Волчья шкура

Волк шёл по мосту, чувствуя как обугливается кожа на стопах и оставляет за собой кроваво-чёрный след. Старался идти воин как можно быстрее и дышать как можно глубже, да только лучше не становилось, а лёгкие всё так же опалял раскалённый воздух. Тишину могильную разбавляли его лишь тихие хрипы и недовольное бурление огненной реки. В голове бедовой витали мысли скверные, да страх и неуверенность в груди поселились. Долог мост, горяч металл, а силы на исходе. Ещё немного и свалится скиф, поджариваясь и превращаясь в уголь. Далеко впереди уж и ворота дубовые виднеются, но и половины Волк Ареса пройти не успел, как из неоткуда птица чернокрылая показалась. Играют на перьях блики огненные, а когти на беглеца направлены. Куница зарычал, отскакивая в сторону, а чёрная громадина со скрежетом вспорола спину Калинового моста в метре от ноги воина. - Возвращайся в чертоги Навьи, мертвяк! - Вдруг просипел ворон голосом, похожим на треск поваленного дерева. Глаза-бусины смотрели холодно и совсем не внушали желания спорить. Скиф же потянулся к кинжалам, что прятались в складках одежды и привычно легли в горячие ладони. - А если нет, то что, силком потащишь? - Ухмыльнулся он, вставая в стойку боевую. В глазах жёлтых огонь нехороший танцует, но предчувствие дурное всё равно отпускать не торопится. - Потащу, не впервой мне. - Отозвался гигант, разворачиваясь и пытаясь схватить вёрткого зверёныша. Тот же поднырнул под перья смоляные и всадил уж было кинжалы в пух, да крылом удар тяжёлый едва в ответ не встретил. Отскочил и замер, в ожидании. Птица тоже не спешит, лишь взглядом мёртвым сверлит. Мгновение, другое и вот ворон первым двинулся в бой. Когтем вострым бледну кожу вспороть силится, а скиф вертится, да полосовать врага не забывает. С шипением на доски калёные капает роса кровавая, воздух от скрежета металла о металл содрогается. Два зверя в схватке жестокой, словно в танце, сошлись. Только силы тают, словно лёд на весеннем солнце, оставляют тело молодецкое, а Ворон Навьий лишь усмехается довольно, победу скорую празднуя. - Сдаёшься, мертвяк? Али ещё пободаемся? - А пободаемся! Не намерен я птице проигрывать! - Фыркнул Волк Ареса, уворачиваясь от удара клювом мощного. Ступни жгло огнём, а дыхание давно уж сбилось. Понимал скиф, что долго не протянет он, с вороном соревнуясь. - Просила меня Морена жертву ей в виде птичек двух принести, коли в Явь всё же доберусь... Вот тебя как раз и зажарю! - Ты мне зубы то не заговаривай, мертвяк. Откуда же хозяйку ты знать можешь, если мороком изба её окутана, да мавками стережима? - Прищурил глаза-бусины пернатый. - Оттуда же, откуда зубы у тебя растут. Обошёл я морок, да мавок не видал! - Говорит Куница, а сам взглядом по мосту, словно хищник по лесу, рыщет. - Как обошёл? Морок над болотами наколдовывал, да мавок заселял сам владыка Чернобог. - Зверь подсабил. - Ухмыльнулся волк, проводя ладонью по волосу рыжему. Отвлекся ворон на движение развязное, а зверёныш только того и ждал. Подался вперёд, сокращая расстояние, да под лапы когтистые кинулся. Сверкнуло лезвие кинжала вострого, перерезая сухожилия, а гигант рухнул на доски, сотрясая весь мост. Вскочил Куница на грудь птичью и занёс руку над головой ворона. - Сдаёшься, птица? Али ещё пободаемся? - Сдаюсь, мертвяк! Не убивай, я тебе пригожусь... - Пригодишься - пригодишься, как без этого. - Отозвался зверёныш, но кинжал не отвёл. - Отнеси-ка меня к самим воротам, ты вон какой огромный. Глядишь через минуты две доберёмся. - Не могу я, меня после хозяин сурово накажет. Попроще чего закажи! - Взмолилась птица. - А так не накажет, коли сам дойду? - Приподнял бровь воин, пряча обожжённые ноги в тёплых чёрных перьях. - Не так сильно. Ведь много кто сбежать пытается, за всеми не углядишь. - Хм... Тогда подари мне парочку своих перьев. Они у тебя похоже огня не боятся, а я их к стопам прилажу, да до ворот сам дошагаю. - Это можно. Хоть сотню отдам! Сможешь из них плащ огнеупорный выплавить, не хуже чем из чешуи драконовой выйдет. - Похвалился ворон, топорща перья в разные стороны. - Мне и двух маховых сполна хватит. - Покачал головой скиф, осторожно спускаясь с противника и морщась, чувствуя под ногами металл раскаленный. - Как знаешь, мертвяк. - Отозвалась чернильная громадина, взмахивая широкими крылами и взмывая в затянутое тучами небо. На досках остались, сиротливо покачиваясь от жарких порывов ветра, два сизых пера. Подобрал рыжий воин трофеи боевые, да принялся прилаживать их торопливо к ногам обугленным. Шёл Волк Ареса без малого час, а мост короче не становится. Казалось даже, что наоборот длину потихоньку наращивает. Небо же темнело медленно, хотя кромешной тьмы ночи можно было не бояться храброму путнику, ведь река Смородина света с лихвой дарила, брюхо небесное и беззвёздное окрашивая во все оттенки красного. Словно мёд тянулось время, и вот все звуки окончательно стихли. Тишину могильную нарушали лишь редкое огня потрескивание, да звук шагов едва слышный. Ночь в чертогах Навьих сменилась хмурым утром. Небо из сизо-оранжевого стало грязно-жёлтым, а ворота наконец ближе сделались. С каждым шагом, с движением каждым, наливалось тело понемногу жизнью. Лицо уж не так бледно, а тело не сковывает усталость дикая. Сердечко молодецкое тоже помаленьку отходит ото сна и вновь стучит тихонько, прося идти и идти, пока ноги на траву зеленую не ступят. Идёт скиф, а на губах оскал играет, да в глазах медовых жажда жизни теплется. Вот время к полудню близится, ворота уж близко совсем. Небо, к завесе туманной, да к воротам дубовым чем ближе, тем светлее становится. Вон уже и краешек синевы заветной виден. Зверь урчит довольно, свободу предвкушая, а хозяин его лишь темп постепенно ускоряет. Вот сорвался волк на бег и в считанные мгновения оказался у ворот дубовых. Огромных и тяжёлых, словно для богов высеченных. Куница замер, но зачем-то положил ладонь на дерево шершавое. Словно живое оно было, тёплое и понимающее. Отворились ворота тяжёлые, пропуская Волка Ареса в мир людей живых и заливая серую Навь лучами редкого солнца. Ступил зверёныш за порог чертога мёртвого и оказался в цветущей по весеннему Яви. Молодой скиф открыл глаза. Сморгнул дымку сонную и попытался привстать. Мир тут же поплыл, словно рябью пошёл, и воин уж испугался, что сном всё оказалось. Но пустоши упрямо и живо стояли на своих местах, правда Куница кажется был немного выше обычного. Он повертел головой и понял, что лежит на одном из стержней погребальных. Закутанный в шкуры и золотой краской раскрашенный. Хотел уж было засмеяться волк, да только из горла вырвались лишь страшные звуки булькающие, а рука сама собой потянулась к шее, заботливо перевязанной кем-то для сокрытия раны рваной. Она не кровоточила, но немного зудела, ровно как и вспоротый живот. На соседнем стержне, так же укутанный в шкуры и золотом расписанный, лежал Яр. Правда лицо его было изуродованное почти до неузнаваемости. Словно дикий зверь напал и безжалостно порвал на куски. Волк невольно усмехнулся, догадываясь, кто так постарался. Он медленно спустился со стержня и чуть прихрамывая направился в сторону становища. - Где все? - Хрипло вопросил зверёныш, оглядывая пустующую поляну. Ни шатров, ни костров, ни идолов, ни скифского люда. Неужели Лютобор увёл их в свой стан? Куница посмотрел в сторону, куда по словам Морены ушёл боярин, от князя укрываясь, но в ту же секунду повернул голову в противоположную сторону, куда ходить было невелено. Скиф задумчиво покрутил кинжал в руках и несколько боязливо на юг тронулся. Следы скифские вели к оврагу небольшому, где то тут то там росли кустики вереска сиреневого. Однако вскоре его сладковатый аромат сменился тяжёлым кровавым духом. Волк прибавил шагу, но как только ноги его достигли края оврага, он застыл. Внизу, утыканный стрелами и залитый кровью, лежал скифский люд. Куница медленно спустился на дно овражка, оглядывая тела в надежде найти хоть одного живого и тёплого волка. Но все они были одинаково холодны и неподвижны. Словно статуи, из мрамора высеченные. Глаза янтарно-цирконовые застыли, обратившись к небу синему, да к траве зелёной. Возле одной из повозок спала мёртвым сном пара молодая, да самая крепкая в стае. Даже сейчас их пальцы ледяные и бледные переплетены, а взгляд стеклянный друг на друга устремлён был. Их дочь, с копной волос огненных и глазами синими, зверем не отмеченными, исчезла. Старшой брат её, лишь луной прошлой метку свою первую получивший, окончил жизнь свою, пригвозжённый к дереву телеги. Даже старик Анагаст, сражённый стрелами врага, лежал, разметав седые волосы свои, словно крылья огромной птицы, по цветам вересковым. Взвыл зверь, а вместе с ним и последний волк, стаю свою оплакивая. В груди молодецкой оборвалось словно что-то, а на глазах медовых слёзы горькие наворачиваются. Упал взгляд скифа на идола чернильного. Лик его как всегда холоден и жесток был, да только и сам он сейчас был утыкан стрелами, да кровью детей своих залит. - Арес! - Пошатываясь, подошёл к нему Куница. - Арес, на мече клянусь! Клянусь, что загрызу, разорву убийцу скифов! Отомщу за волков твоих! - Гаркнул он, ладонь располосовывая ножом булатным, да кровью Стаи напоенном. Ярость чёрная бурлила в теле поджаром подобно огненным водам реки Смородины, а глаза светились ненависти голодом. Шёл скиф на север. В сторону, где прятался от гнева князя, убийцы волчьего племени, Лютобор.