Я больше не выдержу

Когда босс дает тебе задание особой важности и срочности, работаешь так, что забываешь обо всем, полностью отдавая себя делу. Вот и сегодня я не заметил, как пролетел день, и что я опаздываю с предоставлением информации, которую мне приказали достать. Я чуть ли не бегом преодолеваю расстояние от своего кабинета до Вашего и резко толкаю дверь. Я вижу Вас сидящим на своем обычном месте за большим столом. На нем стоит полупустая бутылка с вином и лежит небрежно брошенный пистолет, а под столом в быстром темпе движется чья-то голова. Ваши глаза полуприкрыты в скуке, а лицо не выражает абсолютно ничего. - Слишком плохо. Ты ни на что не годишься, проваливай, - спустя минуту пустым бесцветным голосом произнесли Вы и толкнули ногой того парня. Он ударился затылком о столешницу и отлетел под стол, потом быстро вылез оттуда и чуть ли не бегом направился к двери, чтобы поскорее покинуть помещение и не раздражать более босса, но Вы взяли со стола пистолет… и через пару секунд таким же безразличным голосом произнесли: «Уберите это», взмахом руки указывая на безжизненное теперь тело, так и не достигшее выхода. Двое мужчин, стоявших у стенки, поклонились и бросились к трупу. Один из них, наступив на кровь, вытекшую из затылка несчастного, поскользнулся, чуть слышно выругался и, перекинув тело через плечо, направился к тому самому выходу. Второй же поспешил вытереть с пола кровь, в полумраке казавшуюся черной. Только после того, как второй человек покинул комнату, Вы, наконец, подняли на меня свой взгляд. И за эту короткую секунду я много раз успел пожалеть о том, что встретился с этими глазами. Ваши глаза… были такими же черными сейчас. Такими же безжизненными, как и тот человек, чье сердце Вы только что остановили своими собственными руками, и без того давно пропитанными кровью. Я сейчас не могу вспомнить, как и когда началось все это, но думаю, что вскоре буду не в состоянии больше переносить то, во что превратилась наша некогда великая Вонгола. По приказу босса мы убивали всех, кто хоть как-то мог помешать нам в наших делах, мы без разбору вешали мишени на правых и виноватых, мы превратились не больше чем в убийц, напрочь позабыв о чести и гордости мафии. Только потому, что сердце нашей семьи, наш босс, стало полностью черным, безжалостным, все мы стали такими же. И, хоть в нас еще и остались какие-то чувства, присущие людям, мы подавляем их, следуя приказам, не разбирая и не думая о последствиях. Мы все продали наши души Дьяволу ради Десятого Вонголы. Но сколько я смогу еще выносить это? - Гокудера, подойди. Я вздрогнул при звуке Вашего голоса, так резко вырвавшего меня из размышлений, и молча повиновался приказу. Только подойдя так близко, почти вплотную, я смог лучше разглядеть Ваши глаза. Я помню, какими они были раньше: полными жизни, надежд, радости, уверенности – в них словно был сокрыт целый мир, а теперь… теперь тот блеск потух, а мир рухнул, и не осталось там больше ничего, совсем ничего. На секунду я даже подумал, что глаза мертвеца выглядят куда приятнее Ваших, потому что страшен живой человек с глазами, подобными мертвым. Да, Вы абсолютно полностью изменились с тех дней, которые я иногда пытаюсь восстановить в памяти, по которым даже скучаю время от времени. Исчезло это «кун» в обращении ко мне, хотя когда-то я так привык к нему, а теперь, когда Вы зовете меня просто «Гокудера», мне кажется, будто я слышу вовсе и не Ваш голос. Так жаль. Вы изменились, а вот я почему-то не смог измениться вместе с Вами. Я все еще хочу видеть ту добрую улыбку, слышать тот полный заботы голос, наблюдать за Вашими немного неуклюжими движениями. От человека, которого я когда-то любил, которым дорожил больше всего на свете, теперь осталось только физическое тело. Его душа утоплена в крови и жестокости и больше никогда не сможет вырваться наружу. Каждый раз, находясь рядом со своим боссом, исполняя его приказы, я переступаю через себя, топчу свои чувства, потому что сам так и не изменился, все еще остался тем наивным мальчишкой, которым был когда-то, пусть и стал немного сильнее. - Десятый, - начал я немного неуверенным голосом, - я достал информацию, которую Вы просили, всё здесь, - я положил папку, которую держал в руках, на стол и уже хотел было вкратце рассказать о ее содержимом, как снова услышал Ваш голос: - Плевать. Сейчас мне это не нужно. Ты знаешь, чего я хочу. Я знал. Потому, что такое случалось не в первый раз. Потому, что я слишком хорошо знаю своего босса. Да и хотя бы потому, что застреленный пару минут назад парень явно не удовлетворил Вас. Вы поднялись и посмотрели мне в глаза. Так же, как я смотрел недавно в Ваши. Увидели ли Вы что-то в них? Вряд ли даже и пытались. А я только сейчас, оглядев Вас с ног до головы, заметил, что на Вас нет брюк и белья, пиджак расстегнут, а белая рубашка под ним чуть прикрывает напряженную плоть. Я сглотнул и отвел взгляд. Возбуждение в такие моменты откуда-то бралось само, наверное потому, что я не мог устоять перед Вашим развратным видом, хоть и пытался сдерживать себя изо всех сил. А сейчас сдерживаться стало невозможно еще и из-за руки, дразняще погладившей меня между ног. - Давай, Гокудера, чего ты ждешь? - Я… Вы не стали дожидаться моего ответа. Вы потянулись выше к моим губам, но я слегка повернул голову, чтобы Вы до них не достали. Я не любил целоваться. Может, мои понятия и устарели, но я всегда считал, что поцелуй должен передавать чувства, что это незатейливое касание должно вкладывать собственную душу, раскрывать человека полностью перед другим человеком, что поцелуев достойны лишь любимые люди, а я не люблю Вас… теперь не люблю. Так же, как и Вы меня. Поняв, что поцеловать меня в губы не получится, Вы потянулись к моей шее и чуть прихватили зубами кожу на ней. Вот так легко, дразня, Вы снова опустили свою ладонь к моим брюкам, только теперь ловкие пальцы стали расстегивать молнию и пуговицу на них, чтобы потом свободно проникнуть под ткани одежды. Я прикрыл глаза и слегка напрягся, когда прохладная ладонь легла на мою плоть, но не отстранился, как должен был сделать, а даже наоборот, я двинул бедрами вперед, и тогда Вы обхватили член плотнее, должно быть, чувствуя, как он твердеет и увеличивается в Ваших руках. Но я не мог долго наслаждаться этим. Я знал, что Вы ждали, когда я сам возьму инициативу, поэтому Ваши действия сейчас я мог расценивать только как дозволение проделать с собой то же самое. И я больше не в праве был заставлять себя ждать. Я знал все Ваши чувствительные места, поэтому, если Вы хотели получить удовольствие, я отлично представлял, как доставить его Вам. Свою правую руку я опустил Вам на затылок, крепко сжал каштановые волосы в кулаке и медленно потянул назад, открывая себе отличный доступ к тонкой шее. Сначала кончиком языка я провел под самым подбородком, потом за ушком, почувствовав, как Вы немного вздрогнули, затем осторожно прихватил зубами мочку уха, услышал, как Ваше ровное дыхание начинает прерываться тихими вздохами, а затем ласково и почти невесомо дотронулся губами до нежной кожи под самым ушком и неожиданно и резко впился туда зубами. Вы коротко вскрикнули и чуть сильнее сжали в руке мой член. Да, я знаю, Вы любите, когда так, когда нежность прерывается грубостью, когда я резок, настойчив. Подумать только, Вы, превосходящий всех всегда и во всем, в постели любили подчиняться и не терпели абсолютной нежности! Вам нравилось чувствовать меня, нравилось принадлежать, и, понимая, что после моих укусов потом останутся следы, Вы, кажется, заводились еще больше. Движения Вашей руки на моем члене то ускорялись, то замедлялись, и я и сам начал возбуждаться сильнее. Все еще терзая чувствительную шею полупоцелуями-полуукусами, левую руку я опустил на Вашу плоть и начал медленные, но сильные движения. Из ваших приоткрытых губ начали вырываться тихие стоны, и вы стали в точности повторять мои движения своей рукой, чтобы и я почувствовал не меньше. И я чувствовал. Я горел только при одной мысли о том, что Вы ласкаете меня, что это Ваша рука так дразнит меня, что я прикасаюсь к Вам, что из Ваших губ вырываются стоны, пусть пока еще и не слишком громкие. Я почувствовал, что понемногу начинаю сходить с ума. Но я не должен был сейчас терять голову. Если Вы хотели получить удовольствие, я обязан был доставить его, даже если потом мне самому придется о себе позаботиться. Оставив последнюю отметину на Вашей шее, я отстранился, выпустил из зажатых пальцев Ваши волосы и опустил руку к груди. Я стянул с Вас пиджак, но рубашку снимать не стал: Вы и сами это сделаете, если пожелаете, а прямо через нее нашел пальцем сосок, облизнул сухие губы и тут же принялся ласкать его языком, то надавливая, то словно поддевая снизу вверх. Тонкая ткань намокла от моей слюны, стала полупрозрачной и прилипала к Вашей коже, и это выглядело до невозможности сексуально. Мое дыхание давно уже сбилось, я чувствовал, что вот-вот перестану себя контролировать. И еще эта Ваша рука, доводящая меня до безумия… Я не мог приказать Вам остановиться, даже попросить не мог – просто сил не было, поэтому сжал Ваш член у основания, вызывая короткий болезненный вскрик, намекая на небольшую паузу, чтобы не доводить друг друга до конца так скоро. И Вы остановились, убрали свою руку и вцепились ей в мои волосы, подталкивая к себе ближе. Я тоже отпустил напряженный член и притянул Вас к себе за спину. Теперь я сжал твердый сосок зубами, снова заставляя Вас вскрикнуть. Точно так же я принялся ласкать и вторую бусинку на Вашей груди, но вскоре услышал Ваш голос: - Гокудера, остановись, - он был хриплым, но не потерял своего приказного тона, и мне пришлось подчиниться. Я с трудом отстранился и взглянул на Вас, ожидая пояснений сказанному. - Я хочу, чтобы ты ласкал себя. Уже не соображая, что делаю, но машинально повинуясь приказу, я скинул с себя всю одежду, опустил одну руку на свой член и медленным движением провел вверх, почувствовал, как ноги задрожали, а голова начала кружиться от удовольствия. Вы неотрывно следили за движением моих рук, и я видел, как Вы сдерживали себя, чтобы не последовать моему примеру. Вы насильно останавливали свои руки, так и тянущиеся к напряженной плоти, Вы хотели продлить удовольствие себе, наслаждаясь видом моего разгоряченного тела, вздувшихся мышц на правой руке, силящейся выдавить из стоящего колом члена как можно больше приятных ощущений. Ваш взгляд уловил и прозрачную каплю смазки, выступившую на крупной головке моего члена – я тут же размазал ее большим пальцем, провел до уздечки и, стоило мне только задеть ее, из горла вырвался громкий стон, пожалуй, даже слишком громкий для того, кто обязан был сдерживаться. В Ваших глазах мелькал азарт: Вы наблюдали, сколько я продержусь так, на сколько меня хватит. А я почти сдался. Я чувствовал, что хочу большего, что тело требует разрядки: оно больше не может выдерживать этого тяжелого удовольствия, оседающего в каждой клетке, заставляющего сердце бешено взрываться с каждым ударом. Моя вторая рука потянулась к мошонке – одному из моих самых чувствительных мест – я хотел закончить это, пусть и было немного стыдно излиться в собственную руку на Ваших глазах. Только я провел пальцами по нежной морщинистой коже там, как почувствовал, что разрядка уже близко, что еще пара движений, и я… - Босс, я больше не могу!.. Сейчас кончу! – отрывисто прохрипел я, и тут же услышал: - Не смей! – Ваш твердый голос заставил меня остановиться, хотя я думал, что это невозможно - самому убрать руки, когда оставалась лишь секунда до пика! – Не смей кончать сейчас, Гокудера! – и Вашего приказа я не мог ослушаться. Я дышал тяжело так, словно уже испытал оргазм, я задыхался от жары и от прерванного удовольствия, я с трудом сдерживал вопль разочарования и обиды – Вы ведь планировали это, Вы хотели, чтобы я чувствовал себя так отвратительно, балансируя на грани оргазма, теряя способность стоять на ногах. Что ж, Вы добились своего. - Не смей, слышишь?! Я видел, как Ваши руки дрожали, как затуманенные возбуждением глаза не могли сфокусироваться на чем-то определенном, как и Вы задыхались и истекали смазкой, мокрыми пятнами впитывавшейся в рубашку. И короткие приказы Вы произносили, не осознавая, что говорите. Вы подошли ко мне и опустились на колени. Я попытался отойти, потому что одно осознание того, что Вы видите меня так близко, что красная головка, поджатые яички и выпирающие вены, очерчивающие твердый ствол находятся прямо перед Вашим лицом возбуждало больше, чем любые откровенные прикосновения… хотя я и думал, что уже невозможно возбудиться больше, чем сейчас. Но отойти Вы мне все же не позволили – положили одну руку мне на ягодицу, а другой обхватили член. И прикоснулись самым кончиком языка к головке. О боги! Я думал, что мое сердце просто не выдержит такого, остановится раньше, чем я успею хотя бы вздохнуть. Я не смог даже простонать, открыл рот, но голоса не было, и я почти задохнулся в этом немом вскрике. Не знаю, каким чудом я не кончил в этот момент, но моя голова кружилась, все тело била дрожь, а я даже не мог ни на что опереться, чтобы хоть чуть-чуть отвлечь свое тело от испытываемого удовольствия. А Вы всё продолжали ласкать меня. Да, только мне Вы позволяли это, только я имел право чувствовать Ваш горячий язычок, с усердием движущийся по головке, Ваши влажные губы, с каким-то ведомым только Вам наслаждением скользящими по напряженному стволу, Ваши тонкие пальцы, быстрыми движениями перебирающими яички, только я имел право получать все это от Вас. Вам нравилось доставлять удовольствие, Вам льстило лишь осознание того, что от Ваших прикосновений вздрагивает чужое тело, что от Ваших прикосновений быстрее бьется чужое сердце, что именно Ваши прикосновения вырывают тяжелые вздохи, стоны, на которые я, наконец, нашел в себе силы. И вот теперь сдерживаться я больше не мог. Это было просто невыносимо, и я даже успел наплевать на приказ не кончать, хотя сомневался, что он до сих пор имеет значение. Я вцепился в мягкие волосы, застонал, нет, даже закричал, пропуская почти болезненную волну наслаждения по всему телу, толкнулся вперед и, наконец, излился горячей струей прямо в Ваше горло, не оставляя Вам иного выбора кроме как проглотить всё до последней капли. Вы поднялись с колен и взглянули мне в глаза. Вы пытались изобразить недовольство, однако у Вас плохо получалось это, и я видел, что на самом деле всё идет как раз так, как Вы и хотели. Я не успел уловить быстрое движение и почувствовал, как Ваши тонкие пальцы вцепились в мои волосы, больно потягивая, и тут же Вы впились в мои губы. Сейчас я уже не думал о своих принципах, о том, что поцелуй должен дарить только любимый человек – мне было плевать! Я чувствовал Ваш скользкий язычок, сплетающийся с моим, делящийся горьковатым вкусом спермы, и тут же перехватил инициативу, обхватывая Вас руками за талию, не разрывая поцелуя, подталкивая назад, к столу. Я рывком приподнял Вас и усадил на этот стол, на самый его край, затем оторвался от мягких губ, грубо схватил за тонкие ноги и развел их в стороны. Вы слегка напряглись, но я, пусть Вы и не хотели нежности, все же нежно провел ладонями по внутренней стороне бедер, наклонился и взял в рот Ваш возбужденный член. Я представлял, что Вы чувствовали сейчас, Вы так же, как и я минуту назад, плыли от удовольствия, задыхались, вздрагивали, подавались бедрами вперед, навстречу моему языку, и я не был скуп в ласках. Сейчас Вы были полностью открыты передо мной: я видел и напряженно сжимающееся узкое колечко ануса, и поджимающиеся яички, и то, как Ваше тело требует не останавливаться. Я проник внутрь сразу двумя пальцами, грубо, больно, и тут же начал двигать ими, все еще не прекращая с осторожной нежностью облизывать напряженный член. Вы стонали. Громко, пошло, возбуждающе, и я снова почувствовал, что не могу терпеть. Я хотел Вас. И ненавидел за это. Ненавидел за то, что теперь не мог Вас любить, что Вы стали таким, жестоким, безжалостным, что только в моменты физической близости Вы могли быть почти настоящим собой, когда Ваш взгляд терял холод и черноту, когда в нем были только мольба и желание, и я уже не мог остановиться. Вы любили, когда я делал всё грубо, жестко, и сейчас я мог дать это Вам. Я закинул Ваши ноги на свои плечи, направил свой возбужденный член к тугому колечку мышц, слегка потерся о вход, призывая расслабиться и, добившись своего, резким толчком вошел. Вы закричали. Крик боли был таким сильным, что я невольно остановился и подался назад, хотя и без того вошел не на всю длину – лишь на половину. На Ваших глазах я заметил слезы, а ваша грудь вздымалась от тяжелого дыхания так часто, что мне почему-то стало Вас жаль. Терпеть такую боль, когда совсем нет смазки, да и растяжка была скорой и неаккуратной, наверное, невыносимо. Но ведь Вы сами захотели этого! И я толкнулся внутрь, стараясь войти до конца, пусть и тяжело принять мой далеко не маленький член сразу. Я двигался не быстро, и с каждым новым движением проникал всё глубже, и вскоре Вы перестали кричать от боли. Вы только тяжело дышали и не отводили от меня глаз, пытаясь предугадать мои действия. И я так же наблюдал за Вами. Вот влажный язычок облизывает сухие губы, вот глаза закрываются на секунду, а потом снова смотрят на меня, вот рот открывается шире, чтобы выпустить первый стон наслаждения, когда я вошел чуть глубже и под другим углом. Повторил свое движение и услышал еще один стон, только теперь громче, протяжней. Да, вот оно, кажется, именно здесь… Теперь я задевал простату каждый раз, и вскоре стоны Ваши почти не прекращались. Я увеличил темп, входил так же резко, только теперь гораздо быстрее. Ваши ноги спустились с моих плеч и сжались вокруг талии, притягивая меня к себе, заставляя двигаться еще и еще. Остановиться я не мог, да и знал – Вы бы не простили мня, если бы я остановился. Я уже чувствовал, что скоро снова кончу, и теперь мои движения потеряли ритмичность, стали рваными, беспорядочными. Я входил в Вас полностью, до самого основания, но из-за бешенного темпа успевал выходить только примерно на половину. Но Вам хватало и этого. Вы уже метались по столу от наслаждения, не знали, куда деть руки, и потянулись ими к собственной требующей разрядки плоти. Вы были таким узким и сжимали меня так сильно, что я терял от этого голову, и поэтому почти упустил момент, когда Вы обхватили руками собственный член. Тогда я наклонился к вашему лицу, спустился чуть ниже и сильно укусил за шею – стоны наслаждения прервались коротким громким криком уже в который раз. Я не хотел, чтобы Вы ласкали себя сами, не хотел, чтобы Вы самостоятельно довели себя до конца, я любил видеть, как Вы кончаете без рук, и сейчас хотел именно этого. Я перехватил Ваши руки и прижал за тонкие запястья к твердой поверхности стола по обе стороны от Вашей головы. Вы возмущенно дернулись и попытались вырваться, но я держал крепко, толкался с не меньшей силой, поэтому Вы снова не могли думать ни о чем, лишь поддаваясь всем моим действиям, двигая бедрами навстречу моему члену. Я случайно бросил взгляд на троих мужчин, которые стояли у двери, но они никак не реагировали на происходящее. Всё верно, уже привыкли. Да и я уже привык. Мы не раз занимались сексом вот так, при свидетелях, и все в семье давно знали про сексуальные предпочтения босса, поэтому никто даже между собой не обсуждал этого. Просто потому, что жизнь была дорога. И правильно. Босс научил всех беспрекословному подчинению, и даже одно только слово против него могло стоить смельчаку жизни. От мыслей меня оторвали слишком сильно сжавшиеся мышцы на моем члене и слишком громкие стоны. Я перевел взгляд на Ваше лицо, ставшее безумным от испытываемого наслаждения, затем на Ваш член, и увидел, как он чуть подергивается, и из него толчками вырывается белесая густоватая жидкость, падая на Вашу грудь и худой живот, еще больше пачкая так и не снятую рубашку. Все еще прижимаемые моими руками Ваши руки с силой дергались в стороны, так что я еле-еле мог держать их, Вы выгибались в пояснице, лопатками упираясь в стол, и не переставали стонать. Может быть от увиденной картины или от того, что смог довести босса просто до потрясающего оргазма, я и сам перестал сдерживаться. Трех особенно сильных и глубоких толчков хватило мне, чтобы кончить, но больше стонать так откровенно я себе не позволил. Я зубами вцепился в Ваше плечо, не слыша крика боли. В ушах звенело, перед глазами всё плыло, дыхание не могло успокоиться, и я вышел из Вас только тогда, когда почувствовал, что Вы все же вырвали свои руки из моих и теперь отталкиваете меня за плечи, требуя, чтобы я отстранился. - Хорошая работа, Гокудера, - произнесли Вы удовлетворенно, слезая со стола и отыскивая глазами собственные брюки. Я прислонил руку к лицу, пытаясь отдышаться и переварить в голове произошедшее. Я снова переспал с Вами только потому, что Вы так захотели… Я снова пошел против себя самого, против своих принципов, своей морали только ради Вашей прихоти… Внутри вдруг стало так паршиво, что захотелось просто исчезнуть. Голова стала тяжелой, к глазам подступали слезы. Я бы так и заплакал, наверное, если бы Ваш голос снова не вернул меня в реальность. - Знаешь, из всех, с кем я спал, только ты можешь полностью удовлетворить меня. Я хочу, чтобы ты приходил чаще. Я повернулся и посмотрел на Вас. Вы стояли уже одетый, ухмылка на лице показывала, что Вы действительно довольны, но мне совсем не льстило это. Я молчал, а Вы, еще раз окинув меня взглядом, направились к выходу, игнорируя вежливый поклон тех самых троих, ставших свидетелями нашей близости. Я тоже оделся и быстрым шагом вылетел из помещения, не желая сейчас вспоминать ни единого момента, связанного с Вами. Мне нужно было принять душ, чтобы смыть с себя всё и постараться успокоиться. Успокоиться? Нет, теперь это точно невозможно. Как можно быть спокойным, когда человек, которого ты любил, который был для тебя всем, просто использует тебя как игрушку для удовлетворения? Игрушку. Не больше. Как можно оставаться спокойным сейчас? Когда, казалось, все чувства к нему исчезли, утонули в крови и ненависти, а теперь… теперь понимаешь, что где-то на сердце еще есть этот светлый уголок, заполненный не просто слепым поклонением, а любовью, именно любовью! И что именно этот свет обжигает так, что дышать становится невозможно, невыносимо, так тяжело, что хочется умереть! Да, именно… я больше не хочу жить так. Жить, зная, что я просто вещь для того, кого любил… нет, люблю до сих пор! Нет, Десятый… Я не могу так. И пусть завтра Ваши люди найдут мое тело где-нибудь за городом, я больше не способен быть Вашей игрушкой, я не смог. Не знаю, о чем Вы подумаете, когда увидите меня мертвым, лежащим в луже крови, что Вы будете чувствовать, но… теперь мне уже все равно, я устал, я больше не хочу задумываться о таких мелочах, как чувства, пусть даже речь идет о Вас, о человеке, которого я безумно любил когда-то... нет, люблю и сейчас.