За горизонтом будущего

      Надежда. Вот что царило на этом уплывающем вдаль корабле. Каждая мелочь, каждый взгляд был пропитан этим чувством, все улыбались, веселились, не было никакой настороженности и вражды, у каждого в сердце билось искренне желание исправить свои ошибки и подарить этому миру противоположность отчаяния. Все понимали, что будет трудно, что вряд ли они теперь смогут как минимум в ближайшее время ходить без маскировки, ведь их запомнили как Остатки Отчаяния, устроивших Худший Инцидент Отчаяния в Истории Человечества, и своим недавним «признанием» о убийствах в Фонде Будущего они только подтвердили это в здравых умах выживших. Тем не менее они не теряли надежды. Именно так, как однажды он и хотел.       Стоя в тени, Нагито наблюдал за ними, за столь беззаботными и счастливыми одноклассниками, когда-то учениками 77-В класса: вот Тэрутэру рядом с Самозванцем, Микан вместе с Махиру, Хиёко и Ибуки, Сония и Гандам, Аканэ и Нэкомару и Пеко, устроившаяся у стены и смотрящая вдаль, за далёкий горизонт. Подальше от всех остальных, точно так же в тени, стояли Хината, Фуюхико и Казуичи. В их глазах читался мрак и лёгкое беспокойство, они бросали взгляды, незаметные и настороженные, на собравшиеся группки людей, тихо перешёптывались, наблюдали за Сонией. Та в свою очередь тоже время от времени поглядывала на них, еле заметно кивала и переходила от группы к группе, легонько и наигранно смеясь над чем-то. Но никто не замечал её лжи: в конце концов, Абсолютная Принцесса должна уметь скрывать свои чувства при необходимости, дабы защитить своих подданных. Аканэ же, как видимо, совершенно забыла про то, о чём её попросили, и полностью погрузилась в общение с Нэкомару, которое время от времени превращалось в драку. Комаеда усмехнулся, сложил было руки на груди, но тут поймал очередной, полный внимательности взгляд Хинаты. Губы Нагито расплылись в ещё большей — лживой — улыбке, и он помахал Хаджиме рукой. Честно говоря, Комаэде уже казалось, что тот давно всё понял, ведь теперь в нём столько талантов, скольких только не желал самый обычный среднестатистический человек, но он почему-то не решался действовать: считает, что это не играет большого значения, или просто не знает, как подойти? Но разве факт того, что Нагито — единственный из умерших, кто не забыл об их Убийственной Школьной Поездке, недостаточно странен, чтобы начать волноваться?       Просыпаться с воспоминанием о своей смерти — довольно странный, но интригующий опыт. Казалось бы, вот ты изувечил себе ноги, руки, помнишь нестерпимую боль, жар огня, удушающий запах яда, помнишь помутнение сознания и то, как рука, ослабевая, разжимается и отпускает верёвку, как воздух прорезает как будто далёкий свист падения копья, как ты полностью теряешься, как свет растворяется и как в самый последний миг чувствуешь едкий страх смерти, ненавистное отчаяние и короткую вспышку надежды, что всё это не зря, а в следующий миг уже резко открываешь глаза, втягиваешь свежий воздух, такой, какой был в больнице на острове, и не чувствуешь ничего, кроме лёгкой усталости. Затем обращаешь внимание на лицо, маячившее прямо перед тобой. Лицо Хаджиме. Оно было почти таким же, как в Программе Нового Мира, но, несомненно, что-то изменилось в этих чертах, и это даже не покрасневший глаз. Что-то другое, совершенно иного уровня. Но это замечание сразу теряется после того, как Хината мягко улыбнулся ему, будто доброму другу, и протянул руку. «Наконец-то ты проснулся, Комаэда-кун. Все тебя уже заждались, — вот что он говорит, — Ты последний». Его ждали? Кто эти «все»? И, самое главное, почему он, Остаток Отчаяния, выжил? Нагито был уверен, что удача от него не отвернётся в последнем плане, так почему? И если он выжил в виртуальной реальности, то значит ли это, что и остальные тоже? Это и есть «все»? Сначала Нагито не хотел подниматься, давать руку, его сознание затопило яростью, но в последний момент он, явно благодаря своей вездесущей удаче, лишь радостно и беззаботно улыбнулся и подал руку. Ладонь Хаджиме легонько дёрнулась, но улыбка не сползла с его лица, и он помог проснувшемуся подняться. Хлопнула крышка, и Нагито сразу же потянули прочь из тёмной комнаты, пока тот в это время еле волочил ноги: видимо, он довольно долго пролежал в коме. Тем не менее, он быстро приноровился. Его вели по извилистым коридорам, что-то попутно говоря, то вниз, то вверх по лестницам, будто пытаясь запутать, пока не достигли белоснежной комнаты, где в итоге Хината оставил его на время вместе с докторами. Те в течение часа проверили его состояние, задали пару вопросов, на которые Нагито ответил только благодаря удаче, заменили руку Эношимы на роботизированную и, позвав предварительно Хаджиме, отпустили. И снова коридоры, и никто не проронил ни слова, и лишь перед дверью, у которой они остановились, Хината, выдохнув, сказал: «Извини, что так всё резко происходит, Комаэда-кун. Ты наверняка в замешательстве, не понимаешь, как ты очутился здесь после острова, но сейчас мы тебе всё объясним и сразу поедем. Времени практически нет, ты очнулся слишком поздно». И, не дав Нагито сказать ни слова, открыл дверь. За ней оказалась довольно обычная комната, резко контрастирующая по атмосфере с коридорами и другими комнатами, в которых он был. В ней же находились умершие убийцы и жертвы и те, чью возможную смерть он не застал. Но, честно говоря, не этого его удивило, Нагито уже понял, что все в итоге выжили, а то, как они по-дружески вели себя друг с другом, будто забыв о убийствах. В конце концов, если он и мог простить убийцу, ведь понимал его мотив, но остальные точно нет, они не имеют того зрения, какое есть у него.  — О, Комаэда-кун! Неужто ты всё же проснулся? Честно говоря, я думал, что ты так и будешь дрыхнуть…       «Надеялся». Нагито был уверен, что Сода вместо «думал» хотел сказать «надеялся».  — Да, ты дольше всех был в коме, хотя после выпуска все должны были проснуться одновременно. Не повезло, да?       Кузурю усмехнулся и посмотрел на Нагито, но, поймав его взгляд, отвёл глаза в сторону.  — Или же тебе повезло? Тебе снилось что-то слишком приятное, чтобы так просто его отпускать? — Тэрутэру был в своём репертуаре. — Как жаль, что во сне нет доступа к…  — М-мы так рады, что ты проснулся! Было бы очень грустно, если бы ты… ты… — Цумики всхлипнула и приложила ладони к лицу, пытаясь сдержать плач, но, как и обычно, ничего не получилось.  — Опять эта свинья рыдает, ну сколько можно! Ты такая сволочь, Комаэда-кун, заставил её опять реветь!  — Успокойся, Сайонджи-чан. Это очень некультурно!  — Да-да, я знаю, Коизуми-чан.  — Ю-ху! Ибуки так рада тебе, Комаэда-кун! Ибуки та-а-ак счастлива, что она просто… просто… не может стоять на месте! Этот класс не был бы прежним без тебя и твоих заба-а-авнейших причуд!  — Хе-хе-хе, да… Это верно!.. Мы не мы без тебя, Комаэда-кун.  — Я с этим абсолютно согласен. Если бы ты предал жизнь и выбрал смерть… А-ха-ха! — это ничто иное, как осквернение жизни! Но мои Четыре Тёмных Ангелов Разрушения обязательно бы тебя нашли даже после смерти и привели бы сюда. Никто из моих друзей не смеет умирать, пока я, Танака Гандам, жив!  — Ха-ха-ха! — голос Нэкомару звонким эхом пронёсся по всей комнате. — Хорошо сказано, дружище!       За весь этот диалог вокруг него и Хинаты собрался весь класс. Они с улыбкой смотрели на него, что его это даже смутило, несмотря на ту брезгливость, что он чувствовал по отношению к Остаткам Отчаяния, к ним. Он не хотел находиться тут, не хотел чувствовать на себе их взгляды сильнее, чем обычно, но Нагито понимал, что прежде, чем что-либо предпринимать, нужно выяснить, что, собственно, происходит.  — Я тоже очень рад вам, ребята! Но… не могли бы объяснить причину этого дружелюбия? Чтобы Вы относились ко мне, к отбросу, настолько по-доброму…       Хиёко с удивлением посмотрела на него:  — Что-о-о? Ты что, ничего не помнишь?  — Ну…  — Сайонджи-чан, ты же помнишь, сколько он дней провалялся! Неудивительно, что у него память отшибло. Скорее всего, он чуть позже вспомнит.  — Хех, да… Наверное, я скоро вспомню, — разумеется, нет.  — Но Ибуки думает, что не будет лишним ему быстренько рассказать о том, что случилось! Это точно должно ускорить процесс восстановления! Нужно рассказать и про остров, и про то… кем мы были до всего этого…  — Это очень неприятная история, но не переживай! — Нидай задорно рассмеялся. — У тебя есть мы, и мы тебя всегда поддержим, ты сможешь пройти путь к будущему вместе с нами, не сдаваясь! Так что пошли все вместе!       И, будто приняв слова Нэкомару за приказ, Аканэ схватила слегка оторопевшего Нагито и бодрым шагом пошла с ним к двери на противоположной стороне, а остальные — за ними. За исключением Хинаты и Фуюхико. Заметив это, Пеко сразу повернулась к ним:  — Госп… Кузурю-кун? Хината-кун? Вы не идёте?       Фуюхико покачал головой.  — Извини, у нас есть дела. Члены Фонда Будущего вызвали нас…  — Э? А почему именно вас? И почему почти что всегда вас? Неужели вы что-то скрываете?!  — Да, Сайонджи-чан, верно! И разве я не говорил, что мы должны работать все вместе?! И сейчас мы обязаны поддержать Комаэда-куна! Это наш наивысший приоритет!  — Мы понимаем, Нидай-кун, но…  — Никаких «но»!  — Успокойся.       Тихий и спокойный — скучающий — голос Хинаты разнёсся по всему помещению, и всё мгновенно замолкло. Казалось даже, что ход времени остановился. Нагито уже помнил, кем был Хината, но он не ожидал того, что он станет таким. В нём явственно ощущались сила и талант. И, видимо, после пробуждения он стал негласным лидером этой группы, как, собственно, и в старые-добрые…  — Нидай-кун, нам в самом деле жаль, мы вернёмся сразу же, как только сможем, — теперь в его голосе не было даже намёка на холодную скуку. — Может, даже успеем к концу.       Ненадолго воцарилось молчание.  — Да, ты прав, Хината-кун. Я просто слишком переволновался за Комаэда-куна. Извиняюсь от всего своего сердца, — с этими словами Нэкомару хлопнул себя по груди, — этого больше не повторится!  — Я рад, что мы всё прояснили. Так что мы с Кузурю-куном пойдём. Постараемся вернуться как можно быстрее.       С этими словами Хината вышел из комнаты, а Фуюхико, бросив мимолётный взгляд на напрягшуюся Пеко, пошёл вслед за ним. Раздался хлопок двери, выведший остальных из странного оцепенения.  — Ну так… Мы пойдём? Это было несколько неловко, хех… Я- Ибуки в самом деле порой пугается Хината-куна. Он стал говорить так безжизненно… И этот его глаз…  — В этом нет его вины, — Самозванец грустно вздохнул. — Осознание того, что твоя личность почти полностью стёрта и что от неё лишь чудом что-то да уцелело… Представьте, что вы были собой, именно собой, а в следующее мгновение твоя израненная личность перемешана с другой, практически противоположной. Ты пытаешься думать, как раньше, но просто не можешь. Я бы это смог пережить, но для вас это очень трагичное происшествие.  — Самозванец-кун… — Махиру хотела что-то сказать, но, кажется, в последний момент передумала. — Слушай, ты абсолютно точно не можешь сказать хотя бы свою фамилию? Она же точно должна быть у тебя, просто очень странно называть тебя Самозванец-куном.  — Хех, может, когда-нибудь да скажу.  — Вы уже закончили? Держать Комаэда-куна даже мне со временем становится тяжеловато!  —…А? — Нагито вздрогнул от неожиданности: он так задумался обо всём том, что они говорили, что даже забыл, где находится. — Если тебе тяжело, то ты вполне могла бы меня опустить на пол. Я и сам могу стоя-  — Ещё чего! Ладно, хватит болтать, пошлите уже.       В конце концов, они все, чуть напряжённые, оказались в другой комнате. По интерьеру она была точно такой же, как и предыдущая: обширной, с резными стульями, столами, креслами, мягкой синей обстановкой, навевающей спокойствие, так что он не мог понять для чего им нужно было вообще переходить. Но затем он заметил: кресла. Они были выставлены в круг, а по центру — столик, на котором лежал белый планшет. Это напоминало зал суда. Аканэ донесла его до кресла возле дальней стены и усадила туда, а затем сели все остальные. Двое кресел оказались пусты. Нависла тишина. Нагито напрягся и безмятежно откинулся на спинку, окинув взгляд сидящий вокруг: напротив него сидела Аканэ, которая, казалось, хотела проделать в нём дыру, Соня и Казуичи — напротив друг друга. Все колебались и не могли выдавить из себя ни слова, у всех будто пересохло в горле, и Комаэда мог поспорить, что они все вспомнили, как недавно — он уверен — сидели здесь, точно такие же обескураженные и будто на иголках, такие, каким его сейчас считают, но вот от этих троих тянуло совсем другим, и это зацепляло взгляд. Настороженность, небольшая встревоженность, но далеко не напряжение и неловкость, которое охватило других. Они следили за другими исподтишка, за их эмоциями, особо не отличаясь от всеобщего вида, да и если бы сильно отличались, то этого бы не заметили, это точно. Остальные были слишком погружены в себя, все думали о том, что они сделали и как же сильно им повезло, что их не убили.       Через время они взяли себя в руки и заговорили: рассказывали о виртуальном острове Джабберворк, о времени, проведённом там, о причине, почему они там оказались, о прошлом и обо всём отчаянии, что происходило по всему миру из-за них. Нагито послушно кивал головой, слушал, отвечал, но ему хотелось уйти. Ему не было интересно то, что он знает из книги в Восьмиугольнике и что он понял из их разговоров.       Они друзья. Попавшие в нелёгкую передрягу, сошедшие с ума, чудом спасшиеся, но друзья. Они доверяют друг другу, ведь нет причин для обратного. Во всяком случае, в их памяти нет никаких причин. Они помнят остров как место, где их надежда была возрождена из пыли и пепла, где они сами переродились и где заново познакомились и подружились. Их улыбки были ярки, когда они вспоминали об этом месте. Остров Джабберворк — Чистилище. Фонд Будущего — светлые ангелы. Они — грешники и обязаны всему этому миру, в этом их суть существования: спасти людей, которым они когда-то сломали жизнь, отдать им всё, что только можно, вплоть до собственной жизни, быть последователем и подчинённым. Их глаза сияли, когда они только думали об этом, о надежде. Помешанность. Их окружала аура надежды, она была столь чиста и идеальна, почти такая же, как у него, но… ложной.       Им внушили эту надежду, ослепили. Им кажется, что они сами достигли освобождения с помощью Фонда Будущего, но это далеко не так. Они не чувствовали абсолютного отчаяния, в своё время для них оно было сладким и манящим, видео, которое им показала Джунко, лишь попросту изменило, «перепрограммировало» их. Всего того, через что они прошли, не было достаточно. Они просто идеальные куклы. Это наверняка не то, чего хотел тогда Макото, когда спасал их, не то, чего ожидали выжившие.       Интересно, заметили ли они это? Заметили, кем стали умершие? Рады ли, что избежали этой участи? Или хотели бы, чтобы и с ними это случилось, лишь бы не быть теми, кто помнил истинную сущность Поездки? Кто знает. Даже он не уверен, рад ли тому, что он помнит правду. Может, всё было бы намного лучше, если бы он забыл? Он бы обрёл надежду, к которой так долго стремился, пускай даже ненастоящую. Нагито в самом деле не мог определить, абсолютная неудача или абсолютная удача скрывается за этим событием, что же ждёт его впереди с этим знанием?       Умершие продолжали говорить, Нагито послушно кивал, трое пар глаз внимательно следили. Неужели именно ему из всех остальных не доверяют больше всего? Но он всё-таки может их понять. Для чего он себя вёл настолько импульсивно, будто не в своём уме? Неужели он был таким прямо перед поступлением в «Пик Надежды»? Плохо верится. Или же Убийственная Игра так сильно на него повлияла? Видимо, так, но… откуда была его решимость убивать ещё перед началом Игры? Может ли быть так, что с ним были проблемы при загрузки сознания в Программу Нового Мира, что какая-то часть внутри него отчётливо помнила его забытое прошлое, и именно поэтому он так легко всё вспомнил в Доме Веселья? Может, и с Цумики тогда были проблемы?..  — Какая обескураживающая неудача…  — Комаэда-кун?       Все уставились на него, Нагито это почувствовал и поднял взгляд. Волны мерно бились о корабль, чайки кричали и летали над ними, а напротив Нагито стоял только Хината.  — Почему ты стоишь в стороне? Что-то случилось?  — Нет, всё хорошо, Хината-кун. Я просто задумался, ничего страшного. Бывает.  — Да, бывает, — после небольшого молчания ответил Хината. — Минут через тридцать мы прибудем. Приготовься.       Осталось полчаса. Какое же будущее ждёт его после истечения этих минут?  — Полагаю, мне придётся лишь снова положиться на свою удачу.       Солнце всё так же освещало далёкий горизонт.