Зачем поют птицы?

В окна темного помещения просачивались тусклые лучи утреннего солнца, заливая старое деревянное здание изнутри кроваво-красным светом, выделяя на гнилом паркете ранние следы чего-то алого, ярко блестящего в лучах схожего света, пугающего и несколько захватывающего, того, что столь привычно, но не перестаёт заставлять сердце сжиматься в страхе. Как странно и запутанно видеть рядом с этим человека, который безумно близок тебе, является тем, кто подарил тебе жизнь и украшает её счастливыми моментами, заставляя смеяться, когда грусть туманит сознание и даёт легко вздохнуть каждую секунду, обволакивая ощущением защищённости. Но в этот миг и секунду вдруг этот светлый человек начинает наполняться в твоих глазах злом и безрассудством, теряет самообладание и остатки чувств, начинает чернеть изнутри, будто сгорая, не оставляя даже светлого пепла. Что-то горит внутри него, но не для освещения трудного пути, скорее погружения в большую тьму, сжигая и уничтожая остатки надежд в людей. И вновь холодный пот на бледном теле, сердце, одержимое желанием сбежать, вырваться из грудной клетки, словно из самых страшных и мучительных оков, и спёртое дыхание, не дающее пошевелиться, настолько сладкий сон был схвачен кошмаром, напоминающем о наболевшем, о том, что стало уже своего рода собственной идеологией, контролирующей каждое действие. Та, что оставляет свой след во всех мыслях, крутящихся в голове, сознании. Порой она сводит с ума, лишая здравого рассудка, заставляя выполнять порой крайне странные действия для других: тех, кто не может прочувствовать охваченного понять ход его мыслей, познать дальние, тёмные уголки глубокой души. Но в те редкие моменты, когда рассудок берет верх над одержимостью этой странной идеей, как казалось она должна отходить, но лишь смешивается, становится все более устойчивой, а иначе и вовсе приводит к душевной, внутренней пустоте, словно к забытой Богом пустыне, оставляя на часы, дни, недели в ней без капли воды, еды, какого-либо развлечения. И тогда вновь ты возвращаешься к старому пути, который протоптан с неглубокого детства, такому родному и местами ненавистному, но привычному, от которого по своей воле ты не готов избавиться, какую бы боль он не причинял. Однако сейчас стоило бы отдышаться, медленно, но верно возвращаться в столь жестокий, осознанный реальный мир, начать существовать в нём, выбираясь из оков своих навязчивых мыслей и сна. Тело начинает принимать форму, которую уже можно контролировать, вынуждать выдвигаться в ванную, освежать лицо и полость рта перед походом в столь ненавистное в детства места, в некоторой степени пугающего, непредсказуемого, а именно в старую, полуразрушенную районную больницу, с которой ты знаком чуть ли не с рождения. Не самое приятное место, но мысль о том, что оно сегодня утром спасло от более раннего подъёма и пути в не более радостное место — учебное заведение под определённым номером, дорогу в который по ощущениям не забудешь даже после амнезии. Промывая черты лица прохладной, свежей водой, пытаешься привести в порядок тело, лицо и сознание, приобретая более-менее надежную и стойкую опору, помогающую держать себя в равновесии. А после аккуратно, более бодро и легко отправляешься в комнату наслаждений и пыток, светлую, отделанную плиткой пастельных цветов кухню. Место, украшенное продолговатыми, неизвестными для девушки цветами, но добавляющие свою атмосферу в помещение, делая его более живым. Утро перед больницей далеко не самое подходящее для приёма большого количества пищи, но и не то, в которое ты можешь лишить себя её полностью, ведь сам запах медикаментов часто заставляет голову кружиться, ничего уже не говоря о некотором страхе прикосновений, общения с людьми и результатов своего рода насилия, совершенного самого над собой, порой даже неосознанного. Уставшие, ещё сонные глаза окинули деревянные полки, зрачки которых искали на них признаки быстрой пищи, несмотря на то, что времени было много, но привычка спешки всегда имела место быть. Тут же рука потянулась к разноцветным блестящим оберткам, в которые были завернуты не самого лучшего вкуса конфеты, но желание ощутить сладкое на своём языке было достаточно сильным, настолько, что в рот полетели эти сомнительные конфеты, которые, по ощущениям, уже несколько лет лежат в сервированном старинном блюдце. Рука быстро и рефлекторно щелкнула на маленькую кнопку включения на электрическом чайнике, комната начала наполняться звуком бурлением воды, а в нос ударил приятный запах дорогого кофе, доставшегося в подарок от родственников, которых девушка даже в глаза не видела, но слышала кучу историй об их жизнях, детях, внуках и о ком только угодно. Для неё всё ещё было приятно сидеть на кухне с бабушкой, попивая чай или кофе, чувствуя этот запах старины и мыла, запомнившийся с самого раннего детства. Прекрасный аромат, который доносится где-то за порогом открытой деревянной двери вместе с тихими, медленными, узнаваемыми моментально шагами, услышав которые уголки губ невольно поднимаются, а где-то в сердце загорается маленький огонёк тепла, скрашивая серое начало дня, разливаясь светом по сосудам и принося какое-то странное спокойствие. — Доброе утро, милая, — поздоровалась низенькая полноватая старушка, лишь одной ногой переступив порог кухни. Она неторопливом шагом двинулась к чайничку, сморщенными временем руками потянулась к верхней полке и достала оттуда небольшую кружечку, — Уже в больницу идешь? — Да, доброе утро, бабуль, — с мягкой улыбкой произнесла девушка и полетела к выходу, попутно закидывая на плечо большой чёрный рюкзак с множеством отделений и логотипом группы «Sum 41». Пожилая женщина в ответ на такой резкий уход лишь налила кипятка в кружку, многозначительно, но более недовольно, покачивая головой. Сонно зевая, юная леди пролетела по коридору, открыла высокий чёрный шкаф с зеркалами в полный рост и достала оттуда молочного цвета пальто на заклёпках и открытой шеей. Оно в изящном полёте легло на её острые плечи, обволакивая стройную высокую женскую фигуру, подчёркивая талию и небольшую грудь. Чёрные сапоги до колен, бежевый шарф на тонкой шее. С кухни донесся привычный хрипловатый голосок: "хорошего тебе дня", и после тяжелая стальная дверь с слышимым грохотом захлопнулась, заставляя хлипкие стены содрогнуться. Лёгкий ветерок сразу защекотал румяные щеки, развевал рыжие волосы, покачивал край весеннего пальто. Улица сочетала в себе