Led Zeppelin и Co. и их волшебные труселя

27 мая 1966 года

Когда кто-то говорит, что раскрасить цветными красками день невозможно, он просто большой глупец, даже не понимающий, насколько компания из двух умных людей можно обернуться как счастьем, так и полной катастрофой. Смотря с какой стороны на это люди будут смотреть. А ведь все так мило с утра начиналось — чинно, спокойно и радужно, когда в голове ни одной мысли не летало, а просто-напросто все плыло перед глазами, пока лимузин продолжал разъезжать по городу. Веселое посвистывание, крики, радостные вопли доносились изнутри, раздражая тем больше водителя, которому приходилось терпеть причуды идиотов, платящих ему сегодня за то, чтобы поездка в туре проходила успешно. Если и можно было выкинуть ноги из окна лимузина, наверное, Джон бы так и поступил, но, увы, лимузины и созданы с той целью, чтобы ноги вытягивать внутри. Рядом лежала гитара, издающая время от времени странные какофонические звуки, пока напротив него сидел Бобби и улыбался, наблюдая за прохожими, идущими по тротуарам на свои работы или же выходные развлечения. А с чего все началось, спросят все остальные? Ну, это довольно-таки сложный вопрос, если к нему приставить слова при приветствии «Что ты так долго плетешься? Тут столько сегодня загребать можно!» и вместе с этим из лимузина вынырнула рука, уволакивающая за собой Джона внутрь огроменной машины, отчего тот аж вскрикнул, пока ему в зубы прямо с порога не впихнули косяк на киф и сипси, хотя была возможность запихнуть все в лимонную трубку. Здесь, в Великобритании достать ее было крайне сложно, но когда ты американец со стажем, то достать там хоть какую-то дурь не составляло никакой проблемы. — Это покрепче, или еще что-то посильнее будет? — спросил Джон, кидая таракана косяка в открытое окно. — О, недалекого ты обо мне мнения, Джонни, это только самое начало, — он что-то достал из-под кресла просовывая навстречу Джону, когда тот с усмешкой и безо всякого колебания взял это из рук Боба. — Вот это дурь! — гоготал Джон спустя несколько мгновений, пытаясь подхватить в руки камеру. — Как эта фигня включается? У нее вообще есть кнопки, чтобы все было понятно? — Дурак ты, там же все написано, — также громко вторил Боб, говоря водителю поднять задвижку, чтобы он меньше слушал их угарные разговорчики. — Сегодня мы будем снимать людей города. Ой, не смотри так, почему бы и нет? — Да я не про это… Перед глазами все летит, как в ленте кино, — Леннон рассмеялся, кидая камеру в руки Бобби, как будто бы точно зная, что он ее поймает и не разобьет. — Буковки там тоже плывут. Ты что, разве не видишь? В лимузине повисла тишина, когда Бобби внимательно присмотрелся к аппарату и заметил, что вообще на нем не было никаких значков. Он положил камеру на колени, протер глаза, потом снова посмотрел на Джона, перевел взгляд на камеру, а потом стал включать все кнопки, какие попадутся, чтобы понять, как эта фигня работает на настоящем опыте, а не только в руках фотографов. Если бы они не были несколько пьяными, то, возможно, они бы так с ума не сходили, хотя кто их там всех знает. И вот камера настроилась, в объективе появился Джон с глазами, косящими в разные стороны, когда его улыбка была широка, как проспект, по которому они ехали, что Боб решил заснять это первое мгновение, пока его друг все щурил глаза. А дальше все шло как по накатанной: в лимузине не только хранились наркотики, травка и прочее, но еще и выпивка, которая следовала после каждого раза, когда Боб пытался кого-то заснять на улице. Хотя им и казалось, что они не ехали по дороге, а буквально летели, как на реакторе, он лишь замечал смазанные фотографии, как будто на них вот-вот разверзнется война. — А это можно оставить для новой песни, — торжественно заявил Боб, откладывая камеру в сторону, когда ее резко взял в руки Джон, пытаясь ее включить таким же образом, как и раннее сделал его друг. Бобби сидел с косяком, пока на его коленях лежал серебряный поднос с таблетками, порошком и прочей дурью, как он и сам выразился, что даже умудрился припрятать айяхуаску, которую они смогли бы распить чуть позже, если протрезвеют. Говорили, что просто некоторых вырубало после нее на несколько суток, поэтому шутить особо не хотелось, хоть и соблазн оставался велик. На другой стороне Джон открыл занавеску окна, откуда полился на него яркий солнечный свет, отчего он сощурил глаза, а потом решил попробовать камеру, делая фотографию, но все, что у него получилось, это фотовспышка в глаза и его покареженное лицо от удивления. Он медленно протер глаза ладонями, потом открыл окно автомобиля и начал кричать как резаный и метаться по всему салону, тресся Боба за его рубашку, пока он не мог понять, какого черта столько фриков собралось на улице и почему они ему напоминают так нескромно инопланетян. — Смотри, какие у них большие головы… Не, ты погляди, какие они все уроды, — кричал он со смехом, что готов был повалиться на пол в любую минуту. — Скажи спасибо, что еще русалочек и прочую чепуху тут не встречал, а то один раз мне чуть не привиделся Боженька, мне кажется, такого трипа я до этого еще никогда в жизни не испытывал, — Боб весело засмеялся пытаясь вырвать у него из рук камеру. — Мы сейчас такое заснимем, когда выедем за город, там тебе и поля покажутся пустыней. Поверь, один раз со мной уже такое случалось. — Не киснуть, мы же веселимся, — Джон резко приподнялся, забирая бутылку и покручивая ее в ладонях. — Ты страдаешь от боли в глазах, лба в складках, или вьющихся волос? Прими Zimdawn!... Ну же, парень, это всего лишь фильм. Соберись! — Реклама, реклама, реклама. Можно о ней тоже песню написать, а то после Человека с тамбурином уже ничего хуже быть не может. — Зато так и надо писать песни про максимально жизненное состояние молодежи. Они сели рядом друг с другом, когда в ход уже пошли барбитураты, а закончилось все дозой кислоты. Они и вправду выехали за город, когда поняли, что заснять людей не получится, да и орали они так громко, что все остальные в ужасе готовы были побежать от страха, что очередные психи или маньяки орудуют в городе. Но поля, куда они приехали далеко не напоминали родные края Штатов. Все казалось таким странным и страшным, что становилось невольно неловко от картины гигантских деревьев и птиц, словно птеродактилей, летающих над головами. Будто какой-то конец света наступил, когда они радостные бежали из лимузина почти что в закат и рядом с ними, прямо под боком, включенная лежала камера, на которую они умудрились записать отрывки, которые позже казались и вправду тем, что они оба просто находились под дурью. — Смотри, вот это местечко, — восторженно сказал Бобби, падая на землю, пока за ними двумя наблюдал водитель, показывающий двумя вертевшимися пальцами у виска, что они как два полудурка гонялись непонятно за чем и делали что-то, что совершенно выходило из рамок приличного. — А водила показывает, что мы долбанулись головой. — Ой, да здесь пол-Англии так показывает, когда из столицы приезжает кто-нибудь в захолустье, а ему тычут в лицо, что приехал петух столичный, — Джон пригладил свои волосы, прежде чем понял, что земля начала резко уходить из-под ног. — Если бы такое случилось в Америке, наверное, давно бы уже произошла потасовка. Даже из трех людей, в конце концов, не все могут жить так, как и эти вечно триповатые мужики из Сан-Франциско. — Триппи! — рассмеявшись, крикнул вслед Джон, стараясь добраться до лимузина хоть как. На четвереньках тоже сойдет. — Вижу, друг, что видок у тебя неважный, а ведь мы недавно начали. — Ты все это время проходил с грустным либо важным видом, а все веселье, естественно досталось мне, что же в этом такого плохого? — Джон уже икал, пытаясь понять, как работает ручка дверей автомобиля. Боб лишь ухмыльнулся, вспоминая запах дыма и яркий аромат кошеной травы, когда он сел обратно в лимузин, тотчас же откинувшись на спинку сидения и доставая из заначки еще один косяк, полностью расслабляясь, стоило Джону уже чуть ли не лежать на полу, а ноги откидывались на спинку противоположного сидения. Так все и заканчивалось на посередине процесса, а ведь для камеры оставалось еще куча планов. Они просмеялись в таком угашенном состоянии до самого вечера, когда по дороге обратно в город случилась та же самая ситуация и Джон снова кричал об инопланетянинах и каком-то странном цирке с фриками, которые расхаживают фривольно по улице. Как он утверждал, что еще такого городка английского он никогда в жизни не встречал, потому что тут все были довольно-таки странные личности. Зато на следующее утро, когда похмелье прошло, а голова стала ясно мыслить, Боб услышал, как звенел телефон в его номере и услышал знакомый голос, когда пришлось ему снять трубку. Если честно, он и сам мало помнил что в тот день, однако камера и та лента, что осталась внутри, доказывала одну вещь — вчера Джон повеселился на славу, пока они пытались философствовать под бутылку дорогого виски, а потом и взглядами пытались соблазнять девчонок по дороге, но, к счастью или сожалению, это никуда их не завело. — Бобби, если ты включишь эту поганую камеру, помни только одно — я ни черта не помню, поэтому лучше сожги к чертям все это, либо отложи до лучших времен, — сказал Джон хриплым голосом, явно с приступом хорошей головной боли. День в лимузине хоть и был угашенный, но в нем столько таилось доли иронии. Ну вот нельзя сажать вместе англичанина и просвещенного американца. Да Бог только знает, вообще куда их это все заведет…