Не зову

      — Тебя с собой я не зову. И сам не ходи. Но мне надо уйти, — Паша наклонился и заглянул Юре прямо в глаза, обхватив его лицо руками. — Слышишь? Мне нужно. Ты отпустишь меня?       — Нет, Паш. Не отпущу. Я не...       Утро добрым не бывает. Едва разлепив глаза, Юра об этом пожалел. Солнце слепило нещадно, выжигая лучами сетчатку, заставляя сужаться зрачки. Он зажмурился, пряча лицо в слегка влажную подушку. Музыченко зевнул и перевернулся на спину, разминая затёкшие конечности. В голове всё ещё ощущался чёткий отпечаток сна, отчего на корне языка он ощутил горечь. Может однажды это прекратится? Но что делать, когда это закончится? Ответа он сам не знал.       Юра прошёл в ванную. Прохладная вода коснулась его ладоней, и он набрал полную горсть, смывая сонливость с располосованного подушкой лица. С той стороны зеркала на него смотрел измученный мужчина. Тёмные круги под глазами выдавали его моральное и физическое состояние с головой. Он чертовски устал.       Кофе с утра — лучшая часть дня. Так кажется Юре. Смех дочери — лучшая часть его жизни. Разговоры с ней по пути в школу — лучшее средство, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей. Звонкий поцелуй в щёку и обещание, что он обязательно заберёт её после занятий — лучшее уверение самого себя в том, что его жизнь в полном порядке.       Юра отправился в студию, сам не зная зачем продолжает делать это изо дня в день. Слишком много воспоминаний связано с этим местом. Стены буквально пропитаны звуками, которые он больше не хотел слышать. Он врёт сам себе, понимая, что желает этого больше всего на свете.       Пробок почти не было, и это хоть немного его порадовало. Хоть что-то, за последнее время. Ощущение пустоты не покидало его уже давно. О причине он усиленно старался не думать. Юра несколько раз моргнул, понимая, что смотрел не на дорогу, а внутрь себя.       "Доиграешься, Юрий Юрьевич", — подумал Музыченко. Но это не его голос звучал в голове. Раньше там был его баритон, озвучивающий мысли. Но уже как полгода тембр поднялся на несколько тонов и поменялась в корне интонация. Музыченко присвоил себе чужой голос, до боли знакомый, тот, который давно уже не слышал.       Юра заметил входящий вызов на мобильном от Кикира и сбросил звонок. Он почти подъехал, поговорит лично через пять минут. Саша хотел ему сказать что-то важное, но в памяти это не отпечаталось. Музыченко вспомнил об этом только сейчас.       Юра подошёл к двери, за которой находится их студия. Он стоял, не решаясь её открыть. Оттуда лились звуки аккордеона. И они были вполне реальны. Ему не показалось и он, увы, не спал. На поверку ещё раз прислушавшись — не мерещатся ли ему снова эти аккорды — он толкнул дверь, чувствуя как бешено колотится сердце и разум затопила слепая ярость.       На диване он увидел Кикира с бас-гитарой и рядом с ним незнакомца с аккордеоном. Пашиным аккордеоном.       — Вот об этом ты мне хотел сказать?! — закричал Юра, вырывая у Саши из рук инструмент.       Он отшвырнул гитару в сторону и обратил внимание на незнакомца.       — Пошёл нахуй отсюда, — угрожающе прошипел Музыченко, прищуривая глаза словно кобра перед броском.       Кикир резко поднялся, вставая между Юрой и ничего не понимающим парнем.       — Юр, успокойся. Нам надо всё обсудить.       — Ты с первых пяти раз не понял меня, да? Я кому, блять, сказал, что больше этого в нашей музыке не будет? Ты ещё здесь?! — Музыченко перевёл взгляд на шокированного незнакомца. — А хотя нет, сиди. Лучше это я отсюда уйду! Козёл, блять.       Он смерил Анисимова уничтожающим взглядом и, резко развернувшись, яростным ураганом вылетел из студии.       Дрожащими руками сжимая руль, Юра пытался успокоиться. В таком состоянии точно не стоило куда-то ехать. Ему нестерпимо хотелось выпить. Много и быстро, чтобы отключиться, не успев накуролесить. В мыслях сдавленной птицей билось только одно: "домой, домой, домой". Пашин голос в его голове успокаивал, снимая напряжение с натянутых до предела нервов.       — Как скажешь, — выдохнул Юра, прижавшись лбом к рулю. Его плечи поникли, и он расслабился, чувствуя как дрожь отпускает его.       По пути домой он всё-таки заехал в алкомаркет и с полным пакетом припасов вернулся в квартиру. Музыченко сделал звонок, договариваясь о том, чтобы тёща забрала Лизу из школы и оставила у себя до завтра. Пока Аня в отъезде, он мог себе это позволить. Он знал, что хорошего отца из него сегодня не выйдет. Сегодня он будет заливать дыры в душе алкоголем.

***

      Юра полулежал на скрещенных руках, облокотившись ими о стол. В квартире было накурено, не смотря на открытое настежь окно. Под столом зазвенела опрокинутая ногой пустая бутылка из-под виски. Уже вторая за сегодня. Музыченко больше ничего не чувствовал. Он выпил достаточно, чтобы ни о чём не думать. Уж точно не думать о том, что случилось сегодня на студии. Юра приподнял голову и расфокусированным взглядом поискал пачку сигарет. С трудом вытащив одну, он закурил, и в полумраке комнаты вспыхнул огонёк, оранжевым пятном вычерчивая кривой маршрут каждой затяжки.       Спустя минуту, Юра бросил недокуренную сигарету в бокал с колой и откинулся на диван, ложась на бок и поджимая ноги.        — Только не бросай музыку, пожалуйста, — солнце яркими бликами падает на мягкие длинные волосы Личадеева. — Сыграешь мне?       — Для тебя всё что угодно.       Юра положил скрипку на плечо, поднимая смычок. Он начал играть, и Паша довольно улыбнулся, закрывая глаза и подставляя лицо горячим солнечным лучам.       — Я бы подыграл тебе, только вот аккордеона нет.       — Да, его здесь нет. И не будет. Не могу его слышать больше. Ты же понимаешь, — Юра отложил скрипку, беря Пашу за руку.       — Понимаю. Придётся переделывать концепцию группы. Создать что-то новое. Не стой на месте.       Паша сжал Юрину ладонь, переплетая их пальцы. Поднявшийся внезапно сильный ветер сдул его шляпу, унося её за ровно подстриженный широкий кустарник.       — Ну ёлки-палки!       Паша встал и обошёл куст. Минуту не было слышно ни звука, и Юра забеспокоился. Он двинулся следом за Личадеевым и, обойдя по кругу растение, обнаружил Пашу снова сидящим на скамейке.       — Я подумал, что ты ушёл, — Музыченко сел рядом, заправляя выбившуюся прядь волос Личадеева ему за ухо.       — А я могу?       — Не знаю. Не хочу, чтобы ты уходил. Я не...       Мелодия телефонного звонка больно ударила по барабанным перепонкам. В голове гудело, будто вместо черепа у него на плечах была трансформаторная будка. Юра не глядя нащупал мобильник и сбросил звонок.       — "Всё потом, всё нахуй. Ещё немного поспать, ещё пару минут..." — сонно подумал он, роняя голову на подушку. Телефон зазвонил снова.       — Да блять! — Юра повторно сбросил вызов, в последнюю секунду успевая заметить, что звонила тёща. — Блин, Лиза!       С трудом поднявшись, он принял сидячее положение. На экране мобильного красовалась куча пропущенных. Музыченко поставил телефон на беззвучный. Руки не слушались, а во рту пересохло настолько, что пустыня Сахара казалась сейчас детской песочницей по сравнению с его сушняком. Юра через силу встал и его повело. Музыченко попытался устоять на ногах, но не смог. Он облокотился о стол, и тот со скрежетом отодвинулся в сторону, от чего Юра чуть не упал.       Музыченко взял себя в руки и дошёл до кухонной раковины. Словно путник в пустыне, он жадно выпил несколько стаканов воды из-под крана, абсолютно не заботясь о её качестве. Стало немного легче. Юра вернулся обратно на диван, набирая номер мамы Анны Серговны. Он с облегчением услышал от неё, что всё в порядке. Лиза отправлена в школу, и от него требуется только встретить её после занятий. Но для начала нужно привести себя в порядок.

***

      Из зеркала в ванной на Юру смотрело чудовище. Мрачное, с чёрными глазами и всклокоченными волосами, которые змеями торчали в разные стороны — оно исподлобья пожирало его взглядом. На секунду Музыченко усомнился, что перед ним его отражение. Казалось, что отвернись он сейчас — и этот монстр не повторит его движений, не сдвинется с места, сверля его спину своими бездонными глазами. Захотелось разбить зеркало, как эта тень напротив разбила его жизнь. Он никогда не смирится с тем, что допустил это. "Хотел как лучше, получилось как всегда", — язвительной усмешкой отозвалось в его голове отражение.       Юра принял душ, мучительно больно проводя ногтями по телу, словно хотел содрать вместе с кожей чувство вины и сожаления. Не помогло. Он не знал, сколько ещё сможет нести этот груз на своих плечах. И откуда брать силы, чтобы начать новый день, если все его мысли о том, что давно утеряно.       Прибравшись на кухне после своего ночного алкотрипа, Юра вскипятил чайник. Он ощутил, как от голода свело желудок и полез в холодильник в поисках чего-нибудь съестного.       В дверь настойчиво позвонили. Секунд двадцать Музыченко размышлял: стоит ли открывать непрошенному гостю или пусть катится ко всем чертям? Звонок повторился и, чертыхаясь себе под нос, Юра открыл дверь.       На пороге стоял Кикир, сжимая в руке пакет. Он молчал, не зная, что сказать, и Юра не торопился ему в этом помочь. Музыченко подумал, что хуже его похмелья сегодня вряд ли что-то уже будет, и, открывая шире дверь, впустил Сашу внутрь.       — Я тебе минералки принёс. И бургеры. Твоё любимое средство от похмелья.       — С чего ты взял, что я бухал? — спросил Юра, принимая из рук Кикира покупки и проходя на кухню.       — Я тебя сто лет знаю, Юр. Уж что-что, а твои спусковые крючки для алкашки я ещё в Гатчине выучил. Не умеешь ты без алкоголя жизненный пиздец переживать. Да и трубку не брал со вчерашнего дня.       Саша расположился за столом, доставая из пакета принесённую провизию. Он изподтишка бросал на Юру осторожные взгляды, стараясь узнать настроение друга.       Казалось, что Юра в полном порядке. Он налил им обоим чай и сел за стол, придвигая Саше кружку с горячим напитком. Кикир кивком головы поблагодарил его.       Они оба не знали с чего начать разговор. Молчание затягивалось, и напряжение между ними натянутой струной повисло в воздухе. Делая глубокий вдох, Кикир решил, что больше не станет ходить вокруг да около.       — Ты скучаешь по нему, — на выдохе выпалил Саша.       На лице Музыченко не дрогнул ни один мускул. Он лишь замер, точно каменное изваяние, сверля пустым взглядом кружку в своих руках.       — Какой ответ ты хочешь от меня услышать? — наконец спросил Юра.       — А это был не вопрос.       Музыченко старательно избегал Сашиного взгляда, который прожигал его насквозь. Юра ощутил себя неуютно, словно под дулом пистолета.       — Очень. Он снится мне каждую ночь. И я не знаю как прекратить это. Да и не хочу, если честно, — Музыченко взглянул прямо в глаза Анисимова, будто ставя точку на этом разговоре.       Саша кивнул. Он прекрасно понимал друга.       — И я скучаю. Все мы. Но не надо зацикливаться на этом. Ты должен жить дальше.       В Юре начинала закипать злость. Что-то животное, первородное сидело внутри и подначивало разнести всё вокруг. Он сдерживал это как мог, сжимая кружку с чаем до побелевших пальцев.       — Я никому ничего не должен. Не указывай, что мне делать, Санёк.       Музыченко сделал глоток чая, но не рассчитал силу и выплеснул половину на себя.       — Блять! Да что ж такое-то, — Юра вскочил, оглядывая себя. Он сжимал в кулаках края мокрой футболки, оттягивая её от тела.       И вдруг, словно внутри что-то порвалось, будто этот несчастный чай был последней каплей, он сел на корточки, закрывая лицо ладонями. Похмелье невовремя дало о себе знать, и Юра покачнулся, теряя равновесие. Он плюхнулся на пол, широко расставляя согнутые ноги, вцепляясь пальцами в отросшие волосы. Спустя пару мгновений к нему присоединился Кикир, усаживаясь рядом и обнимая за плечи.       — Что мне делать, Саш? — тихо спросил Юра, не поднимая головы. — Очевидно, что сам я не справляюсь с этим.       — Перестань винить себя. Ты же к этому не причастен. Не ты был за рулём той девятки. Не ты поил того водителя до состояния животного.       — Но из-за меня он тогда уехал. Если бы не я, то он был бы сейчас с нами. Если бы я его тогда не вывел из себя своим блядским характером, то ничего бы не случилось! — Юра сорвался на крик, и на его светлые домашние штаны упала слеза.       — Ты не можешь этого знать, — Саша крепче сжал его плечо. — Мы должны двигаться дальше. У тебя есть семья, ты должен о них заботиться. И бизнес свой запускать так нельзя. Да чёрт с ним, с бизнесом, главное музыку не бросай. Ты нам нужен, брат.       — Он тоже так сказал. Про музыку, — еле слышно отозвался Музыченко.       — Кто? — не понял Кикир.       — Паша. Я же сказал, что он мне снится. Говорит не стоять на месте. И всё время просит его отпустить.       — Так отпусти. Он и так будет всегда с нами, вот здесь, — Саша похлопал Юру по груди. — Но тебе станет легче, обещаю.       Кикир поднялся с пола, протягивая руку Музыченко.       — Я попробую, — сказал Юра, хватаясь за Сашину ладонь.

***

      — Зря ты на Кикира сорвался тогда. Не в первый раз уже. Завязывай ты с этим делом, он помочь хотел.       — Я знаю, Паш. Мне все хотят помочь. Но помогаешь мне только ты.       — С чего это вдруг? Из-за меня ты выглядишь, как только с каторги вернулся. Нормально не спишь, не ешь, похудел очень. Я не хочу, чтобы тебе было плохо.       Паша лежал головой на коленях Юры, сжимая его ладонь на своей груди.       — Ты забросил музыку. За полгода ни строчки не написал и сам забыл, когда играл в последний раз. Я утягиваю тебя на дно.       — Не говори так. Если б ты не приходил, я бы с ума сошёл. Я не... Я не знаю, как дальше жить без тебя, — Юра разглядывал его лицо, гладя по голове.       Музыченко жадно впивался в него глазами, словно желал навсегда отпечатать в голове его образ. Таким, каким он был сейчас. К горлу Юры подкатил ком, не давая вымолвить и слова, чтобы голос предательски не дрогнул.       — Если б я не приходил, ты бы давно успокоился. Поэтому очень важно, чтобы ты меня отпустил. Я знаю, что ты готов.       Паша встал, откидывая волосы назад и надевая шляпу. Юра поднялся следом, приближаясь к нему вплотную. Он взял его за руки, вздрагивая от осознания, что они с каждой секундой становятся всё холоднее.       — И что, я теперь тебя не увижу больше? — непрошенные слёзы сами навернулись на глаза Юры.       — Я буду иногда заглядывать к тебе, если сам захочешь. О, и кстати, у меня для тебя кое-что есть.       Паша снял рюкзак с плеча и вытащил изнутри блокнот. Он передал его Юре и постучал по нему пальцем.       — Прочти, когда я уйду. Это подарок. Надо же тебе с чего-то начинать будет, — Пашины глаза светились теплом, а мягкая улыбка вселяла надежду, что у Юры всё получится.       Музыченко вытер слёзы, катившиеся по щекам. Он чувствовал, что ему нужно ещё так много сказать Паше, пока их время не иссякло. Но разум будто сковало цепями. Он стоял, смотря в голубые Пашины глаза, прижимаясь щекой к его холодной ладони.       — Закрой глаза, — прошептал Личадеев.       Юра послушно выполнил его просьбу. Он ощутил на своих губах поцелуй и ответил на него, впиваясь в Пашины губы с отчаянием утопающего, хватающегося за соломинку.       Чувство реальности медленно сходило на нет, и когда Юра открыл глаза — Паши уже не было.       Он стоял один, сжимая в руке блокнот. Дрожащей рукой открыв его, он увидел несколько листов, исписанных неровным крупным Пашиным почерком. Это были стихи. Юра читал строчку за строчкой, и чернила на бумаге расплывались от непроизвольно льющихся слёз. Дочитав стихотворение до конца, он увидел приписку с несколькими аккордами и всё понял. Музыченко закрыл блокнот, поднося его к своим губам.       Он услышал на фоне совершенно несвойственные для этого сна звуки и осознал, что скоро проснётся.       — Люблю тебя, — прошелестел ему ветер, мягкой волной касаясь его лица.       — Я тебя больше, Паш.