Слово на букву "л"

Это мог бы быть кто угодно, думает Тони, когда Клинт входит в него – медленно, осторожно, бережно гладит по бедру, и самому Старку до покалывания в пальцах хочется коснуться его лица, губ, ресниц. Бартон зажмуривается. Тепло тела Тони, жар внутри него, близость – все это сильней, чем ощущение проникновения, и ему кажется, так не должно быть. Так не было ни с кем, кроме Старка. Это мог бы быть кто угодно – Тони никогда не планировал, что все зайдет так далеко. Он думает, ему просто хорошо с Клинтом, легко, весело – сладко, горячо, безумно. Наверное, не с ним одним, наверное, тут ничего такого. Бартон замирает, прежде чем начать двигаться, обнимает его так нежно, хотя Старк совсем не хрупкий, с ним можно не осторожничать, и у Тони перехватывает дыхание. Он не умеет читать мысли, но всей кожей ощущает, что Клинт чувствует за него ответственность. Бартон плавно толкается вперед, склеиваясь со Старком влажной кожей, слыша между ударами сердца, как тот вжимается в него сильней и, кажется, вдыхает его запах. Они переплетаются ногами, и Клинт не может сходу разобрать, где заканчивается он и начинается Тони. Это мог бы быть кто угодно. В лучах догорающего вечернего солнца Тони смотрит на загорелую кожу широких сильных плеч Клинта, взъерошенный ёжик волос на его затылке, плавную линию бока, переходящую в бедро под одеялом. Бартон горячий, напряженный, твердый – но неправдоподобно податливый, он словно вплавляется в него, заполняя собой, вытесняя собой все, от чего Тони хочет избавиться. Клинт ловит его выдохи и стоны. Старк мокрый от пота, а там – скользкий от смазки, но Бартон теряет голову вовсе не от этого. Он видит узкую ступню Тони с поджимающимися пальцами, выпростанную из-под одеяла, и у него внутри поднимается что-то теплое, невозможное и настолько большое, что не умещается в сердце. Он оседает на Тони, отчего-то больше не в силах удержать собственное тело на руках, прижимается каждым нервом, каждым сантиметром распаленной кожи, целует ухо с маленькой родинкой на обратной стороне мочки. Это мог бы быть кто угодно, но Старк вдруг отчетливо осознает, что дело не в сексе. Все длится восхитительно долго, но секс – лишь штрих на большом красочном полотне, нечто, что позволяет ему сопротивляться самому себе. Клинт входит в него до основания на очередном движении, замирает, Тони чувствует, как по его телу проходит судорога, и его самого накрывает жаркой волной оргазма. Старк тянется за поцелуем, все еще дрожа, и Клинт приникает к его губам. Никто из них не говорит ни слова, пока они, разорвав поцелуй, дышат рядом, успокаиваясь, но они оба тонут в водовороте невыразимых словами чувств этого момента близости. Тони думает, это мог бы быть кто угодно, но сейчас, когда он едва ли хозяин своему телу и разуму, ему хочется, чтобы это всегда был Клинт. Тони думает, что когда-нибудь, наверное, даже скажет это вслух.