вдох. лишь два слова. - привет. - прости.
грязный настил, грязные мысли. заднее сиденье, вещи в багажник. ты не вернешься назад. — я хочу уехать. - говорил ты каждую ночь перед сном, утыкаясь носом мне в плечо. неправильно это, конечно, но я слушал. неправильно, но я позволял. неправильно, но мы уехали. стокгольмский синдром к пустой утренней дороге, ты вытянулся позади, подложив под голову рюкзак. "...или сумку" а я нервно руль сжимаю, мысленный рой у себя в голове пытаясь заглушить. шум мотора успокаивает, ветер скользит по ушам, но этого будто недостаточно. остается только дождаться твоего пробуждения, чтобы звонкий голос разрезал эту плотную тишину на кровавый фарш. потому что можно оглохнуть. потому что перед глазами тот_самый фарш. // — привет. — прости. два слова крутятся, как сломанная виниловая пластинка, я позволяю тебе выбрать, что взять в дорогу на одинокой заправке. южный ветер волнует ткань твоей футболки и я краем глаза замечаю пару маленьких капель у воротника и застываю. в немом ступоре застываю, даже когда кассир спросил, какие сигареты мне нужны. ты чуть заметно толкаешь меня в бок, с дрожью произнося моё имя. — антон. ошибка, сбой в работе мозга. я отвисаю через несколько секунд и наспех озвучиваю марку сигарет, купюры влажные протягивая. ты нервничаешь? я тоже. ты снимаешь футболку, сжигая ее, когда мы отъезжаем от заправки. а руки дрожат, когда спички ломаются одна за одной. — давай я. обхватываю твои холодные ладони своими и взгляд тяжелый поднимаю. тебе страшно? мне тоже. пламя ненадолго согревает больше положенного, и я стираю тыльной стороной ладони пот со лба, синяк на предплечье замечая. только-только синеющий_краснеющий. небольшой, но ты все равно предлагаешь помазать мазью от ушибов. мы оба знаем, для чего. чтобы скорее скрыть следы. чтобы скорее забыть. и я поддаюсь, забываясь в твоих объятиях, вновь заводя прогретую машину. // третий день дороги, мне невероятно сильно хочется разъебать это чертово радио, которое ты так внимательно слушаешь утром, днем и вечером. конечно, я знаю, что ты не_надеешься там услышать. моё имя. твоё имя. имя нашей матери, или твоего отца. тебе бы не хотелось слушать новости, не хотелось бы напрягать уставший мозг, чтобы вникнуть в бесконечный и мутный поток слов. но ты вновь и вновь выкручиваешь колесико громкости, когда машина выезжает на тихую и прямую трассу в сторону каспийского моря. вздыхаешь обречённо, в какой-то момент непонятно и с ужасом зажимаясь. но я лишь ухмыляюсь, руль крепче сжимая. — они бы не успели. - успокаиваю я, понимая, что звучит это все весьма сомнительно. — со дня на день... - ты тоже осознаешь всю глупость моего спокойствия и отворачиваешься к окну, глаза голубые прищуривая. устало так, но по-своему... по-лисьему. мне даже кажется, что твой страх - игра. что ты не меньше меня представляешь угрозу. // Замученное тело отключается у меня на руках и, блокируя двери машины, я позволяю уснуть и себе. И сны снятся... Просто снятся и от этого не легче. От этого выворачивает через пару часов, заставляя к холодной и мокрой земле прижаться лицом. Ужин стекает по траве, а я подкуриваю сигарету, в черноту неба всматриваясь. — не спится? - ты усаживаешься рядом, укладывая голову мне на плечо. я отрицательно мотаю головой, дым сухой выдыхая, и еле заметно вздрагиваю, когда твоя ладонь скользит по моему бедру. выше к паху, но замирает в жаркой близости. — фади... - шепчу я, но руки твоей не убираю. — из-за меня все. - ты вдруг переводишь тему, снова жалость и сострадание выдавливая из меня, а я покорно молчу, нехотя соглашаясь. на половину соглашаясь. в голове пульсируют воспоминания. помимо кровавых сгустков - изгибы твоего тела. гладкие, влажные, такие... желанные. когда это стало для нас проблемой? когда слово "мы" обрело такое значение? мы спали. часто, особенно после твоего совершеннолетия. я не мог отказывать, да и не хотел. наше преступление, наш секрет - был вопрос времени. жизнь циклична и предрешена, ошибешься один раз - ошибешься и второй. но считаешь ли ты это ошибкой? я спрашиваю напрямую, окурок в высокую траву выкидывая. — жалею ли я, что больше не придется прятать побои и засыпать под крики? - кривишь губы в странной улыбке, голос понижая. — теперь придется прятаться целиком... - усмехаюсь недобро, лицо ледяными ладонями потирая. а ты встаешь с земли, пальцами мне в волосы зарываясь. — пойдем. - возвращаешься в машину, попутно стягивая с себя футболку. намек я понимаю сразу, губу увлеченно закусывая. ты знаешь, как лечить мою бессонницу. а я знаю, как лечить твою израненную душу. выкуриваю вторую, слегка подмерзший торс потирая и следую за тобой, дверь плотно захлопывая. // под утро я крепко засыпаю, а ты, натянув мою кепку, и кое как скрыв россыпь засосов на плечах, отправился в ближайший круглосуточный, страх жадно проглатывая вместе с холодной водой. это лето выдалось невыносимо жарким, поэтому ты убедил меня, что стоит идти до магазина по утренней прохладе и я не смог возразить. но даже сквозь сон я чувствовал давление страха. за тебя. за нас. отпускать одного, да еще и так рано... паранойя шла в комплекте с манией преследования. "по радио все тихо" - отговорился ты, целуя в щеку на прощанье. а я еще долго взглядом твою худую спину провожал, борясь с естественной сонливостью. что это? ловушка, в которую ты утянул нас обоих, или обычный ход вещей? я задаюсь этим вопросом всю жизнь, в попытке понять, почему мне так сложно отпустить тебя. отпускать. это одержимость, или болезнь? дают ли за эту болезнь поблажку в суде? // Пятый день дороги встретил нас скорбным истощением и воспоминаниями о постоянном месте жительства. Встретил меня очередным вопросом, которым я задаюсь постоянно — жалею ли я? И постоянный ответ — конечно нет. Жалеть невозможно, ведь жалость осталась на окраине Питера в скромной однушке, в которой мы ежедневно выживали. — что теперь делать? - ты смотришь с обрыва на засыпающую деревушку, где нам посчастливилось остановиться, и тяжело вздыхаешь. "ехать домой" - проносится в моей голове, но я вовремя прикусываю язык, смаргивая слезы невыносимой усталости. — немного осталось. - напоминаю я, сминая в кармане пустую пачку сигарет. холод облизывает оголенные участки кожи и я хватаю тебя за руку, уводя с обрыва вглубь деревни, чтобы успеть найти ночлег до дождя. ветер бушевал весь вечер, отросшие пряди взъерошивая, а грозная туча устрашающе гремела. ты как-то признался мне, что боишься грозы, поэтому на дрожь в твоем теле я внимания не обращаю. только шагаю по песочной тропинке к бесхозному сараю, вытирая первые капли со лба. а когда мы уже добрались, ливень накрыл нас стеной, вымачивая в кислотном соку страданий и вины. — раздевайся. - прошептал я, закрывая двери ангара и осматриваясь. ты вопросительно изогнул бровь, заставляя усмехнуться. осознать всю глубину мною сказанного. — простудишься. - опережая твои томные взгляды, продолжил я. будто бы не желая тебя, будто бы не смотря и не интересуясь твоим постепенно обнажающимся телом. но я знаю — тебе это нравится. для тебя это игра. игра, которая переросла в страшное бремя и проклятье. и ты отлично понимаешь правила, мокрую футболку кидая на какую-то прогнившую перекладину, от холода чуть поёжившись. мурашки по худым рукам выдают кипящую страсть в горячем сердце и я больше не ощущаю былой смелости и решительности. лишь в свою очередь от одежды избавляюсь, окончательно перекрывая доступ к окровавленным, паническим мыслям в своём черепе. и я чувствую то странное, болезненное, разрывающее на части влечение, от которого мне сорвало крышу ещё много лет назад. я чувствую возбуждение, как и в первый раз. я чувствую жгучее желание прикоснуться к неправильному, неказистому, хрупкому телу. — как ты это делаешь? - вопрос риторический, и я всегда думал, что дело в притягательности твоих глаз. но сейчас, находясь на краю пиздеца, заметил нечто большее, чем просто глаза. это отчаяние, безумие, страх и нескончаемое доверие. ты и правда доверил мне рулить нашим жизненным катафалком? вдруг огромная ответственность схватила поперёк горла, и я осознал — это конец. конец, где мы в четыре ноги, и четыре руки бесимся под проливным дождём. и последствия кажутся настолько ничтожными, что я делаю шаг к тебе и шаг в пустоту. а пустота мягко обнимает за плечи. или это твои холодные ладони?странные мы всё-таки... живём, играя в прятки. сначала прячемся, потом идём искать. и постепенно скатываемся в пропасть...