Женя, ты спишь?

Далеко-далеко, где всегда цветут яблони и в небе резвятся пушистые облака, где трава всегда зелена, а нектарины всегда сочные и наливные, за речкой, что прозрачна, как хрусталь, стоит большой, красивый особняк, так похожий на дворец короля и королевы. В этом особняке живут мальчики. Живут десять хорошеньких лапочек вместе с «папочкой» и нянечками. Они любят друг друга так нежно, что даже спелые черешни позавидовали бы сладости их любви. Им читают добрые книги, показывают добрые черно-белые фильмы, учат заботиться и радоваться новому дню. У каждого  в саду есть свой цветок, который он каждый день поливает, даже, бывает, говорит с ним по душам. В полдень они бегают на речку купаться, а вечером кто-то из них обязательно уснёт в кресле перед камином, свернувшись клубочком на коленях у ласкового, доброго «папочки»…

Обожженые губы смыкаются, оставив небольшую щелку. Взгляд из толстой тетради, вдоль и поперёк исписаной набросками рассказов, сказок, повестей, романов, падает на угольные волосы. Словно щупальца, они распластались по хрустальной голубоватой воде, парочка прядок даже упали на пенные волны, как будто средь розовых цветов прореживаются чёрные ветви. От мыльной пены отрываются мелкие пузырьки, взмывают к потолку, и лопаются, оставляя после себя лишь маленькие капельки воды. Водная гладь будто обволакивает мраморное тело, а воздушные «барашки» прикрывают самые сокровенные места. И если бы не они, эти розовые «барашки», эта картина была бы пикантной, соблазнительной с ноткой пошлятинки. Горячий, влажный воздух наполнен невинностью, теплом, романтикой. Пламя свечи трепещет в такт лопаюшимся у потолка пузырькам. И вместе с ним трепещет  душа,  сознание уносит куда-то ввысь, желая вкусить амброзию нежности, сладкой истомы. — Жень… «Кажется, я кое-что вспомнила. .» — Женька!.. — костлявое плечико чуть вздрагивает от прикосновения железного когтя. — Я забыла выключить воду!.. — еле слышно шепчет ангельское создание. В ласковом шепоте затерялся шум бегущей воды. Горячие потоки переполнили ванну, а маньяк и девочка, утопая в бархатных чувствах, совсем не заметили, как через край ванны бежит резвый водопад. — Боже, я сказала слишком много… Оно перелилось! — Женя пытается коснутся рукой пола, — Почему я всегда все забываю? А ему совсем не хочется, даже не посещала мысль сбросить фен в ванную. Странно. Вода плещется около голенищ грубых сапог. — Ты не виновата, Жень… — шершавая кожа когтистой перчатки ложится на макушку девушки, убирая влажную чёлку назад. — Ты уснула… — Вода все ещё тёплая… — эти глаза, словно две капельки росы, в которых отражается голубое небо, скрываются за паутинными веками, снова погружаясь в дремоту. Вода перестала течь. — Тебе ещё не надоело нежиться тут? — холодные лезвия перебирают пряди волос, утопающих в воде. — Ждёшь, пока кожа на пальцах сморщится? Женя молчит. По лужам воды на полу пробегают еле заметные волны. — Женя… Этот шёпот теряется в тишине. Кошмарный сон сегодня не станет кошмарным. — Женя, ты спишь? Он задаёт ей этот вопрос даже чаще, чем зовёт по имени, но она ни разу его не слышала. — Женя, ты спишь? — жар от лабиринта раскаленных труб не сравнится с июньским солнцем, да ещё и в зените. Угольные волосы обвивают цветущую землянику. Женя любит спать. А с ним она полюбила это занятие ещё больше. И так не хочется её будить, да и сама она желает подольше задержаться средь нескончаемых переулков, причудливых образов, кровавых отпечатков. В белой ночной рубашке, словно Афродита в белоснежном хитоне, босыми ногами бегает Женя  по своим снам, и  не ищет выхода из этой сумасшедшей ловушки. Женя ищет мерзкого типа в грязном красно-зелёном свитере и странной шляпе. А мерзкого ли?.. Женя как будто не от мира сего — бежит к тому, от чего другие убегают. Из-за угла показывается тень. — Фредди! — девушка виснет у него на шее, целуя в изуродованное ожогами лицо. Целует в щеки, в нос, в губы — куда придётся! — Женька, задушишь! — маньяк смеётся, подхватывает её на руки, подкидывает вверх, ловит и снова прижимает к себе. — Не смей меня больше бросать так надолго! Ясно? — делано злится Женя. — Я скучала! Я так скучала! Не надо так! — Я был занят, прости… Я не буду  больше, обещаю! Вы слышали? Он оправдывается. Кровожадный убийца оправдывается перед самой обыкновенной девчонкой. Он чувствует свою вину перед ней. — Женя? Пацан? — его лучший друг сгибается пополам от смеха. — А я всегда знал! Я, блять, не то, что подозревал… Теперь Майкл торчит мне сотку! — Джейсон, ты мудак! Моя Женя — Евгения, а не Евгений! — сейчас хочется ему врезать, как никогда. Маньяка даже не смутило, что тот спорил на его ориентацию. — Красивая! — сквозь хоккейную маску Джейсон разглядывает фотографию бледной черноволосой девушки с таким же черненьким котёнком в руках. — Мне б такую!.. — Мечтай! — оборвал Фред его грёзы. — Расскажи хоть, как вы познакомились! — Известно как! Во сне. — В её? — Ты напился что ли? — хотя это видно и так, ведь трезвый Джейсон задаёт вопросы ещё тупее. — Ясен пень в Женькином. Я случайно увидел её. Даже не помню где… — И трахнул? Вы когда-нибудь могли себе представить, что этот мудила в хоккейной «экипировке» настолько озабоченный? Даже уже разговор с ним продолжать не хочется. — Я же не ты!.. Я просто спросил, как зовут. Она не сказала. Сначала не сказала. Испугалась. Она писательница. Это все, что она сказала мне на нашей первой встрече… — будто снова Фредди видит мелькнувшую за углом белую ночную рубашку. Будто снова незнакомка уходит вдаль, скрываясь за иссиня-чёрной тьмой кошмарного сна. — Я так хочу остаться с тобою! — паутинные руки падают на шею маньяка, обвивая её, словно виноградная лоза. А чёрные волосы ложатся на красно-зелёный свитер, оставляют там навсегда свой запах. Так пахнет сирень в период цветения, так пахнут улицы после дождя. Этот запах словно кокаин — хочется вдыхать снова и снова, и наплевать на последствия. И сейчас, когда весь пол в ванной комнате покрыт водяной гладью, когда свеча с ароматом корицы почти уже догорела, когда дышать из-за того, что душно, уже не реально,  Женя снова умудряется закрыть глаза. Они оба уже запутались — сон это, или явь? Да какая разница, главное, что цепкие пальцы Евгении вновь оплетают изуродованную ожогами ладонь, заключенную в кожаной перчатке с длинными, острыми когтями. На хрупком запястье ещё осталась розовая пена, медленно сползающая вниз, поближе к воде. Если это сон — она не хочет просыпаться, а если это все наяву — то она не хочет засыпать. — Женя, ты спишь? В эту секунду девушка пожалела, что впервые в своей жизни слышит этот вопрос именно от него. Настолько ласково, настолько непривычно из уст «Ночного кошмара» прозвучали эти слова… Как тут теперь уснуть? — Почти… — отвечает Женя. И тут же закрывает глаза, прокручивая эту фразу в голове раз за разом. «Ты спишь?». Вы когда-нибудь обращали внимание, насколько красивы эти слова? Среди ночи Женя просыпается. Расстраивается, что в её сне Фредди лёг рядом с нею, обнял, пожелал сладких снов. Повернувшись на другой бок, Женя усомнилась в реальности происходящего. Он рядом… Сон во сне? Разве такое возможно? — Раз, два… Фредди, я люблю тебя! — шепчешь ты на ушко своему ласковому кошмару, аккуратно поглаживая внешней стороной пальцев его щеку. Женя удивлена — неужели ему тоже нужен сон? Что ему снится? А может, ему тоже снятся плохие сны? — Женя, ты не спишь? Интересно, почему все зовут его «мерзким типом»? Ведь у него такие сладкие губы… Фредди взахлёб целует Евгению, зарываясь пальцами в её волосы, сливающиеся с темнотой. А она, слегка прижавшись к его телу, робко закинула на талию маньяка свою фарфоровую ножку. Нет, не желая соблазнить. Скорее, желая всем своим существом утонуть в нем, забыться в его объятиях, захлебнуться в поцелуях. Ладони Жени то и дело натыкаются на поврежденные пламенем участки кожи, гладят их. — Ты боишься? — Нет… Ни капли… — еле слышно произносит она, беспечно солгав. Как можно не ощущать хотя бы лёгкий страх, сравнимый с волнением, в такие моменты? — Странно! — усмехается маньяк. — Обычно люди орут как резанные, когда видят меня в своих снах! — его ладони уже под белоснежный ночной рубашкой Евгении. — А знаешь почему мне не страшно? — улыбается Женя, и в лунном свете её улыбка словно цветущая акация — нежная, жемчужная, изящная. Фредди молча покачал головой. В темной комнате настолько тихо, что, кажется, слышно пульс обоих… Обнажённое тело касается его груди, и их сердца становятся  совсем близко друг к другу. Тёплые женские руки снова оплетают его тело, ладони останавливаются на спине, а разгоряченные губы припадают к его шее, оставляя на ней свой холодный след. — Потому, что ты… — она писатель, но в эту секунду особенно трудно подобрать слова. — Ты заставлял меня улыбаться, когда я теряла улыбку. Ты показал мне любовь, когда я не чувствовала её. Ты был рядом со мной, когда, мне казалось, я потеряла все… И… Ты знаешь… — Женя задумчиво перевела взгляд на квадратик лунного света рядом с кроватью. — Если бы я могла, я бы достала тебе Луну!.. И если бы смерть оказалась позади тебя, я отдала бы ей свою жизнь… Смутившись от таких пылких слов, она уткнулась в его грудь. Огромная ладонь снова зарылась в её пушистые волосы. — А ещё… Ты такой красивый! Ты самый милый на свете!.. — продолжает Женя, уже не зная, как выразить всю теплоту, что сейчас её переполняет. — Ну, я бы не согласился с этим! — Фредди аккуратно убрал пряди чёрных её волос за ушки, чтобы не мешали разглядывать оставленные пламенем лабиринты. — Не такой уж я и красивый… — Нет, не правда! Ты красивый, только чуть по другому. Как-то по особенному привлекательно выглядит твоя внешность! — она перебирает в голове варианты описаний. — Знаешь, может быть, твоя красота просто на любителя! Он не может не согласиться. Всё же, иногда терялась в глубине души смутная надежда, что кто-то найдёт в нем то, чего не дано видеть «посетителям» этого ночного кошмара. А она надеялась, что кто-то помимо её внешних данных разглядит в ней не только объект для развлечений, но и ту самую тайну, которую можно понять только избраным. Странно, что это был хладнокровный и жестокий маньяк, а не хорошенький пай-мальчик. —  А почему именно я? — этот вопрос Евгения задавала Фредди наверное уже раз сто, но точного ответа не получала ни разу. Вообще их союз довольно странный. И место знакомства странное — котельная. Оба они с улыбкой вспоминают, как он все-таки поддался на уговоры Жени, и в одном из её снов все же устроил экскурсию по той самой котельной. М-да, фанатки бы померли от зависти! — Неужели это для тебя так интересно? — лезвия с противным звуком прошлись по ржавой трубе. — Представь, интересно! — даже в лёгкой рубашке ей безумно жарко. — Но ужасно душно!.. Вот бы воды сейчас!.. У тебя нет? — К сожалению, нет. — он берет её за руку, чтобы, не дай бог, не потерялась. — Ну как так? — обижается Женя, как маленький ребёнок, поднимая лазурные глазки на маньяка. — Мне жарко, Фредди! Я сейчас буду тебя доставать! Он пропустил эти слова мимо ушей. Конечно, мало кому захочется ныть перед своим потенциальным убийцей! Но Женьке ведь тут все можно, поэтому она начинает усиленно начинает жаловаться, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. — Мне жарко! — она тянет его за руку. — Даже дышать трудно! О боже, как же душно! Тот терпеливо выслушивает Женькино нытье. Действительно, надо иметь огромную смелость (или глупость), чтобы начать испытывать терпение маньяка. Он закатывает глаза, думая, как бы сделать так, чтобы она замолчала. — Мне так трудно дышать! Хочу водички! — не унимается девушка. — Даже в ночнушке жарко… Боже, я сейчас умру от жажды! Фредди, я не могу идти! Неожиданно плоды этой нервотрепки дают о себе знать. Фред резко прижимает Женю к стенке, словно очередную свою жертву. Смотря ей прямо в хрустальные радужки глаз, маньяк с расстановкой, давая понять, что все его намерения серьёзны, полушепотом произносит: — Если ты сейчас не перестанешь жаловаться, — кончик лезвия касается курносого носа Женьки. — я дам тебе причину почувствовать настоящую жару! И такую, что эти трубы покажутся тебе льдом в клубничном мохито! Девушка хитро улыбается, невольно усмехнувшись. Театрально накручивая прядь волос на палец, она протяжно выдает: — Мне жа-а-а-арко! А может быть сейчас, при лунном свете, в обьятии этого воздушного одеяла, самое время дать ей почувствовать?.. Дать почувствовать ещё раз? Ведь тогда, в котельной, они впервые ощутили друг друга, Евгения смущалась, она ведь совсем неопытная, невинная… — Женя, ты спишь? Утром она снова проснётся с печальными мыслями в пустой квартире. Он ушёл, и до следующего её сновидения они снова будут порознь, словно в разных мирах. — Не спишь, значит!.. — слышит она. — Ну раз так, то доброе утро, Женя! А через несколько недель в местное издательство Евгения принесёт несколько листов А4 с перепечатнной поэмой. И её персональный литературный критик, женщина средних лет, будет удивляться, мол, неужели в своих кошмарах ты, Женя, можешь разглядывать что-то чудесное, прекрасное? Как так, это же невозможно?! А на её слова Женя будет улыбаться, смущённо пряча свою радость, опуская глаза. Не рассказывать же этой тетеньке, что тот, кому была посвящена  поэма, убил несколько десятков человек и познакомились они в её кошмаре, который сорвался на самом неожиданном моменте. Не поймёт тётенька. Совсем из другого она мира.