чувствовать и знало, что такое потеря. В приступе ярости шипит все возможные ругательства и взмахивает рукой, сбивая что-то с тумбы. Это что-то падает с характерным звоном. Стакан с водой? Сё никогда не брал воду, если собирался пойти спать, не в его это привычке. Однако сверток на тумбочке приковал внимание Белого Стража. Тот протягивает руку, обнаружив завернутую в пергамент лилию. Лилию. Это вызывает нервный смех. Ну, конечно же. Они же оба терпеть не могли тюльпаны, что в данный момент лежали на надгробиях. Сам пергамент исцарапан почерком явно торопящегося охотника: "Пришлось резко закончить нашу встречу. Джозеф невероятно промок и разозлился. Оказалось, мы простояли около двух часов по времени в поместье. Мы поговорили, он был очень горд своим устройством и пообещал, что постарается улучшить фотоаппарат (Если я его просто не отберу). Что удивительно, после выхода из Фото-мира ведущей личностью оказался я, поэтому решил сделать тебе этот небольшой подарок. Прошу, отдохни и никуда не торопись. У нас еще будет время, я обещаю тебе. Я люблю тебя, братец".