Зачем ты обманываешь себя, капитан?

      За три сотни лет Крюк научился многому, но так и не понял, как отпускать людей.       Киллиан Джонс поступил правильно, отпустив Эмму. Бейлфайр всегда был добрым малым, он заслужил счастья. Да и Генри нужен отец. А заслужил ли счастья Капитан Крюк? Киллиан горько усмехнулся. Однажды Реджина сказала, что злодеи не получают счастливых концов. Может, она права?       Эмма. Эмма Свон. Ей одной лишь море было вровень. Такая не сбежит с корабля во время первого же шторма, как позорная крыса, но выстоит, не побоявшись взглянуть в глаза опасности. Она невероятно сильная, порой даже чересчур жёсткая, но она никогда не оставит в беде слабого, и порвет любого за своих близких. Ложь учует за километр и сама бьёт словами наотмашь. Джонс знал лишь одну женщину достойную сравнения с ней, но она умерла, её навеки поглотил океан, такой же беспокойный, как и она сама.       Динь Динь. Динь — фея без крыльев, это звучит почти настолько же абсурдно, как капитан без корабля. Они оба — потерянные души, тайком провезшие с собой часть забытого Неверленда. Динь хорошая девушка. Она милая, но в тоже время с бойким характером. Динь не глупая, она всё понимает. Знает, что от него не дождется взаимности. Но цепляется, как голодный котёнок, за любое проявление душевного тепла. И они оба делают вид, что такое положение вещей их полностью устраивает.       Внезапно в дело вступает внутренний голос, голос совести, всегда говорящий горькую правду. Киллиан не любит, когда он напоминает о себе, но тот никогда не спрашивает разрешения. Он говорит те мысли, которые Джонс привык от себя отгонять. «Зачем ты обманываешь себя, капитан? Ведь сам прекрасно знаешь, что она — не та. Так зачем ты ищешь в других знакомые черты, которые, пускай и отдаленно, но напоминают тебе о ней? Зачем ты мучаешь других, тех, кто любит тебя? Ведь знаешь же, что ничего не сможешь отдать им взамен. Потому что у тебя не сердце, а чёрная дыра, водоворот. Подойдёшь поближе — затянет, выжмет и выплюнет, оставив от человека лишь серую блеклую тень. Так зачем тебе этот суррогат чувств? Ведь это всё не по-настоящему».       «Заткнись, заткнись, заткнись уже, чёрт возьми! Довольно морали» — мысленно отвечает Крюк своему надоедливому внутреннему голосу. Затем он идёт в кафе «У бабушки». Это типичная семейная забегаловка, ближе к ночи там, как правило, остаются только несколько забулдыг. И Крюк теперь в их числе. Он открывает дверь, проходит к ставшему привычным для него месту за барной стойкой. Рядом ворчит и бормочет себе что-то под нос Лерой. Где-то за дальним столиком доктор Вейл беседует с официанткой Руби. Увидев нового посетителя, она идёт за барную стойку и наливает ему как обычно ром.       Проходит час, может больше, Крюк уже не помнит. Он не считает время. Дверь в кафе снова открывается. Он уже даже не оборачивается, потому что знает, кто пришёл. «Я знала, что найду тебя здесь», — говорит Динь. Она подходит, обнимает его сзади за плечи и тихонько спрашивает: «Пойдем отсюда?». Крюк ничего не отвечает, только молча кивает и встаёт из-за барной стойки. Они уходят из кафе последними.       Светает. Динь уже давно спит, прижимаясь во сне поближе. Крюк обнимает её, но не потому что действительно хочет обнять её, а скорее так, по привычке. Перед глазами снова маячит образ, да не той, что лежит рядом с ним.       За три сотни лет Крюк научился многому, но так и не понял, как отпускать людей.