Его кайзер

      Оскар фон Ройенталь никогда не считал себя человеком хорошим, да и не верил в это качество в ком бы то ни было. А его близкий друг, Вольфганг Миттермайер, – практически полная его противоположность – просто являлся исключением в подтверждение правила. Но не только из-за индекса условной хорошести Оскар допускал к кому-то доброжелательное отношение. Например, Кайзера Нового Галактического Рейха он уважал безоговорочно. Но не столько потому, что однажды, ещё не будучи кайзером, он помог вызволить Миттермайера из заключения, сколько из-за его натуры. Излюбленных им пламенных речей, амбиций и стремления переменить порядки прогнившего до кости человечества.       Размышления об этом натолкнули Ройенталя на мысли об одном случае, который он никогда не забывал, но старательно не ворошил то прошлое. И наедине с самим собой в том числе. В какой-то из вечеров после обсуждения планов по свержению действующего правительства Рейха произошла спонтанная громкая попойка с не особо дорогим, но довольно вкусным вином. Райнхард, как тогда могли его называть в неформальной обстановке Кирхайс, Ройенталь и Миттермайер, не рассчитал количества выпитого и отправился умыться, чтобы немного прийти в себя.       Пока Кирхайс слушал очередную байку Миттермайера, Райнхард задерживался, и одного только Оскара это тревожило. Пошатываясь, он спустился на первый этаж небольшого коттеджа и двинулся к уборной, по каким-то причинам глядя в пол. Видимо, чтобы понять, что кривой не пол, а он сам. Задумавшись, он едва не сбил Райнхарда с ног, но вовремя спохватился и не дал ему упасть.       Слипшиеся от влаги ресницы, капельки воды, падающие с кончиков золотой чёлки, расстёгнутый ворот кителя и рубашки или слегка затуманенный взгляд – до сих пор неизвестно, что тогда сильнее всего увлекло Ройенталя. Но в глупом порыве губы сами потянулись к губам. Хоть поцелуй и вышел робким, неуклюжим и коротким, но оказался очень приятным.       – Мне плохо, – невнятно пробормотал Райнхард с неумело скрываемым удивлением на прекрасном лице и опустил голову на грудь Ройенталя.       Он молча погладил светлые вьющиеся волосы, как больше бы пристало матери или старшей сестре, и, придерживая за плечи, помог Райнхарду добраться до гостиной. Ройенталь вполне мог подхватить его на руки и отнести, но решил, что поставил бы его таким образом в неудобное положение, за что никогда бы не выпросил прощения в силу гордости будущего кайзера. Передав Райнхарда заботам Кирхайса, Ройенталь пообещал себе никогда не упоминать о случившемся.       Но с течением времени убеждение в том, что у Оскара намного больше причин ненавидеть женщин, нежели игнорировать мужчин, всё прочнее укоренялось в сознании. Или поэтому, или исключительно из-за одного только существования его величества, Оскару хотелось быть ещё ближе и принадлежать ему не только в качестве верноподданного. Когда это наваждение становилось невыносимым или трудно подавляемым, Оскар заводил непродолжительную связь не с очередной красоткой, а с каким-нибудь из своих наиболее смазливых подчинённых. Среди них даже был один обер-лейтенант, напоминавший повелителя цветом волос и отдалённо – чертами лица. Однако тот юнец оказался сущим паршивцем и угрожал придать огласке аморальные пристрастия своего адмирала. Чтобы заткнуть наглеца, пришлось дать неоправданное повышение и просить в штабе о присвоении ему какой-нибудь награды за военные заслуги. Ушлые проститутки не обошли стороной даже рейхсфлот…       С тех пор переменилось многое: его величество, думалось, возмужал, объединил под своим знаменем всю галактику и стал несколько более властен, жесток и непреклонен после гибели Кирхайса. Юный Райнхард превратился в самодержавного повелителя – кайзера чёртового Рейха. Но даже так Оскара все ещё удерживал неоднозначный трепет в отношении к кайзеру от того, чтобы принять его давнее импульсивное предложение бросить вызов и побороться за власть. Собственные амбиции периодически выедали Ройенталю мозг крохотной ложечкой. Однако честолюбие не позволяло пойти против великолепного правителя, который сейчас сидел напротив и во всей блистательности золотого льва Нового Рейха равнодушно принимал тосты в свою честь на роскошном банкете по случаю официального прекращения существования мятежного Альянса Свободных Планет.       Ройенталь глянул в сторону скучающего кайзера и предложил Миттермайеру:       – Лучше организовать вина на троих.       – Было бы неплохо, – подавил он зевок, поднялся со своего стула и направился к его величеству.       Тот выслушал Миттермайера и только медленно моргнул, выказывая согласие. По своему обыкновению он не задерживался даже на таких важных приёмах дольше часа-полутора, просто называл это дурной и пагубной привычкой – жертвовать временем ради бессмысленных празднеств вместо своих обязанностей. В свою очередь уход кайзера с приёма всегда означал, что больше никого держать не собирались, и присутствующие были вольны либо продолжать без него, либо с чистой совестью покинуть мероприятие.       Кайзер, как когда-то признался, считал беседы в компании Ройенталя с Миттермайером полезными и настраивающими на продуктивный лад. Поэтому даже уговаривать его не пришлось. Было решено провести вечер у Ройенталя – в шикарно обставленном люксовом номере того же отеля, где проходило торжественное празднование. Но дело было не в этом: сработал подкуп вином урожая сорокалетней давности. Именно на такие случаи Оскар всегда приберегал несколько бутылок чего-нибудь интересного и крайне дорогого.       Давно уже притёршиеся друг к другу в области бесед на практические любые темы они взбодрились, а в ход шли шутки и подколы. И одни только боги знали, откуда Миттермайер брал такое количество различных историй. Ройенталю даже показалось, что время повернулось вспять, а ныне покойный Кирхайс просто опаздывал, но уже торопился, как мог…       Ройенталь не успел прогнать печальные воспоминания, потому что встреча пролетела как-то чересчур быстро: только они откупорили первую бутылку, как вот уже допивали по последнему бокалу. И очень кстати в этот момент Миттермайеру позвонила жена. Ей понадобилась какая-то помощь, поэтому Волк Бури в очередной раз оправдал своё громкое прозвище.       Кайзер не торопился покидать Ройенталя, и от этого стало отчего-то внезапно волнительно. Провожая друга до двери, Ройенталь торопливо обдумывал что-то совершенно недопустимое: мучительно захотелось коснуться его величества, пускай даже невзначай или по неосторожности.       И прежде, чем отказаться от этой пьяной и безумной идеи, Оскар, тихо ступая, приблизился вплотную. Но так и замер позади сидящего вполоборота за столом кайзера. Отступление он бы счёл за малодушие, а за излишнюю смелость мог уничтожить на месте одним взглядом, после которого, случалось, некоторые порывались пасть перед ним на колени. Внутренняя борьба не приносила никаких плодов: оба варианта не прельщали.       – Не подозревал, что вы способны сомневаться, Ройенталь, – рассмеялся он своим чистым голосом. – Или вы забыли о нашем первом и единственном поцелуе?       Весь воздух разом вышел из лёгких Ройенталя, отчего его правитель снова посмеялся. Но почему тогда он за несколько лет ни разу не дал понять, что помнит, а обиднее всего – относится к этому спокойно? Может, он в тот вечер сам испугался своего порыва и ретировался, списав всё на недомогание от перепоя? Но почему в таком случае не дал хотя бы одного намёка? Долгие месяцы наваждений Оскар выискивал малейший признак дозволения переступить невидимую черту субординации, но так и оставался одиноким в своих чувствах.       Вместо ответа Ройенталь пропустил через пальцы шелковистые золотящиеся волосы и отодвинул объёмные длинные пряди. Затем приподнял голову кайзера, чтобы ослабить воротник и ласкающим движением насладиться выступающими ключицами, изящной шеей и пробежавшими по ней мурашками. Не отрываясь от его руки, кайзер поднялся со стула и встал лицом к Ройенталю, а тот крепко обнял его и не позволил сделать что-либо. Затем склонился в поцелуе: утрированно медленном и неожиданно нежном. Внизу живота потихоньку стягивался тугой узел возбуждения.       – Почему вся инициатива за вами? – недовольно вопрошал раздосадованный правитель.       – Потому что вы невообразимо обворожительно капризничаете, – не скрывая улыбки, объяснил Ройенталь и необдуманно добавил: – А если на грани самодурства…       В выражении лица его величества проступил неуёмный гнев. Эффект от завораживающего вида пробежал холодком по позвоночнику. В тёмных расширенных зрачках ледяных глаз загорелся бесовской огонёк. Прямо как в ту ночь, когда Ройенталь поклялся в верности Райнхарду, а он вдохновенно поносил высшую аристократию и развратных ущербных, по его словам, Гольденбаумов. Невозможно было не влюбиться в это жаркое пламя.       Опасаясь пощёчины или вовсе удара коленом, Ройенталь прижал кайзера к себе и против его воли поцеловал. Рьяно, навязчиво. Повелитель не менее страстно откликнулся, но несколько раз больно укусил. Оскар зашипел сквозь зубы, отстранился и вытер кровь с нижней губы.       – Заслужил, – понимающе кивнул он. – Но за этот огонь в ваших глазах я бы сотню раз продал весь свой флот.       – Вы балансируете на острие клинка, адмирал! – Его величество попытался вырваться, но Ройенталь цепко удержал его на месте.       Оскар положил одну руку его величеству между ног, где уже было твёрдо, а вторую – на затылок, путаясь в золотых кудрях. Чтобы сменить гнев на милость, понадобилось лишь проявить чуткость и настойчивость. Может, именно этого он и желал.       – Ройенталь… – прошептал кайзер возле щеки с придыханием.       С каждым новым поглаживанием он подобно шёлку становился податливее: как будто вмиг устав, опустил плечи, подался бёдрами навстречу и прильнул ко всё ещё слабо кровоточащим губам. Поделился солоновато-ржавым привкусом крови на языке. В движениях больше не сквозила злость, на ласковые прикосновения он реагировал аналогично нежно и осторожно, максимально взаимно.       Ройенталь по памяти и на ощупь увёл в спальню своего бесценного повелителя, не выпуская из объятий. В буквальном смысле зажёг ночник щелчком пальцев. Возня с креплениями белоснежного плаща выдала нетерпение Ройенталя, но скоро он справился. Забывшись, расстегнул позвякивающую цепочку. Однако кайзер плавно отступил после, словно выпорхнув, и деликатно объяснил:       – Мне нужно ненадолго вас покинуть.       Он удалился в сторону ванной комнаты, примыкающей к спальне, как это заведено в дорогих номерах отелей. А Ройенталь остался с плащом в руках и золотым медальном, к которому ему было дозволено прикоснуться. Он рассмотрел его со всех ракурсов, заметил крохотную защёлку, открывающую драгоценность его величества, но не решился заглянуть внутрь и отложил в сторону. Не эти тайны повелителя занимали Оскара, а томительное предвкушение чего-то большего. И всё же посещало сомнение в реальности происходящего. Ну не верил он в то, что придаётся любовным утехам с самим кайзером. Но неверие не умаляло его желания. Он согласился бы и на банальное сновидение, лишь бы запомнить его во всех деталях.       Кайзер в приспущенных на плечи рубашке и кителе приблизился к Ройенталю. Он освободил его величество от оставшейся одежды вместе с форменными брюками, в которых его возбуждённому члену давно стало тесно. Ройенталь залюбовался его телом, обнаружив, что без грузного обмундирования он выглядел намного грациознее и нежнее. Кожа в приглушённом свете казалась ещё светлее и тоньше.       Оскар легко подтолкнул правителя к кровати и навис сверху. Провёл несколько раз по столь желанному пенису, упиваясь тем, как кайзер опускает веки, как с голосом выдыхает, как начинает дышать учащённо и рвано. Пульс глухо застучал у Ройенталя в ушах, когда он услышал сбивчивые слова:       – Я хочу всего тебя, а не только руки.       Секундное замешательство. Но кайзер намекнул, надавив тыльной стороной ладони на член Ройенталя. Как будто исполняя строгий приказ, он разделся и вернулся к своему повелителю, прихватив из тумбочки интимную смазку.       – Что я только что сказал о руках?       – Я не хочу причинить вам боль и впоследствии навредить, мой кайзер, – объяснился Оскар, тем временем согревая в руке скользкий гель.       В силу аккуратности Ройенталя принять в себя палец у повелителя получилось относительно быстро, но не сразу. Он сначала поморщился, но потом выровнял дыхание и постепенно расслабился. Это приятно удивило, но чуть разочаровало – Ройенталь ожидал встретить бóльшую неопытность.       – Можно иначе, я бы… – предложил он, недоговаривая и подразумевая минет, который бы тоже с радостью сделал ради удовольствия кайзера.       Но тот отрицательно мотнул головой. Один палец, два, заметно позже – три… Ройенталь, угадывая ощущения по прекрасному лицу, чаще воздействовал на верхнюю стенку, где было приятнее всего. Также не забывал уделять внимание члену. Через некоторое время его величество застонал и шире развёл ноги, а Ройенталь невольно ахнул и убрал руку.       Из-за сосредоточенности он совсем забыл о себе, но теперь острое возбуждение перешло на первый план, ещё немного и он бы кончил только от вида. Использовав презерватив, чтобы доставить меньше неудобств его величеству после всего и не так быстро сдаться самому, Ройенталь медленно проталкивался членом и увлечённо наблюдал, как вздымается грудь кайзера, как он двигается под ним, как смотрит потемневшими от истомы глазами. Его величество узкий и горячий внутри. Ройенталь запрокинул голову и сдерживал себя изо всех сил, хватая ртом воздух.       Кайзер резко оттолкнул его от себя и кивнул на подушку. Слегка растерявшись, он повиновался и лёг на спину. Его величество устроился верхом, а Оскар помог направить член. Золотые кудри щекотали кожу. Движения правителя вверх и вниз кружили голову и пьянили сильнее любого алкоголя. Ройенталь протяжно застонал:       – Мой кайзер.       – Ну же, – властным тоном приказал он и плотнее сжался вокруг члена, изливаясь на живот Ройенталю.       Сильнее вдавливаясь в кайзера, он наконец смог поддаться оргазму. Пульсация распространилась на всё тело вместе с приятным жаром, в ушах зазвенело, и Роенталь кончил.       Он отпустил своего повелителя, избавился от презерватива и не нашёл ничего лучше своей рубашки, чтобы вытереть сперму, которая начала подсыхать и дёргать за волоски при малейшем движении.       Кайзер опустил голову на плечо Оскара и придвинулся ближе. На его бёдрах краснели следы от пальцев. Ройенталь, чуть касаясь, погладил повреждённую кожу и легко поцеловал в лоб повелителя. Но он недолго лежал спокойно и заставил повернуться, заглядывая в глаза.       – Мне всегда нравилась твоя гетерохромия.       – Я ненавижу оба своих глаза, а вот твой дурной норов – напротив. – За это его величество ногтями ущипнул его за тонкую кожу под соском. – Прошу простить. Ваш дурной норов. Но хорошо, когда есть кому ценить недостатки.       – Ты не думаешь, что я вполне могу тебя выгнать? – лукаво пригрозил он.       – Из моего же номера? – Ройенталь выхватил одну светлую прядь и накрутил на палец.       – Из моего государства. За оскорбление власти.       – О, вот как? – Он взял за руку кайзера и через каждое слово целовал по одному длинному тонкому пальцу: – Тогда мне придётся похитить тебя.       Повелитель не ответил, а просто уронил руку обратно на грудь Ройенталя, наверняка, засыпая. По трём щелчкам пальцев погас свет.       Потрясающий белокурый ангел. Он таил в себе как и невероятную силу, так и какую-то детскую наивность. Грубость и нежность. Холодный рассудок и вспыльчивую эмоциональность. Сегодня его можно было только ласкать и всячески ублажать, но иногда возникало желание придушить, отвесив щедрую затрещину. Конечно, по-доброму и из побуждения вразумить.       Может, именно поэтому Райнхард сиял так ярко и побеждал так стремительно – благодаря его многогранности? И непостоянству, что не касалось лишь жажды справедливости и власти, чтобы эту справедливость нести.       Искусанные губы слабо саднило, они припухли. Мысли Ройенталя путались и перемешивались. Стоило бы обоим добраться до душа. Но он был способен только вдыхать приятный запах вьющихся волос и ощущать на себе по-девичьи бархатистую кожу. Чувствовать своего кайзера. Своего…