Чёрный человек

Холодно. Ветер. Ночь. Дождь льёт как из ведра уже второй день, и не видно ни зги даже днём. Странно всё это и непривычно. Но ничего. Как-нибудь устроится. Широкая и бесконечно длинная река, впадающая неизвестно куда, блестела в ночном сумраке ярким серебром, как чешуя рыбы, содрогалась и дёргалась от дождевых капель. Вода в ней была холодной, неприятной, не хотелось приближаться к ней—того и гляди утащит на дно. На одном берегу реки возвышался город: грозные громады башен, небоскрёбов, огромные проспекты и широченные улицы, монументальные здания и дворцы из стекла—всё это было одной машиной, которая жевала и выплёвывала то, что осталось. Людей в городе было много, они тучами двигались по улицам, перемещаясь из одной точки в другую, много говорили, но мало видели. Это бесконечное движение вызывало восхищение, от которого бежал мороз по коже. Всё казалось, что в один момент эта громадина вдруг увидит тебя, затрещит, загудит своими механизмами и надвинется на тебя всей своей жестокостью и безжалостностью. Но и бежать от этого почему-то не хотелось. На другом берегу реки стоял высокий панельный дом. Он был один. Вокруг него ширилось тёмное мёртвое поле, каждая травинка на котором молчала, пригибаясь к земле от ветра и дождя. За домом высился густой непроходимый лес. Его деревья громыхали громче грома, манили ветвями в самую глубокую чащу, пугали скрипами и стуками. Дом был одинок и мрачен, ни огонька не горело в нём. Жизни в нём не было уже давно, а вот смерть навещала постоянно. Иногда казалось, что этот дом был её домом, ей нравилось тосковать там и выть по ночам, когда безумная река шумела и плескалась под окнами. На последнем этаже, прямо под крышей, в маленькой квартирке мужчина в длинном чёрном плаще согнулся над чем-то. Его спина была как погнутая дуга. Она дёргалась, плечи неестественно вздрагивали. Трудно было бы различить его чёрную фигуру в черноте комнаты, если бы не белёсое лицо, почти светящееся в темноте. «Как же меня могли прозвать чёрным человеком, --думал он, --если у меня такое белое лицо? Ну и что, что я всегда хожу в чёрном плаще? Другой же не становится белым человеком оттого, что носит белый плащ!» Мужчина наклонялся всё ниже и ниже, его белые руки сжимали в руках белую шею. Трудно было бы различить его белые руки на фоне белой шеи, если бы не синие прожилки под кожей, так явно выделяющиеся от напряжения. По крыше колотил дождь, точно хотел достучаться кому-то в квартиру. Ветер выл и залетал в комнату порывами через раскрытое окно. Форточки бились о стены, а ветер продолжал мучить их, словно хотел добиться ответа на немой вопрос. Река сияла серебряно-белым брюхом, деревья гнулись и скрипели, как мачты корабля, который не может убежать от шторма из бухты. Эти дикие шумы отчаянной и охваченной тоской природы иногда дополнял негромкий стон. Он срывался с умирающих губ, был тихим, тупым и бессмысленным. Никто не ждал этого стона, он был здесь ни для чего и не за чем. Мужчина трясся, его зубы скрежетали, как створки окна, по белому лицу градом катился бесцветный пот. Его ледяные руки сжимались сильнее и сильнее, пальцы вдавливались в омертвевшую кожу, ногти царапали её. Он больше молчал, иногда кряхтел или случайно взвизгивал, чтобы потом снова не издавать не звука. Его лицо, тело, руки—всё было подчинено единому напряжению. Потемневшие от дождя тёмные волосы налипали на лоб, иногда свисали на глаза, но не закрывали картину перед ним. Под натиском очередного порыва ветра оконная рама с ужасом ударилась о стену, и из неё крупными брызгами полетели осколки. Раздался треск пальцев, затем страшный хруст шеи, и мужчина с утробным воем поднялся на ноги и отошёл в другую часть комнаты. Его синие губы дрожали, плечи и руки тряслись, волосы шевелились, как живые. Белое, точно манная крупа, лицо, искажал жуткий рот, из которого доносились тихие хрипы. Мужчина стоял напротив окна: ветер сдувал с лица воду, полы чёрного плаща разлетались в стороны, как трепещущие крылья. Молочно-белая поверхность реки ходила ходуном, грохотал горящий ярко-оранжевыми огнями город на другом берегу, зловеще гудела стена леса за домом. Мужчина поднял глаза и посмотрел на небо и бешено несущиеся по нему тучи. На мгновение за одной из них мелькнула белая, вся щерблёная, луна. --Мама, мама! Я мишка! Купи мне маленького мишку, я буду с ним играть! —белое лицо дёрнулось от судороги.—Мама, когда ты придёшь? Мёртвую тишину дома разорвал истошный плач.