если завтра не наступит

             Бэкхён просыпается. Сознание, как по отлаженному механизму, пробуждается, обрывая сети беспокойного блуждающего сна. Затёкшие мышцы не позволяют быстро встать. Тело не слушается. Ведёт себя так, будто хозяин проспал несколько лет. Мысли, влекомые остатками мертвого духа, путаются, заставляя некроманта рвано выдохнуть в попытках привести их в норму. Рваные движения рук отдают болью в запястьях. Бэкхён не сразу понимает, что липкое ощущение – это запекшаяся кровь.              Тяжелое плетёное одеяло оказывается на дубовом полу, куда следом падает и тонкий синий халат. Мужчина неторопливо, словно приведение, открывает темные шторы, позволяя ночному фонарю дотянуться до старой потрепанной временем кровати. Пачка отсыревших сигарет находится не сразу. Пальцы ломано скользят по небольшому столику, находящемуся рядом с окном.              — Черт, — ругается Бэкхён, нащупывая пачку и понимая, что она пуста.              Вздохнув, он вновь начинает изучать собственные запястья, и также неторопливо направляется в ванную.              В этот раз грязное обшарпанное зеркало успевает словить его «безжизненные» глаза. Чёрные, сальные, отросшие волосы касаются обнаженных плеч, заставляя хозяина поморщиться от неприятных ощущений. Бэкхён даже в ранние годы своей учебы никогда не позволял себе отпускать волосы. Мужчина задерживает взгляд на белых губах и беззвучно выдыхает. Кажется, в этот раз заказ не стоил потраченных усилий.              Контрастный душ помогает отчасти. Спустя долгие минуты удаётся привести в порядок кровяной поток и снова запустить привычный ритм собственного сердца. Вместе с этим приходит ощущение ещё большей усталости. К полуночи Бэкхёну удаётся привести себя в «живой вид» и даже придать цвет бледным губам.              «Кай бы ужаснулся тому, как наплевательски я отношусь к своей плоти», — проскальзывает на периферии сознания, выливаясь в кривую усмешку. Его здесь нет.              Завтрак проходит в гробовой тишине. Бэкхён вынимает холодный трёхдневный бульон из холодильника, ненадолго освещая маленькую кухню, и, даже не подогрев, начинает его есть. Электронные часы показывают полвторого ночи, утомительно моргая зелёными цифрами.              Запястья саднят, когда парень застёгивает манжеты чёрной рубашки. Волосы все ещё остаются чуть влажными после душа, но фена в доме никогда не было и в помине. Привычно зачесав темную чёлку на бок, Бэкхён нащупывает в темноте собственное кашемировое пальто.              Выйти из дома удаётся в районе двух часов. Длинные узловатые пальцы все ещё подрагивают, когда хозяин квартиры пытается запереть дверь. Концентрация подводит Бэкхёна. В попытках привести себя в норму мужчина делает несколько глубоких вдохов, наполняя легкие холодным воздухом. После нескольких долгих минут сознание проясняется. В каком бы состоянии он сейчас ни был, нужно идти.              Старенькая легковушка заводится не сразу. Мороз на улице заставляет Бэкхёна выдыхать невесомые клубы пара даже в салоне, а затемнённые окна – нещадно потеть.              В его время не существовало ни машин, ни многоквартирных домов, ни длинных кашемировых пальто. Его юность осталась далеко в прошлом, отголосками отбивая ритм старых воспоминаний. Нещадное время поглотило все. Или почти все.              Путь до дома Чонина занимает не так много времени, но потерянные минуты дают о себе знать.              Частная многоквартирная новостройка встречает пустой парковкой и слишком тусклыми для ночного времени суток фонарями. Движения кажутся доведёнными до автомата: медленная парковка рядом со знакомыми окнами, повёрнутый ключ зажигания, неспешные шаги, тихая трель звонка и снова почти вечное ожидание звука защелки.              Дверь открывает хмурый Чанёль. Его долгий и пристальный взгляд говорит красноречивее любых слов. Парень с явной неохотой пропускает позднего гостя, кивая на единственную комнату, в которой Бэкхён уже бывал, – кухню. Некромант никак не реагирует на неприкрытую враждебность. Мужчина спокойно следует к указанной двери, незаинтересованно скользя по чужому лицу. Как в немом театре – только вместо жестов хмурые недовольные взгляды. Неприкрытая ненависть – неприкрытое безразличие. Какая разница?              Привычная большая кухня встречает изысканной серостью полумрака. Присущая всей квартире стерильная чистота, огромный обеденный стол (явно умещающий все семейство), всевозможная кухонная утварь. Бён еле заметно улыбается, вспоминая свою задрипанную, но «уютную» квартиру. Жизнь богача была бы явно не для него.              Чонин не появляется. Привыкший (за время своих нечастых визитов) к его нервному мельтешению перед глазами, Бэкхён начинает чувствовать себя некомфортно. Секунды превращаются в долгие тошнотворные вдохи и выдохи. Как специально дает о себе знать и последний рабочий инцидент. На периферии сознания начинают маячить чужие мертвые мысли, ещё не до конца покинувшие тело.              Бэкхён делает несколько шагов к окну, позволяя лунному свету скользнуть по его плечам и раствориться. Луна, будто выжидающе, наблюдает за действиями некроманта, пытаясь заглянуть в самую душу. «Я давно ее потерял», — хочет ответить Бэкхён, нащупывая место на груди, где медленно бьется его собственное сердце.              Когда он был маленький, матушка-ведунья пугала его братьев и сестер страшилками о монстрах с бледной кожей, красными глазами и острыми зубами. Женщина в красках описывала, как они крадут маленьких непослушных детей или распоясавшихся девиц да юношей и забирают их молодость и красоту в обмен на собственную вечную жизнь. Тогда Бэкхён и подумать не мог, что существует изнаночная сторона мира, что через много-много лет он познакомится с обаятельным ведьмаком, а позднее станет учеником некроманта и позволит вырезать свое сердце, а потом собственноручно вставит его обратно.              «Помоги мне», — чужая мысль снова становится невыносимым наваждением, пытающимся захватить его не до конца восстановившийся разум.              Бэкхён прикрывает глаза, заглядывает в каждый уголок своего сознания в поисках отголосков мертвого духа, но ощущает лишь холодную пустоту внутри. Невыносимые чужие желания, съедающие без остатка, появляются так же внезапно, как и исчезают.              Немного постояв и придя в себя, некромант решает расстегнуть пальто и уместить его на один из свободных стульев. Взгляд непроизвольно цепляется за собственные бледные пальцы и подсохшие порезы на запястьях. Непроизвольный вопрос о причине заставляет Бэкхёна вспомнить один из последних разговоров с Каем.                     — Что ты чувствуешь каждый раз, когда оказываешься на другой стороне? — Бэкхён обнимает Кая со спины, невесомо целуя чужое плечо и стараясь унять дрожь собственного тела от такой долгожданной близости.              — Ничего. Я не уверен, что вообще могу что-то чувствовать или помнить, — мужчина не двигается, стараясь запомнить ощущения чужих прикосновений. И, понимая, что от него ждут более четкого ответа, продолжает. — Я все и что-то одновременно. Я часть большого течения и в то же время его созидатель. Не уверен, что даже остаюсь человеком, — Кай жмурится, ощущая, как Бэкхён зарывается в его волосы и перехватывает ладонь на поясе, сцепляя руки в замок. — Но, просыпаясь, я всегда помню тебя.              Бэкхён не отвечает. Думает, что слова излишни. Легким прикосновением к руке просит парня развернуться, аккуратно кладет ладони на чужие щеки и затягивает в долгий горький поцелуй, чувствуя покалывание на кончиках пальцев. Кожа Кая - раскаленное жидкое золото, обжигает жаром чужой души, оставляя красные отметины.              — Больно? — шёпот тихий, еле слышный, направленный скорее вопросом в пустоту, чем конкретно.              Бэкхён недовольно хмурится, снова вкладывая чужие ладони в свои.              — Страшно касаться твоей души голыми руками. — Мужчина сильнее сжимает ладони, позволяя «согреть» свои холодные руки.              Кай улыбается. Старается обнять, не расцепляя рук, потому чуть не валит обоих на пол. Его необычные глаза сверкают в полутьме, выдавая инородное происхождение.              Бэкхён медлит, не в силах отвести взгляд. Он прекрасно знает, чем все закончится, какую цену придется заплатить за эти мимолетные часы слабости. Но он все-таки расцепляет руки, позволяя утянуть себя в долгие и настоящие объятья, и обнимает также сильно в ответ.              Это были всего лишь прикосновения, мимолетные ощущения кожа к коже. Слишком мало для предстоящей долгой разлуки, слишком много для них двоих.                     Из раздумий некроманта выводят чужое копошение за дверью и слишком громкий для шепота разговор. Чанёль, явно не стесненный его присутствием, даже не пытается понизить интонацию, высказывая абсолютно все, что он думает о Бэкхёне.              Голос его собеседника звучит глухо. Бэкхён даже не пытается прислушаться и разобрать тихие реплики. Да и к чему это все? В любом случае он здесь не только по своему желанию.              — Чанёль, ты же понимаешь…              — Нет, не понимаю.              Повисает долгая пауза, прежде чем что-то очень громко падает, заставляя двух парней создать еще больше шума.              — Послушай. Ты знаешь, что это происходит. Ты видел своими собственными глазами… — окончание фразы тонет в недрах коридора.              Бэкхён успевает криво усмехнуться, вспоминая их первую встречу с Чонином. Напуганный юнец без ощущения реальности и каких-либо гарантий за плечами. Ничего общего с тем человеком, на кого он так был похож.              — …и он единственный, кто может помочь мне.              — Чонин. Я твой брат, и я волнуюсь за тебя. Он ненормальный. Ты считаешь, что человек, который… О боже, допустим, он правда разговаривает с мертвыми. Разве это не чушь? С тобой все в порядке, тебе просто нужен врач, а не чудо.              — Мне нужна нормальная жизнь, — слова, произнесенные Чонином, раздаются четко и уверенно, отдаваясь эхом в голове некроманта.              «Помоги мне».              — Ты веришь ему?              Вопрос остается без ответа, повисая в воздухе тяжким грузом.              Несколькими минутами позже дверь открывается, заливая кухню ярким светом. Чонин приветствует его кивком. Осторожно подходит к столу, включая по пути напольную лампу. Она не позволяет рассмотреть друг друга полностью, но даёт возможность видеть чужое напряженное лицо.              — Не жалей меня.              Ким дергается от скрипучего хриплого голоса и отрицательно машет головой, садясь на резной стул рядом с окном. Бэкхён показательно вздыхает, пытаясь акцентировать внимание на своих словах.              — Вы меня используете?              — Даже если бы хотел, я бы не смог.              Чонин ещё больше тушуется. Его карие глаза мечутся в попытках зацепиться за что-то взглядом, тело деревенеет, становясь напряжённой струной. Он кажется Бэкхёну мальчишкой, таким же неуверенным, каким был он сам, когда мать отдавала его в подмастерья. Заломанные пальцы, тяжелое дыхание, напряжённо сжатая челюсть.              Бэкхён осторожно подходит ближе к столу. В попытках успокоить парня некромант ловит его холодную ладонь, чуть сжимая пальцы. Объясняя своё сострадание возможными проблемами, которые принесёт с собой нервозность.              Ощущение чужого взгляда приходит не сразу, как и понимание его последствий.              Чонин изучает внимательно, кажется, прожигая насквозь. Его карие глаза выглядят одновременно такими чужими и близкими, что у Бэкхёна тоскливо щемит что-то в груди. Он не осознаёт, как тянет свободную руку к чужому лицу, аккуратно кладет ее на щеку, чуть поглаживая, в попытке успокоить. Слова никогда не были его сильной стороной.              — Мы так похожи?              Бэкхён вздрагивает, отдёргивая руку. Дымка наваждения испаряется так же быстро, как и появилась. Немного потупив взгляд, он переводит его с ошарашенного лица Чонина на собственную, все ещё сжимающую чужую руку ладонь. Недолго думая, мужчина разжимает пальцы, сразу же пряча их в карманы брюк.              — Да, но нет. Не совсем. Вы абсолютно два разных человека.              — Каким он был?              — Бесстрашным. Живым. Намного живее меня, — чеканит Бэкхён каждое слово.              — Не думаете, что это как-то размыто?              Взгляд мужчины прошибает током, Чонин теряется от такого контраста.              — Нет.              Повисает неловкая тишина. Некромант решает присесть на стул напротив, нарочито медленно его отодвигая. Больше из них никто не произносит ни слова.              Минутная стрелка встает ровно на первой четверти, когда дыхание Чонина замедляется. Парень опускает голову чуть вниз, расслабляясь. Несколькими мгновениями позже не происходит ничего, пока фигура не начинает двигаться. Тело покидает былая неуверенность. Парень расправляет осанку, потирая собственную шею. Движения становятся не такими дёрганными, плавными. Наконец он выпрямляется, потягиваясь из стороны в сторону.              Взгляд зелёных ясных глаз, который ловит Бэкхён, принадлежит уже совершенно другому человеку.              — Кай, — выдыхает он, чуть прикрывая ресницы.              — Ну что? На чем мы остановились?