Гриша—«Лена»

        «— Ну, Лена… — Гриша! — Лена… — Гриша!»       Это начало фильма сегодня прочно засело в голове и не хотело оттуда выветриваться.       «Ну да, всё верно. Он — как какая-нибудь Лена, вечно занятый, вечно… А я — Гриша. Эх, Гриша, Гриша…» — и отражение Гали, нарядное, изящное, покачало головой.       Вчера в «Журавлях» Зинка снова трещала о своем Покровском и ещё о чем-то, чего она, Галя, не слушала. Какое ей дело до Зинкиных амуров? Тут со своими бы разобраться…       Пришел. Прилетел из Парижа. И вино — в Шереметьево. Нет, уникальный Гриша человек. Галя, конечно, за модой не гонялась, но втайне всё-таки леляла мечту: привезет ей Бирюков духи… Или хотя бы свежий номер «Vogue». Ни того, ни другого…       — Знаешь, Гриш… Ты бы шел, — сказала она ему, глядя в глаза. — Время позднее. Завтра поговорим, — и выпихнула за дверь, строго блестя глазами: лишние неприятности ни к чему.       «Завтра» сложилось только через три дня, когда затрещал телефон в телецентре, и гримерша, расширив глаза, всем своим лицом, но не губами сказала: «Он».       И опять «Журавли». Галя радостно улыбнулась Бирюкову и его букету, большому, красивому.       «Ты, Гриш, на этот вот букет, похож… Такой же большой и красивый», — хотела пошутить она, но не стала — бирюковские глаза-омуты с последней их встречи потемнели.       О работе она не заговаривала, потому что видела в ней личную соперницу: только сядешь, только почувствуешь себя счастливой, тут же зазвонит телефон, и Гриша, как Леночка Крылова, ускользнет…       — Гриш, а давай вместе с Анечкой сходим куда-нибудь? — «Эх, Волина… Глаза-то у тебя заведущие, а руки загребущие!» — Поедем в Лужники, например… — и пытливо щурились девичьи глаза. Бирюков отговорился планами, собрав морщинки у губ и глаз. Галя виду не подала, что обиделась, улыбнулась, касаясь его теплых пальцев: — Спасаешь мир… Понимаю. — «Язва ты, товарищ Волина. Ей-же-ей, язва!»       Зинка щурилась: — И что?.. А он что?.. Галина, глядя на ободок чашки, пожимала плечами: — А ничего. Подруга качала головой: — А я тебе говорила. Говорила, что вдовцы… Ох, Галя…       Новый звонок. Галя, решившая разобрать старый шкаф с книгами, недовольно отряхнула руки от пыли, подняла трубку. Оттуда — Гриша. — В следующие выходные — в Лужники… Она с тоской посмотрела на настенный календарь и покачала головой: — В следующие выходные не могу. Я в Юрмалу с Зинкой еду… В качестве моральной поддержки и помощи. Извини, мне, наверное, нужно было тебя сначала предупредить…       Черт с ней, с этой Юрмалой! Покровский со своими разговорами и мрачным типажом Галине окончательно разонравился. Интересный, конечно, человек, но уж куда надёжнее её вечный Гриша-«Лена».       Это умозаключение Гале понравилось, и, глядя на стальное небо, она вдруг улыбнулась: сколько много, оказывается, можно вспомнить. Букеты, букеты, букеты… Бесконечные «Журавли», и его галантные ухаживания. Да, Зинка, это тебе не Покровский со своими большими глазами: «Хочу про вас всё знать…»       Чемодан, благо, руки не оттянул, и только пока поднималась по лестнице, вздохнула: «Зачем столько с собой брала?..»       Пояснила, чувствуя себя как будто виноватой: — Только с самолёта… «А страна-то, товарищ Волина, в опасности. Враги не дремлют», — ехидничал внутренний голос, пока Галя косилась на портфель Бирюкова. — Я, наверное, не вовремя… И тут уж Бирюков превзошел все ожидания. Возьми да скажи (Галя, конечно, строго отделяла реализм от фантастики, но тут уж чересчур обыденно это было): «Выходи за меня замуж».       Это тебе, Зина, не Покровский», — улыбнулась, недоверчиво глядя подкрашенными глазами. Юрмала окончательно вылетела из головы.       «Вот тебе и Гриша-«Лена», вот тебе и букеты на каждой тумбочке», — и повисла у него на шее.