Заигравшийся

«Добрый вечер, мои любимые и не очень, дорогие и подешевле, сладенькие и остренькие…» Камера дёргается, и через мгновение в ней появляется стена, увешанная плакатами. Чего там только нет. Если присмотреться, то можно разглядеть пёстрые эмблемы популярных анимешек, с другой стороны – музыкальных групп. Аниме с музыкой на стене не пересекается, только разве что условно. Стена всё же одна, но GreenDay не пересекается с постером Атаки Титанов, а FallOutBoy не соперничают с Психопаспортом. Уже потом в кадре появляется чёрная футболка, камера снова двигается и замирает окончательно где-то чуть выше ключиц. Не разглядеть лица, родинок запоминающихся, татуировок, не разглядеть ничего, даже на футболке никакого запоминающегося принта. «Слышал, у четвертого курса пополнение, так что и тебе, новичок, привет, ты довольно милый, только не смотри так, как будто тебя сразу хотят побить. Взгляд милого щеночка, конечно, хорош, но не всегда к месту. Оставь его для преподавательницы по матану на вашем факультете, на неё работает безотказно!» Парень заливисто смеётся и показывает знак мира пальцами. «Мои зрители самые активные, но, к сожалению, на сегодня это всё, хотелось поприветствовать нашего милого новичка, в конце же концов, не каждый день переводится студент практически посередине семестра. Не скучайте, увидимся совсем скоро!» Чимин нервно сглатывает, когда видео на экране останавливается, его прошибают непонятные ощущения: вроде как спина покрылась холодным потом, но внутри как будто скопился и вот-вот прольётся сгусток лавы. «Чёрт, блин, блинский блин, — агрессивно подумал Чимин, запустил руку в волосы и взлохматил макушку, — теперь это увидело целых… много человек». Счётчик на завершившейся трансляции показывал несколько тысяч человек, если он не ошибался, то приблизительно половину всего огромного университета. Чимин ненавидел внимание, он ненавидел взгляды в свою сторону, и замолкающие при его приближении голоса. Не после того, как… Впрочем, всё это уже неважно, жизнь продолжается, ничего плохого не произошло, если подумать, просто какой-то незнакомый безликий парень рассказал о его переводе всем, кто присоединился к трансляции по ссылке. — Сокджин, прости, —Чимин подкатился на кресле к кровати соседа и легонько тронул за плечо, — ты спишь? Сокджин не ответил. Чимин смущённо подтянул ему одеяло повыше и подтолкнул под спинку. Новый сосед понравился ему сразу, жалко, что они оказались всего лишь соседями, а не однокурсниками. Было бы здорово сдружиться с ним. Парень на видео был прав. Редко, когда институт соглашается на срочный перевод посередине семестра, хорошо, что он хотя бы не сказал ничего…неоднозначного о деньгах. Родителям и впрямь пришлось приплатить за скорость и тишину, последнее, очевидно, не удалось. Чимин выключил настольную лампу и просто смотрел в экран ноутбука, холодный свет не давал уснуть и расслабиться, оставить тревоги и мысли, может дело было и не в свете, но Чимин просто чувствовал, как сжимается сердце, и слёзы подкатывают к горлу. А плакать он ненавидел с самого детства. Пак поджал губы, несколько раз моргнул и наконец-то встал из-за стола, завтра он зайдет в свой новый университет, завтра всё будет по-новому, и это новое принесёт ему только хорошее. — Чимин, Чимин, — Пак дёрнулся спросонья, Сокджин убрал руку и тепло улыбнулся, — я проверил твоё расписание и решил разбудить пораньше, чтобы ты не торопился, так что вставай. — Спасибо, хён, — Чимин выполз из одеяльного кокона и поплёлся собираться, — а ты не покажешь мне мой корпус? — И покажу, и провожу, — отозвался сосед. «Обязательно куплю что-то вкусное на обратном пути, чтобы порадовать хёна», — подумал Чимин. — Ты любишь сладкое, хён? — Это вредно! — А фастфуд или что-то в этом роде? — И жирно, и вредно, ты не должен так питаться, если хочешь быть здоровым! — Я понял, почему никто не хотел подселяться в эту комнату, — буркнул Чимин себе под нос, выдавливая пасту на щётку, — но в чём-то он прав. Вредно, так вредно, куплю ему сухофруктов. На улице было дождливо и мрачно, Чимин уже на бегу натянул тёплую толстовку, чему сейчас и радовался, обходя лужи под радостное щебетание Сокджина, того не смущала ни погода, ни прохлада, ни молчаливый спутник. Он радостно распинался о полезных свойствах мёда и заготовок на зиму для иммунитета с мёдом же в составе. — Сокджин, — прервал его Чимин, вспомнив, что не задал вопрос, мучавший его вчера поздно вечером, — что за парень снимает эти видео про университет? — О, — Ким немного растерялся от скачка темы, — ну, никто не знает его, ни лица, ни имени, он немного скрытный, но обязательно смотри его видео! Он знает всё и обо всех и не боится делиться новостями с остальными. В том году он фактически выгнал одного преподавателя, с твоего, кстати, нового факультета. — За что? — Чимин поёжился, не нравилась ему эта идея с громким университетским сплетником. Мерзкая манера — объявлять, доказывать, убеждать и, вишенкой на торте, — осуждать. Неважно сам он осуждает или посмотревшие зрители. В конце концов, в таких ситуациях будет одна виновная сторона, которую укажет этот парень без лица. И да, признаться, Чимину больше всего остального не понравилась формулировка «всё и обо всех», потому что… Пак поёжился, спина как будто заболела снова, он не готов к тому, чтобы причина его перевода стала достоянием общественности. Не здесь, не сейчас, не тогда, когда хотя бы один парень, его новый сосед так дружелюбен и добр к нему, не от рук неизвестного «вершителя судеб и правды». Пак подавил зарождающиеся постыдные нотки паники и снова обратил внимание на Сокджина. — Долгая история, как оказалось, но он приставал к студенткам, а когда они жаловались, то никто не обращал внимание, все думали, что они, — парень замялся, — хотят получше оценку или может даже отношений, если честно он был довольно красив, — Сокджин немного покраснел и понизил голос, но Чимин тактично сделал вид, что ничего не заметил, — а потом выяснилось, что не просто принуждал их, но и часто специально валил потом, некоторым, особо упорным, он сломал жизнь – отправил фотографии их родным и близким, ну ты сам понимаешь какого рода. — А парень этот откуда узнал? — Чимин нахмурился, да, в случившейся ситуации и впрямь достойный поступок – разоблачение такого человека, но всё же что-то не давало покоя Чимину, какая-то мысль крутилась в сознании и не могла найти оформления в слова. Он, вероятно, предвзят. История до боли похожа на его собственную. — Тут интересно получилось, — Сокджин едва заметно улыбнулся, — никто не знает как, но он достал и записи с камер в клубах, которые этот мужик любил, и с прошлого его места работы выудил копии жалоб, всё показал в прямом эфире, при всех, так, что глаза закрыть не получилось бы ни у кого. Он не опасен, знаешь, — Ким немного помолчал и резко выпалил, — он делает много хорошего. Правда много. Иногда переходит грань, но в благих целях. — Понятно, — откликнулся Чимин, но понятно ему не было. — Я тоже видел видео, где он упомянул тебя, не переживай по этому поводу, он просто поприветствовал, без обид, Чимин, редко кого переводят в это время. На большом перерыве познакомлю тебя с нашими, они порадуются, вот увидишь. — Без обид, — кивает Пак и только глубже прячет руки в карманы, рюкзак почему-то становится на его плечах тяжелее. Он садится на второй ряд на всех поточных лекциях и вежливо улыбается, склоняет голову перед своими новыми однокурсниками. Староста, доброжелательная девушка с каре, запоминается ему сразу, на ней ярко-жёлтое пончо и тёмно-зелёная юбка, а ещё флуоресцентно-зелёные, неоновые сапоги на шпильке, в глазах начинает рябить; Хеми, как она представляется, перехватывает его взгляд и смеётся: — Я просто в восторге от этого цвета, ты тоже? — Прости, — Чимин склоняет голову, неловко, что она поймала его на таком пристальном разглядывании, — да, наверное, классный цвет. — Да я шучу, зато ты вот навсегда теперь запомнил, кто тут староста, а то обычно все возмущаются, где я, но даже в лицо не узнают, так хотя бы по цвету обуви находят. Не стесняйся, мы не кусаемся, — она отдаёт ему необходимые бумаги, просит заглянуть к руководству и поднимается выше по рядам. Чимин переводит взгляд, лектора ещё нет, и он смотрит прямо в окно. Там по-прежнему мрачно и дождливо, интересный контраст с ярко-освещенной аудиторией, где очень тепло и людно, сзади раздаются смешки и негромкие разговоры, присоединяться он не спешит, неловко как-то. На другой паре он решается и заговаривает с парой человек, разговор ни о чём, учёба, преподаватели, домашние задания и рефераты, Чимин раскрывает пару своих лайфхаков, новые однокурсники смотрят на него с уважением. Поделиться ему не жалко. Разговор убеждает его в том, что плохо о нём здесь никто не думает, может потому что не знают и готовы просто принять в коллектив, но, Чимин застывает на минуту и думает, что его жизнь рухнет во второй раз, снова, если слух о причинах перевода дойдёт до ушей других. Он не дурак и понимает, что тот же блюститель чистоты и порядка, скрывающий лицо, может найти всё. Особо ничего и не пряталось. Одно потянуло другое, за вторым и третье. Ниточки легко распутать, легко найти вообще всё и обо всех. Чимин не тешит себя надеждами, не в современном мире, где всё, что попадает в интернет в нём и остаётся. Даже если не этот незнакомец, у людей есть друзья, велика вероятность, что найдутся и из бывшего института Чимина. — Послушай, — сказала мама, когда всё началось, — ты совершил ошибку и был неправ, но ты всё ещё мой единственный сын, и я люблю тебя. Если ты простишь себя сам, когда сделаешь верные выводы, ты обратишь ошибку в плюс для себя. Твои ошибки только твоя ответственность, но это ещё и твой опыт, никто не разделит его с тобой. На большом перерыве он встречается с Сокджином, и тот радостно тянет его в сторону своих друзей за столиком у окна. — Знакомьтесь, ребята, — говорит Ким, обращаясь ко всем сразу, — это Пак Чимин, я вчера вам писал, что он мой новый сосед. Чимин с четвёртого курса экономического. Чимин, это Юнги он с факультета мировой политики, Хосок рядом с ним тоже оттуда, Намджун с медицинского, он старше, и уже преподает… — Ассистирую, не преподаю, — исправляет его высокий парень в очках. — Неважно, — машет на него рукой Сокджин и перечисляет дальше, — Тэхён и Чонгук у нас программисты, в целом всё. — Привет, — раздаётся нестройный хор голосов, Чимин на это робко кивает и присаживается на край стула, поближе к Сокджину, с ним почему-то спокойнее, Намджун бросает на них странный взгляд, но Пак не может его расшифровать и просто утыкается в свой кофе. — Это банановое молочко? — Спрашивает вдруг Чонгук, по крайней мере Чимин надеется, что он никого не перепутал, и это действительно Чонгук, в чьём голосе больше утверждения, чем вопроса, и взгляд такой жалобный-жалобный, Пак решительно не понимает ситуацию. — Да… — Мне не повезло, — горестно вздыхает парень, — когда я пришёл его уже разобрали, а потом, видимо, ещё принесли, но мы уже сели за стол. Жизнь – боль. Придётся пить кофе. — А у тебя с сахаром? — Чимин уточняет и немного отодвигается от Сокджина в сторону нового знакомого. — Нет, я ещё не ходил за сахаром, а что? — Предлагаю обмен, — улыбается Чимин, — я тебе банановое молоко, ты мне свой кофе без сахара. У Чонгука в глазах появляется такая любовь, что Паку снова становится неловко, но Чонгук ловко меняет баночку на стакан и, быстро проткнув трубочкой плёнку, делает жадный глоток. — Не подавись, — бурчит давно поевший Тэхён и снова утыкается в учебник. Но Чонгук уже ничего не слышит, и на его лице только выражение абсолютного счастья. У Чимина почему-то ёкает в груди, и он быстро отводит взгляд. Если одно лишь банановое молочко способно сделать этого парня таким счастливым, то Чимину не жалко брать две баночки с собой. Он игнорирует все эмоции, но не может не отметить, что выделил Чонгука среди всех сразу. — Держи, — Сокджин ловит пакет, заглядывает и радостно поворачивается к Чимину. — Это всё мне? — Да, — на лице соседа такое очаровательное удивление, что радовать его тоже хочется постоянно. — Как ты узнал, что я обожаю кокосовые чипсы? И именно эти печенья, — Сокджин зарывается внутрь и активно шебуршит пакетиками, — ох, ты что, ясновидящий, я просто жить не могу без этих батончиков, они такие полезные, ты сам пробовал? Нет? Неважно, ты просто обязан начать их есть, идеальный баланс углеводов и жиров можно достичь только с ними в рационе… Чимин искренне рад, что Сокджин счастлив, но он лучше выпьет баночку любимого энергетика. И узнал он просто, подошёл после обеда к Намджуну, как к самому старшему, если тот и удивился вопросу о вкусовых предпочтениях своего друга, то виду не подал. Чимин под завязку накачанный энергетиком и кофе планирует не ложиться спать вовсе, уж больно маленькие сроки дала администрация для сдачи долгов, он не жалуется, и на звонок матери отвечает, что всё отлично, кажется, у него появляются друзья, да и учёба вроде не вызывает проблем, раньше было сложнее, особенно ближе к концу. — Мама, — шепчет он в конце разговора, сдерживая слёзы, — как папа? — Нормально, что с ним будет, спрашивал сегодня о тебе, — мать вздыхает, — сказала ему всё то же самое, что и ты мне сейчас. — А если бы я сказал, что всё плохо? — Чимин допытывается, ему всё ещё стыдно перед отцом, хотя может уже и не так, как раньше, но всё же, всё же… — А ты бы сказал? — Нет, — выдыхает он в динамик, и женщина замолкает на мгновение, — я бы не сказал. Спокойной ночи, мама. Он сбрасывает, не дождавшись ответного пожелания, и снова утыкается в ноутбук. Ссылка приходит ровно в полночь, Сокджин к тому моменту добавляет его в чат с остальными ребятами, так что он отвлекается на звук нового сообщения и видит ссылку. Ссылка ведёт на трансляцию к неизвестному. Вчера он смотрел её в записи, но сегодня он чувствует, что всё иначе, он видит ту же стену и те же плакаты, парень садится у камеры в той же самой футболке и скрывает лицо. Он говорит обо всём и ни о чём, делится новостями, анонсами, шутит и отвечает на вопросы в прямом эфире. Зрителей много, несмотря на поздний час. Чимин неосознанно набирает «кто ты?» в графе вопросов, но не отправляет. Сегодняшний эфир даже уютный. — Думал, он только гадости рассказывает и на чистую воду выводит? — Сокджин незаметно подходит и опирается руками на стол рядом с монитором. — Прости, я разбудил тебя? — Нет, я проснулся от звука сообщения в чате, кстати, — говорит Сокджин, — он советует классные фильмы и музыку, мой плейлист весь последний год обновляется только благодаря ему. «Немного новостей и социально значимых вопросов из чата трансляции, — вклинивается голос незнакомца, музыка на фоне затихает, и парень складывает руки перед собой, — у Сольхён с медицинского сегодня пропал шарф. Потеря невелика скажете вы. Но значима, скажу вам я. Она металась по корпусу почти полдня, но так и не нашла, убедительная просьба тому, кто забрал чужую вещь – отдай завтра шарф в бюро находок. Во-первых, рыдающая Сольхён выглядит отвратительно, а во-вторых, зачем тебе шарф без шапки, у неё же комплект был, дурила!» — Хочешь поспорим на остатки кокосовых чипсов, что завтра шарф вернут? — Сокджин протягивает ладонь, но Чимин отказывается, хотя щедрое предложение оценивает и думает, что подарит соседу на день рождения коробку с его любимыми вкусняшками. Шарф и правда возвращают, об этом рассказывает Сокджин за обедом, он же тоже с медицинского. Все бурно обсуждают вклад неуловимого борца за справедливость, Хосок и Юнги орут наперебой, придумывая новые сюжеты для трансляций и истории разоблачений. Чимина мучает вопрос: — Почему этого парня ещё не поймали? — Выпаливает он и слушает в ответ тишину, парни переглядываются между собой, Тэхён роняет печенье, но спешно подбирает и снова хрустит, с этим звуком отмирают и остальные. — А зачем его ловить? —Хосок отвечает вопросом на вопрос и выглядит искренне недоумевающим. — Просто спросил, — Пак немного тушуется, судя по всему этого незнакомца в университете считают за благодетеля или кого-то вроде духа-покровителя, Чимин его опасается. — А, ну если ты о технической стороне вопроса, то он умный парень, каждый раз новая ссылка, потом запись, ни следов, ни левых ссылок, ни рекламы, хотя он и популярен, его никак не поймать, лично меня восхищает, — Тэхён пожимает плечами после своей тирады и принимается за новую печеньку, Чимин исподтишка придвигает к сонному Чонгуку свой кофе, тема блогера-благодетеля-разоблачителя-незнакомца на сегодня закрыта. — С молоком? — Сонно уточняет Чонгук, и громко присасывается к стаканчику, получив утвердительный ответ. Чимин искренне полагает, что его жизнь наладилась, с учёбой всё хорошо, с друзьями теперь тоже, и он даже умудряется найти подработку в ближайшем к кампусу кафе, ему нравится уютная атмосфера и кофе, а ещё говорить с незнакомыми людьми, просто перебрасываться парой фраз ни о чём и с улыбкой возвращаться к своим делам. Единственным развлечением среди будних дней становятся те самые видео и подкасты от незнакомца. Он советует действительно хорошую музыку, Чимин разбивает её по плейлистам и слушает в зависимости от настроения, набирается храбрости на работе, и в одну из своих смен включает один такой сборник. Музыка действует на посетителей и на него самого умиротворяюще. «Мне сразу понравился этот новичок с экономического, я вам говорил, — заявляет парень в тот же день в новой трансляции, — он слушает мою музыку и даёт, по слухам, классные лайфхаки, что ещё можно сказать о Чимине, кроме того, что он кажется хорошим человеком? Не знаю, но хочу узнать его получше». — Вау, — говорят они оба и смотрят ошарашенно друг на друга, это их новая традиция, ролики Чимин и Сокджин смотрят вместе, и это действительно здорово сближает, позволяет им провести крохи свободного времени вместе и лучше узнать друг друга. — Он так раньше не делал, — говорит наконец Сокджин, — ну на моей памяти не делал, может я был невнимательным? — Странно, — отвечает Чимин, — зато теперь можно его найти, я лайфхак всего один раз рассказал, в первый день новым одногруппникам, может это кто-то из них? — А зачем тебе? — Просто, — пожимает плечами Пак. Ему ни горячо, ни холодно на самом-то деле от личности незнакомца, просто странно, когда о тебе говорит на весь университет какой-то парень, а ты и не знаешь толком, кто он, только создаёшь у себя в голове картинку, да и только.

***

— Чёрт, — громко говорит Чимин и для пущей убедительности повторяет это ещё раз пятнадцать, но магия не случается. В его руке не материализуется вдруг плотный зонт, а ливень не исчезает сам по себе. Ему надо добежать до библиотеки, но он сегодня даже толстовку надел без капюшона, если и добежит, то вряд ли его пустят в таком промокшем виде. Стоять на пороге своего корпуса так долго тоже странно, так что он неохотно спускается со ступенек. — Чимин? — Чонгук машет ему из холла, и Пак останавливается. — Привет, Чонгук, — радостно говорит он, — чего тут забыл, вы же из другого корпуса? — Пару прогуливал, ел, —отвечает парень, не стесняясь, — ты в библиотеку? — Ага, ты тоже? — Нет, — хмыкает Чонгук, — но давай провожу, вижу ты без зонта. — Было бы здорово, спасибо, — говорит Чимин, ему неловко, но в то же время и очень приятно. Чонгук ему нравится. И именно поэтому он запрещает себе думать о Чонгуке больше, чем в те короткие мгновения, когда непосредственно говорит с ним. Он запрещает себе мечтать и думать о хорошем, он вспоминает плохое и убеждается в том, что не сможет потерять всё снова, если начнёт думать не головой, с него хватило. Мысль о том, что Чонгук выглядит хорошим парнем, он от себя откидывает. Сидя в библиотеке поздно вечером, Чимин понимает, что Чонгук оставил ему свой зонт, а он и не заметил. «Твой зонт у меня, спасибо, завтра отдам», — пишет он в личные сообщения парню и получает в ответ смайлики и призыв не париться. — Как ты вчера сам без зонта добрался? До ночи же лило, я и не заметил, что ты зонт оставил, Чонгук, — парень смотрит на него такими красивыми и честными глазами, что ругать его уже не хочется, хочется только погладить по голове и дать банановое молоко, — ты можешь заболеть, если так беспечно будешь гулять без зонта, — вздыхает он и достаёт зонт и баночку молока из рюкзака. — Если ты будешь давать мне молочко каждый раз, как я буду гулять без зонта, то просто оставь его себе, — счастливо говорит Чонгук, не ругаться же с ним в самом деле, — слушай, — продолжает Чонгук, — у нас сейчас начался курс менеджмента, ничего не соображаю, ты, случаем, не разбираешься? — На твоё счастье у меня было и есть отлично по менеджменту, — улыбается Чимин, — помогу тебе. Ты его вчера прогуливал? — Ага, — Чонгук вытаскивает помятую тетрадь на блоке и гордо кладёт перед Чимином, — я вот здесь, здесь и здесь ничего не понимаю. Пак смотрит на темы с чувством приятной ностальгии, они это прошли в старом университете ещё на втором курсе, он был лучшим, поэтому Чимин уточняет удобное время и уходит на подработку в кафе, заинтересованный взгляд Чонгука он не успевает перехватить. Ничего удивительно в том, что за месяц Пак умудряется натаскать друга до такой степени, что в промежуточном тесте тот набирает почти максимальное количество баллов из возможных и максимальное среди всех своих однокурсников. Чон так счастлив, что, когда приходит делиться результатом к Чимину на работу освещает помещение не хуже лампочки, довольный донельзя протягивает тест и ждёт похвалы, Пак улыбается и протягивает ему в ответ банановый раф, в довольном хлюпанье через трубочку столько наслаждения, что Чимин начинает гордиться своими навыками баристы. Они начинают проводить чуть больше времени вместе, потому что оказывается живут не так далеко друг от друга и, кажется, у них много общего. Когда он делится впечатлениями и эмоциями с мамой, та ничего не говорит, но по голосу слышно, что она счастлива. Отцу нужно ещё немного времени, но почему-то именно в это время Пак чувствует, что он счастлив и больше не одинок. Глубокая осень плавно перерастает в зиму, такую же слякотную и мерзкую, но не особо холодную. Чимина погода больше не смущает. «Я слышал о поклоннике артхауса, — говорит со смешком незнакомец в одном из своих блогов, —и сегодня решил выложить подборку для этого человека, надеюсь ты будешь доволен, лапушонок, — добавляет парень и прекращает трансляцию.» Чимин сидит обомлевший, не далее как вчера он дёргал друзей за руки и говорил, что они все вместе просто обязаны сходить на фестиваль артхаусного кино. Идеей почему-то никто не проникся, хотя Чонгук и согласился сходить с ним на день открытия, но только потому, что собирался в тот же день снова прогулять свой ненавистный менеджмент, любовь к нему Чимин ему не привил. — Я, конечно, не эксперт, — тихо говорит Сокджин, — но ты ему нравишься. — Но мы даже не знакомы, — Чимин не чувствует душевного подъёма, он замечал, что парень советует и выкладывает по большей части то, что нравилось и самому Чимину, но это ведь совпадение, — мы даже не знакомы, — снова повторяет он, — интересно, откуда он узнал, но я думаю, это просто совпадение. — Может быть, но уж слишком часто пересекаются ваши интересы. — Я не знаю, кто это, как же… — Зато он, судя по всему, неплохо знает тебя, — в голосе Сокджина нет ничего кроме вежливого участия, и он не любопытный, Чимин думает, что о своей сердечной привязанности он бы с ним поделился, но её пока нет или может быть и есть, но признаться в этом он себе не позволяет. — С Чонгуком у нас тоже много общего, — напоминает он, и сосед кивает головой. Разговор повисает в воздухе, больше они к нему не возвращаются.

***

«Чонгук такой Чонгук», — думает Чимин, но вслух не говорит, когда Чон снова протягивает ему тетрадь с менеджментом. — Что, допрогуливался? — Строго спрашивает он на правах более опытного. — Тест скоро? — Да, пап, — шаловливо говорит друг и выпячивает нижнюю губу, Чимин на ней почему-то ненадолго застревает, но быстро берёт себя в руки, естественно он поможет, и в этот раз, и в следующий и во все разы, когда Чонгук придёт к нему с какой бы то ни было просьбой. И после этого момента Чонгука в его жизни становится больше, гораздо больше, не слишком много, чтобы надоесть, но ощутимо, чтобы заметить его постоянное присутствие. Он тащит Чимину на откуп его любимый чёрный кофе без сахара, переустанавливает обновления на ноутбуке (не зря же на программиста учится, вот пусть и поможет), ходит с ним на редкие киносеансы поздним вечером и иногда остаётся у Чимина, в те разы, когда Сокджин остаётся у Намджуна, чтобы «помочь тому с работой». Пак отгоняет цветастые картинки того, как именно его друзья помогают друг другу с анатомией. Возвращается Сокджин после помощи неизменно добрый, уставший и какой-то… светящийся, Пак молча подкладывает ему в сумку энергетик, и тот почему-то не возмущается в такие моменты. В Чонгуке всё как-то просто и понятно, и Чимин счастлив, что впервые человек, который ему нравится, кажется, действительно-действительно хороший. Он не лелеет надежды, как типичные маленькие девочки, что Чон совсем идеален, у каждого есть минусы, недоговорки и скелеты в шкафу. Но на него можно положиться, и ему можно довериться, можно рассказать о тревогах и просто посмеяться, Чонгук слушает, но что важнее, он всегда слышит, не упускает ни одной детали и пристально смотрит в глаза, иногда Чимину от этого неловко, но в то же время…это ведь нормально? Чимин помогает всем, кто к нему обращается, так, например, с менеджментом он помогает уже и Тэхёну и парочке их с Чонгуком одногруппников. Это не сложно, и он рад, что может помочь. На своём факультете Хеми сгружает на него часть своих обязанностей и назначает своим заместителем, не то, чтобы это так легко и здорово, но он не хочет подорвать доверие, которого добился и искренне хочет помочь девушке, выглядит она не очень, но от вежливых вопросов отмахивается, а Пак и не пристаёт, и впрямь, дело-то не его. — Тобой пользуются, — подмечает ровным голосом Чонгук, когда в очередной раз приходит к Чимину на работу. — Что? — Вскидывает голову Чимин? На его счастье посетителей совсем мало, и он может заняться своими делами, — а, ты об этом, — он окидывает взглядом стопку распечаток и список телефонных номеров, срочное анкетирование оно такое, — нет-нет, просто Хеми занята, и я… — Занята чем, — вдруг в лоб говорит Чонгук, — ты знаешь, чем она занята? — Нет, — Пак удивленно смотрит на друга, что-то в его глазах не такое, как обычно, и голос вроде непохож на свой, но Чимин так устал, что у него нет сил думать, что не так со взглядами и интонациями, он просто возвращается к своим делам, — слушай, если она сказала, что занята, значит занята, почему бы не помочь, раз я могу? — А ты значит можешь, и ты не устал, — снова говорит Чонгук, — напомнить, зачем я пришёл? — Ой, — тушуется парень, — Чонгук, прости, как видишь, сегодня кино отменяется, прости пожалуйста. И можешь не ждать, раз так всё сложилось, потом снова сходим, на что захочешь, только не обижайся, и вообще, ты же не любишь артхаус, нет? — Артхаус нет, тебя — да. — Что? —Чимин переспрашивает, неуверенный, что ему не послышалось то, что только что ляпнул друг, — что ты сказал? — Ничего, — хмыкает Чон и равнодушно пожимает плечами, — я тогда пойду, потом встретимся. И уходит. Чимин провожает его уставшим взглядом и возвращается к работе, точнее, к двум параллельно, обязанности баристы с него не снимали. Когда он заканчивает поздно вечером, в кафе давно пусто, он один и остался, на улице отвратительная погода, и, понимает Чимин, он без зонта в не самой тёплой куртке. До дома добежать всего-ничего, а там уж Сокджин отпоит его своими отварами. Проблема больше в том, что встать у Пака нет совсем никаких сил. Он собирает их остатки в кулак и доделывает работу в кафе, закрывает его и выходит в самую непогоду. Он не так хорош во времени, а телефон сел, часы на стене показывали час ночи или может это было раньше? В итоге он доходит не до дома, а до остановки, она ближе, а ему так хочется посидеть, глаза болят так, что непонятно лучше ему держать их открытыми или закрытыми, спать тоже не хочется. «Прогулять завтра?» — спрашивает он сам себя и думает, что однозначно выберет прогулять, впервые за сколько лет? Смешно. Чимин в старом университете ни разу не прогуливал. Здесь и подавно. Он вздыхает и склоняется вперёд, касается лбом рюкзака и думает, что не успел опросить всех: кто-то просто не отвечал на телефон, кто-то отмахивался тем, что некогда, а Хеми говорила, что завтра крайний срок сдачи руководству. «И её подвёл…» — устало думает Чимин. — Чимин? — Слышит он где-то сбоку, но голова такая тяжёлая, что не поднять, и он только согласно мычит, — твою мать, Чимин, — продолжает знакомый голос, очень зло, — мы волновались, ты на время смотрел? — Чимин хочет сказать, что не о чем волноваться, он же не каждый день в таком режиме работает, ну бывает, что с того? Изо рта вырывается только невнятное мычание. — Я норм… — выдавливает он наконец и даже поднимает голову, мир сразу кружится, но Пак понимает, что перед ним Чонгук. Очень злой и какой-то мокрый Чонгук. «Ах, ну да, дождь же идёт», — думает Чимин отстранённо, и что-то в его душе требует обнять друга, усадить рядом и сказать, что уж о ком, а о нём волноваться точно не стоит. — Вставай, я тебе помогу, — Чонгук дёргает его за руку, отбирает рюкзак, поднимает и подталкивает вперёд, — я сказал Джину, что ты у меня переночуешь, ближе же. Чимину в принципе ночевать не хочется, ничего не хочется, посидеть бы просто где-то с чаем и всё, — и телефон у тебя сел, — злится Чонгук, — понятно, почему ты ему не отвечал, ох, знал бы ты как он орал. Они доходят до корпуса общежития Чонгука, оказывается, что это действительно быстрее и ближе, Чимин понимает, что его корпус тоже близко, и он его видит, но даже шаг сделать почему-то трудно, раз Чон так добр, что разрешает остаться на ночь у него, то Чимин, пожалуй, согласится. Чонгук суетится на кухне также активно, как Сокджин, что-то отодвигает, ищет, щелкает чайником и шуршит пакетиками. Чимин с благодарностью смотрит на большую кружку чая перед собой через несколько минут и благодарно кивает. — Спасибо, — шепчет он, делая глоток. Чай такой странный, но вкусный, чувствуется лимон, имбирь, отдаёт и почему-то корицей с бадьяном. Чимин обожает звёздочки бадьяна, сам их вид, а запах какой. Чай горчит на языке и, очевидно, без сахара, всё, как он любит. Чимин с теплотой в сердце думает, что Чонгук его хорошо изучил. Засыпает он там же, неосознанно, за столом и не видит уже, как нахмуренный Чон стучит пальцами по клавиатуре на своём маленьком ноутбуке. Скоро он преподаст урок. Он так решил.

***

Чимин смотрит на Чонгука, который от усердия разве что носом не пишет свои конспекты, и думает, чем заслужил такого друга. У него одинаково хорошие отношения с остальными ребятами, но Чонгука он выделяет для себя. После того, как он помог уставшему ему той ночью, Чимин чувствует, что его сердце даёт вполне определённые сигналы, и ещё он знает, что ничего хорошего не будет, и вообще ничего не будет. Он не из тех, кто достоин счастья, с чего бы ему? Точно не после всего, что он сделал, зато он учится быть другим здесь, другим с людьми, он учится прощать себя и учится у других. Он воспринимает всё, как урок. Чонгук помогает ему видеть не уроки, а жизнь, с теми яркими красками и хорошими впечатлениями, и эмоциями, и вообще всем, что он так давно не испытывал. — На что смотришь? — Спрашивает Чонгук, оторвавшийся от учёбы. — Просто задумался, — пожимает плечами Чимин и отводит взгляд. Вопрос времени. Всё и всегда лишь вопрос времени. Придётся рано или поздно всё рассказать, ну хотя бы не показать, хотя эта мысль особо не утешает, — а ты, ты всё понимаешь? — Переводит он тему на Чонгука, тот кивает и возвращается к ненавистному менеджменту. «Знаете, сегодня я хочу поговорить о том, как часто люди пользуются другими людьми, о том, что те, кем пользуются, этого часто не замечают… — говорит парень на камеру, — а ещё хочу поставить любимый альбом FKAtwigs для самого очаровательного парня на свете». — Прямым текстом, — намекает Сокджин Чимину, но тот продолжает сидеть с каменным лицом, — он ставит только то, что тебе нравится. Чимину ничего не остаётся, кроме как кивнуть, это правда его любимый альбом, и вообще последнее время этот парень ставит на трансляциях и советует только то, что любит Чимин. Страницы у него все открыты, во всех социальных сетях, но он точно помнит, что они практически пустые, так откуда он знает, что слушал Чимин год или два назад, от чего буквально пищал, и что засматривал или заслушивал до дыр? Да, это немного пугает, но сам незнакомец почему-то перестаёт внушать такой страх, как в самом начале, когда Пак увидел его самый первый ролик. Может быть ему даже немного льстит, что этот человек им так заинтересовался, и может немного смущающе-приятно видеть комментарии под трансляциями, заполненные смайликами в виде сердечек, цветочков и всего такого… остальные же не идиоты, тоже всё видят и понимают. Чонгук занимает в его сердце гораздо больше места, чем что-либо другое. В преддверии нового года Чимин мечется по торговому центру, ему хочется сделать такой подарок, чтобы Чонгук всегда помнил, кто ему его подарил, но ещё он должен быть практичным. — Ой, — смущённо выдаёт он, столкнувшись в магазине техники с самим Чоном, тот тоже мучительно краснеет и крутит в руках коробочку с новой веб-камерой, — а ты сюда за чем? — Да вот, — Чонгук подбрасывает приобретение, — сломалась, а мама любит смотреть на меня во время звонков. Говорит, что скучает. — Понятно, — Чимин неловко кашляет и бочком отходит, не показывать же новые наушники, которые он купил ему же на подарок, прислушавшись к советам Тэхёна, — я вот тоже, за ковриком зашёл для мышки, ну я пойду, увидимся. Сбегает Пак стремительно, молясь, чтобы подарок остался подарком до самого праздника. Он красиво упаковывает наушники, добавляет к этому книгу своего любимого писателя с тёплым пожеланием (ему немного стыдно, поздравление сильно смахивает на девчачье, но идёт от сердца, и он решает оставить всё, как есть). — Хочешь съездить со мной к родителям? — Спрашивает Чонгук перед праздниками, Чимин хочет согласиться, но ему неудобно и вообще, как он приедет… — Да, но это ведь… — он мнётся, не зная, как сказать, — неуместно? — Уместно, если я зову человека, которого люблю, — парирует Чонгук, смотря Чимину в глаза. — Которого ты что? — Тупо переспрашивает Пак и судорожно соображает, как бы откосить от признания, потому что… ну потому что Чонгук хороший, а что он может дать ему, если вдруг они всё же вступят в отношения? Разве что конспекты по менеджменту, неравный какой-то обмен. — Забей, — вздыхает Чонгук, — тебе послышалось. Чимин с чистой совестью забивает. — Чимин, здорово, что я нашла тебя, — Пак поворачивается на голос и видит улыбающуюся Хеми в своих неоновых сапогах, — слушай, сегодня вечером нужно руководству там помочь, а я не могу сегодня, ты бы не мог… — О, — Чимин косится на Чонгука, но тот как будто бы поглощён своим обедом, только палочки держит так, как будто сейчас сломает, — ну, я хотел сегодня… — Чонгук бросает на него быстрый взгляд исподлобья, растолковать его не получается, — да, хорошо, Хеми, я постараюсь помочь. — Спасибо, ты в сотый раз выручаешь меня, — она склоняется так быстро, что отодвинуться он не успевает и оставляет быстрый поцелуй на щеке, как попугайчик клюнул. Губы у неё сухие и без какой-либо помады, ему никак, просто тепло опаливает щёку и в долю секунды исчезает. А вот Чонгук почему-то выглядит так, как будто сейчас озвереет. — Ну ты чего, — примиряющим тоном говорит Чимин, когда она скрывается из виду, — Хеми хорошая, не злись на неё, — Пак чувствует острую необходимость оправдаться, но Чонгук только презрительно кривит пухлые губы. — С чего ты это взял? Потому что вы учитесь на одном курсе? Факультете? Потому что она староста? Что ты знаешь о ней и о том, чем она занята, что взваливает на тебя свои обязанности… — Успокойся, Чонгук, ну чего ты взъелся, она просто просит помощи, занята, так занята. — Потому что я…. — парень глубоко вдыхает и спокойно продолжает, срываться на Чимине ему не хочется, — неважно, так ты поедешь со мной на праздники к моим родителям? — Да, — соглашается Чимин, — да, если они не станут возражать против моего присутствия, то я с радостью составлю тебе компанию. Чонгук после этого становится подобрее.

***

Чем больше времени они проводят вместе, тем чаще Чимин думает, что Чонгук очень красивый, он запрещает себе думать о чём-то большем, вообще о чём-либо, что сводилось бы к горизонтальным поверхностям, но ему так хочется хотя бы взять Чонгука за руку и может поцеловать. Да, вот поцеловать, пожалуй, хочется очень сильно. У природы его чувств нет начала и нет конца. Он наперед знает, что ничего не светит, но разве прикажешь сердцу не любить? Когда это произошло? Чимин думает и думает. Могло ли это случиться в его первый день, когда Сокджин представил их друг другу, и Чонгук фактически выпросил банановое молоко? Или может это он влюбился тогда, когда честно признавшийся в прогулах и ненависти к предмету Чон, попросил у него помощи с менеджментом? И ведь принял эту самую помощь, и лучше стал, и потом не запустил, к советам его прислушался. Вполне вероятно, что это произошло, когда Чонгук отдал ему зонт и непонятно как добрался тогда до дома а после снова попросил банановое молоко. Нет, скорее всего, сердце Чимина забилось по-другому, когда он долго учился готовить банановый раф и смотрел, с каким наслаждением втягивает его Чон. Нет, всё произошло тогда, когда дождливой ночью Чон привёл его к себе и напоил чаем. Для Чимина, как бы это тупо и странно не прозвучало любовь стала ассоциироваться с тем самым чаем. Чонгук весь такой надёжный, добрый, прямой и честный, ах, если бы только Пак мог позвонить в небесную канцелярию и вытребовать нимб, уж он бы вытребовал! Чонгук заслуживает лучшего, никак не его, не Чимина, но разве сердце когда-то слушало доводы? У Чонгука очень милые родители. Чимину становится неловко вдвойне, за то, какой он и за то, что видит в их сыне отнюдь не друга. — Сын говорил ты перевёлся, — вспоминает отец Чона за обедом, Чимин напрягается, но понимает, что вопрос задан из интереса, даже не праздного любопытства, все смотрят на него и ждут ответа, так что он пожимает плечами как будто это не вызывает у него никаких особо неприятных воспоминаний. — Завалил самый сложный предмет, ну и с преподавателем поссорился, — он не врёт, Чимин убеждает себя, что не врёт, говорит полуправду. — Бывает, не расстраивайся, парень, — заключает мужчина, — Чонгук постоянно говорит, что ты очень умный и помогаешь ему. — Спасибо, — предательский румянец заливает щёки Мина. Беседа возвращается к обычным семейным темам. Для Чимина это тоже новый опыт, никогда раньше он не отмечал такой большой праздник с другими, не с семьёй, но в этом году он много раз извиняется перед матерью и говорит, что его позвал друг, отказываться он не хочет, а ещё честно добавляет, что этот друг нравится ему не как друг. Мама понимает, только берёт обещание, что на каникулах он всё равно заглянет на несколько дней. Отец почти остыл и очень скучает. Чимин верит, но всё ещё видит его глаза, полные шока, презрения и неверия. Отец готов сделать первый шаг, но готов ли Чимин? — У тебя очень хорошие родители, — говорит он Чонгуку, когда вечером они наконец-то ложатся спать, в одной комнате. Сердце стучит. Так странно: лежать рядом с человеком, которого любишь, быть рядом, знакомым с родителями, и всё равно чувствовать себя лишним, странным, плохим. Он не накручивает себя, просто знает, что они видят в нём хорошего мальчика до того самого момента, как правда выйдет наружу. И тогда что? Презрение? Ненависть? Шок? Так Чимин и от родителей поначалу хлебнул. Конечно, сейчас они так не думают, мама сразу взяла ситуацию в свои руки, сразу бросилась к нему и поддержала во всём, отец тоже, сейчас они искренне рады, что он счастлив и обрёл новых друзей, ну и вообще вроде как наладил свою жизнь. Проблема не в них. Проблема в самом Чимине. Это ему не хочется смотреть им в глаза. — Я их тоже очень люблю, — отвечает Чонгук через какое-то время, прервав его грустные размышления, — Чимин… — Что? — Ты ещё не понял? — Чего? — Искренне изумляется Чимин. — Ну боже ты мой, — стонет Чонгук и утыкается лицом в подушку, — я люблю тебя, хочу встречаться с тобой, хочу проводить больше времени и жить вместе, не хочу видеть рядом с тобой эту стрёмную Хеми, не хочу, чтобы она трогала тебя. Хочу, чтобы ты был только моим. — Хеми не стрёмная, — Чимин переваривает и говорит первое, что приходит в голову, — и не трогает меня… — Блять, — выдыхает Чон, — просто блять, Чимин, я только что признался тебе в любви, ты слышал, нет? — Ты пожалеешь, — шепчет Мин едва слышно, он не знает, что надо сейчас сказать или сделать и не знает как себя вести, он чувствует, что в нём говорит страх, неважно, как он ответит, именно под страхом будут сказаны все слова. — Я бы тебе не сказал, если бы сомневался. — Ты не понимаешь! Плотину наконец-то прорывает, и Пак честно говорит, что слишком плох для хорошего Чонгука, спрашивает, с чего тот взял, что любит его, Чимина, спрашивает и отвечает сам, не дожидаясь ответа. Говорит, что плохой человек и клянет себя, он не чувствует, как по щекам начинают течь слёзы. Злые, злые слёзы. Когда он успокаивается, Чонгук просто протягивает ему руку, так они и засыпают, взявшись за руки. Ответ на признание Чонгук так и не получает. На следующее утро, когда они открывают подарки, Чонгук радуется, как ребёнок наушникам и краснеет над пожеланиями в книге. Чимин от него получает очаровательный ежедневник с пожеланиями на каждый день (Чон, краснея, сообщает, что пожелания придумал сам и отнёс всё в мастерскую с эскизами), они рассчитаны на каждый день. Мина от любви распирает, он прекрасно понимает, что не будет ничего писать в ежедневнике, а вот флешку гигантского размера с подборками самого-самого обязательно освоит. Чонгук кивает и выражает надежду, что будет сидеть рядом, когда Пак соберётся её осваивать. Не сказать, чтобы что-то меняется после этих праздников, разве что они становятся практически неразлучны. Не звучит ни "да", ни "нет". О словах, сказанных в праздничную ночь, они отлично помнят оба, но зачем говорить об этом ещё раз. Чонгук даёт Чимину время, Пак, в свою очередь, старательно его растягивает. «Покупал для вас новую камеру, — говорит незнакомец в новых видео, — я так счастлив сейчас, что не хочу говорить ни о чём плохом. Вы и сами прекрасно понимаете, у нас, у студентов и университета много проблем, так много, что обо всех и не расскажешь, я говорил вам и о крупных проблемах, и о мелких, но имеет ли смысл? Чего вы не знаете? Преподаватели всё ещё спят со студентками, ваши однокурсники всё равно подставят вас в тот или иной момент, кто-то из ваших друзей наверняка сейчас лежит обдолбанный. Это правда жизни, я освещал её и, если возникнет необходимость, сделаю это снова. Спасибо за внимание.» — Он всё ещё очень грубый, — говорит Чимин Сокджину. — Согласен, а ещё в том году он помог добиться финансирования клубу помощи животным, отняв часть денег у клуба бегунов, там был сын ректора, сам понимаешь, почему их финансирование было избыточным, и почему недобирали остальные на свои нужды. — Я не спорю с тем, что он делает хорошие вещи, но то, как он преподносит их, — Чимин мнётся, — не знаю, ещё и называет имена. Сокджин, тебя не пугает, что он может нарыть на тебя что-то? Просто взять и взломать твой ноутбук. — Не пугает, — отмахивается Сокджин, — я же не делаю ничего преступного, да и допустим взломает, он же от скуки умрёт, у меня даже порнушка не скачана, онлайн смотрю. — Понимаю, но просто, почему он думает, что имеет право на это вот всё? На разоблачение, слежку, раскрытие? Неужели он настолько безгрешен? Тебе самому вот не интересно разве, кто он? — Конечно интересно, но, Чимин, мы его всё равно не найдём, да и зачем. Расслабься, тем более, что он заметно изменился, с тех пор, как к нам пришёл ты. — Что ты такое говоришь, хён? — Заливается краской Чимин. — Но это правда, чего уж тут, он меньше разоблачает и меньше скандальных новостей выносит на обозрение, больше ушёл в культурную сферу. Музыка, кино, литература. Прислушайся, — замирает Сокджин, и Чимин замолкает следом, — это разве не альбом Bishop Briggs какого-то там года, о котором ты вдохновенно распинался позавчера? Крыть нечем, Чимин уменьшает звук и возвращается к учёбе. Он тоже замечает всё, особенно то, что акцент в роликах смещается, и по комментариям на последних трансляциях видит, что и другие начинают догадываться. Внимание ему льстит, оно ненавязчивое и очень приятное, хотя и неловкое. Чимин не хочет, чтобы кто-то делал для него что-то, потому что прекрасно знает — его сердце держит в руках Чонгук и держит намертво. «Да, мои вы догадливые, да, — признается незнакомец в следующем видео, — вы отгадали, акценты сместились, да, мне нравится новичок. Чимин, я знаю, что ты смотришь, и прекрасно знаю, что тебе приятно, я хочу, чтобы ты знал, что нравишься мне». В этот раз с ними в комнате ещё и Чонгук, который внимательно слушает трансляцию, но молчит всё время, бросает только взгляд нечитаемый, необычный, странный на Чимина. — Ты ему что-то ответишь? — Ненавязчиво интересуется Джин. «Не делай ради меня ничего, прислушайся к большинству», —спешно печатает Чимин в графе комментариев и выскакивает за дверь. Сокджин прислушивается к наступившей тишине и поворачивается к Чонгуку: — Когда ты скажешь ему? — Не сейчас, — отрезает Чонгук, и Джин не выглядит удивлённым. — Ты причинишь ему боль, сильнее, чем была… — Не учи меня, — Чонгук хмурится, — я всё знаю сам и пытаюсь быть лучше для него, не заметно? Друг почему-то молчит.

***

— Ой, Чимин, привет, — испуганно вскрикивает Чонгук и неуклюже отодвигается, корзина с грязной одеждой в его руках выглядит внушительно. — Привет, — улыбается Чимин, но даже не поднимает взгляд на парня. Это неловкое чувство, когда стоишь рядом с человеком, с которым у вас вроде как могли бы быть отношения, если бы ты в нужный момент сказал нужные слова, а теперь этот человек просто всё ещё друг, который вчера слышал, как тебе признались в любви. «Отлично! Просто отлично! Ситуация отличнейшая!» — думает Чимин судорожно и не знает, что бы такого сейчас сказать, чтобы неловкость ушла, чувствует ли Чонгук его смятение? — Я не… — Ты… Они начинают одновременно и сконфуженно замолкают. Мин осмеливается взглянуть на Чонгука, у того красные уши. — Ты почему здесь? — Спрашивает наконец Чонгук. — У нас не работает прачечная, а ваше здание ближе всего, так что… — Чимин активно жестикулирует корзиной. — А, ну да, понятно. Чонгук кивает сам себе и поворачивается к машинке, начиная сортировать вещи. Пак бросает быстрый взгляд на них и удивляется — в корзине всё чёрного цвета, за редким исключением. Особенно много там чёрных футболок. Самых простых. Ни на какую мысль Чимина это не наталкивает, как и то, что Чонгук пытается запихнуть вещи внутрь машинки быстрее, чем обычно делает что-либо. — Мне не нравится этот парень, — выдаёт наконец Чимин, когда включает стиральную машину, — ну ты понял, о ком я, — тушуется он под взглядом Чонгука. Тот иногда смотрит так, как будто хочет съесть или убить, или всё вместе, Мин так и не научился понимать, что эти взгляды означают. — Почему? — Не знаю, — Чимин правда не может назвать причину так сразу, он пожимает плечами, — я говорил Сокджину, знаешь, это странно и неприятно, что кто-то может залезть к тебе в ноутбук и узнать всё, абсолютно всё, а потом просто взять и рассказать, — он поворачивается к Чонгуку, — ты не считаешь так? — Но он разоблачает плохих людей, — по голосу Чона ничего не понятно, — он говорит правду и помогает тем, кто сам ничего сказать не может. Разве это плохо? Если тебе нечего скрывать, то что плохого в том, что кто-то увидит, что у тебя в ноутбуке? — Но это моё, Чонгук! Мои личные вещи! Фотографии, видео, диалоги — всё это — только моё. Почему кто-то решает, что он слишком хорош для того, чтобы вываливать это и ломать чью-то жизнь? Человек, который раз в жизни разоблачил преподавателя, который студенток домогался? Это всё, что он сделал? Сколько ещё раз он влез в чужие жизни, чтобы навести порядок, нужный ему для количества просмотров? — Просто ты не видел, — прерывает Чонгук, — он разобрался с кучкой тех, кто унижал и избивал первокурсников, он помог медицинскому факультету найти деньги на новое исследование, помог на дне волонтёрских организаций тем, что привлёк внимание к наименее финансированной, он много…сделал. — Но цель не оправдывает средства, — Чимин смотрит на Чона как на неразумного ребёнка, — стоило ли всё это того? — Да, — непреклонно говорит Чонгук, — да, правда стоит того, она стоит всего. — Твоё дело считать так, — Пак не спорит, — я бы понял, если этим незнакомцем был ты, — он треплет Чонгука по макушке, не замечая, как обмирает тот от этих слов, — но ты слишком порядочный, а он…ни на грамм не отличается от тех, кого разоблачает. Конца стирки они дожидаются в молчании. А потом становится вообще не до всего этого, сессия, обязанности, подработка. Всё наваливается и сносит под собой. Чимин в какой-то момент понимает, что уснул в душе — непозволительная роскошь. Остальные выглядят не лучше. Намджун с Сокджином не расстаются, Пак не очень понимает, кто из них кому с чем помогает, но соседа он теперь видит редко. Тэхён с Чонгуком перестают появляться на больших переменах в столовой, и Чимин проводит время с Хосоком и Юнги. Им удаётся пересечься всем вместе в один непогожий день, и пока остальные лениво постукивают палочками, Юнги и Хосок что-то бурно обсуждают, уставившись в телефон Юнги. — Вот же тварь, — выкрикивает наконец Юнги, вскочив со своего места. Столовая замирает, все взгляды обращаются к нему. — Успокойся, успокойся, — пытается урезонить злющего Юнги Хосок, — ну может она ошиблась, чего ты такой сразу, всё нормально… — Это не нормально, не нормально, блять, — шипит парень, — она мстит мне, всем нам, сам же знаешь, что мстит. — А что случилось? — Подключается к разговору Чонгук. — Проблемы? — Да! Юнги отодвигает недоеденный обед и пускается в рассказ о своём конфликте с преподавательницей. Оказывается, ту за глаза называют больной или психопаткой, потому что пары свои вести она не способна, может подолгу смотреть в одну точку на стене, путать схемы и графики, просто черкать на доске или писать любые слова, просто слова. Даже не по теме. Голос Юнги полон такой ненависти, что Чимину становится неуютно, остальные смотрят на него с сочувствием. Юнги сдавал ей всё, не пропустил ни одной пары. Да, материал он находил сам, и сам осваивал, потому что она молчала на парах или несла несусветную чушь, но ради чего? Чтобы услышать «вы ответили правильно, но я не давала вам такого материала, поэтому только удовлетворительно»? Юнги злой, как чёрт, не потому, что может слететь со стипендии, сколько по тому, что это вопрос принципа и банальной для него справедливости. — Её когда на работу брали, хоть на медицинскую справку смотрели? Очевидные же беды с башкой. — Просто подойди к своему руководству, — даёт мудрый совет Сокджин, — они выслушают и что-то придумают. Не оставляй всё так, но и с ней не обостряй отношения. — Она ещё кому-то так сказала? — Интересуется Чонгук. — Да, почти всем, мы же сами готовились, — недовольно хмыкает Юнги. — Я не советчик, — тихо говорит Чимин, — но мне нравится идея Сокджина, — а отношения с ней и правда портить не стоит, кто знает, когда она ещё вести у вас будет. Решается ситуация тем же вечером. Когда в чат приходит ссылка на трансляцию, Сокджин и Чимин, по традиции присоединяются, усевшись рядом. «А сегодня, раз уж любовь всей моей жизни отказывается от знаков внимания и недовольна моей деятельностью, — ехидство и злоба так портят приятный обычно голос, что Чимин пододвигается ближе к Сокджину, тот всё понимает, но ничего не говорит, — вернёмся к тому, что вы все так любите, параллельно решим одну небольшую проблему.» Пак буквально чувствует, как холодно становится ему изнутри с каждым произнесённым словом. Речь идёт о той самой учительнице, которая завалила Юнги. Голос этого парня такой ненавистный, он разрезает тишину их комнату, Мину не хочется даже смотреть на него, но в то же время в этот раз, как никогда сильно хочется увидеть лицо этого парня, увидеть его глаза. «Беды с башкой, — повторяет парень на трансляции, — вот как говорят о ней её собственные ученики. Я бы не стал доводить до вашего сведения эту, без всякого сомнения, секретную, но плохо спрятанную информацию, однако я не могу молча смотреть на то, как страдают студенты, — он замолкает на мгновение и выводит на экран фотографию отсканированной справки, Чимин и Сокджин сталкиваются лбами, приникая ближе к экрану, Чимину так холодно и почему-то больно, его трясёт, он догадывается, что увидит там, — но она правда числится в соответствующей больничке и имеет нехилый диагноз, он написан ниже, озвучивать не буду, вы и сами успели всё увидеть, а самые проворные и сделать скриншоты. Как же она преподаёт с таким диагнозом, спросите вы. Всё просто, нужно быть старшей сестрой жены вашего декана, и тогда, — парень разводит руками, — открыты все двери! Следом появляется подборка фотографий, ни Чимин, ни Сокджин не знают этих людей, но догадаться, что это те самые озвученные люди труда не составляет. «Ничего интересного больше не произошло, но, если что-то случится, не переживайте, я узнаю об этом первым. Мой недовольный Чимин, сегодня я помог твоему другу, не должен ли ты тоже сказать мне спасибо?» Чимин молча отключает ноутбук, хватает рюкзак и уходит. Сокджин его не останавливает, но когда слышит звук захлопнувшейся входной двери, хватает телефон. — Блядский Чонгук, — говорит он вместо приветствия, — ты что учудил? Ты зачем это сказал? Ты зачем вообще это всё сделал? Совсем границы потерял? — Я хотел помочь Юнги, — абсолютно спокойно отвечает Чон. Сокджин сбрасывает звонок и идёт делать себе чай с ромашкой, и жаловаться Намджуну. Чимин после этого случая замолкает надолго, говорит только об учёбе, природе, погоде, новом кофе, который научился отлично делать, и всё. Он не принимает участия в обсуждениях кого-либо, не высказывает мнения и остаётся нейтрально-незаметным. Блогер-разоблачитель тоже замолкает на неопределённый срок, его видео снова становятся…обычными, та ненависть не просачивается, и о Чимине он больше ничего не говорит. А преподавательницу увольняют со скандалом, декана тоже. Оценки студентам исправляют, но Юнги, почему-то не рад, ту ситуацию он никак не комментирует. А потом Чонгук заболевает. — Ты так кашляешь, — говорит сочувственно Чимин, — точно идёшь на поправку? — Ага, — говорит Чон и смотрит своим самым честным взглядом. Чимин заваривает ему суперполезный чай, даёт свои таблетки от кашля, и они прощаются на выходе из библиотеки. Обычная простуда превращается в двухстороннюю пневмонию, и в больнице Чонгук проводит почти месяц. Навещают его все и регулярно, даже родители приезжают пару раз. Чимин выделяет в расписании время на каждый день, чтобы зайти к нему, а ещё с помощью Тэхёна не дают ему запустить учёбу, как только Чону становится лучше. Забирать Чонгука, слабого, как котёнок, в день выписки приходит тоже Чимин. — Я бы без тебя умер прямо в первый же день там, — признаётся Чонгук, когда Чимин помогает ему переодеться уже дома. — Где футболка? — Там, — Чонгук слабо машет в сторону шкафа и продолжает распинаться о том, какой же Пак хороший. У Чимина так радостно на душе, потому что, во-первых, друг всё-таки выздоравливает и теперь наконец-то дома, а во-вторых, его солнышко Чонгук видит в нём хорошее. Умом он понимает, что их отношения гораздо крепче и ближе дружеских, но не настолько физические как у парочек, да и они не обговаривали всё же ничего такого...романтического. — Чимин, помоги пожалуйста, — говорит Чонгук, забирая из его рук свою чёрную футболку. А потом всё пропадает из памяти Мина, резко, буквально в одно мгновение он стоит с футболкой, и вот уже лежит под Чонгуком на заправленной кровати. Тот не теряет времени, скользит сухими губами по утратившему бдительность Чимину, касается живота. — Что ты делаешь, — робко говорит Чимин, — ну вот что? — Лечусь, — слабо улыбается Чон и с наглой улыбкой тянет вниз джинсы с Чимина, — вот мы поцелуемся, и всё пройдёт, — хихикает он, и настроение передаётся и Паку. Они сталкиваются губами,смеются, но не отстраняются, приноравливаются и долго-долго целуются, замечательно. Так здорово никому из них уже давно не было. Чимин, подавшись жадным горячим губам забывает о том, что не хотел, чтобы Чонгук, его милый, порядочный и такой хороший Чонгук связывался с ним. Он забывает вообще обо всём. Реальность накрывает его горячим красивым телом и приятным жаром внизу живота. Чонгук тянет руки вниз, расстегивает ширинку и скользит рукой внутрь, Чимина подбрасывает от того, как остро ощущается его рука на члене. Это не так, как с собой, но может всё дело в том, что делает это именно Чонгук, который ему так сильно нравится. Чимин плох в людях, он не умеет выбирать, не видит ни сути, ни сущности, не видит правды и скрытых мотивов, но это, пожалуй, первый раз в жизни, когда выбранный им человек оказывается идеальным. Идеальным во всех отношениях. — Ты такой, — стонет он, не договорив. Чонгук по-прежнему дрочит ему, крепко, но мягко обхватив по всей длине, обводит большим пальцем упругую головку, и это окончательно сносит Мину крышу. Он стонет в полный голос, бессильно хватается руками за подушку. Чонгук хмыкает ему в район ключиц, которые до этого с упоением вылизывал. — Какой? — Улыбается Чонгук, нежно лаская пальцами ухо Чимину, в этом жесте столько нежности, теплоты и какой-то интимности, что Паку просто жизненно необходимо отвести глаза, и он утыкается в пустое пространство на стене. — Неважно, — выдыхает он, — совсем неважно. Слушай, Чонгук, — бездарно переводит он тему, — не хочешь что-нибудь повесить на стену, а то пусто как-то. — Нет, — Чонгук укладывается рядом и обвивает его руками, Чимин чувствует, что того немного трясёт, от усталости из-за болезни или кондиционера в комнате, — мы теперь встречаемся, — добавляет Чонгук, и Мин не противится. Куда уж теперь. Этот день становится самым счастливым в его жизни. Когда они объявляют, что встречаются, никто не выглядит удивлённым, только Сокджин долго и пристально вглядывается в лицо Чонгука. В сущности, ничего особо и не меняется, разве что теперь, когда они изредка выбираются в кино, Чонгук не спит а пристаёт к Чимину, тот и рад. Губы уж у него больно вкусные, а ещё такие горячие и мягкие, он и сам оторваться ну никак не в силах. Дальше они пока не заходят, но, судя по горячим и многообещающим взглядам Чона, и этот этап уже не за горами. — Чимин, — Хеми снова вылавливает его в столовой, также очаровательно улыбается и по-прежнему ослепляет цветом обуви, — нужна твоя помощь, не горит, конечно, но управиться бы желательно до утра. — То есть это срочно? — Ну, — девушка неловко переступает с ноги на ногу, — да, я до конца дотянула, а сегодня оказалось, что… — Занята, — понимает Чимин. — Да, прости пожалуйста, я перед тобой буду в большом долгу, если выручишь. — Хорошо, — говорит он просто, и всеми силами старается не обращать внимание на прожигающий взгляд Чонгука. Хеми светится от счастья и убегает по своим делам, когда Чимин поворачивается к нему, тот, очевидно, зол. — Чонгук, — сразу начинает он, — ну чего ты сразу так злишься, мы уже говорили об этом, у нас с тобой полно ещё времени, а она не может, да и ведь ты сам видишь, что она редко просит о чём-то, как я могу отказать? — Безотказный ты мой, — Чон всё ещё злится, и это заметно, но все претензии не высказывает. Чимин думает, что буря миновала. А на следующий день он понимает — всё только начинается.

***

«В сегодняшнем эфире история о незаметной неказистой девочке, которая решила стать принцессой, выбрав для этого самый простой путь — своё тело, — парень на фото картинно складывает руки в замок, голосок внутри Чимина кричит, что ему не стоит смотреть эту трансляцию, что лучше вырубить её сейчас, пока ещё не поздно, интуиция заявляет о себе, как никогда раньше, но он продолжает смотреть, только придвигается к Сокджину, тот выглядит угрюмым. Хеми, Хеми, — со снисходительными и в то же время издевательскими интонациями продолжает разоблачитель, — ты хорошо пряталась, но я всегда умнее тебя, я умнее любого из вас, — ещё никогда голос незнакомца не внушал Чимину столько омерзения, отвращения, гадливости, — у меня есть глаза и уши везде, всё то постыдное, что ты или кто-то ещё хотите спрятать, всё это я могу найти. Сколько раз, Хеми, ты говорила, что была занята, сколько раз перекладывала свои обязанности на других людей, сколько раз ты ходила трахаться в свой любимый клуб, а утром снова становилась хорошей девочкой и отличницей-старостой? Когда на экране появляется запись с камеры видеонаблюдения, Чимин с Сокджином синхронно отворачиваются в разные стороны. Не потому что им стыдно, хотя и это тоже правда, стыдно им за этого парня на видео, примерившего роль Бога, но забывшего выйти из него. Они не смотрят, потому что хотят оставить от гордости Хеми хоть что-то, лично для них девушка не сделала ничего плохого. Они не смотрят, но омерзительные звуки продолжают доноситься из ноутбука, краем глаза можно разглядеть те самые цветные сапоги на плечах какого-то мужика. Ох, Хеми, ты совсем не думала о безопасности, когда искала себе очередного папочку на ночь, бедная маленькая девочка из неполной семьи, я ведь давал тебе шансы, а ты так и не поняла, — голос этого парня ожесточается, — чему же ещё ты могла научиться в жизни…» — Хватит, хватит, хватит, — кричит Чимин, выдирая зарядное устройство из розетки. Хлопает ноутбуком так, что даже Сокджин испуганно отшатывается, — зачем ты это сделал, зачем? У Чимина в голове всё становится на свои места. Понятно, кто этот мститель. Мир Пака рушится в одночасье, он теряет остатки последней надежды в искренность и любовь, теряет последнюю веру в людей, теряет остатки себя и понимает, что больше не сможет простить себя. Всё произошло снова, именно из-за него, снова, опять, в очередной раз страдает человек. — Ты понял, — молча констатирует Джин. — Я всё же не дурак, — Чимин не знает, чего хочет больше: сесть и заплакать или разгромить всё кругом, а потом пойти к Чонгуку, ворваться к нему, ударить так, чтобы голова чуть не отлетела, сломать эту херову камеру и херов ноутбук, сломать всё. Понятно теперь. Всё понятно. О предпочтениях и вкусах Чимина он слышал изначально, как друг, и он же слышал про проблемы Юнги, а потом рассказал. Это Чонгук покупал в магазине техники камеру, а потом говорил на трансляции, что у него с ней были проблемы. И это количество одинаковых чёрных футболок. Пустое огромное место на стене, как раз, чтобы снимать и вещать снова коллаж из эмблем и постеров. Всё. Наконец-то всё обретает смысл. И то, как тогда, в прачечной, он оправдывал мстителя, говоря о хороших делах, о благих делах, о справедливости. Но Хеми, за что он поступил так с ней? Потому что она пару раз сорвала их планы? Просто потому, что попросила при нём, потому что просила у Чимина, потому что чмокнула один раз в щёку? Потому что носит свои дурацкие сапоги? За что? За что она оказалась втянута в это? В эти минуты он ненавидит человека, которого любил ещё час назад всем сердцем, всей душой, с которым был так счастлив, ненавидит так сильно, что хочет вырезать сердце у себя из груди. Никогда-никогда не покупаться на ту улыбку и глаза, жалобно выпрашивающие банановое молоко. Он не хочет чувствовать заботу, и он не хочет, чтобы Чонгук находил его тогда под дождём. Хочет умереть на той остановке ночью, от усталости. Хочет взять ту протянутую кружку и выплеснуть Чонгуку в лицо, ошпарить его, обжечь. Хочет никогда в жизни не помогать, не слышать того, что говорил Чон в ту ночь в доме своих родителей и не хочет держать его за руку. Чимин хочет кричать, ругаться, плакать, трясти Чонгука и спрашивать за что, за что он с ним так, спрашивать, знает ли он, что уже пережил Чимин, спрашивать, знает ли тот, каково это, когда не можешь простить себя, зная, что разрушил чью-то жизнь. Мин хочет никогда-никогда не отвечать на жадные жаркие поцелуи, хочет забыть большие руки, казавшиеся такими надёжными. Чимину просто хочется вырезать себе из памяти год, лучше ещё один наперёд. Потому что сердце будет болеть всё равно, потому что даже зная теперь истинное его лицо, сердцем Чимин понимает — он хочет узнать причину, он хочет узнать почему, он хочет дать шанс и ещё больше хочет простить, но не может. На Сокджина он, что удивительно, не злится. Тот клянётся, что предупреждал Чонгука сразу, что говорил о последствиях. И Мин ему верит, Сокджин не похож на того, кто поощряет подобные расследования, и хотя его точка зрения никогда не была однозначно положительной или отрицательной, последние ролики определили его отношение. Теперь уже точно. Когда на следующий день он видит Хеми перед дверью аудитории, после звонка, его сердце разбивается окончательно, а казалось, что это невозможно. Она такая же на первый взгляд, только сапоги сменились на простые беленькие кеды. При этом, она словно стала ещё меньше ростом, ещё более худой, а глаза у неё замученные. Чимин ничего не говорит ей, просто берёт крепко за руку и тащит за собой, и усаживает тоже рядом с собой. Чувствует, как она прижимается, как будто только если она коснётся его всего, только тогда вчерашнее видео сотрётся из памяти всех остальных. На них смотрят так внимательно, пристально, изучающе. Хеми вздрагивает, когда рядом с ней на парту приземляется комочек бумаги, разворачивать его берётся Чимин, и, едва развернув, комкает обратно, метко отправляет ругательство в урну рядом с первым рядом и сжимает холодную вспотевшую руку девушки под партой. Хеми почему-то начинает плакать. На большом перерыве Чимин даже не задумывается. Он в этот день вообще всё делает так, не размышляя, просто знает, что должен сделать, сказать и как поступить. Мин знает, потому что никто не сделал так, когда он нуждался в этом. Пак молча берёт еду на двоих и также молча отодвигает ей стул, помогает сесть и садится рядом. В сторону столика своих друзей (бывших?) он даже не оборачивается. Единственное, чего боится Чимин это вопроса «ты знаешь его?», но Хеми его не задаёт. Все смотрят на них, отвлекаются от тарелок и телефонов, друзей и списывания. Пройдена грань. Слишком жестоко и грязно окончился последний уровень незримой игры в Бога, устроенной одним человеком. Хеми уже не плачет, она вообще ничего не говорит, и лицо её ничего не выражает. — Я, мы, — Чимин поднимает голову на подошедших людей, это Сокджин с Намджуном неловко мнутся рядом, — можно мы к вам присядем? — А вам не противно? — Вдруг резко бросает Хеми. Пусть лицо её так и не изменилось, но в голосе слышно, что она готова отстаивать остатки своей гордости, и Чимина так радует это. Значит, она не сдастся. — Ни капли, — отвечают они оба хором и садятся. За столом воцаряется хрупкая тишина. «Хоть такое подобие мира», — думает Чимин, но ничего не говорит. Так всё и остаётся в следующие несколько дней, чувство такое, что они четверо против всего мира, но вдруг рушится и это. — Думаешь они трахаются? — Слышит Чимин шепотки с задних рядов на одной из лекций. — Что вчетвером? — Уточняет другой женский голос. — Даа, прикинь, — Хеми, сидящая рядом, тоже прекрасно слышит этот диалог, она замирает, и Чимину кажется слышится звук, с которым вся она покрывает корочкой льда. — Просто не обращай внимания, — шепчет он ей, и она кивает, сдерживается как может, зато не может Чимин. Лекции ещё нет, и он выходит на место преподавателя. Говорит громко и уверено, он не обеляет девушку и ничего не приукрашивает. Суть в том, заявляет он, что никто из здесь сидящих не без греха, что многие наверняка и побольше ошибок сделали, что вообще чужая жизнь не их дело. Чимин говорит отчётливо, и его голос разрезает стену лжи и фальши, разрезает презрение и ненависть, уничтожает то, что бросают им в спину, думая, что не услышат. Чимин говорит правду. Неосознанно он запускает цепную реакцию. — Смотри, — подзывает его Сокджин, — это комментарии под последним роликом, тем самым. За сегодняшний вечер добавилось пятьдесят новых. — Открой, — говорит Мин и садится рядом, — я чувствую, что плохого там не будет. И он прав. Первые смельчаки делятся своими историями. Есть и совсем глупые, авторы которых рассказывают, как в детстве свалили вину за разбитую чашку на домашних животных или что-то в таком роде, кто-то просто говорит, что Чимин прав, что они поддерживают Хеми и вообще неважно ничего, кроме того, какая она со своими друзьями и одногруппниками, какая староста и какая студентка. Запущен неуловимый механизм правды. Люди не врут, они делятся тем, что у них болит, они делают это бесхитростно и искренне, не скрывая лиц и имён. Чимин понимает, что по его щекам текут слёзы. Сокджин рядом счастливо выдыхает и набирает Намджуна. Чимину и хочется, и не хочется поговорить с Чонгуком, тот всё это время смотрит на них волком, но не подходит, не говорит ничего, не звонит и не пишет. Он знает, что Чимин знает. Мин не готов к диалогу. По крайней мере не сейчас, не факт вообще, что будет готов в ближайшее время. Слишком грязно и слишком глубоко всё произошедшее. Сейчас он должен помочь Хеми. На следующий день к ним за столик подсаживаются две их однокурсницы, они шутят с ними, говорят обо всём и ни о чём сразу, но ни разу не напоминают о том видео, потом к Хеми обращается кто-то с глупой, очевидно надуманной просьбой, и она расцветает. Чимин, Сокджин и Намджун чувствуют себя ангелами-хранителями, но аккуратно отстраняются, нужно позволить ей вернуться в прежнее русло, занять своё место и тогда всё окончательно наладится. А ещё Чимину и Сокджину регулярно пишут Тэхён, Юнги и Хосок, спрашивают о Хеми, но не подходят, в их вопросах нет пустого любопытства или намеков на издевки, они правда переживают. Никто не знал, что игра в Бога зайдет настолько далеко. Количество комментариев стремительно растёт. У Чимина снова начинает появляться вера в людей. Только вот теперь она ему не нужна. Самый главный, единственный человек в его жизни не оправдал его доверие и своим молчанием делает всё только хуже. — Думаешь ему жаль? — Старательно подавляя надежду в голосе спрашивает он как-то раз у Сокджина. — Думаю да, — сразу отвечает тот, — просто он… ты прав, заигрался, а извиняться он и раньше не особо умел. И хотя эту тему они двое больше не поднимают, Чимин знает, к кому может прийти за советом или просто выговориться.

***

— Проходи, — выдавливает Чонгук, когда видит Пака у своего порога. Чимин садится за стол, за тот самый стол, за которым снимались все те трансляции, он видит ту самую веб-камеру, пока не прикреплённую к ноутбуку. Обращает внимание на свёрнутый в плотный рулон коллаж, притулившийся сбоку. Переводит взгляд на книгу. Свою книгу, пожелания в которой писал с такими чувствами, за которые ему теперь не стыдно, но очень странно. — Жалеешь? — Спрашивает Чон резко, и Чимин наконец-то смотрит прямо ему в глаза, прежнего Чонгука он там не видит. — О чём? — Всём. — Глубоко, — хмыкает невесело Чимин, — но нет, мне не жаль. Я любил тебя, — он вздыхает так, как будто это последний его вдох в жизни, — просто…объяснишь? — А что объяснять, Чимин? Ты поверишь, если я скажу, что люблю тебя и любил с того момента, как Сокджин познакомил нас? — Поверю, но не приму больше твоих слов, я не верю им, — уточняет Чимин. Его сердце обливается кровью. — Ты понимаешь, где ошибся? — Там, где сказал правду? — Чонгук, пойми, — Мин потирает глаза, с усилием проводя по векам. Ему хочется их выколоть, — ты почти сломал чью-то жизнь и ломал до этого. Ты был не прав. — Но ты же любишь меня? — Спрашивает Чонгук с надеждой, её в его словах столько, что до самого чиминовского сердца добираются и опутывают его, связывают. — Я любил тебя, а теперь…кто ты? Бог или тот милый Чонгук, которому я мог доверять? — Это всё я, — Чонгука прорывает, его хладнокровие испаряется как будто и не было ничего, он сбрасывает маску всегда правого и самого умного мальчика, он кричит в душе, а изо рта доносится только отчаянный шёпот, впрочем, Чимин его прекрасно слышит, — это я, ты видел просто две стороны, но это всё ещё я, твой Чонгук, это я, — повторяет он как заезженная пластинка. — Да, Чонгук, вот теперь это ты. А я любил другого, — Чонгук падает на колени, хватает его ноги, обнимает и утыкается лбом, скулит. Сердце Чимина болит, но он сломан, может и простит, но не сейчас. — Но я говорил о плохих людях, — по-детски оправдывается он и поднимает голову, — я рассказывал правду, я делал хорошие вещи. — Кто дал тебе право, Чонгук, — отвечает на это Мин, — ты так и не понял, что ценно не это, и уж точно не то, как ты добывал информацию. Посмотри Чонгук, открой последнее видео, посмотри комментарии, люди рассказывают сами. Они говорят о том, что делали, Чонгук, признаются. Сами. Ты выуживал это. Ты искал грязные вещи, и ни одна благая цель не может оправдать всё то, что ты делал. — Но я… — Чонгук, — тихо говорит Чимин, и сам обмирает от вопроса, который собирается задать, — ты знаешь, почему я перевёлся? — Да, да, — отвечает Чонгук, и лицо его приобретает странное выражение стыда, такого Чимин ещё точно у Чонгука не видел. — И что, тебе не противно? Не надо вывести меня на чистую воду? — Нет, пожалуйста, только не говори так, прошу тебя… — Почему, Чонгук? — Искренне удивляется Мин. — Разве я лучше Хеми? Я поступил куда хуже, так почему она, а не я. Раз ты знаешь, то почему ты допустил повторение ситуации. Ты поменял меня и её местами, Чонгук. Ты не сказал правды, я знаю, знаю, что ты сделал это просто по той причине, что тебя злила Хеми, потому что просила помощи, вмешивалась в планы. Так почему ты пожалел меня, а её нет? — Чего ты хочешь? — Спрашивает Чонгук, он поднимается, вытирает слёзы и становится прежним собой. Эмоции выдают только его глаза. — Хочешь, чтобы я рассказал о себе? Хочешь, чтобы показал лицо? Хочешь обнародования? — Нет, Чонгук, — Чимин замолкает на мгновение и говорит снова. Он отсекает себе многое своими словами. Знает, что может лишиться друзей, знает обо всём, что стоит у него за спиной, но в то же время именно в это мгновение отчётливо сознаёт, что отпускает ту историю, что теперь она, его грязный старый секрет, выльется наружу, изменит многое. Главное, что он другой. Теперь Чимин понимает, он прощает себя. Именно в этот момент и эгоистично думает, что Хеми помогла ему. Спасая её, он перечеркнул старые ошибки, достал чистый лист. — Я хочу, — говорит он, набрав побольше воздуха в грудь, — хочу, чтобы ты снял такое же видео обо мне, как о Хеми. — Нет, — шепчет потрясённо Чонгук, — нет, прошу тебя, пожалуйста, не проси меня, не проси о таком, не думай даже. Это…это же может сломать тебя. — Почему нет? У Хеми ты не спрашивал. Какой же из тебя символ справедливости, Чонгук, что за своим фаворитизмом ты и спрятался, что не посмел рассказать о человеке, о котором сказал, что полюбил? Ты поступил правильно? Честно? Справедливо ли это? Чего стоят твои слова и действия, Чонгук? Они пустые. — Нет, — умоляет Чонгук, — пожалуйста нет, хочешь я хоть с крыши университета крикну, что заварил эту кашу? Хочешь на улице, стадионе, да где угодно крикну? Я скажу. Покажу лицо. Меня станут ненавидеть. Разве это не тот урок, который мне нужен? — Нет, — говорит на это Чимин и качает головой. — Я не хочу, чтобы о тебе знали, я не хочу, чтобы этот механизм ненависти заработал снова. Я хочу, чтобы ты поступил так, как убеждал своих зрителей — по совести, я хочу, чтобы ты знал, какие последствия могут стоять за твоими словами. Я хочу, чтобы, если ты так любишь меня, как говоришь, почувствовал боль за другого человека. Его страх и стыд. Пережил как сам. И ты переживёшь его сам. Мне больше нечего сказать тебе. — И ты простишь меня? — Выкрикивает он, когда Чимин уже стоит на пороге. — Всё будет по-старому? Мы продолжим, — он мнётся, — встречаться? — Я не знаю, Чонгук, я не знаю, — честно признаётся Чимин и уходит.

***

Май, необычайно жаркий май, окутывает сухой жарой, запахом цветов и покоем. Чимин думает, что именно такое состояние и называется «познал дзен». Он познал. И даже окончательно помирился с родителями. Даже не помирился, а…сложно сказать, что и как, потому что они и не злились, проблема изначально была в нём. Отец плакал, когда он вернулся домой. Его суровый отец, плакал и говорил, что это его вина, что он был плохим папой для Чимина, что всё-всё только его вина, и Пак только мягко отстранил его. Он-то знает, вины родителей нет ни в чём, они у него прекрасные, он сам делал ошибки, решал, замаливал грешки и делал, делал выводы. Чимину очень не хотелось говорить, что ситуация, возможно, повторится, но скрываться не хотелось, да и в чём смысл. Тайное всегда становится явным, сколько не прячь. — Мама, папа, — говорит он за столом, — я…возможно в университете узнают обо всём… — Ты справишься, если это случится? — Тихо спрашивает мать. Ни злобы, ни презрения, ни страха в её голосе. Мина немного отпускает. — Да, — уверенно говорит он, — теперь да, я всё понял. Это правильно, правильно, если они узнают, с кем учатся. И, кажется, всё равно будут люди, которые поддержат меня. — Ты всегда можешь вернуться к нам, что бы ни было, — добавляет отец в конце разговора, — мы любим тебя любым. Чимин пользуется ежедневником Чонгука. Это и больно, и сладко, он не понимает, что из этого сильнее, но убрать его, спрятать, воспользоваться другим он не хочет. Потому что верит, что пожелания там искренние. Приятные воспоминания накатывают на него тёплыми волнами, желание податься им — нестерпимое. К стыду Чимина, всё негативное его сердце вытесняет, плохое — оправдывает. Так, наверное, всегда, когда любишь. Разум пытается с этим безуспешно бороться. Скандалы затихают, таинственный для всех разоблачитель перестаёт выпускать свои ролики. Слухи забываются, новое сменяет старое. Та же Хеми окончательно возвращается к себе, только те самые сапоги больше не надевает. Они снова сидят все вместе на большом перерыве, только Чонгук с Тэхёном не приходят. Чимин понимает. Тэхён просто поддерживает друга. — Сессия скоро, — бурчит Хосок, — бля, я опять на конец долгов понаоставлял, ты мне, что, напомнить не мог, — пинает он стул Юнги, — друг ещё называется. — Ты у меня и так все работы скатал, сам уж с долгами разберись, а? Лоботряс. — Разберусь, — клянётся громко Чон и скрещивает пальцы, — у меня всё равно дела лучше, чем у Чонгука. — А что с ним? — Чимин очень надеется, что его голос холодный и равнодушный, и вообще ему плевать, он из простой вежливости это всё спрашивает. — Ну вот с менеджментом, например, опять проблемы, совсем всё плохо стало. Прикиньте, — оживляется Хосок, — ему преподаватель сказал, что если он и последний тест завалит, то она аннулирует его отлично за тот семестр. Потому что он скорее всего скатал. Как можно хорошо учиться в одном семестре и быть абсолютно тупым в другом? Так и сказала. Чимин молчит. Что тут скажешь, её подозрительность вполне оправдана, но чем оправданы его действия, когда он просит Хосока отдать Чонгуку свою «волшебную» тетрадь с конспектами и флешку со всеми материалами, которые могли бы пригодиться? Он не знает. Хосок молча принимает всё это, искренне благодарит и уходит отдавать. Паку кажется, что ещё никогда в его жизни щёки не горели так сильно. Весна расцветает так ярко, окутывает теплом, ярким светом и нежным теплом, для многих — теплом сердечным. Чимин думает, сделает ли Чонгук то, что он сказал или побоится? Мин уверен, урок, это не когда ты теряешь (и это тоже), урок — это когда тебе больно, когда ты знаешь, что мог не допустить, исправить, помочь, а сделал по-своему, неправильно, иначе. И это урок. Та боль, которую ощутил, боль за того, кто пострадал по твоей вине, и кто так безумно сильно дорог сердцу. Происходит это однажды вечером. Сокджин и Чимин садятся рядом, вместе открывают трансляцию, и, хотя ссылка рабочая, трансляция долго не начинается. Джин смотрит на Чимина внимательно, тот не стал скрывать от друга разговор с Чонгуком. И если, если только у Чона хватит смелости и порядочности, то сегодня мир нескольких (а может и многих) изменится. «Должен признать, — начинает Чонгук, в кадре не изменилось ничего, но они теперь знают правду, и от этого видео приобретает совсем иной смысл, — что перегибал палку, — он вздыхает, и голос его какой-то уставший-уставший, как у тяжело больного человека, потерявшего последнюю надежду, — и я хочу принести свои искренние извинения Хеми, и ещё, я долго думал и теперь понимаю, что мог ошибиться с тем роликом, потому что, если кто-то смотрел внимательно, то заметил, что её лица там не видно, там вообще лиц не видно. Ну а сапоги на плечах, ну, — пожимает плечами он, — не у одной Хеми же такие на всю страну, ну в самом деле. Однако сегодняшнее наше видео не об этом. И хотя я думал, что должен буду показать лицо и извиниться, потому что я понимаю, теперь понимаю, что был неправ гораздо больше раз, чем хочу думать. Ещё больше раз я убеждал себя в том, что то, что я делаю нужно и полезно другим. Прошу прощения, но на самом деле всё это время я лишь оправдывал свои мелочные и низменные желания показаться лучше, показаться правильнее, полезнее, нужнее, умнее, чем все остальные. Но я не такой. И это объяснил мне самый невероятный человек на свете. Я хочу, чтобы именно ты знал, — Чонгук замолкает на мгновение, его сцепленные в замок руки нервно подрагивают, — тебе я никогда не лгал, прости меня, если сможешь. Твой урок я усвоил. Прошло достаточно времени с тех пор как на нашем курсе появился новичок. Чимин. Пак Чимин. Очаровательный парень с большими щенячьими глазами, — Чонгук давится воздухом и снова замолкает, Чимин переводит взгляд на счётчик просмотров и комментариев внизу, смотрит почти весь университет, количество комментариев переваливает за полторы тысячи, видео длится лишь несколько минут. Вам интересно, почему наш милый отличник так поспешно перевёлся? Не отвечайте, я знаю, что да, вам интересно. Причина проста, наш милый Чимин плохо сосёт, но неплохо выкручивается, да? Чонгук говорит также, как раньше. Бросается грязными словами, острыми, режущими, как бритва, вспарывающими кожу до самых костей. Всё, что он выкладывал раньше звучало грязнее, чем было на самом деле. Чон никогда не был обходителен. Но почему сейчас в его голосе, в его привычной манере, в этих словах нет той издёвки, нет отклика собственного превосходства и непогрешимости? Чонгук говорит так, как будто зачитывает прогноз погоды, а Чимину отчего-то слышится боль. Сокджин поворачивается к нему и грустно улыбается, но молчит. — Ты будешь презирать меня, — тихо шепчет Мин. — Ни за что, — отвечает Джин и берёт его за руку, — хочешь выключим? — Нет. Понимаете, да, все мы не без греха, но, — делает паузу Чонгук, — смогли бы вы подставить человека, которому клялись в любви и так глубоко сосали в библиотеке? Смогли бы обвинить его в том, что он не совершал, чтобы сохранить свой образ милого мальчика? На что ещё ты готов, Чимин, чтобы сохранить то, что сочтёшь для себя важным? Не буду говорить много, взгляните сами. Видео, возникшее на экране, отличного качества. Чимин отворачивается. Он видел его десятки раз, десятки раз. И даже когда его избивали у дома он слышал звуки, Мин посекундно может сказать, что там происходит. Рука Сокджина становится влажной. — Я предупреждал, — вздыхает тяжко он. — Мне противно не то, что ты делаешь это и не то, что именно ты делаешь это, но просто…я верю, что не всё так просто, у тебя же были причины? — Были, — не скрывает Чимин, — просто говорить о них я не люблю. Да и видео одного достаточно. Отец чуть инфаркт не получил, когда увидел, матери тоже противно было… — Расскажешь? — Да, — у Чимина правда отболело, себя он простил, простил других, почему бы и не рассказать. Сокджин всё же выключает трансляцию. — Я не мог сдать один предмет. Преподаватель был молодым, только начал работать, может поэтому он был таким строгим и принципиальным. Валил он всех. Докапывался до каждого, требовал не зазубренных ответов, а «глубокого понимания», я и завалил… стал ходить к нему на дополнительные. Чем больше времени я проводил с ним рядом, наедине, тем больше понимал, что он мне нравится. То, как он горел работой, как блестели его глаза, как он радовался, когда я и другие студенты вникали в темы. Он был таким…недосягаемым. Я чувствовал себя глупым ребёнком, отчаянным. Он понимал, я думаю, сейчас я понимаю, он всё знал. Но и я не таился. И не сдавал, если честно, то он придирался ко мне больше, чем к остальным, я поначалу не понимал и не расстраивался. Он назначал дополнительные снова и снова, я исправно ходил и влюблялся всё больше. Однажды мне надоело просто смотреть, и я остался после пары. Подошёл и прямо заявил, что он мне нравится, что я хотел бы с ним встречаться. Меня не смутило даже то, что я не сдал с восьмого раза, хотя он говорил, что я стал гораздо лучше в его предмете. А когда напрягло было уже поздно. Мы тогда пересеклись в библиотеке, я стал спрашивать, чего он хочет, потому что понимал, что не настолько глуп, чтобы не сдавать из раза в раз. В сердцах крикнул, не помню точно, что, но отсосать я точно предложил, прямо там же. Он сказал: «отлично, начинай», и я, как ты заметил, начал. Не скажу, что мне было мерзко, противно или что я чувствовал себя униженным. Не в тот момент. Он нравился мне, правда нравился. И сильно. Я хотел, чтобы ему тоже понравилось. А потом я не сдал снова, меня это разозлило, признаюсь. Не ждал ни поблажек, ни чего-то ещё в таком роде, но объективность, я хотел увидеть её, услышать её. В деканате я вывалил сразу всё, сказал, что он приставал первым, плакал, говорил, что он меня заставил, как мерзко мне было, и всё в таком роде. Адская машина пришла в движение. Остановить после этого уже было ничего нельзя. Потом всплыло это самое видео. Естественно я должен был догадаться, что в библиотеке будут люди, и кто-то это снимет. Только вот ударило не по нему, а по мне. Дисциплинарная комиссия, приглашённая, независимая решили, что он валил меня просто так, отвечал я просто идеально, сдал тогда на отлично наконец-то. но на видео отлично видно и слышно, что начинаю это всё я. Сам он потом сказал, что я первый подошёл к нему. Его, разумеется, уволили и затаскали по комиссиям и проверкам. На меня пялился весь университет. Однажды подловили поздно вечером и сильно избили. После этого родители и решили, что нет смысла оставаться там. Много всего было, но в общих чертах, ты, я уверен, уловил суть. — Ты считаешь себя виноватым? — Поинтересовался Сокджин. — Да, я не должен был подставлять его, — Чимин вытер выступившие слёзы, — надо было просто поговорить с ним серьёзно, а я подставил его. Когда до меня дошло, я понял, что совершил. Слышал, что он так и не нашел работу преподавателем. С такой меткой в личном деле — путь заказан почти во все приличные места. А ведь он был ни при чём. Правда, я действовал импульсивно и был неправ. Мне понадобилось время, чтобы понять всё это…и не винить себя в том, что сломал ему жизнь. — Потому и случай с Хеми стал для тебя спусковым крючком, — понял Сокджин, — она пострадала, как ты решил, из-за тебя. — Очевидно. — Нет, — Сокджин вскочил, — нет, ничего не очевидно. Ни в одной из ситуаций нет одной виноватой стороны и одной стороны, ставшей жертвой. Вы пострадали все. Все в разной мере и справляетесь с этим все по-разному, это нормально, Чимин… — Спасибо, ты правда не считаешь меня…мерзким и тебе не противно сидеть рядом? — Правда, — Сокджин улыбнулся и зарылся в тумбочку у кровати, — на, —протянул он, — это успокоительные кокосовые чипсики. Чипсы на вкус и впрямь хороши, от счастья Чимину хочется кричать.

***

— Привет, Чимин, — щебечет Хеми в аудитории, — не хочешь сегодня сходить куда-то после пар? — Спасибо, я уже занят, — он понижает голос, вынуждая тем самым наклониться Хеми ближе, — а что… ну говорят? — Не переживай, — она легонько бьёт его кулачком и улыбается, — у людей две версии событий: тебя заставили и была какая-то более глубокая причина. В любом случае, никто не осуждает и не думает относиться к тебе хуже. Так что…просто пережди какое-то время, это быстро забудется. Чимин улыбается так искренне и солнечно, что Хеми хихикает. День налаживается, жизнь тоже. Остаётся один диалог. Самый важный и главный. Чонгук приходит к нему вечером, Джин тактично уходит к Намджуну, на всю ночь и следующий день. — Ты был прав, — первое, что произносит Чонгук, — и я понял это только в тот момент, как стал снимать ролик. Откуда ты знал, что я буду чувствовать? — Догадался, — Чимин беззлобно улыбается и провожает Чонгука на кухню, заваривает ему чай и садится рядом. — Ты всегда был прав, я даже не пытался услышать тебя, прости. Помнишь, когда мы встретились в прачечной, и ты сказал, что думаешь по поводу моего блога. А я пытался оправдаться… — Так бы поступил каждый, но сейчас ты понимаешь, почему мне это не нравилось? — Да, Тэхён тоже почти теми же словами всё повторил. Просто…чего уж теперь, — Чон грустно опускает плечи, Мину даже жалко его. Всё время после их разговора парень потратил на размышления. Чимин рад, что ему открылась истина на вещи, которые он делал. — Ты… — тихо спрашивает Чимин, — всё равно не ненавидишь меня? Даже после того, как посмотрел видео. — Ты поэтому отказывался встречаться? — Вопросом на вопрос отвечает Чон и застенчиво улыбается. — Мне за тебя неприятно в большей степени, что так всё сложилось, но нет, я тебя не ненавижу. — Хорошо… — А мы… — они снова начинают говорить хором, и оба сразу же замолкают. Смотрят друг на друга и набираются мужества спросить самый главный вопрос. Чонгук оказывается решительней. — Мы можем снова начать встречаться? — Голос его ощутимо робеет к концу фразы, уши заливаются краской. Чимин тоже не знает, куда себя деть, но так хочется закричать от счастья. — Да, если…если ты не против ещё. — Мы обсудим всё однажды, да? Просто поговорим обо всём, но не сейчас, хорошо? — Идёт, — легко соглашается Чимин, неловкость пропадает. За общим столом в столовой воцаряется прежний мир и атмосфера уюта, слышатся смешки, недомолвки исчезают, Чимину кажется, что какой бы неприятной ситуация ни была — в итоге именно она сплотила их так, как ничто больше бы не смогло. Может всё дело в коллективной тайне? Чонгук рвался снять признание, рассказать о себе, но Мин это жёстко пресек. Хватит ненависти и споров, обсуждений и выдумок. Оставить всё, как есть —верный выход. Все соглашаются. Теперь Чимин и Чонгук практически неразлучны. Чонгук, правда, чувствует себя виноватым и делает до смешного очаровательные вещи. Вечером встречает своего парня у кофейни и провожает домой, почти каждый раз, когда у Чимина есть смены. По пути они молчат, и это такая комфортная тишина, что нарушать её кажется сущим грехом. Они просто счастливы, что могут идти рядом и чувствовать тепло друг друга. Чонгук притаскивает ему пару раз цветы. В первый раз это ромашки, Чимин приятно удивлен, Чон рад, что его ими не отлупили, вдруг бы Пак посчитал, что за ним, как за девушкой ухаживают? Счастлив ромашкам Сокджин, который клятвенно заверяет, что высушит их «как надо» и сделает целебный сбор на зиму для всех. Чимин переименовывает его в «санитар леса». Во второй раз это оказывается лилейник, Чимин задыхается и чихает, кто бы мог предположить, что у него аллергия. Чон сам же и выкидывает букет, испугавшись. Один цветочек Мин всё же прячет, вкладывая в ежедневник Чонгука. — Я скучаю по этому, — как-то раз признаётся Чонгук. Его голова удобно лежит на коленях Чимина, большим пальцем он водит по ключицам, виднеющимся в вырезе футболки, — по видео. — По видео? — Чимин откладывает книгу и опускает на него взгляд, аккуратно отстраняет руку, теперь Чимин сжимает его ладонь несильно в своей и скользит большим пальцем по запястью. — Да, мне нравился сам процесс. Составление материала, съёмка, выкладка, количество просмотров, комментарии, мнение людей. — Хочешь вернуться к этому? — Было бы здорово, — отвечает Чонгук и улыбается, представив любимое занятие, — ты не будешь против? — Нет, — смеётся Чимин, — ты и сам вряд ли захочешь вернуться к разоблачению. У меня есть идея. Что если ты создашь канал на ютубе и будешь снимать там. Никаких тайных неуловимых ссылок и всего такого. Просто ролики. Пусть и без лица. Сможешь делиться, чем пожелаешь. — Классно бы было уйти в культуру. Снимать обзоры на что-то новое. Или может приглашать каких-то известных на каждом факультете людей, брать у них интервью, говорить обо всём на свете. — Да, — подхватывает Чимин, — точно! И если ты захочешь привлечь внимание к чему-то, то сможешь просто объявить, поговорить, собрать людей и их мнение, не прибегая к прежним способам. — Ты чудо, — улыбается Чонгук искренне, у Мина от этой улыбки в груди всё переворачивается. Он и не замечает, как ползёт пальцами выше по руке и склоняет голову для поцелуя. Чонгук подаётся быстро, встаёт, разрывая губы на секунду, просто чтобы сесть на колени Чимину. Так и правда удобнее. Мин обнимает его, хватает руками за всё, прижимается. Его так ведёт, он не слышит ничего, а глаза у него закрыты. Из ощущений только горячие влажные губы, жадные поцелуи, язык и оглушительный грохот крови в голове. Ему кажется, что он слышит стон, но чей он не понимает. Может и его. Чонгук так нагло забирается языком в рот, и это приятно. Чимин не может отказать ему ни в чём. Когда тот тянет вверх его футболку и неразборчиво шепчет что-то про то, что ждал так долго, Мин помогает, стягивает окончательно одежду, помогает перебраться на кровать. — Я долго ждал, — говорит Чонгук, — очень долго, — глаза у него, как у пьяного, припухшие губы и румянец на щеках поднимают Чимина за несколько мгновений, ему хочется всего, что они могут дать друг другу. Хочется сгореть в этих новых ощущениях. — Это стоило всего, — шепчет Чимин, голос сбивается. Чонгук тоже уже почти раздет. Покрывало под спиной неприятно отзывается на коже, когда Чимина вдруг неожиданно свозит вниз, и вскрикнуть даже не успевает от изумления. А внизу Чонгук, тянет на себя, стягивает почти с кровати. Раздвигает колени ему и жмётся. Как большой, очень большой и мягкий кот, с опасными искорками страсти в тёмных глазах. Мажет губами по бедру, смещается, целует над коленкой. Кожа там вообще-то не чувствительная, но Чимина и от этого уже искры из глаз вылетают. — Мы ещё толком и не начали, — хихикает Чон, — ты такой отзывчивый. Мне нравится. — он проходится руками по ногам, от ступни, аккуратно оглаживает лодыжку, кожа там нежная, Чимин в ответ на это только громче стонет. И это он себя считал нечувствительным. До этого момента. Или дело в том, кто рядом с тобой в такие моменты. Пак склоняется именно к этому варианту. У Чонгука большие руки, сжимают они крепко, но не до боли, как надо. Именно так, как ему хочется чувствовать их прикосновения на себе. Чонгук щекой трётся о внутреннюю сторону бедра, легко, невесомо проходится поцелуями по коже. Мин сверху стонет, ему так хорошо от одних этих прикосновений, он не уверен, что выдержит, когда Чонгук возьмёт в рот. А тот кажется читает мысли, потому что в следующее мгновение накрывает своими ужасными, просто ужасными, покрасневшими пухлыми и влажными губами головку, прямо через ткань. Втягивает в рот, звук при этом получается настолько непристойным, что стонут они оба. — Ну что ты делаешь, — выдавливает Чимин полузадушенным голосом, Чонгук ухмыляется и стягивает его трусы. — Собираюсь тебе отсосать, — он чмокает в самую верхушку, и у Чимина взрываются вселенные в глазах, — или ты и сам скоро кончишь, — хихикает он, легонько щёлкая пальчиком по головке. От пальца тянется ниточка смазки, Чонгук с выражением невинности на лице тянет в рот палец, — и мне это очень нравится. — Я тоже хочу, — Чимин едва-едва собирает себя в кучу и меняет их местами. У Чонгука с выдержкой получше, но глазами он показывает всё, Мину кажется, что он скоро сгорит, так пристально, горячо и многообещающе сверлят его глазами. — Ох, — выдыхает Чон, откидывает голову, закусив губу, и слепо шарит руками по кровати в поисках опоры. Одной рукой в итоге хватается за растрёпанные волосы Чимина, другой хватает покрывало, сжимая его в кулаке. Пак хмыкает, больно яркая реакция. Ему нравится, что это он заставляет Чонгука чувствовать себя так, терять контроль, умолять о большем. Чимин сжимает член в руке крепко, но приятно мягко, оглаживает по всей длине, целует в набухшую головку и, наконец-то, обхватывает своими полными губами. Чонгук воет. Чимин может умеет не очень, но старания ему не занимать уж точно, и это взгляд снизу, исподлобья. Чон не уверен от чего он кончает в результате, от этих глаз или от того, что его член так хорошо в жаркой тесноте? Чимин растягивается рядом, как сытый кот, переворачивается на живот, болтает ногами и смотрит выжидающе пока Чонгук пытается отдышаться. — Я тоже хочу сладенького, — обиженно говорит Чимин, и сам заводит себе руку за спину, неловко оглаживает по бедру, переходит на ягодицы. Скулит от новых ощущений — собственные прикосновения ощущаются иначе, если кто-то на тебя смотрит, у Чонгука опять встаёт, только от вида того, как Чимин не спеша оглаживает вход пальчиками. Чонгук нетерпелив, так нетерпелив, что периодически рычит, наваливается всем телом и вжимает грудью в кровать. Чимину тяжесть чужого тела на себе очень нравится, как и ощущение пальцев внутри себя, как и ощущение снова вставшего члена рядом с мошонкой, у себя между бёдер. Чонгук умудряется растягивать его одной рукой, удерживаться второй на локте рядом с шеей Чимина и при этом в своём собственном ритме скользить членом по нежной коже промежности. — Сделай так ещё раз, — просит Чимин, когда Чонгук проезжается нечаянно головкой по его члену. Чонгук слушается. Пальцев в Паке уже три, и он сам нетерпеливо ёрзает, чтобы дать понять, что готов. Его понимают. Когда в него наконец входят, Чимину кажется, что он зря возлагал такие надежды на приятные ощущения во время секса, но Чонгук берёт отличный темп, постепенно наращивает и, как-то повернув бёдрами, задевает наконец простату. Вот теперь Чимина устраивает всё на свете. «Я с тебя слезать не буду», — решает он сам для себя, но сказать не может, кроме стонов и рваных выдохов не произносится ничего. Чонгук сосредоточенно пыхтит сверху, чередуя глубокие толчки с неглубокими. Он не забывает и о Мине, протягивает руку вниз и вслепую нашаривает его член. Чимин несдержанно громко стонет, долго он так не продержится, он шепчет что-то неразборчивое и не знает, слышал ли его Чонгук, но тот вдруг сжимает головку и с силой проводит подушечкой большого пальца по самой верхушке. Мир взрывается у Мина перед глазами, и тот кончает. Чонгук, судя по всхлипу за спиной и ощущению тепла внутри, — тоже. Когда они укладываются спать, и Чимин кладёт голову на грудь Чонгука просто потому, что хочет слышать как бьётся его сердце, он понимает, что счастливее уже не станет. — Ты счастлив? — Спрашивает он у Чонгука, уже зная, какой ответ услышит. — Всегда, когда ты рядом.