***
Капитан Гидра с удовольствием оглядел дымящиеся развалины, оставшиеся от одной из хорошо укрепленных баз ЩИТа. Сегодняшняя операция прошла великолепно. Бойцы действовали в высшей степени эффективно и слажено. Особенно один. Капитан много слышал о легендарном оружии, созданном, когда сам он находился в криосне, а полномасштабный захват мира, ставший возможным с его пробуждением, только планировался. Зимний Солдат был быстрым, сильным, восхитительно смертоносным, способным действовать, как в одиночку, запросто зачистив целый сектор, так и встать за плечом Капитана Гидры, чтобы, не отставая ни на шаг, прикрывать его во время безрассудной, почти самоубийственной, но решившей исход сражения атаки. Он с упоением смаковал воспоминания о некоторых отдельных моментах прошедшей операции, подходя к небольшому, похожему на сказочный замок зданию. Расположенный неподалеку от озера с целебными солеными водами санаторий служил прикрытием для базы ЩИТа, а теперь послужит временным штабом отряда Гидры. Вид, открывавшийся с верхнего этажа, был так хорош, что проводивший рекогносцировку Капитан решил в первую очередь отправить в давно захваченный и ставший столицей нового мира Нью-Йорк важнейшее оборудование и раненных, позволив оставшимся на ногах бойцам искупаться. — Хайль Гидра! — выкрикивали бойцы, завидев проходящего мимо Капитана. Они были разгорячены боем и опьянены победой, они верили своему лидеру и были благодарны за возможность немного отдохнуть перед выматывающей дорогой домой и зубодробительной подготовкой отчетов. — Хайль Капитан! Но не все радовались победе и предавались заслуженным удовольствиям. У входа в корпус санатория Капитан столкнулся с Солдатом и его куратором. — Хайль Гидра! Куратор вытянулся в струнку при виде начальства, но не успел стереть с лица странное выражение — смеси высшей степени недовольства, с трудом сдерживаемой ярости и брезгливости. Остановившийся за его спиной Солдат так и не поднял опущенной головы и выглядел, будто страдал от сильной боли, хотя — Капитан точно помнил — серьезно ранен не был. — Что происходит? — стремительно закипая от гнева, спросил Капитан, наступая на попятившегося куратора. Он ненавидел не знать о чем-то, происходящим в его организации. И сейчас совершенно не понимал причин, почему куратор был недоволен Солдатом, словно поймал на продаже секретных сведений агентам ЩИТа. — Солдат нестабилен, — побледнев, отозвался куратор. — Не доложил о своем состоянии, — оправдываясь, выдал он, и в панике добавил: — Как я ему сейчас условия для вязки обеспечу?! — Вязки? — медленно повторил Капитан, по-новому вглядываясь в так поразившего его всего час назад бойца. Тот был омегой? Немыслимо! С другой стороны, ошибиться было легко — Капитан Гидра, имея все половые признаки мужчины-альфы, полноценным альфой не был. У него не случался гон, он почти не реагировал на феромоны, оставаясь в высшей степени чувствительным к другим запахам, и был полностью стерилен. Впрочем, свое состояние он не считал недостатком — гормональные бури не отвлекали его от действительно важных задач и ни одна омега не могла сделать его уязвимым. — Да течка у него! Плохо дело, температура уже поднялась, а здесь просто негде его зафиксировать, — частил куратор, все еще на что-то надеясь, хотя в Гидре не прощали ошибок. Солдат за его спиной при этих словах странно вздрогнул, его руки дернулись, будто он пытался прикрыть голову, но тут же обессилено опустились. — До прибытия джетов еще около шести часов. Насколько опасно его состояние? — Без вязки он начнет кидаться на всех уже через пару часов, потом сердце засбоит, может и не выдержать. К тому моменту успокоительное перестанет действовать, — куратор продемонстрировал несколько пустых шприцев, вытащенных из карманов, и вздрогнул, напоровшись на красноречивый ответный взгляд. — Больше препаратов нет. Больше никогда не берется по регламенту! Это все техники! Они пропустили признаки течки! Не на… Купающиеся бойцы невдалеке не услышали хруста позвонков. Или предпочли проигнорировать, продолжая плескаться в воде. Капитан аккуратно опустил обмякшее тело на землю и сорвал знак красного осьминога с одежды убитого, чтобы никто и не подумал позаботиться о трупе человека, подведшего Гидру. Осталось решить проблему Солдата.***
Облюбованные Капитаном комнаты выходили окнами на запад. Лучи заходящего солнца окрашивали их скучную обстановку, похожую на самый обычный гостиничный номер, в кроваво-красный цвет, придавая жутковатый вид. Капитан сдернул с кровати и отбросил в угол толстое покрывало с веселеньким оранжевыми цветочками, открывая белоснежные простыни, сдвинул к двери тяжелый стол, превращая в своеобразный охранный контур, сходил в ванную и наполнил водой обнаруженную на тумбочке крупную вазу, аккуратно обходя замершего в центре комнаты Солдата. — Снимай, — короткий приказ, подкрепленный повелительным взмахом руки, четко указывающим на черные тактические штаны. Повиноваться было легко. Повиноваться и испытывать горячую благодарность за то, что позволили оставить куртку, в потайных карманах которой было спрятано оружие. Солдат никогда не допустил бы даже мысли о нападении на Капитана Гидра, но незаметное прикосновение к рукояти ножа, четко прощупывающейся через ткань, немного примирило с необходимостью лечь грудью на кровать, широко разводя согнутые в коленях ноги и вытягивая вперед руки. Привычная поза для вязки, знакомая до тошноты: вызвавшая фантомное ощущение горечи кляпа на языке и холода металла наручников на запястьях. Поясницы коснулась крупная ладонь, заставившая прогнуться сильнее. Капитан осмотрел выставленную на обозрение задницу и коснулся левой ягодицы, размышляя. Солдат знал, что вытаскивать тампон будет больно. Не мучительно-тлеющей болью течки, изматывающей, нарастающей час за часом, но лишь изредка вспыхивающей острыми спазмами, а яркой, обжигающей, пронизывающей насквозь. Кураторы никогда не церемонились, наказывая за попытки скрыть течку, но Солдату к тому моменту было уже наплевать на боль — страх перед беспомощностью, немилосердно впивающимися в кожу оковами всегда оказывался сильнее. Капитан осторожно ощупал промежность и живот покрытого испариной, подрагивающего от напряжения тела, распростертого на кровати, невольно задумываясь, какую же боль причиняла скопившаяся внутри, не имевшая выхода смазка. — Не делай так больше, — строго сказал он. Его всегда злило, когда по глупости причиняли вред хорошим и ценным вещам, каким было находящееся в его руках оружие Гидры. — Лежи тихо, — добавил Капитан, крепко удерживая Солдата за бедро, и потянул за кончик тампона, медленно и неумолимо освобождая от него. — Молодец. Ты молодец, — на грани слышимости шептал он, не замолкая, пока не довел дело до конца, хотя никогда не был излишне сострадательным, считая, что каждый должен справиться сам. Потом он смочил куски разорванной наволочки в заранее наполненной вазе и методично и последовательно стер все потеки смазки с бедер и ягодиц. И осторожно проник пальцами внутрь, вызвав бурную реакцию. Солдат дрожал, едва сдерживая вой, уткнувшись лицом в простыни под собой, так отчаянно нуждаясь в большем, что медлить было бы преступлением. Когда к спине прижалось твердое, неестественно горячее, даже через слои одежды тело, бескомпромиссно подминая под себя, придавливая немалым весом, Солдат задохнулся от ужаса. Он ждал этого, но все равно оказался не готов. Расслабился под невероятно мягкими и деликатными руками самого жесткого лидера Гидры. Поддался возбуждению, которое несмотря на частые течки практически никогда не испытывал. Тем сильнее было его удивление, когда всего через мгновение его отпустили. — Ты боишься, — констатировал очевидное Капитан. — Я не понимаю, — задумчиво продолжил он, припоминая с какой невероятной, сравнимой только с самим Капитаном, смелостью и самоотверженностью сражался Солдат. Солдат сжался, тяжело сглатывая. Ему было больно и страшно, внутри пекло и дергало, а в голову тупой иглой вкручивалась единственная мысль: Капитан им недоволен. Недоволен, но почему-то не наказывает, не отдает своим бойцам на потеху, а гладит теплыми ладонями по напряженной спине, упорно дожидаясь ответа. — Обнуления. — Обнуления? — Через мозг пропускают разряды электричества, чтобы Солдат был более эффективен, — заученные слова легко срывались с языка, а руки судорожно комкали простыни, чтобы не накрыть спрятанные под волосами никогда до конца не заживающие шрамы. — Хайль Гидра! — Ты сопротивляешься улучшению? — прозвучало мягко и с любопытством, хотя должно было вызвать вспышку ярости. — Нет! Нет… После процедуры… Боеспособность значительно снижена, нужна отладка, — кое-как выдавил Солдат, умалчивая, как приходил в себя после мучительной агонии, скованный и дезориентированный, как бился, выламывая крепления и вредя себе, кричал, срывая горло, но вместо помощи получал все новые удары током. — Я не буду тебя держать. Уверен, что мне не понадобится. Спокойно! — Капитан хотел снова прижать Солдата всем телом, так хорошо было держать кого-то настолько сильного и прекрасного под собой, но удовлетворился, положив руки на внутреннюю сторону крепких бедер, сильнее раскрывая для себя. — Спокойно, Солдат, — повторил он, сам не понимая, почему так терпелив, почему так возбужден. — Сделаем это медленно. Дыши. Он редко позволял себе секс, считая такое времяпрепровождение нецелесообразным, но сейчас он был полностью захвачен ощущением погружавшегося в тугое и горячее члена. Очарован и заворожен тихими, удивленными стонами Солдата, сначала неподвижного, а после робко подававшегося навстречу. Его гладкой кожей, быстро покрывшейся тонкой пленкой пота, сделавшей и без того привлекательный запах оглушающим, заставляющим потеряться. Капитан всегда гордился своим самоконтролем, но раскрасневшийся, гибко выгибающийся Солдат, что-то беззвучно шепчущий яркими влажными губами, крепко, до темноты перед глазами сладко сжимающий в себе, творил с ним что-то странное, превращал в рычавшее от страсти существо, способное только двигаться, двигаться, двигаться, бешеными рывками приближая собственное удовольствие. Оргазм выбил землю из-под ног, вынудив опереться на руки, а потом опуститься на локти, утыкаясь носом во взмокший загривок. Набухающий узел чувствовался просто прекрасно, сжатый со всех сторон пульсирующей плотью. Испытывая благодарность, купаясь в не испытанной ранее сладкой истоме Капитан переплел свои пальцы с пальцами Солдата и лизнул подставленную щеку, с удивлением обнаруживая на губах соль. — Солдат? — голос плохо слушался, он все еще продолжал мелко двигать бедрами, усиливая ощущения от вязки, не желая терять растекавшееся по венам наслаждение. — Отвечай! Тебе… Плохо? — наверное, впервые в интонациях несгибаемого лидера Гидры проскользнула… неуверенность? Получив лишь приглушенный всхлип вместо ответа, Капитан потянулся вниз, нащупав мягкий, сухой член сразу же попытавшегося отодвинуться Солдата. — Дестабилизация устранена! Пожалуйста! Пожалуйста! Не надо! — Тихо! Ты омега, во время течки тебе необходима вязка, — рассуждал Капитан, размеренно двигая рукой. Обычно его не заботило состояние партнера, но по непонятной причине сейчас его сильно задели и слезы, и отсутствие эрекции. — Необходимо проникновение, оно утихомиривает боль. Но ты остаешься мужчиной. Так почему? — Оружие не может быть мужчиной, — глотая стоны и кусая губы, отрапортовал Солдат, ненавидя себя за несдержанность и запрещенную реакцию — его член стремительно наливался, бессильный перед гладким скольжением руки Капитана и давлением узла внутри. — Техники не могут устранить причину регулярной дестабилизации, но оружию не положено испытывать то же, что и людям, — старательно отгоняя воспоминания о том, как в него вдалбливали эту простую истину, прошептал он. — Проверим. Наверное, Солдат не кричал так даже во время обнуления, как кричал, пока Капитан ласкал его. Нежно и непреклонно, срывая прежние установки и переплавляя под себя. В конец обессиленный он отключился до краев наполненный удовольствием. И не слышал, как удивленно шептались бойцы за спиной Капитана, несущего его к джету на руках завернутым в тот самый плед с глупыми оранжевыми цветочками.***
— С внедрением данной технологии эффективность производства увеличилась еще на пять процентов, — закончил свой доклад один из помощников Капитана, отвечающий за вооружение Гидры. — Прекрасно, передайте мою благодарность участникам проекта и подумайте о премировании, — пусть Капитан и считал, что каждый обязан добровольно и безвозмездно вносить свой вклад в общее светлое будущее, он все же часто использовал обычные средства стимулирования работоспособности. — Составьте примерный план и передайте по назначению. Можете быть свободны. — Капитан… — говоривший облизал губы, явно нервничая. — Вы просили докладывать про Солдата… — Я вас слушаю, — Капитан отложил взятый было документ и уставился на собеседника жутким немигающим взглядом. — Его гормональный фон нестабилен: снова началась течка. Но недавняя смена куратора не позволяет использовать стандартные протоколы… К тому же все протекает… Ммм… Тяжелее, чем обычно. «Мы с подобным никогда не сталкивались и понятия не имеем, что делать», — читалось в глазах. — Ближе к сути, — напряженно проговорил Капитан, раздумывая, не мог ли он что-то повредить Солдату, забывшись от страсти, что даже сыворотка не справлялась с регенерацией. После прилета он просто сдал не приходящего в сознание омегу техникам, приказав докладывать в случае непредвиденных ситуаций. Оставил там, где было положено по протоколу, но ни на миг не переставал думать о нем. Слишком зацепило его сочетание смертоносной искусности и мягкой отзывчивости, страстности. — Он впал в амок. Не подпускает к себе техников. Его сумели загнать в одно из специально-подготовленных на такой случай помещений, но пока не удается осуществить введение необходимых препаратов. Если в ближайшее время не взять ситуацию под контроль… Техники ищут способ, но пока… — Я спущусь. На каком он уровне? — На минус третьем, — докладывающему не удалось скрыть вздох облегчения. — В следующий раз потрудитесь докладывать до того, как ситуация станет критической, — осадил его Капитан, скрываясь в личном лифте, который мог доставить его практически в любую точку чудовищного по размеру комплекса — главной базы Гидры.***
Когда Капитан заглянул в крошечное окошко, украшавшее бронированную дверь в комнату, где заперли Солдата, он сначала никого не увидел. Лишь хорошо присмотревшись, в самом темном углу он обнаружил скорчившуюся фигурку, поразившись, как столь мощный боец смог так компактно свернуться. Обнаженный Солдат сидел, подтянув колени к груди, плотно обняв себя живой рукой, а металлическую выставив вперед, в постоянной готовности защититься от дротиков с транквилизаторами. Он собирался сидеть так до самого конца. Проведенные с Капитаном часы что-то сдвинули внутри, заставив по-новому взглянуть на происходящее вокруг. Капитан смотрел на него, как на омегу. Хотел его, как омегу. Был с ним, как с омегой. Капитан не мог ошибаться — Солдат был не только оружием. Это сводило его с ума вкупе с жуткими десятикратно усилившимися симптомами течки. Он хотел закончить свои мучения, сделать хоть что-то, пока разбуженная Капитаном человечность не пропала, сбежать туда, где его не смогут догнать. Техники никогда не стеснялись обсуждать Солдата в его присутствии, и он много раз слышал, что течка вполне способна убить его, быстрее и качественнее, чем некоторые ранения и яды. Рисковать и пытаться покинуть комплекс он не стал, уверенный в неудаче. Глупый омега, неприспособленный к жизни вне Гидры. Сейчас он почти жалел о своем решении: боль с самого начала бывшая сильнее, чем обычно, усиливалась с каждой минутой. Его глаза были мокрыми от слез, на живой руке красовались окровавленные следы от зубов, а металлическая рука, бывшая его щитом, будь она сделана из плоти, сотрясалась бы от дрожи. Сердце колотилось, как бешенное, по вискам катился пот, но Солдат оставался неподвижным. Пока не открылась дверь и не вошел Капитан. — Иди сюда, Солдат, — произнес он, остановившись на пороге. — Нет. Нет, — боль почти не позволяла говорить, мыслить, дышать. — Нет, не… — Ты можешь погибнуть, — попробовал Капитан, но получил в ответ только странный звук похожий одновременно на всхлип и на смешок. Если бы Солдат умел смеяться. — Я не позволю. — Не-е-ет! — хрипел Солдат, извиваясь всем телом. Знакомый металлический блеск широких браслетов, по голосовой команде становящихся наручниками, придал ему сил, и Капитану никак не удавалось нацепить даже первый из них. Они сосредоточенно боролись: измученный болью, боровшийся за свободу Солдат, вооруженный протезом и отчаянием, ни в чем не уступал полному сил Капитану, пришедшему только с наручниками, которые до последнего не собирался использовать. Но у него не оставалось выбора. — Пожалуйста! Не надо, — умолял Солдат, пропустивший несколько ударов, попавшийся в примитивную ловушку и чувствующий, как неумолимо сжимается сильная рука на горле. — Я не могу больше… — прошептал он, погружаясь в оцепенение и прикрывая глаза. В легкие хлынул воздух и тут же послышались щелчки браслетов, лишивших возможности сопротивляться. Солдата перевернули на спину. Глаза нависшего над ним Капитана были страшными, почти черными от едва сдерживаемых эмоций. Ярость? Беспокойство? Страх? Короткая, отрывистая команда и руки Солдата прикованы к его же ногам, а между коленями — бедра Капитана. Неловкая, слишком уязвимая поза, не позволяющая укрыться, не оставляющая ни частички свободы. Отдающая всего Солдата на растерзание. Мгновение тишины, а после на лицо Солдата опустилась ладонь, милосердно закрывая верхнюю половину. — Тебе нужна помощь, — убежденно проговорил Капитан. Он направил себя свободной рукой, радуясь своему идеально послушному телу — он был полностью готов, хотя ситуация не располагала к возбуждению. Края ануса опасно покраснели и набухли, проникновение было болезненным для них обоих. Болезненным и нежеланным. Капитану было отчаянно жаль, что на этот раз не было ни мягкой податливости, ни стонов удовольствия, и омега был тих и безучастен, только губы кривились в гримасе боли, пока альфа снова и снова входил в его тело, приближаясь к разрядке. Выверенными механическими движениями, сосредоточившись на выделяющемся на крепкой шее кадыке. Его было так сладко прикусывать той ночью, когда между ними было какое-то подобие согласия. Набухший узел лишил Капитана возможности двигаться, вырывая из транса. Его тело еще было во власти наслаждения, но холодный ум уже начал анализировать поведение Солдата: как тот сопротивлялся обездвиживанию. Пусть он был твердо уверен, что поступил правильно, ему было горько видеть Солдата таким. Словно собственноручно сковав, он сломил его окончательно. Отменил единственное принятое самостоятельно решение. Уничтожил, подавил личность, делавшую Солдата таким привлекательным для Капитана. И все его существо восставало против такого исхода. — Я запрещаю тебе делать так снова. — Хайль Гидра, — едва шевельнулись бледные губы, которые Капитан помнил яркими и блестящими. — Ты же не думаешь, что сможешь меня ослушаться? — твердые пальцы на подбородке заставили посмотреть в глаза. — Солдат — оружие в руке Капитана Гидра. — Оружие? Ну уж нет! Капитан откуда-то точно знал, что нельзя оставлять Солдата в таком состоянии, что выгоревшая пустая оболочка вместо лучшего бойца и любовника его не устроит. Как не устроит и отдать его кому-либо. Даже смерти, которую, похоже, так звал омега. Он точно как-нибудь все исправит. — Ты мой омега. Весь мой, без остатка. И тебе никуда от меня не сбежать. Острые зубы впиваются в плоть. Сразу и глубоко, до крови, накрепко привязывая. Солдат чувствовал, как Капитан, урча, пьет его кровь, по животному вылизывая рану языком. Чувствовал узел, связывающий надежнее наручников, и, вопреки всему, оживал. — Хайль мой Капитан!