- И я люблю тебя, бро.

Непослушные тёмно-русые волосы, зачёсанные назад, так развивались на лёгком дуновении ветра, эти прикрытые большие глаза, такая редкая, но светлая улыбка... Твоя крупная протянутая рука и слова, которые я до сих пор помню. Сколько лет уже прошло, чел? Год? Два? Три? Пять? Я более, чем уверен, был бы ты жив, то безусловно засмущался, почесал затылок и посмотрел бы на меня так, что в твоих глубоких чёрных глазах читалось бы миллионы слов извинений. Честно сказать, я сам не помню, когда. Не люблю цифры и даты, главное, хранить в памяти это сцену. А лучше не в памяти, а в самом сердце. Глубоко засунуть туда всё самое дорогое тебе и никогда не вытаскивать, чувствовать то тепло, которое дают тебе эти воспоминания. Они безусловно согревают, даже когда в твоей жизни произошла самая тяжёлая хуйня. Смогут вызвать улыбку, даже когда солёные слёзы прожигают глаза насквозь. Сейчас тот самый момент, Ларри. Я помню всё время, что мы проводили вместе. То самое мгновение, когда я сделал эту фотографию тоже. Ты протянул руку, и сказал, что никогда не уйдёшь. Не бросишь меня. Что будешь бороться со мной с культом до последнего. Сал сжал снимок в руке. Тут же фотобумагу прожгла солёная слеза, моментально увеличивая влажное пятно в размере. Дрожащие тонкие ноги еле держали хрупкое маленькое тело. Но он продолжил внутреннюю дискуссию, неторопясь держа путь из тёмной комнаты к тяжёлой и огромной железной двери. Зачем, Ларри? Ты же обещал. Обещал. Ты ебаный лгун, Ларри. Жалкий лгун. Сколько мы прошли вместе? Почему ты покинул меня в самый тяжёлый для меня момент, чел? Больше терпеть он не мог. Сжав в кулаке рукоятку ножа, что так и хотела избежать контакта с влажной рукой, Салли закинул голову назад. Тяжело вздохнув, вдыхал уже надоедливый петрикор сырого помещения. С губ Фишера сорвался крик. Протяжный вопль, что высвобождал всю боль, что копилась столько времени глубоко в душе, подпитывалась счатливыми воспоминаниями. Ларри, отец, все его друзья. Упав на колени, он принялся рыдать. Слёзы из глаз резали лицо, проникали в шрамы под маской, пуская по телу дрожь. Будущий убийца жадно глотал отсутствующий воздух ртом, ведь умереть сейчас он не может. Он должен сделать это. Ради Ларри. Ради всех. Должен, мать его. Тьма поглощает апартаменты, город. Она лишила Салли всего самого дорогого. Он должен отомстить за всех. А безусловно, главное за лучшего друга. Он понимал, что поплатится. Но времени оставалось мало, он тянул каждую секунду, что отдавалась болью в сердце, пропитывала его насквозь ненавистью, отчаяньем и безнадёжностью. Пора. Он прижал фотографию к груди, убрал нож и влажную фотографию в карман порванных на коленях брюк и посмотрел на кусок железа, что ограждал его от намеченного безумства. Салли медленно повернул заржавевшую ручку двери и ступил вперёд. Яркий свет тут же стал прожигать привыкшие к темноте заплаканные глаза. Господи, Сал, ты так жмуришься, будто этот свет худшее, что с тобой произошло. Эта жгучая боль разве сравнится с той, что ты ощутил в сердце, когда читал ту записку в домике на дереве? Сравнится ли она с тем, что буквально через пару минут все твои друзья и родственники будут истекать кровью от твоих ножевых ранений? Сравнится ли с болью осознания того, что через месяц, а может и меньше, ты потеряешь свою жалкую никчёмную жизнь на ебаном электрическом стуле? А может быть с тем, что никто не будет тебе верить, думать, что ты жалкий псих, который убил всех "потому что захотелось."? Минута. Началось. Эти звонки лифта, последние слова убитых мною людей, душераздерающие крики. Всё смешалось в моей голове. Я стал осознавать, что больше ничего не чувствую. Ничего. Я всё делаю это только ради тебя, Ларри. Ради нашей общей мечты, избавить этот мир от этого говна и жить с тобой в мире и счастливо. Я помню, как мы с тобой обсуждали всякие планы и штуки по борьбе со всем этим. Как ты держал меня за руку, мы забывались, меняли темы, и вот уже обсуждаем что-то совершенно противоположное, наслаждаясь мгновеньем, что проводили вместе, свежим запахом травы, треском сверчков, прекрасным звездным небом, что освещало наши тела, окутывали и завораживали, оставляя нас лишь наедине друг с другом. А помнишь, как мы сидели у тебя в подвале, уже где-то под утро? Я засыпал у тебя на коленях, а ты гладил меня по голубым волосам и что-то увлечённо рассказывал. Я уже не помню, но твои глаза горели, передавая всю твою увлечённость этим делом. Прости, я должен помнить такие тонкости. Последняя комната. Телефон разрывается от звонков. Я вытер руку об толстовку, чтобы разглядеть номер набиравшего. Эшли. О, боже, как я жалок. Вялое, испачканное с голубой макушки до пяток кровью тело, плелось к двери, оставляя за собой дорожку густой тёмно-красной жидкости, что впитывалась в загнившее дерево пола апартаментов. Он открыл дверь на улицу, ступил через порок и посмотрел на небо. - Чел, - вдруг послышалось где-то перед Салом столь знакомым, родным голосом. Салли тут же обратил свой взор вперёд и онемел. Только что успокаившеесе сердце тут же вновь быстро забилось. Каждый его удар пробирал до мурашек, чувствовался насквозь всем телом. Убийца ощутил холодное прикосновение на его плечах и лопатках, ледяное умеренное дыхание на своей шее и хриплый шёпот где-то над своим ухом. - У тебя не оставалось выбора, Сал. Но голубоволосый не верил. Фишер поднял ледяной, равнодушный взгляд вверх и убедился в своих догадках. Накачанные прозрачные руки обвивали плечи Салли и нежно поглаживали его по спине. Но он не верит. Сал дрожащей рукой провёл по прозрачным бокам, и ощутил касание промокшей ткани. На тела обоих безжалостно и грубо опускались капли ледяной воды, что перемешивались с кровью, и, пробегаясь по бледной коже, плавно истекали на землю. В глазах Фишера загорелся слабый огонёк счастья, но самоубеждения в том, что это лишь жалкая иллюзия продолжали заполнять его голову. Господи, Сал, сейчас ведь самый раз насладиться последним моментом рядом с самым дорогим тебе человеком, насладиться свободой. Аромат свежей земли заполнили лёгкие. Тощие, дрожащие руки Сала обвили шею Ларри, прижимая того к себе. - Я так скучал... - тихо прошептал он, сжимая того в объятиях, будто хотел сжать до минимальных размеров. - Я тоже, бро. Помни, пожалуйста, что ты не виноват. Никто не будет тебе верить, но мой любимый Сал ведь знает правду. Тебе придётся почувствовать себя недооценённым героем, но помни, что спас всех. Я очень тебя люблю, чел. Прости, что так ужасно поступил. Я бы сказал, что буду жалеть всю жизнь, но она уже закончилась, - темноволосый неловко улыбнулся и стал приподнимать протез, прижимая ближе к себе маленькое испуганное тельце. Салли помнит тот момент, когда для них уже стало обычием. Раньше, когда они ещё были только друзьями, маленький Сал всеми силами скрывал от Ларри своё лицо. Он обещал себе, что они никогда не сблизятся настолько. Чёрт, как же он ошибался. Ведь мечта увидеть настоящего друга, без этой чёртовой маски, что скрывала все эмоции, и приходилось настырно, пугающе всматриваться в маленькие прорезы для глаз, чтобы осознать реакцию Фишера на своё действие. Как бы то ни было, эта тайна сблизила их, дала им понять, кто они друг для друга, открыться. Именно в ту ночь они осознали чувства друг к другу. Именно в ту ночь они украли друг у друга первые поцелуи, перешагнули ту тонкую грань между лёгкой влюблённостью и сумасшедшей привязанностью, сносящую голову с плеч и оставляя все надежды лишь на сердце. Это был самый счастливый момент в жизни обоих. Сколько лет прошло? Сейчас же они осознают лишь то, что потеряли всё. Они потеряли друг друга. Эти крепкие объятия, что лишь была глупой попыткой удержать друг друга, схватить, будто простоят они так пару дней и всё уладится. Но нет. Суровая реальность, чел. - Ты холодненький, - с уже видимой, из-за снятого протеза, улыбкой на лице, неловко прошептал голубоволосый, притягивая мокрую голову возлюбленного к себе. Ларри осознал, что Фишер понял его слова, и затянул того во влажный, лёгкий поцелуй. Джонсон положил руку на грудь Салли, убеждаясь, что тот потихоньку успокаивается. Он разорвал прощальный, холодный поцелуй. Его рука потянулась к голубой макушке, как вдруг та начала растворяться в воздухе. Тяжёлый вздох. - Прости, но мне пора, чел. Помни мои слова, пожалуйста. Я люблю тебя до безумства. - левая рука шатена уже исчезла, а неведомая, пожирающая прозрачное тело сила, принялась за его шею. Второй рукой он лишь успел одним движением опустить маску, попутно вытирая слёзы убийцы. Мгновение, и Фишер стоял уже один, вымокший до нитки, и пропитываемый кровью. Ливень лишь усиливался, разбавляя тишину. Вдруг слух стала резать сирена, объявляя о конце. Источник звука приближался, а преступник лишь стоял и безразличным взглядом сверлил пустоту впереди себя. Грустный конец ведь, не так ли? Слова Джонсона безусловно вселили в Сала новую жизнь, но то "прощай" нагло забрало её из его рук и растворилось в пустоте, оставляя его лишь в объятиях безнадёжности. - И я люблю тебя, бро.