Help me Faith

Мы ехали около часа в тесном душном фургоне без окон, и судя по тому как нас дергало в разные стороны дорога была извилистая и узкая. Я сильно нервничала от ожидания неизвестного, сердце билось так часто, что во рту пересохло. Перед поездкой тётка Тильда велела нам вымыться. Меня натерли душистым маслом, от чего кожа стала гладкая и сладкая. Одели в тонкую рубаху на голое тело, едва покрывавшую мои колени, а старшие девушки вплели мои длинные волосы венок из молодых цветов блажи. Мне повезло, детям до тринадцати не нужно было проходить этап Очищения, но я видела тех людей, что возвращались после него. Они выглядели как прежде, ходили, работали и даже улыбались, но что-то в их глазах менялось, словно последний огонёк в темной комнате угасал навсегда. — На любой вопрос, который тебе зададут, что ты должна сказать? — «Да», тётя Тильда. — Ты должна проявить уважение к своему крестителю и полностью слушаться его, иначе. — она замолчала на мгновение, глядя как девушки вкладывали за моё ухо цветок, — Ты никогда не вернешься сюда. Нас высадили у обочины на живописном берегу широкой реки под названием Хенбейн, приветливо искрящейся на солнце. Верные окружили людей из фургонов и повели к небольшой грубо сколоченной пристройке, ниже которой начинался спуск к реке. По мере того, как мы подходили, я услышала звуки борьбы и крик. — На колени, грешники! — кричал один из мужчин в грязной одежде с красным крестом на груди. Люди, со связанными за спиной руками, сопротивлялись, не желая идти в воду, и тогда один из мужчин с оружием ударил самого прыткого прикладом по спине. Он сжался и упал на землю. Верные сняли со своих джипов пару зеленых бочек и покатили в сторону спуска. Содержимое контейнеров с густым зеленоватым дымом полилось в воду, окрашивая её в мутный цвет. Всё еще сопротивляющихся пленников поочередно потащили в реку. — Покайтесь, пока не поздно! Коллапс грядет! — кричал человек, по пояс стоявший в реке, тряся книгой в ладони. Люди с головой погружались в мутную воду, удерживаемые на какое-то время под ней. Слышалось бульканье, и брызги вокруг тел баламутили реку. Эдемщики ослабили хватку, дав сделать пару глотков воздуха и затем снова опустили головы под воду, выжидая больше, чем прежде. — Очистите свои грехи! Примите спасение, что дарует вам Отец! — призывал креститель, обходя каждого и кладя ладонь на макушки пленников. Так продолжалось еще несколько минут, пока люди не обмякли, перестав подавать признаков сопротивления. — Блаженны кроткие. — слышалась излюбленная фраза Тильды. Креститель обошёл каждого, внимательно всматриваясь в их лица. Когда Верные вытянули за волосы людей, не все открыли глаза и начали судорожно кашлять, хватая воздух, как рыбы. Пара — мужчина и молодая женщина так и обвисли в их руках. Креститель повертел их лица за подбородки и отвернувшись к своим людям на берегу, воскликнул, возведя руки к небу. — Прими Господь их души…очисти их от скверны. Пускай они обретут спасение в царствие твоём. Верные пренебрежительно оттолкнули от себя тела и их подхватило плавное течение реки, унося вдаль. Я похолодела, глядя как два силуэта уплывают по реке словно два бумажных кораблика, пока совсем не скрылись из виду. Влага в уголках глаз задрожала, а в горле застрял ком, я не могла пошевелиться, пока не почувствовала затылком, как на меня смотрит один из Верных. — Вот, что бывает с теми, кто не открывает своё сердце. От тебя требуется поверить в силу слова «Да». Он грубо подтолкнул меня дулом винтовки к Крестителю. Свободная белая рубашка поднималась и надувалась, по мере того как я заходила в прохладную мутную воду. Медленно, подрагивая от страха, я косилась на людей, стоявших кольцом на берегу, державших оружие у груди, их лица были напряженные, но без каких-либо конкретных эмоций. Даже, если бы я могла убежать, у меня бы ничего не вышло. По правде говоря, я никогда не считала себя верующей. Даже, когда мы жили в Фоллс Энде, мы не ходили в церковь. Даже, когда умерла мама и священник приходил в наш захудалый дом, чтобы поговорить с отцом, мы смотрели на него, как на незнакомца. Он был добр, но его Господь не спас маму. Единственное, что у меня осталось от неё — это кулон с Девой Марией, пожалуй, она единственная, в кого мне стоило поверить. Сделав глубокий вздох, отчего лёгкие моментально наполнились ядовитой сладостью, поднимающейся маревом от воды, я двинулась ближе к крестителю, но тут произошло нечто странное. Мужчина в воде посмотрел будто сквозь меня, его глаза судорожно забегали, руки медленно опустились вдоль тела, а вид его стал заискивающим и жалким. Послышался шум на берегу, скрежет резины о песок и быстрые хлопки закрывающихся дверей автомобиля. Когда я смогла развернуться и унять вокруг себя рубашку, то увидела, что так взбудоражило людей. На берегу стоял Он. Выйдя из машины, он повелительно осматривал собравшихся, неспешно переводя свой полный превосходства взгляд с Верных на людей с опущенными головами, качавшимися, стоя на коленях. Вокруг пополз шепот, переходящий от недоумения до восхищения, очевидно, что его появления никто не ждал, но само его присутствие здесь априори становилось сродни чуду или явлению. Конечно, я знала, как выглядит Отец. Его картины висела в нашем приходе, трапезной и даже спальне, под его бдительным оком я жила пару месяцев, но видеть его воочию было совершенно другое. Казалось, даже птицы перестали петь, а река остановила своё движение. Взгляд твёрдый, немигающий, способный подавить твою волю, как кобра гипнотизирует кролика, перед тем, как схватить его. Ни говоря ни слова, он двинулся в воду, так естественно, не брезгая замочить обувь и брюки, не обращая внимания ни на кого вокруг. Ядовитая зелень глаз под желтыми стеклами очков буквально впитывалась в каждую клеточку моего сознания, заставив меня интуитивно сжаться и сделать шаг назад. По мере того, как он стремительно приближался, я поняла, что меня всю трясет, пальцы под водой онемели, и, чтобы как-то вернуть им чувство, я стала сгибать и разгибать их. — Сегодня особенный день, — воскликнул он внезапно, подняв ладонь с книгой в белой обложке и чётками, что оплетали его пальцы, словно сеть. — Господь велел мне идти к своей пастве. — На плечах его было подобно одеянию священника накидка с вышитыми белыми крестами Врат Эдема. — И сказал он мне, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее громовым голосом: «Иди!» И вот я здесь! — Его свободная рука, с усыпанными на пальцах перстнями, сотряслась в воздухе, указывая на меня. — Дитя…подойди ко мне. Не дыша, я шагнула к нему, не чувствуя ног, как будто это река меня толкнула к Джозефу. — Принимаешь ли ты в своё сердце веру? — спросил он меня тихо, кладя руку на моё плечо. — Да… — Каешься ли ты во всех прошлых согрешениях? — Да… Я смотрела на него завороженная силой, довлеющей над моим духом, ощущая лишь где-то далеко, как приторный запах Блажи забивается в мои ноздри, что я ничего более не могла чувствовать. Голова шла кругом и всё вокруг плыло, я не могла уже фокусировать взгляд, лишь медленно моргая и кивая в такт слов. — Будешь ли ты верна… Голос доносился откуда-то сверху и становился такой гудящий и медленный, я снова отвечала «Да», или мой рот сам по себе открывался и звуки вылетали из него, подобно рою пчёл. Моё тело меня не слушалось и единственное, что держало меня над кромкой воды была та рука на предплечье, но затем я перестала чувствовать и её. Я стала падать, так медленно, что могла увидеть кромки качающихся сосен, что росли на берегу, лучи солнца, озарявшие поляну в лесу на противоположном берегу, где в кустах ежевики затаилась олениха. Я могла видеть всё это и слышать даже её испуганное дыхание, как вдруг пелена закрыла мои глаза. Мгновение и пустота стала везде, тяжелая, но одновременно наполняющая меня пустота, принимающая всю без остатка. Не знаю, сколько времени прошло, но чьи-то чужие руки вытаскивают на поверхность и я вижу, как зелёные глаза жадно впитывают моё лицо. — Отец? — я не владею своим ртом. — Да, дитя моё. Ты открыла своё сердце для веры? — голос его словно мёд тягучий и такой ласковый, я купаюсь в нём. — Да, отец. — шепчу я хрипло, язык не хочет слушаться. — Ты прекрасна, дитя. — шепот совсем рядом, его большой палец выводит на моём влажном лбу крест. Я слышу музыку, чудесную мелодию, что слышала прежде, но никак не могу вспомнить где. Она везде и одновременно внутри, рвется наружу, словно хочет выплеснуться. Я улыбаясь мужчине, а он улыбается мне, помогая мне встать на ноги. Он кладет ладони на мои плечи и медленно сокровенно целует мой лоб. Люди вокруг охают, кто-то хлопает в ладони. — Это дитя спасено! — Джозеф поворачивает меня лицом к собравшимися на берегу и я вижу, как люди смотрят на меня. Они больше не видят во мне маленькую грешницу, они смотрят на меня…с восхищением. Это заставляет меня содрогнуться, но мужчина держит меня крепко, не дав упасть. — Правом данным мне Господом я нарекаю тебя Диной! Толпа хлопает, улыбаясь и я начинаю улыбаться в ответ. Мелодия во мне нашла какой-то невообразимый отклик во всем этом моменте, здесь и сейчас я почувствовала себя такой счастливой, словно бы ранее я и не жила вовсе. Ведомая этой радостью я выхожу из воды, к моему телу прилипла рубашка, но я не замечаю этого. Братья помогают мне, держат за руки и ведут к алтарю, где стоит женщина с уродливым лицом и большим клеймом, похожим на родимое пятно, на лбу. Она читает что-то из книги, её слова так далеки от меня, ведь звуки музыки по-прежнему во мне. Они везде, и когда я поднимаю голову, то вижу, как облака дышат на меня благостью. — Сестра Дина, теперь ты спасена, ты одна из нас! Прими это в знак единения с нашим Спасителем. Мне подают чашу с мутной водой, и стоя на коленях, я вижу, как Джозеф кивает одобрительно. Это достаточно, чтобы я осушила всё до остатка. Мне снится чудесный сад, я гуляю среди цветущих деревьев, чей запах мне неведом. Я срываю плоды и кладу их в рот, сок течет по моим губам и шее, я поднимаю руки и вижу, что они не мои, начинаю щупать себя пальцами: плечи, живот, грудь, шея и лицо. Всё во мне не моё, я сама не своя. Внезапно в небе слышится гром, жуткий раздирающий крик над моей головой и стая черных птиц летит прочь, земля дрожит, поднимается ветер, сдирающий цветы с деревьев прямо с ветвями. Я закрывая лицо руками и продираясь сквозь поток из пыли, грязи и воды иду к крошечному источнику света, там вдалеке кто-то машет мне. Я делаю шаг, но оказываюсь на два назад, мои ноги не слушаются, я утопаю и паника охватывает меня. Ведь кто бы то ни был, он ждёт меня. Ветер становится беспощаднее, раскаты грома переходят в грозу и под её всполохами я вижу силуэт. Тонкий и высокий, он простирает ко мне свои руки. — И взглянул я, и вот он конь белый, и тот, кто на нем всадник, имеющий лук. И дан был ему венец, и вышел он, чтобы победить. Громовой голос доносящийся с небес перебивает звук грозы и под всплесками света я различаю Его лицо. Голубые глаза улыбаются мне, а на губах играет безумная ухмылка. Кожа крепких рук пестрит диковинными рисунками, потоки воды струятся между изящных пальцев, смывая грязь и пыль, пока я не замечаю, что в них. Он держит окровавленную голову оленя, и в отражении застывших стеклянных глаз я с ужасом вижу себя.