Самый дорогой человек

      Очередной день выживания. С каждым днем становится все сложнее и хочется бросить все к чёрту, позволить этой войне забрать тебя и не думать о будущем, которого может не быть. Никто уже не верит, что все будет хорошо, это просто невозможно. Город почти полностью разрушен, люди, как запасы на зиму, выживают в бункерах. Вода и еда заканчиваются, а мы все ещё не можем ничего сделать.       Тьма сгущается и следит за нами. Она слепая, но хорошо слышит. Наши передвижения по воздуху она слышит невероятно четко и нам приходится перемещаться сразу на большие расстояния. Мы попали в странное место — деревья и трава будто сожжены. Все вокруг черное, небо не пропускает свет и единственные яркие пятна — это полуразрушенные кирпичные сооружения. Для чего это — остаётся лишь гадать, да и времени не было. Если тьма не может нас найти — значит она отправит кого-то из зомбированных людей.       Перепрыгнув с одного здания на другое предпоследней, кто-то в полете схватил меня за ногу. Я готова прощаться с жизнью, думая, что тьма нашла нас раньше, чем мы ожидали, но она, видно, решила отдохнуть и к ноге, словно пиявка, присосалась какая-то старуха. Он выглядит очень неприятно, седые кудрявые волосы до плеч были будто в саже и грязи, как и её одежда. Маневрировать в воздухе с такой тяжестью было очень неприятно и сложно, а из-под пальцев выскальзывали кирпичи, за которые так отчаянно я пыталась ухватиться. Каждый из нас был наделён своим даром, отдав который во имя спасения людей, ты лишаешься его и все твои способности исчезают, делая из тебя обычного человека. Мне казалось, что это должно было случиться именно сейчас. Я знала, что Ёнхун и Хёнгу не смогут потратить свои силы сейчас, потому что у них самая большая атакующая мощь, Гиук отвечает за неработающее у всех людей, работающее у нас, оборудование, с помощью которого мы отслеживаем степени опасности и приближение тьмы. Харин был словно волшебник-целитель и без него, возможно, мы погибли бы ещё в первые дни. Донмён был последним, после меня должен был перепрыгнуть эту пропасть между зданиями. Значит… Никто не сможет объяснить — ирония судьбы ли это, но я замечаю, что у старухи нет глаза, а второй, как я уже увидела, покрыт пеленой, которая означает, что глаз почти ослеп. Я хвастаюсь за Харина и срываю с себя стеклянный медальон. Раньше он работал как рентген и защитное поле — в непогоду можно было спокойно идти дальше, не боясь, что можно попасть в очередную дыру или задохнуться в грязном воздухе. Сейчас я вставляю его в частично зрячий глаз старухи и поднимаю её к нам на крышу. Все ещё держусь за Харина, стоя на краю.       — Я вижу!       Это все, что мы слышим от старухи, после чего она радостно улыбается и начинает плакать. Хёнгу похлопывает её по плечу, успокаивая. Наверное, это ужасно — не видеть. Можно прожить всю жизнь, не слыша и не говоря, но видеть красоту вокруг — это очень важно. И пусть сейчас мир не тот, но, оглядываясь по сторонам, можно увидеть то, с помощью чего можно спастись.       Я отхожу от края и уверенно встаю на бетонную крышу. Донмён остался там. Я уже не вижу его так, как раньше. Начинается пылевая буря. Песок неприятно попадает в рот и, кажется, придётся перекантоваться в этом здании. Парень не спешит. Я боюсь. Я очень волнуюсь. В его руках всё. Вся наша миссия. Он — источник наших сил и сердце команды. И пускай я уже не так полезна, с его помощью я могу хотя бы перемещаться как прежде.       — Ты куда? Стой! Там же буря!       Ёнхун кричит изо всех сил, но я возвращаюсь обратно. Донмён сидит на самом краю. Разбросаны остатки сожжённых подушек. Я бросаюсь к парню, чтобы повести за собой, но как только моя рука приближается к нему — он растворяется в воздухе.       — Я жертвую собой ради вас всех. Мир спасён. Вы живы и целы. Я не хочу, чтобы что-то случилось с вами. Спасибо вам за то, что вы есть, что я познакомился с вами. Прощайте.       Это была голограмма. Он оставил послание и скрылся, в одиночку спасая город. Наши силы иссякнут, когда миссия закончится. До тех пор мы можем ещё что-то сделать. Точнее, ребята могут.       Парни приземляются рядом со мной и голосовое послание проигрывается ещё раз. Я во второй раз не верю своим ушам. Падаю на подушки, наплевав на грязь, и сворачиваюсь клубочком. Слезы катятся сами собой, в горле сухо и что-то сильно колется. Наверное, песок и пыль. Гиук медленно подходит и садится рядом, поглаживая по плечу. Я в бреду лишь шепчу имя Донмёна. Кажется, все знали насколько он дорог для меня, кроме него самого.       Две недели борьбы без Донмёна. Казалось, что он струсил и сбежал, как буркнул однажды Гиук и сказал, что без него даже хорошо. Я почти ударила его, если бы Ёнхун не схватил мои руки. Младший даже не шелохнулся, зная, что я могу ударить его и спокойно поедал курицу, изредка поглядывая в экран планшета. Я знала, что ему тоже не нравится, что Донмён ушёл вот так вот, просто он думает, что такая злоба заставит нас работать ещё усерднее, или что Мён услышит и вернётся, сам лично ударив по макушке Гиука. Но он не появился.       В тот день мы даже успели немного поспать и подскочили от звуков Гиуковского планшета. Хёнгу чем-то кинул в младшего, чтобы он выключил звук, но когда тот потянулся к нему, роботизированный голос произнёс: «Мир спасен. Спасибо, Onewe».       — Всё данные стерты! — вопит младший, листая содержимое устройства. — Всё записи, исследования, фото и видео. Всё! Будто ничего не было!       — Возможно, это следовало ожидать, — вздыхает Харин и осматривается по сторонам. Стало спокойнее. Это было слышно и видно невооружённым взглядом. — Они забрали данные себе, чтобы исследовать это, а теперь займутся восстановлением. Мы больше не нужны.       Повисла тишина. Ребята знали, что это значит — силы пропадут уже в конце дня, а это значит, что нужно успеть вернуться в более цивилизованное место, чтобы не добираться потом через неизвестно что в город.       — Донмён…       Я все ещё помню это всё. Мы не могли так быстро справиться. Да, целых две недели после пропажи Донмёна, но я точно знала, что это его заслуга. Что с ним? Где он? Не мог же он настолько отдать силу, чтобы просто умереть? А если бы так и было, то все стало бы хорошо ещё тогда. Я снова обнимаю колени и начинаю плакать. Казалось, за эти дни все слезы должны были уйти, испариться, там уже нечему литься, все слезы были выплаканы ещё в первую неделю, но нет — видимо, за ночь скопилось ещё немного. Гиук вновь обнимает меня, как тогда, и гладит по спине. Я знаю, что это он, потому что только у него такие длинные волосы, что щекочат лицо.       Проходит ещё неделя. Парни говорят, что я сошла с ума. Я продолжаю искать Донмёна. Отчаяние, которое видно в моих глазах, заставляет сердца ребят сжиматься, ведь они не могут ничего сделать. Каждый прохожий, похожий на Мёна, был одарен моим взглядом. Некоторые, увы, подверглись моему вниманию, если они были очень похожи. Я каждый раз произносила его имя и каждый раз извинялась за то, что спутала. Снова и снова. День за днём. Казалось, что каждый человек имел его лицо. Каждый голос был похож и Хёнгу на полном серьёзе предложил запереть меня дома. Казалось, что мне пора в психушку, и иногда я даже соглашалась с этим, а потом сбегала из цепких лап и бродила по городу. Каждый уголок, даже самый малопроходимый, был исследован. Я понимала, что пока я в одном месте, он может быть в другом, или он мог уйти за мгновение до моего появления, точно так же как и прийти через мгновение после моего ухода. Но он не пойдёт за мной. Он точно хочет забыть прошлое и стереть из памяти все, что было. Я уверена в этом. Но мне нужно было найти его любой ценой.       — Донмён… Донмён…       Очередной прохожий, который подвергся моему «насилию». Я вновь извиняюсь и ухожу. Сначала я хотела взять фото Донмёна с собой, но потом поняла, что у меня его нет. И я даже не знаю можно ли найти где-то его страницу в социальных сетях, вдруг он там просто не сидит? От этого отчаяние было ещё сильнее, было очень страшно. Ходить по улицам, шепча одно единственное имя. Если произносить слово много раз подряд, то оно кажется странным и «кто вообще его придумал». Но произносить имя Донмёна мне было только в радость. Оно такое красивое и мягкое, словно зефир.       А на этой улице я была уже, наверное, трижды. Как-то раз Донмён упомянул, что тут очень вкусно готовят. А сейчас хозяин магазина пригласил меня зайти, потому что моё зареванное лицо явно оставляет желать лучшего. Он проводит за дальний столик, явно, чтобы не пугать других, и приносит горячий чай, а чуть позже — странное блюдо. Или для меня было странным, ведь взгляд не хотел фокусироваться и что-то понимать тоже не хотелось. Но Донмён говорил правду — тут действительно вкусно. И только потом я поняла, что это простой и очень нежный куриный рамен, а у меня совсем нет денег.       — Всё хорошо. За счёт заведения. Я хотел, чтобы твоё настроение хоть немного поднялось.       Я впервые за долгое время улыбнулась, хоть и не очень широко. После еды мне стало несколько спокойнее, но как только я вышла на улицу, то холодный ветер и частицы пыли настигли меня. Словно все повторяется снова.       Он стоит на остановке. Длинное пальто, зализанные наверх волосы. Ему так идёт открытый лоб. Его взгляд спокоен, он сверяет время на часах и нервно теребит ручку чемодана. Куда он хочет уехать?       Пыль — это знак? Это ведь просто моё воображение или очередной похожий человек. Я шепчу его имя снова, надеясь, что он как-то услышит меня в шуме толпы и ветра. Он лишь переводит взгляд, практически не поворачиваясь, и земля уходит из-под ног. Судя по взгляду, он явно не ожидал увидеть меня. Я бегу к нему и чуть ли не вешаюсь на шею со слезами на глазах и именем на устах. Я продолжаю произносить его имя и прижимать к себе крепко-крепко, боясь, что он, как в тот день, просто растворится в воздухе. И пускай силы больше не с нами, он все ещё был сердцем самым важным для меня человеком. Донмён обнимает меня не менее крепко, и я чувствую его запах, живое тепло, звуки настоящего живого сердца. Он здесь. Живой.       — Видимо, я остаюсь в этом городе. Нужно позвонить маме, — лишь произносит тихо парень, и я чувствую, что он улыбается. Его улыбка — самое дорогое, что есть в этом мире. Сам Донмён — самое дорогое для меня в этом мире и теперь он знает это.