Пациент

— Михаил? О, он никогда в жизни так не боялся собственного имени! Он так и застыл на месте, словно ноги вросли в землю, а руки превратились в камень. Мишель не оборачивался — не для того, чтобы окончательно себя не выдать, а просто потому, что не мог. Ему стало настолько страшно, что из головы вылетели все мысли; Мишель забыл даже то, кто он и зачем он здесь находится, но в голове почему-то отчетливо вертелось слово «Конец». Конец. Конец! — Да? — выдавил он из себя, стараясь звучать непринужденно, но получилось совсем наоборот. — Что с вами? — заволновалась санитарка, — а-а-а, ясно все. Скрыть от меня захотели свою безалаберность! Вы все-таки простудились, Михаил Алексеич, простуди-и-ились! А я предупреждала, что такое пренебрежение собственным здоровьем ни к чему хорошему не приведет. Понимаю, что стыдно, можете не отворачиваться. Господи, да вас лихорадит! Мишель только сейчас заметил, что у него тряслись руки. Одна из них, правда, была за спиной и сжимала пакет с вещами Серёжи, но он и без нее себя выдал. Хорошо хоть, что на болезнь списали! Но вдруг его пронзила еще одна мысль. Его отчество — явно не «Алексеевич». — Я уже иду домой, чтобы как следует заняться своим здоровьем. Понимаю, проиграл, — Миша усмехнулся и даже смело обернулся на санитарку, надеясь, что темнота коридора и медицинская маска сыграют ему на руку. — Э-эх, других лечим, себя калечим. Идите лечитесь! Хотела попросить Ольке ключи от кабинета передать, да сама теперь справлюсь. Бедолага, даже голос как испортился. Она развернулась и, все еще возмущаясь по поводу врачей, пренебрегающих собственным состоянием, двинулась дальше по коридору. А Мишель стоял и глупо смотрел ей вслед. Так он и понял. Санитарка приняла Мишу за какого-то врача, по случайности оказавшегося его тезкой. Спасибо случайностям за то, что он чуть не поседел! Очень смешно. Долго приходить в себя, увы, не получилось: времени было в обрез, нужно было проскочить незамеченным, а потому следовало идти быстрее. Вот он и зашагал торопливо к двадцать седьмой палате, стараясь откинуть всякие тревожные мысли. На всякий случай Миша еще раз заглянул в пакет с вещами и проверил его содержимое — всё было цело и невредимо. Теперь осталось не так много: всего-то нужно было отдать Серёже вещи, спуститься к ресепшену, а затем снова подняться к Серёже и сбежать! Ну, делов-то! И вот, подойдя к двери, Мишель выдохнул уже с каким-то облегчением, постучал пару раз и, не сдерживая невольно появляющуюся улыбку на лице, открыл. В помещении было так же темно, как и в коридоре, однако Мише всё же удалось разглядеть вскочившего с кровати при виде него Серёжу. — Миша! — выдохнул он так, будто не веря в его приход и вообще в то, что Мишель решился его спасать. Честно говоря, Мише и самому в это верилось с трудом. — И тебе привет, — улыбнулся Мишель, аккуратно закрыл дверь и дрожащими руками достал свой телефон из кармана медицинского халата. Подойдя к столу, он выложил на него Серёжины вещи и включил фонарь на айфоне. — Так-то лучше… Здесь все твоё, кстати. — Ну ты даешь!.. И ты остался незамеченным? — спросил Серёжа, с восхищением переводя взгляд со стола на Мишу и обратно. Миша заметил, что тот был взволнован не меньше него. — Почти, — кивнул Мишель, а затем, вспомнив, что времени у них было не так много, приблизился к Сергею и начал уже практически шёпотом: — Слушай, сейчас я мигом на первый и обратно. Переодевайся и жди меня здесь, у задних ворот стоит машина. Серёжа медленно кивнул, а у самого глаза заблестели и невольно поднялись уголки губ, и во взгляде его показалась прежняя решительность. Только вот уже не спокойная, а самая что ни на есть внезапная и воодушевленная. — И мы выйдем отсюда? — так же тихо спросил Сергей, словно пытаясь переосмыслить происходящее. — Обязательно, — Мишель задержал на нем многозначительный взгляд и направился к выходу.

***

Ничего сложного и удивительного в том, чтобы сходить обратно на стойку и незаметно пропихнуть в укромное место чужой пропуск, для Мишеля не было. Паника его понемногу начинала покидать и к самому концу окончательно выветрилась, оставив в душе лишь какое-то приятное чувство и вместе с тем непреодолимое рвение к свободе. Хотелось уже скорее покинуть это место, поскольку оно не вызывало ничего, кроме чувство страха, безысходности и постоянной тревоги. И даже если сейчас Миша ощущал некоторое волнение по дороге к палате, то вовсе не по причине своего нелегального нахождения в психиатрической клинике, а именно потому, что наконец разобрался в себе, в своих чувствах и даже, наверное, в своих пороках. Мишель усмехнулся своим мыслям: да-а-а… видимо, всякому влюбленному человеку свойственны подобные снисхождения. Будь он прежним Мишей, точно высмеял бы Полины пороки, а сейчас даже гордился тем, что над ними взял верх и одержал какую-никакую победу. Когда Миша вернулся в палату и застал Серёжу полностью готовым и принявшим более-менее цивилизованный вид, он на секунду даже будто язык проглотил от удивления — насколько его новый образ отличался от предыдущего. Вместо пижамных штанов на нем теперь красовались джинсы, вместо больничной рубахи — свитер, практически такой же, как и у Миши; а когда ко всему этому добавилось еще и зимнее темное пальто, то Мишель окончательно пришел к выводу о том, что больничная пижама смотрелась на нем просто отвратительно. — Ну что, готов? — нервно сглотнув, спросил Мишель и покосился на Серёжу. — Нет, — признался тот, окидывая боязливым взглядом не самый новый подоконник. Даже несмотря на сугробы под окнами, вероятность повредить себе что-нибудь при падении точно была, причем не самая маленькая. Впрочем, место, в котором они находились, было безлюдным и неохраняемым как днем, так и ночью. По словам Серёжи, сюда иногда сбегали непослушные пациенты во время тихого часа. Кого-то ловили, кого-то — нет. — Я тоже, — ничуть не стыдясь, с натянутой улыбкой добавил Мишель, чтобы хоть как-то подбодрить Серёжу. Странно, в мыслях все это казалось куда более элементарным: взял, веки прикрыл да вышел, прямо как из собственной квартиры. Как бы Миша ни старался смотреть Серёже неотрывно в глаза при разговоре, где-то в мозгу тут же переклинивало, и взгляд сам по себе отводился куда-то в сторону. То ли назло ему это происходило, а собственный организм решил податься в ряд шутников, то ли Мишель сам не мог подобное контролировать и уступал место своим эмоциям и откуда-то внезапно появившемуся смущению. — Всё как-то легко выходит, ты заметил? — шепотом поинтересовался Серёжа, ловко взобравшись на подоконник. Мишель не ответил, но в мыслях с ним охотно согласился. Думать об этом особо не хотелось: мало ли, накаркали бы? А Миша в подобное ой как верил. Однако всё же не выдержал и, укутываясь в свое пальто, выдал: — Так хорошо же, что легко. Давай уйдем отсюда поскорее, пожалуйста. Серёжа кивнул и только потянулся к ручке, чтобы наконец открыть окно, как вдруг его плечи испуганно дернулись, а ошеломленный взгляд тут же направился куда-то за спину Миши. Над ними вмиг повисла гробовая тишина. Мишель застыл и перед тем, как обернуться, невольно вспомнил все молитвы в мире, которые когда-либо ему были известны. «Только не снова, только не снова!..» — в этот момент словно что-то кричало в его голове. Обернувшись, Миша тотчас замер: перед ним стояла та самая пациентка, которую он встретил накануне. Вот кого-кого, а увидеть её он не ожидал ни коим образом! Выглядела она уставшей, на её лице уже не было той прежней широкой улыбки. И отчего-то Мишелю стало не по себе. В голову внезапно пришло резонное: «не делать резких движений», и он осторожно попятился назад, к Серёже. Лиза то недоверчиво хмурилась, то переминалась с ноги на ногу, иногда поглядывая на Сергея. Мише уже показалось, что она так и не соберется, чтобы что-нибудь сказать, но тут наивный вопрос внезапно разрезал тишину: — Вы что… уходите? Миша с Серёжей обменялись встревоженными взглядами. — Уходим, — глухо и отчего-то виновато произнес Мишель. Серёжа тем временем спрыгнул с подоконника, очевидно, чувствуя появившееся между ними напряжение. Стоило отметить, что им определенно повезло: страшно было представить, что вместо неё их мог заметить работник больницы. — А с вами можно? — голос Лизы эхом прошелся по коридору. Как бы их не услышали! — Я не хочу здесь оставаться… К горлу подкатил неприятный ком. Прежде веселая девушка выглядела теперь совершенно подавленной — Мише показалось, что она вот-вот расплачется. Когда её тяжелый взгляд останавливался на Мише, она отчего-то принимала виноватый, точно отчаянный и до того слезливый вид, что у Мишеля начинало противно колоть где-то в районе сердца. Да как же так!.. Она ведь и помогла ему тогда, а с ней что было в итоге? Её ведь поймали после этого, а Миша благополучно уехал домой, практически ни о чем не заботясь. Черт, как же паршиво в этот момент стало Мишелю… Только Миша хотел ей ответить, как Серёжа сильно дернул его за рукав свитера. И, подняв на него взгляд, Миша вмиг уловил настойчиво сказанное им одними губами: «Нельзя.» Впрочем, Серёжа был прав: брать её с собой было бы решением очень опрометчивым. Мишель стыдливо поджал губы, невольно чувствуя огромную ответственность за человека, о котором он до этого момента даже не вспоминал. Лизе на вид было едва двадцать три года, а находилась она здесь, в месте, где не было ни будущего, ни настоящего! И ведь чисто по-человечески было её жаль… — Мы… мы не можем тебя взять, — виновато начал он. — Для тебя же будет лучше остаться здесь, ты понимаешь?.. Лиза разочарованно выдохнула и отвела взгляд, чуть кивая и огорченно поджимая губы. В этот момент на Мишу нашло самое отвратительное чувство, от которого хотелось провалиться сквозь землю и напрочь забыть о произошедшем. Однако сделать этого он не мог: Серёжа все так же настойчиво держал его за рукав и прожигал проницательным, но спокойным взглядом. Он ждал, чтобы тот опомнился. Миша понял. — Так будет лучше для всех нас, — выдохнул Миша, опустив глаза и так и не сумев посмотреть на девушку. Серёжа тем временем отпустил рукав Мишеля, удовлетворенно кивнув. Лиза огорченно фыркнула, однако тотчас же неспешно развернулась, видимо, принимая сказанное Мишей. Мишель же отвернулся и стыдливо облокотился на подоконник, не желая смотреть в её сторону. Хотелось даже уши закрыть от доносящегося до них звука отдаляющихся пошаркиваний по полу. В это мгновение все мысли словно куда-то пропали, думать ни о чем не хотелось; единственное, что Миша всем сердцем ощущал и мог с уверенностью заявить самому себе, — обнадеживающее «Она не выдаст». Мишель сейчас определенно мог бы разреветься от всего навалившегося: от прошедшей в нем за сегодня бури всевозможных эмоций, от элементарной усталости и моментной опустошенности, если бы на плечо не легла тяжелая рука Серёжи, а над ухом не послышалось тихое и сдержанное: «Ты всё правильно сделал».

***

Время едва подходило к двум часам ночи, когда Мишель, сидя на кухне, без остановки строчил многочисленные сообщения Поле с отчетом о произошедшем, пил уже остывший кофе и нервно постукивал пальцами по поверхности стола. Побег, к счастью, прошел удачно: оба, запыхавшиеся, добежали до машины, запрыгнули на задние кресла и скорее умчались с территории злосчастной стационарной базы. Первые пять минут никто не проронил ни слова. Миша и Серёжа сидели так неподвижно, словно их парализовало, и пустыми взглядами прожигали передние сиденья. Кондратий же молча усмехался и первое время их не трогал; затем он все-таки не выдержал и осмелился поинтересоваться о том, как все прошло — тогда-то диалог между ними и завязался. Правда, Мише было довольно неловко: Кондратий то и дело с ним переглядывался и натягивал лукавую улыбку, а Мишель стыдливо отводил взгляд и переводил его на окно, якобы следя за дорогой. Доехали благополучно; беглецы раза три искренне поблагодарили Рылеева, и уставшими, но воодушевленными направились в квартиру Миши. Мишель первым делом заказал доставку еды на дом: есть хотелось жутко. И пока Серёжа пребывал в ванной, Миша жадно разглядывал коробки из-под пиццы и прочий фастфуд, витал где-то в облаках и поверить не мог, что всё было позади. За окном временами завывал ветер, а в квартире стояла прохлада, из-за чего Мише пришлось надеть теплую зимнюю толстовку и беспрестанно в нее кутаться. Тусклый свет от кухонной лампы падал на стол и задевал подле стоящую троицу кактусов. Мише внезапно пришла идея купить еще один: такой, чтобы был гораздо колючее остальных и создавал ощущение полной неприступности. А горшок ему купить под цвет глаз Серёжи — зелёный. Стоило только подумать о нём, как живот тут же скручивало от волнения, на щеках невольно ощущался жар, дыхание перехватывало: вот он, здесь, в ванной; подумать только! Ещё совсем недавно — пациент психиатрической клиники, с которым Мише, казалось, никогда не удастся найти общий язык, находился сейчас в его квартире! Мишель прислушался: шума воды уже не было, за дверью слышались лишь какие-то копошения. И все-таки как хорошо, что он додумался любезно предоставить ему свою одежду! Дверь вдруг открылась, и, когда в проёме показался Серёжа, натягивающий рукава черной толстовки, Мишель сконфуженно улыбнулся: его мешковатое худи, в котором Миша с легкостью мог запутаться и даже потеряться, было Муравьёву точно впору. То ли из-за его широких плеч, то ли из-за того, что Серёжа в принципе был не таким худощавым, как он. — Ты не представляешь, как давно я не был в нормальной ванной, — восхищенно произнес тот, сократив расстояние между ними и присев на ближайший стул. Миша крепче схватился за чашку кофе и задержал дыхание: они всего-то плечами соприкоснулись, а он уже таким образом реагировал! — А у вас там была ванная? — поинтересовался Миша, стараясь принять самый непринуждённый вид. На всякий случай он чуть сдвинулся влево, тем самым убирая свое плечо: мало ли, надумал бы чего. Серёжа потянулся за чашкой с зелёным чаем — Мишель покупал его как раз-таки для подобных гурманов, как он и Рылеев, — отпил немного, а затем ответил: — Ну, а как же? Только это душевые кабины, если быть точнее. — Так это же здорово, — выдал Мишель, но после спохватился: — Ой, с ними всё настолько плохо было, что ли? По всей кухне разнесся беззлобный смех Муравьёва. — Шутишь? — задал тот риторический вопрос и тут же добавил: — Миш, они были отвратительными. — Ладно, почему-то я не хочу знать подробностей, — рассмеялся Миша, а затем на мгновение умолк. После он добавил уже серьезным и озадаченным тоном, тем самым нарушив воцарившуюся тишину: — Такое странное ощущение, не находишь? Поверить не могу, что сейчас ты здесь, мы в моей квартире, больница позади… Я будто боюсь «проснуться». Серёжа поерзал на стуле и, облокотившись на стол, ответил с тяжелым вздохом: — Самому с трудом верится. Моя голова сейчас будто… — тут он принялся забавно жестикулировать в попытках изобразить задуманное, — взорвется от наплыва эмоций и адреналина! Миш, ты безбашенный, в курсе? — Бывает иногда! — беззаботно хохотнул Мишель, поскольку понятия не имел, как на подобное Серёжино наблюдение стоило отвечать: это вообще комплимент был? Потому как Мише показалось, что да, а говорить на это «спасибо» было более чем странным. Серёжа лишь неопределенно фыркнул и умолк. От него веяло приятным запахом излюбленного Мишей геля для душа, и Мишель внезапно пришел к мысли о том, как же он уютно выглядел… Не менее смущенный, в Мишиной толстовке и спортивных штанах, домашний. — Как думаешь, меня искать будут?.. — вдруг спросил Муравьёв, видимо, не в силах отойти от произошедшего. — Не знаю, — признался Мишель. — Вряд ли?.. По крайней мере, мне хотелось бы в это верить. Серёжа тут же затих, и в этот момент Миша особенно ощутил какую-то непонятную скованность и неловкость между ними. Впрочем, разговор нужно было продолжить хотя бы для того, чтобы на время забыть о произошедшем. — Кстати, — начал Мишель, встав со стула и подойдя к раковине, — почему ты так настаивал на том, чтобы мы её оставили? Ну, Лизу… ты её знаешь? — Мгм, мы знакомы, — ответил тот, оглядывая уже полупустую чашку. — Ого… и почему же она не могла пойти с нами? — вопросительно протянул Миша, делая акцент на каждом слове и стараясь выбить откуда-то вновь появившуюся отчужденность Серёжи. — Было бы куда идти. У неё нет никого, а ей всё кажется, что её где-то там ждут, любят и оплакивают. Освобождение из клиники принесло бы ей лишь страдания. Помыв свою чашку, Миша выключил воду и задумчиво потупил взгляд. Вот это да… оттого Лиза и была жизнерадостной? Из-за мнимых убеждений в том, что у неё кто-то был, и этот кто-то её ждал?.. И что, она, получается, на самом деле одинока? — Я и подумать не мог… — сконфуженно ответил Мишель. — Всё в порядке, — моментально отозвался Серёжа. — Главное, что ты не виноват; перестань себя корить за это, пожалуйста. Миша уже в который раз за день дивился этой проницательности. Интересно, а он замечал все эти Мишины выходки, смущение, конфуз, и поэтому намеренно не придавал этому значения? Или же просто искал лучшего момента? Честно говоря, Мишелю очень хотелось верить именно в последнее, поскольку верить в лучшее, по его мнению, стоило при любых обстоятельствах. — Слушай, а что ты будешь делать дальше? — задал резонный вопрос Мишель, садясь обратно за стол. — Ну, я имею в виду… что ты планируешь? Куда пойдёшь? Муравьёв задумался, держа у своих губ чашку с зеленым чаем. Вдруг он мгновенно выпил остаток напитка так, словно это был самый настоящий дедушкин самогон, поставил чашку на стол и решительно произнес: — Придётся найти жильё, на работу устроюсь, — спустя пару секунд молчания он добавил: — Домой не вернусь. Миша тут же у себя в мыслях отметил, что Серёжа был таким же упрямым, как он, и это показалось ему довольно-таки забавным. — Ну, можешь жить у меня… — вдруг начал Мишель и, поняв, что он только что выдал, тут же покраснел и чуть ли не ударил себя по лицу. — В смысле, я… ну, на первое время, да? Пока ты не найдешь работу, так будет легче, я прав? Серёжа при этих словах резко изменился в лице, как-то даже растерялся и отвел взгляд, сконфуженно отвечая: — Ты и так для меня многое сделал, а я толком не знаю, как тебя отблагодарить. Не надо, не хочу тебя утруждать, правда. Мишель к своему огромному удивлению заметил, что тот зарделся, и это показалось ему до того привлекательным, что у самого внутри всё заполыхало и сжалось, заставив его напрочь забыть о прохладе в квартире. — А ты и не утруждаешь, я сам того хочу, — Миша вдруг понизил тон, и, приблизившись к Муравьёву, сам удивился тому, как же его голос звучал непривычно в этот момент. — Тебе сейчас тяжело будет выбиться в люди, и только попробуй со мной не согласиться. Серёжа молча уставился на него, а Мишель всё продолжал говорить о своём, переводя взгляд из угла в угол: — Некуда сейчас спешить, к тебе никто не зайдет, таблеток не даст, на прием не позовёт. Можешь находиться здесь сколько захочешь, да? Будешь спать на диване, а я на полу, как самый гостеприимный человек в мире, — найдя вдруг свою речь крайне странной и несколько даже вульгарной, Миша под конец попытался отшутиться и натянуто улыбнулся. А Муравьёв тем временем пребывал в раздумьях, нервно покусывая губы и смотря прямо на Мишу. И когда их взгляды пересеклись, Мишель чуть ли прямо на месте не умер: это что ж такое делалось!.. Сердце уже разрывалось, до того ныло от непривычных чувств, что Миша едва мог следить за своим дыханием и спокойно оценивать обстановку. Вот он: сидел перед ним, неотрывно глядя ему в глаза, между ними было чуть больше тридцати сантиметров, а вокруг никого; свет от кухонной лампы аккуратно падал на лицо Серёжи, очерчивая курносый нос, тонкие, чуть приоткрытые губы… Муравьёв не отодвигался, смотрел молча и выжидающе, но с явным беспокойством. А Мишель тем временем ощущал такой прилив эмоций, буквально всем телом чувствовал жар, словно у него температура поднялась на все сорок с лишним, терялся в навязчивых мыслях, одна из которых была непреодолимым желанием его поцеловать. Ну не мог Миша по-другому! Он всю жизнь душа в душу жил со своей импульсивностью, жил благодаря своим убеждениям «Кто не рискует…», он не мог никак иначе! Более того, он не знал этого «иначе». Его с детства учили: хочешь — бери, потому как после будешь жалеть, убиваться, горевать и ещё много чего делать неприятного. Вот Мишель и всей своей душой, сердцем был уверен, что в ином случае он обязательно мог бы пожалеть, если бы не пошел на поводу у своих рвущихся наружу чувств и эмоций. Именно поэтому он, не обращая внимания на бешеные кульбиты сердца, на подрагивающие руки и Серёжино тихое «Миш?..», приблизился к нему вплотную, замер на секунду и, прикрыв глаза, осторожно поцеловал. В это мгновение Мишель ликовал внутри, осознавая, что окончательно утонул в этой бездонной яме совершенно трепетных, искренних и юношеских чувств; что позволил себе наслаждаться одним моментом, проводя его с тем, по которому, словно в каком-то романе, воодушевленно и неузнаваемо ныло сердце. Как же было хорошо! Так думалось Мише, пока он не понял, что от Серёжи ответа не последовало. Медленно отстранившись, Мишель стыдливо опустил взгляд и произнес едва слышно: — Чёрт, извини, какой же я идиот… Муравьёв в ответ лишь сконфуженно выдохнул. И снова Миша всё испортил. Он ведь даже ни разу не задумывался о том, чувствовал ли к нему что-то Серёжа! На него снова нашла горькая досада, Мишель облокотился на стол, прикрыл лицо руками и тяжело выдохнул: — Блин, стыдоба… — Нет, всё в порядке, Миш, извини, я просто… — словно очнувшись, ответил Муравьёв; он заметно нервничал (ну ещё бы!), — просто всё так резко и неожиданно, я… И, не договорив, тот шумно выдохнул и также прикрыл лицо руками. Чёрт, чёрт, чёрт! Как же паршиво! Мишель с силой поджал губы: как можно было так облажаться? Спустя минуту напряженного и неловкого молчания Серёжа, будто сдавшись, начал негромко, не без волнения в голосе: — Я тебе нравлюсь, я прав? Мишелю от такого вопроса вмиг захотелось провалиться сквозь землю: отчего-то появилось такое ощущение, что сейчас его собрались отчитывать и голосить очередную нудную нотацию, прямо как в детском саду. Признаться честно, Мишелева гордость подобного отношения к себе не позволяла, однако сейчас чувство собственной беспомощности накрыло его с головы до ног, и Миша не смог сделать ничего больше, как коротко и смущенно кивнуть. — Ты в этом уверен? — вдруг спросил Муравьёв, окончательно сбив Мишеля с толку. — Наверное, ты путаешь это с чем-то другим? — С чем путаю?.. — растерянно проговорил Миша, все ещё смотря куда-то вниз, не на Серёжу. Сергей в который раз за этот час шумно выдохнул. — Не знаю, Миш, я не знаю. Мне страшно, понимаешь? — с трудом начал он. — Я не хочу думать, что мной пользуются или… я не знаю, Миш, ты мне нравишься, правда, но мне больно думать, точнее, я устал думать о том, что ты можешь принимать мою реакцию, мои чувства, как должное. Я безмерно тебе благодарен, но я не хочу быть зависимым от этого. Если бы Миша сказал о том, что в этот момент слова Серёжи его совсем не задели и не привели в изумление, он бы соврал. Ещё и, как назло, в квартире стояла гробовая тишина, что делало ситуацию куда более напряженной. — У меня и в мыслях подобного не было… — ответил Мишель, разворачиваясь к Серёже. — Ты мне не веришь? — Я не знаю, чему верить, — признался Муравьёв, тут же поникнув. — Я даже себе, Миш, я в себя не верю, ты понимаешь? Мишель огорченно вздохнул лишь при мысли о том, что Серёжа мог такое о нём подумать. — Серёж, мне не пятнадцать и даже не двадцать, — начал Мишель, чтобы хоть как-то подбодрить Серёжу. — Я, конечно, толком не знаю, как всё это объяснить, потому что у меня это впервые, но я… я, черт возьми, готов за тобой хоть на край света пойти. Я, когда на тебя смотрю, у меня… у меня дыхание перехватывает, прямо как у мальчишки! Да это книжный роман какой-то, ей-богу! Муравьёв не отвечал, только с удивлением покосился на Мишу, явно не ожидая услышать от него подобное. Тем временем Миша отчаянно продолжал: — Поверь мне, пожалуйста, хотя бы как человеку, который только что вытащил тебя из гребаной психушки. Я ради тебя что угодно сделаю, ты поверь только, пожалуйста. В этот момент хотелось верить в счастливый конец, хотелось верить в долгую и счастливую любовь, которая бывала обычно в книгах. Мишель в этот момент готов был проклясть всех их на свете, потому что, черт побери, он тоже имел право на счастливый финал, он тоже имел право любить и быть любимым. — Я действительно пытаюсь и хочу тебе верить, но я пока сам не могу толком понять, что чувствую на самом деле… — виновато ответил Серёжа. — Всё так резко, быстро, и я уже здесь, меня больше не окружают больничные стены, я словно не отошел от произошедшего, — тут он посмотрел Мише в глаза и, выждав секундную паузу, продолжил: — Я не хочу давать тебе ложных надежд, вдруг это окажется чем-то мнимым по типу временной симпатии, благодарности за спасение? Тут Серёжа аккуратно положил руку на Мишино плечо и прошептал обнадеживающе: — Дай мне время, Миш, пожалуйста. Мне нужно прийти в себя. Мишелю отчего-то показалось, что вот он, наконец-то наступивший счастливый конец: Муравьёв чуть улыбнулся и задержал на нем многозначительный взгляд, тем самым пообещав, что со временем всё обязательно должно будет наладиться, а в это мгновение нужно было лишь ему поверить. И Миша поверил.