* * *
Они расправляются со всей едой как раз к тому моменту, как «Жителей Вест-Энда» сменяет «Холлиокс», времени уже час ночи, и, пожалуй, им пора закругляться и идти спать. У обоих слипаются глаза, но они всё ещё сидят здесь, окутанные голубоватым светом телевизора, потому что знают, что спальня Луи, где они прежде болтали допоздна, дурачились и невинно изучали тела друг друга, кажется теперь неприступной крепостью. Будто если они переступят её порог, им придётся поговорить. Про их одинаковые течки, про их одинаковое будущее. Про то, как эта новая одинаковая жизнь скажется на их дружбе. Луи дружит и с другими омегами, но с ними получилось поговорить обо всём без лишней драмы. Они с Зейном, например, впервые обсудили всё это дело с течками на его заднем дворе, после того, как изрядно накурились и Зи повернулся к Луи и выдал: «Так как, ты боишься? Ну, принять узел? Я вот, ес честно, немного боюсь… просто, кажется, будет больно, не?» Луи испытал невероятное облегчение, узнав, что не он один был напуган до усрачки. Потому что прошлой ночью, когда течка уже подходила к концу, а желание внизу живота понемногу утихало, он в полной мере ощутил на себе все последствия тех трёх оргазмов, которые он получил, трахая себя фаллоимитатором. Задница так болела, что он как-то не горел желанием это повторять. «Ага, мне вроде как страшно, но в то же время ещё и… даже не знаю, моё тело просто меняется? Ну как бы, я и раньше, когда дрочил в душе, засовывал палец себе в задницу, и её немного жгло, хотя мне и нравилось, но на этот раз всё было по-другому. Как будто я… Ну, могу принять больше? Боже, звучит отвратительно, да?» — объяснял Луи, умалчивая о том, что был на самом деле напуган не так сильно, как если бы представлял в тот момент какого-нибудь безымянного перекаченного альфу, втрахивающего его в стену. Потому что он представлял Гарри. Гарри, который, пусть и с огромным членом, оставался неуклюжим, чутким и милым. Гарри, который был бы нежен, если бы этого захотел Луи. Зейн глубоко и задумчиво затянулся, покачал головой и провёл рукой по волосам, взъерошив их. «Не-а, нет в этом ничё отвратительного, Лу, это ж просто природой заложено, не? Хотя я рад, что ты в этом со мной. Всё гораздо проще, когда у тебя есть братан, с которым можно обсудить эту жесть. Это как дополнительное половое созревание, так что я вродь как знаю, чё ожидать. Но в то же время нам нихера важного не говорят, тип больно ли с узлом в первый раз и насколько больно. Так что рад, что мы с тобой оба такие». Луи тоже был рад. Его успокаивало осознание, что он такой не один, что ему есть, с кем обсудить свои страхи и опасения и даже то мерзкое чувство глубоко в груди, чем-то похожее на отвращение к самому себе и совершенно противоположное гордости. Он знал, что нет ничего постыдного в том, чтобы быть омегой, но было ощущение, что в шестом классе старшие братья его напарников по футбольной команде были правы, называя его слабаком и рохлей. Так что справиться с этим ноющим, с трудом поддающимся описанию чувством было куда легче рядом с Зейном — таким неоспоримо крутым, забитым татуировками, умеющим водить машину и всегда умудряющимся стащить для Луи пачку сиг перед тем, как пойти кататься на скейтах. В смысле, если уж Зейну — омеге, не лишённому своих опасений и вообще считающему тему с узлом крайне сомнительной, — удавалось оставаться крутым, то и с Луи всё будет в порядке. В теории, то, что Гарри оказался омегой, должно было так же сплотить их, Гарри должен был стать ещё одним парнем, с которым можно было бы поговорить, ещё одним парнем, которого можно было бы утешить или, наоборот, получить утешение от него. Луи хотел бы сделать для Гарри то же, что сделал Зейн для него самого. Или по крайней мере хотел бы хотеть этого. Но вместо этого он боится остаться с Гарри наедине в своей же спальне, потому что тогда ему придётся смириться со своей новой ролью в его жизни, смириться с тем, что пути назад нет. Ему придётся признать, что теперь он наставник, брат по несчастью, а не кем бы он там ни хотел раньше быть. — Пойду зубы почищу, — объявляет Гарри, роясь в своём рюкзаке и не поднимая глаз на Луи, который наконец выныривает из своих мыслей. — А то мармелад в них застрял… не хочу заработать кариес. Он скрывается в коридоре, а Луи не может перестать размышлять о том, что ещё неделю назад он бы смеялся над всем, что бы Гарри ни сказал, над тем, какой он чудной, придурковатый и привередливый во всём, что касается его зубов, волос или чего угодно ещё, выводя этим Гарри из себя, но сейчас он и этого сделать не может. Раздосадованный, он раздевается до трусов и дожидается своей очереди в ванную. Потому что Луи кажется, что он не сможет находиться с Гарри в одной комнате, пока тот туда и обратно двигает зубной щёткой у себя во рту, влажном от слюны и пены, стекающей по подбородку. Всё такое наэлектризованное, такое странное, и рано или поздно им придётся об этом поговорить, но Луи не хочет плакать при свете. Лучше тогда, когда он сможет незаметно проглатывать всхлипы, прятать слёзы в темноте и изображать из себя заботливого друга омегу, борясь с тошнотой, подступающей к горлу от одной только мысли, что Гарри повяжет кто-то другой. Он залезает на верхний ярус кровати, слыша, как пружины скрипят под весом Гарри, устраивающегося внизу. В детстве они вместе спали на нижней койке, а через верхнюю перебрасывали одеяло и притворялись, что они на борту пиратского корабля, охотящегося за сокровищами, или в одной из крытых повозок на Диком Западе, или даже на подводной лодке, сражающейся с гигантским спрутом. Луи гадает, что бы случилось, если бы он ещё тогда поцеловал Гарри вместо того, чтобы каждый раз пугаться и отступать в последнюю минуту. Может, тогда, вместо того, чтобы прощаться со своими ожиданиями и в одиночку справляться с ужасной влюблённостью, кажется, длящуюся уже вечность, он бы вместе с Гарри пытался разобраться, каково двум омегам встречаться друг с другом. Они были бы в этом вместе. Он ненавидит о чём-то жалеть, так что отгоняет эти мысли. Но как только он пытается переключиться на что-то другое, Гарри рвано и глубоко вдыхает, будто собираясь сказать что-то важное, и Луи в панике выпаливает первое, что приходит в голову: — Так умотался сегодня. Свет выключу и пойду спать, ничего? Гарри тяжело выдыхает и долго молчит, пока Луи сам боится вздохнуть. — Ага, я за. Тоже устал, — наконец бормочет Гарри. Он кажется расстроенным. Луи ненавидит его расстраивать, но кое с чем он пока просто не готов столкнуться. Даже при выключенном свете.* * *
Ему снятся пираты, прерии и ямочки широко улыбающегося Гарри, но всё пропадает, когда Луи слышит, что кто-то зовёт его по имени. Он смаргивает остатки сна, постепенно привыкая к темноте, и его сердце уходит в пятки, когда он замечает прямо перед собой настоящего Гарри. Его лицо, окружённое копной спутанных кудрей, будто расплывается перед глазами. — Лу, — настойчиво шепчет Гарри. Его приятный голос звучит низко и убаюкивающе, но в то же время резко, будто он напуган. — Лу, ты не спишь? Луи садится, кашляя и изо всех сил притворяясь, что его кожа не покрывается мурашками от близости Гарри. Он чувствует себя застигнутым врасплох. Сейчас он особенно уязвим, потому что только что видел Гарри во сне, так что он не готов находиться рядом с ним. — Поспишь тут с тобой, — бормочет он, скользя взглядом по слабо освещённой луной комнате. — Что стряслось? — Мне очень стыдно, — скулит Гарри, и его голос звучит так несчастно, что у Луи сжимается сердце. — Но я просто не знаю, что делать. Я не хотел тебя будить, но я не понимаю, что происходит… По-моему, мне нужна помощь, — выдыхает он, теребя в руках футболку и переступая с ноги на ногу так, словно ему больно. Луи хочется обнять его, притянуть к груди и укутать в одеяло, как он делал каждый раз, когда Гарри снился кошмар. Но его руки остаются всё так же оборонительно сжаты в кулаки. — А что… что происходит? — спрашивает он, и собственный голос кажется ему в темноте взволнованным и надрывным. — Чёрт, — стонет Гарри, смущённо пряча лицо в ладонях. — Я не тупой, я знаю, что ты не хочешь об этом говорить, — начинает он, и Луи мутит. — Ну, ну, ну, — ласково повторяет он, скрепя сердце протягивая руку к Гарри, и дотрагивается до его плеча, успокаивающе похлопывая. — Не думай об этом, я тут, мы можем об этом поговорить. Просто скажи… всё нормально? А то у меня сейчас сердце от страха остановится. Гарри потирает глаза тыльными сторонами ладоней и льнёт к его прикосновению, и они находятся в такой опасной близости друг к другу, что Луи стоит больших усилий не отпрянуть назад. Гарри тянет к нему будто магнитом, он врывается в его личное пространство как бы неосознанно, не контролируя свои движения. Словно есть какая-то внешняя сила, неподвластная никому из них. Что-то в этом всём кажется Луи смутно знакомым, что-то, чему Луи никак не может подобрать название, и… Тут-то его и осеняет. «Боже, только не это», — в отчаянии думает он, бегая взглядом по лицу Гарри в надежде найти на нём какие-то подсказки. Гарри качает головой, закусывает губу и ничего не говорит за исключением невнятного бормотания, но Луи всё понимает. Понимает, потому что чувствует его запах — острый, терпкий и дурманящий. Понимает, потому что был на его месте всего пару недель назад и сейчас будто бы смотрит на своё отражение. — Гарри, — тихо, но решительно произносит он. — Пожалуйста, скажи, что случилось. — Не знаю, почему, но, похоже, у меня опять течка, — наконец признаёт Гарри, снова закрывая лицо ладонями, из-за чего его голос звучит приглушённо, и, блять, одного этого подтверждения достаточно, чтобы внутренности Луи скрутило узлом. Ему с трудом удаётся сдержать рвотный позыв. — Не знаю, почему, — повторяет Гарри. — Они ведь должны проходить раз в месяц, разве нет? А у меня закончилась всего неделю назад. Просто… Вдруг со мной что-то не так? — шёпотом спрашивает он. С трудом контролируя дыхание, Луи свешивает ноги с кровати и неуклюже спрыгивает на пол, слепо моргая в темноте комнаты. — Мы обязательно разберёмся, всё будет хорошо, — заверяет он, и сердце так сильно колотится у него в груди, что Гарри наверняка тоже его слышит. Спотыкаясь на каждом шагу, Луи бежит к компьютеру, стараясь выровнять дыхание и хоть немного успокоиться. — Ничего, если я включу свет? — осторожно спрашивает он, вспоминая о том, как ещё совсем недавно так жаждал темноты, потому что чувствовал себя при свете слишком открытым и уязвимым. Если бы у него внезапно началась течка, он бы предпочёл оставить свет выключенным. Однако Гарри лишь трёт глаза и, заикаясь, говорит: — Ничего, включай. Луи садится за свой стол и включает над ним лампу, которая тут же разливает по комнате мягкий золотистый свет. Воздух кажется влажным от сильного, кружащего голову запаха Гарри. Они оба моргают, привыкая к освещению, и Луи нетерпеливо включает свой ноутбук в надежде найти ответы. — Я сейчас загуглю. Помнится, я где-то слышал, что цикл может быть нерегулярным в течение года или около того после первой течки, типа, не сразу всё устаканится, так что будем надеяться, всё дело в этом. Ты просто посиди пока там, хорошо? — Прости, пожалуйста, — смущённо вздыхает Гарри, падая на нижнюю койку. Его кудри всё ещё взъерошены после сна, глаза слипаются, а сам он выглядит помятым в своей выцветшей, слишком большой футболке, которую стащил у Луи так давно, что никто из них уже не помнит, откуда она вообще взялась. — Чувствую себя ужасно… мне очень стыдно. — Родной, — нежно зовёт Луи, напрочь забывая, что не обращался так к Гарри с тех пор, как всё изменилось. Они оба замолкают, и слово повисает в тяжёлом, мускусном воздухе, словно в нём есть что-то запретное. — Тебе нечего стыдиться. Прости, что вёл себя странно, ты в этом не виноват. Я был придурком… ты ничего плохого не сделал, а со всем остальным как-нибудь разберёмся. — Хорошо, — слабо отвечает Гарри. Видно, как он напуган, его глаза широко распахнуты, а щёки покраснели. Сейчас на него тяжело смотреть: в нём уже заметно это яркое сияние, приходящее с течкой, его будто бы наэлектризованная кожа блестит от пота. Луи делает всё, что в его силах, чтобы не прерывать их зрительный контакт, и, как он надеется, ободряюще улыбается. — Спасибо, — добавляет Гарри и отводит взгляд. В считанные минуты Луи находит форум омег, где с облегчением обнаруживает целый тред, посвящённый нерегулярным течкам. Затянувшийся где-то в животе узел нервов потихоньку ослабевает. — Хорошая новость: это нормально, — объявляет он, пролистывая рекомендации. — Похоже, пока твоё тело только привыкает к гормональной перестройке, это случается довольно часто, так что не переживай — в больницу бежать не нужно. Плохая новость: это может длиться как пару часов, так и целый день или вообще столько же, сколько и обычная течка. Сложно сказать, когда это закончится, так что выход один — сидеть и ждать, — объясняет Луи, и его пробирает дрожь. — Если хочешь, могу позвонить твоей маме и попросить её тебя забрать, я могу… — Нет, — резко отвечает Гарри низким, хриплым голосом и мотает головой. Луи, поворачиваясь к нему, замечает, как он комкает в кулаках простыни и сводит бёдра, пытаясь ритмично тереться ими друг о друга, и, ох, полный пиздец, он едва ли соображает. К тому же, он такой идеальный, такой, блять, невероятно красивый, что Луи чувствует себя просто ужасно из-за того, что смотрит на него. — Нет, Лу, только не бросай меня, пожалуйста, — умоляет Гарри, глядя из-под полуприкрытых век, и его глаза такие до невозможности зелёные. — Мне страшно, а ты… не знаю, ты всегда помогаешь с этим справиться. Глубоко вздохнув, Луи встаёт из-за стола и подходит к кровати, присаживаясь рядом с Гарри, — какие бы сомнения ни мучили его прежде, сейчас ему приходится их отбросить ради своего лучшего друга. Самое главное — помочь Гарри, и Луи придётся держать это в голове. — Да, конечно, я никуда не уйду, — соглашается он, нежно сжимая плечо Гарри, и задерживает дыхание, когда тот со стоном выдыхает, содрогаясь под прикосновением. — Что мне сделать? — Я просто… — начинает Гарри, но тут же себя обрывает, вновь пряча лицо в ладонях. — Боже, какой же пиздец. Я не хотел, чтобы ты видел меня таким, поэтому и предложил потусить после того, как всё закончится. — Я с тобой, Хазза, я и сам сталкивался с этим раньше, помнишь? Я знаю, каково это, знаю, что ты сейчас чувствуешь, — добавляет Луи, изо всех сил стараясь всё говорить правильно, вести себя как мудрый, зрелый омега, несмотря на то, что опыта и знаний у него не больше, чем у самого Гарри. — Тогда ты понимаешь, — угрюмо цедит Гарри и, повернувшись, заглядывает Луи глубоко в глаза, облизывая нижнюю губу. — Понимаешь какое невыносимое отчаяние чувствуешь, зная, что рядом есть идеальный парень. Луи замирает, не слыша ничего из-за шума крови в ушах. Они, конечно, постоянно обнимались, тискались и дурачились, но если и называли друг друга идеальными, то только в шутку. Зрачки Гарри расширены, его выразительный и откровенно жаждущий взгляд завораживает Луи, и тот вспоминает, что и сам во время течки был не в себе: говорил и делал то, что при других обстоятельствах ни за что не стал бы. Однако возбуждение, как и алкоголь, не заставляет тебя лгать, а всего лишь отключает тормоза, так что Луи не думает, что это подъёб, скорее… откровение. Голова идёт кругом от осознания того, что Гарри считает его идеальным, хотя Луи и не понимает толком, что это вообще значит. — Эм, да, — выдавливает он, чувствуя, как в животе сворачивается узел, а член твердеет в штанах. — Да, знаю, но, Хаз, я же как ты… чем я могу помочь течной омеге? — Я не… я тебя об этом и не прошу. Я знаю, что ты не думал обо мне в этом плане, — обречённо вздыхает Гарри с полностью разрушенным выражением на лице. — Просто я… блять, я даже не знаю, что несу. Полный пиздец. — Эй, нет, неправда. — Луи хмурится и качает головой. Сейчас он до боли сильно хочет обнять Гарри, крепко сжать в своих руках, притянуть как можно ближе к груди и почувствовать, как их сердца бешено колотятся в унисон. Но он не доверяет ни себе, ни ему, чтобы пойти на такую близость. — Дело не в том, что ты мне не нравишься в этом плане, Гарри. Я просто не могу тебе с этим помочь, то есть, я и рад бы, но ты сейчас не совсем в себе. Мы можем позже это обсудить, но… — Чёрт, — стонет Гарри, откидываясь на спину, всем телом дрожа и едва ли слушая. — Как же я это ненавижу! Я так хочу… Я так сильно хочу хотя бы что-нибудь, пиздец. — Эм, — бормочет Луи. Во рту у него пересохло, а щёки горят. — У меня есть дилдо с узлом, — тихо признаётся он, вспоминая о нём только сейчас, потому что одно существование этой штуки кажется ему чем-то постыдным. Сам Луи купил его только потому, что его течка была настолько невыносимой, что его старого дилдо (самого обычного и довольно небольшого) было недостаточно. — Он чистый, но можешь надеть на него презерватив, если боишься чем-то заболеть или ещё чего. Бери, а я пойду пока посмотрю телик… — Не хочу трахать себя пластиковым членом, — рычит Гарри, перекатываясь на живот и вскидывая вверх свою упругую маленькую попу, и, блядский боже, Луи срочно надо встать и выйти, потому что теперь он может видеть, как сильно Гарри течёт, может видеть, как потемнели и намокли его поношенные серые боксеры, а влажная ткань прилипла к коже, отчётливо очерчивая расселину между ягодиц. — Господи боже, Гарри, — выдыхает Луи, проводя ладонями по лицу и только потом понимая, что ему стоит прикрыть заметно натянутые членом штаны. Он опускает дрожащие пальцы на свою промежность. — Перестань. Я не смогу и дальше отказываться, если ты продолжишь так себя вести. — Я и не хочу, чтобы ты отказывался, — обиженно тянет Гарри, закусывая мягкую нижнюю губу, и толкается в кровать. Его глаза остекленели, а дыхание вырывается изо рта короткими рваными вздохами. Он совершенно потерял контроль, он так быстро стал отчаянно нуждающимся, что Луи не знает, что ему делать. Разумеется, он хочет помочь Гарри с грёбаной течкой. Разумеется, он хочет, чтобы ему стало лучше, и не только потому, что Луи так сильно хочет Гарри, что от одного его запаха рот наполняется слюной, но и потому, что он не в силах смотреть, как Гарри страдает, не получая желаемого. — Не знаю… Я не знаю, чего хочу, — задыхается Гарри, выгибаясь дугой, и тянет руки себе за спину, разводя в стороны ягодицы и отпуская. Луи слышит, как хлюпает смазка. — Полнейший пиздец. Давай сюда дилдо, наверное, скажи, что ты с ним делал, мне это нужно, — умоляет Гарри и тянет к нему руку, изображая призывный жест. Словно в замедленной съёмке Луи подходит к прикроватной тумбочке и вытаскивает игрушку из ящика вместе с презервативом и смазкой, хотя он почему-то уверен, что уж она-то Гарри вряд ли пригодится. — Вот, — объявляет Луи, аккуратно раскладывая всё это перед ним, потому что он так напуган, возбуждён и опьянён запахом Гарри, что просто не может передать их ему прямо в руки. Он не уверен, что вынесет случайное прикосновение его пальцев. — У него и сам ствол достаточно длинный и толстый, так что мне очень помогло. Узел я вставил уже когда чувствовал, что вот-вот кончу. Он… э-э… не спадает, как настоящий узел, так что вытаскивай его очень осторожно… — Он был в тебе? Когда у тебя была течка? — перебивает Гарри, хватая дилдо (красный и глянцевый, потому что Луи всегда видел что-то странное в реалистичных секс-игрушках), и пристально на него смотрит. Луи уже собирается напомнить ему о смазке и презервативе, сам планируя потом выскочить за дверь и пойти дрочить и/или плакать в ванной, но Гарри вдруг пихает дилдо прямо в свой истекающий слюной рот и начинает воодушевлённо сосать. Луи едва не падает на колени. — Гарри, — стонет он, чувствуя, как трясутся руки, а член выплёскивает смазку прямо в штаны, в то время как Луи становится мокрым там, между ягодиц, а его дырочка жадно сжимается. Он даже не подозревал, что может намокнуть не во время течки, такого с ним раньше никогда не случалось, но раньше в его кровати не было извивающегося от желания Гарри, сосущего его игрушку. Но сейчас он чувствует это, чувствует, как горячая липкая смазка вытекает из него с каждым шагом. — Какого хрена ты творишь? Я ухожу, я не могу так… — Нет, — снова перебивает Гарри, вытаскивая изо рта дилдо, от поблёскивающего кончика которого к его губам тянется вязкая ниточка слюны. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Луи, не уходи, я… я смогу держать себя в руках. — Нет, не сможешь, — напоминает ему Луи, с трудом узнавая свой собственный голос — таким он кажется разрушенным и пронзительным. — Ты же знаешь, тебе станет только хуже, когда ты кончишь, ты возбудишься ещё сильнее, и у меня… у меня не хватит сил сопротивляться, ты так хорошо пахнешь, ты… — он одёргивает сам себя, потому что Гарри его уже не слушает, его веки полуприкрыты, а ресницы дрожат, и он снова вбирает в рот головку дилдо, свободной рукой неуклюже стягивая боксеры и открывая вид на соблазнительный изгиб его маленькой бледной попы. Время останавливается. Луи и раньше видел задницу Гарри, причём не раз, и она всегда казалась ему чудесной и сексуальной, ему всегда хотелось сжимать её в ладонях, пока они с Гарри, например, целуются. Но сейчас всё иначе, от зрелища перед собой Луи теряет всю прежнюю решимость, способность рационально мыслить отключается, а всё тело заполняет лишь глубокое, неясное желание, настолько сильное, что ему невозможно сопротивляться. Кожа Гарри блестит от смазки, капля которой стекает по внутренней стороне бедра, и он сильнее выгибает спину, выше вскидывая попу. Расселина между его ягодиц такая розовая и влажная, что от одного взгляда на неё рот Луи тут же снова наполняется слюной, но ещё… ещё этот запах. Он теперь не просто сильный, он перебивает всё остальное, оседая на нёбе и горле Луи при каждом вдохе, он пьянит, от него невозможно скрыться, и теперь Луи понимает, почему альфы не могут ему сопротивляться, почему ведут себя, будто они под кайфом. Потому что даже Луи против собственной воли идёт к Гарри и, весь дрожа, забирается к нему на кровать. — Боже мой, — выдыхает он, нежно оглаживая спину Гарри и лёгкими движениями пальцев дразня его разгорячённую кожу. — Уверен, что хочешь этого? Только скажи — я остановлюсь… — Господи, Луи, абсолютно уверен, — выстанывает Гарри, отрывая опухшие влажные губы от дилдо, и бормочет со стекающей по подбородку слюной: — Никогда ещё не был так уверен. Пожалуйста… я хочу всего, против чего ты сам не возражаешь, всего, что ты сможешь мне дать. Луи этого достаточно. Он поддаётся, начиная потирать кожу Гарри, его ягодицы и мягкие складочки на боках. Затем, затаив дыхание, он опускает руки ниже и скользит пальцами прямо в его расселину, и, блять, Гарри такой мокрый, что у Луи с языка невольно срывается невнятный возглас. Он никогда прежде не думал, что на свете существует что-то настолько прекрасное, горячее, ко всему готовое. — Ничего себе, — восхищённо шепчет он, потирая его опухшую дырочку и заворожённо наблюдая за тем, как легко она принимает кончик указательного пальца, когда он слегка на неё надавливает. — Ты такой мокрый. — Всё произошло так быстро, — хрипло скулит Гарри, зарываясь лицом в матрас и пуская в него слюни. — Наверное, потому, что это твоя комната. От этих слов в животе Луи разгорается пожар, он чувствует себя смелее. — Так хорошо? — спрашивает он, выводя круги вокруг дырочки Гарри и всё ещё не веря тому, насколько она расслабленная и податливая. С ним происходило то же самое? Был ли он таким же жадным и нуждающимся во время своей течки? Он не может, блять, поверить, что до него ни разу не доходили слухи о том, как один омега трахнул другого, если и не членом, то хотя бы пальцами. Такое не могло не происходить, ведь правда? Кто бы этого не захотел? Кто не был бы одурманен запахом? Сам Луи просто на седьмом небе и не собирается останавливаться. — Хорошо, немного полегче, но мне хочется… скоро мне захочется большего, — запинается Гарри, отрывистыми движениями толкаясь в кровать, а затем вновь вскидывает бёдра, ища давления пальцев Луи. — Боже, ты делаешь всё просто идеально, — довольно всхлипывает он. — Типа… у тебя тоже была течка, так что ты по себе знаешь, чего именно я хочу. Луи хочется плакать. Он и правда по своему опыту знает, каково это, правда знает, какой сильной и пугающей может быть течка. С тех пор, как Гарри оказался омегой, Луи приучал себя к мысли, что никогда не сможет дать ему то, в чём он нуждается, никогда не сможет его удовлетворить, но, как оказалось, у него кое-что всё-таки есть. Он может прикасаться к Гарри так, как сам бы этого хотел во время своей течки, он может угадывать потребности Гарри, основываясь на том, что ему самому доставляло удовольствие и успокаивало это невероятное, пробирающее до костей желание. — Да, знаю, — ласково отвечает он, придвигаясь ближе и немного расслабляясь от осознания того, что он сейчас трогает Гарри, пальцами играя с его очаровательной припухшей дырочкой. — Всё будет хорошо, родной. Я с тобой, просто говори, когда хочешь сильнее, слабее или чего угодно ещё, ладно? Всё тело Гарри содрогается, а с его губ срывается благодарный всхлип, и Луи осторожно проталкивает палец глубже, растягивая тугие мышцы и наблюдая за тем, как Гарри в ответ дёргается. Он узкий, но полностью расслабленный, внутри него горячо и мокро, а смазки так много, что когда Луи вытаскивает палец и толкает обратно, она тонкой струйкой вытекает наружу. — Господи, просто охуенно, — говорит он, сгибая палец и наслаждаясь тем, как легко он скользит внутри Гарри. — Я теперь тоже мокрый, — признаётся он, ёрзая на кровати и чувствуя влагу между ягодиц. Гарри низко стонет, подминая под себя матрас. — О боже, правда? Тебе это нравится? — хрипит он, а его дырочка сокращается вокруг пальца Луи точно так же, как делала его собственная, когда он желал большего, когда хотел быть заполненным. Он добавляет к первому пальцу сразу два, а свободной рукой отводит в сторону ягодицу, открывая себе обзор, и, блять, ничего красивее он никогда ещё не видел. Розовая, влажная дырочка Гарри так жадно принимает в себя пальцы, что на костяшках с каждым движением хлюпает и пузырится смазка. — Безумно нравится, ты такой красивый, — искренне отвечает Луи, продолжая трахать Гарри пальцами, и шипит, когда тот выгибается, подмахивая ему бёдрами. — Я даже не… Я не знал, что так могу, но из меня сейчас так сильно течёт. Все штаны уже мокрые, — добавляет он, краснея и чувствуя, как твердеет и дёргается его член. — Боже, Лу, — стонет Гарри, сжимаясь вокруг пальцев. — Это так горячо. Хочу тебя попробовать. В ответ Луи безумно и неконтролируемо смеётся, потому что, боже, это кажется таким нереальным — Гарри такой невозможный, он так сильно превосходит все его даже самые смелые фантазии. — Правда хочешь? — спрашивает он и проталкивает внутрь ещё один палец, поражаясь тому, как легко и быстро Гарри принимает все четыре, даже не прося Луи притормозить. — Думаешь, поможет? — Да мне плевать, я просто хочу тебя, безумно хочу, чтобы ты объездил моё лицо, весь такой мокрый… — бормочет Гарри, отчаянно мечась по кровати и потираясь членом о простыни. — Боже, Лу, да когда выяснилось, что ты омега, я об этом только и думал… о том, чтобы тебя вылизать, — с закрытыми глазами шипит он, капая слюной на одеяло, и развязно и нетерпеливо вскидывает бёдра. Он такой невозможный, Луи даже не понимает, верит ли всему, что Гарри говорит, но это и не важно — он сейчас с ним рядом и так возбуждён, что готов дать ему всё. — Э-э, ладно, подожди-ка, — говорит ему Луи, медленно вытаскивая из него пальцы под громкое хлюпанье смазки. Гарри всхлипывает и в отчаянии подаётся назад, стараясь снова насадиться на них, отчаянно желая быть снова заполненным. — Ш-ш, всё хорошо, я верну их назад, подожди чуть-чуть, — обещает он, и Гарри кивает, слезящимися глазами наблюдая за тем, как Луи берёт в руки дилдо, всё ещё блестящий от слюны. Липкими от смазки Гарри пальцами Луи спускает свои штаны, оголяя задницу, но его колом стоящий член всё ещё держит ткань спереди натянутой. Всё это кажется ему таким непристойным. Пристальный взгляд Гарри так жадно скользит по его телу, что лицо Луи горит, когда он скользит головкой дилдо между своих ягодиц. — О господи, — хрипит Гарри с открытым в благоговении ртом, выписывая бёдрами круги и выгибаясь над кроватью. — Ты что… ты хочешь себя им трахнуть? — Не-а, не совсем, — задушено отвечает Луи, хотя всё же не может отказать себе в удовольствии и проталкивает внутрь головку, дожидаясь, когда она ещё сильнее намокнет и он сможет передать дилдо Гарри. Он думает о том, как восхитительно губы Гарри смотрелись на искусственном члене, и о том, что сейчас этот член находится внутри него, растягивает его дырочку, и, блять, он мог бы кончить, просто пялясь на рот Гарри. — Смазываю его, чтобы ты смог меня попробовать. — И я смогу его сосать? — спрашивает Гарри, широко распахивая глаза, будто не может поверить в то, как хорошо у Луи получается удовлетворять его желания. Луи вытаскивает из себя дилдо и чувствует, как его дырочка пульсирует, желая большего, всё ещё большего. — Да, — бормочет он, осматривая дилдо и не веря тому, насколько он теперь скользкий из-за огромного количества тянущейся по силиконовому стволу смазки. — Я такой мокрый благодаря тебе, — выдыхает он, демонстрируя Гарри игрушку и не слыша ничего, кроме оглушительного шума крови в ушах. Гарри стонет и, не теряя времени, оборачивает губы вокруг дилдо, скользя по головке влажным розовым языком, широкими мазками собирая на него смазку Луи и прикрывая от удовольствия глаза. Он жадно сосёт, и из его рта вырываются приглушённые жалобные всхлипы, пока он вбирает глубже, давясь и кашляя, отчего по игрушке пошло стекает пенистая слюна. Отстраняясь, он слизывает её, словно перед ним леденец, и вжимается в кровать, и сраный господи боже, Луи за всю жизнь не видел ничего настолько возбуждающего. — Вкусно? — интересуется он, но вместо своего голоса слышит лишь невнятный вздох — настолько он ошеломлён происходящим. Гарри отрывается от дилдо, его глаза блестят от слёз, а по подбородку стекает слюна. — Просто потрясающе, блять, ещё, пожалуйста, — просит он, и Луи, выругавшись, забирает у него игрушку и снова скользит ей по своей расселине, а затем осторожно толкает Гарри в рот. — Хочешь, верну назад пальцы? — спрашивает он, и от одной мысли об этом в животе завязывается узел. Луи скользит взглядом по изогнутой спине Гарри, по его бледной, блестящей от смазки попе, и тот что-то говорит, но из-за дилдо у него во рту сложно разобрать слова. Но судя по его энергичному кивку и вновь вздёрнутой кверху заднице, это какой-то синоним слова «да». Одной рукой дразняще потирая свой член через ткань штанов, Луи погружает пальцы другой в мокрую дырочку Гарри. Он долго, под разными углами, с разной скоростью и интенсивностью его трахает, про себя отмечая, что Гарри больше нравятся не короткие и резкие, а медленные, грубые толчки согнутыми пальцами. Луи почти уверен, что Гарри уже несколько раз кончил, хоть и без спермы — лишь глубокие интенсивные сокращения мышц, заставляющие тебя содрогаться всем телом от удовольствия. Только омеги и женщины могут испытать такое. Луи думает, что в целом мире нет ощущения лучше сжимающейся и пульсирующей на его пальцах дырочки Гарри, когда тот кончает, вздрагивая с каждым толчком, всхлипывая и задыхаясь. Теперь Луи старается держать задницу Гарри раскрытой, чтобы всё видеть, и, боже, она такая восхитительная, его дырочка такая розовая, нуждающаяся и так красиво растягивается вокруг пальцев, удерживая их в себе. Луи с трудом верит в то, насколько завораживающе это выглядит, насколько глубоко принимает его Гарри, втягивая в себя пальцы так же жадно, как вбирает ртом дилдо. Это просто невероятно, и Луи, любуясь им, буквально истекает слюной, опьянённый горячим давлением вокруг пальцев и приятным пряным запахом. В то же время Гарри прокручивает во рту игрушку и стонет, будто он опьянён вкусом Луи, хотя наверняка на дилдо уже давно не осталось смазки. Это просто охуеть как горячо, и Луи не может отделаться от мысли о том, что ему хочется его вылизать, раздвигая ягодицы, посасывая припухшее колечко мышц и проталкивая через него язык внутрь сладкой дырочки. Он хочет глубже распробовать вкус Гарри, хочет задыхаться от его дурманящего запаха. Ниже наклоняя голову, Луи завороженно наблюдает, как из пульсирующей дырочки вытекает смазка, и, не успев подумать, выдыхает: — Тоже хочу тебя попробовать. — Что? — спрашивает Гарри разбитым голосом, который звучит ещё глуше из-за дилдо во рту и нескольких прошедших оргазмов. — Я хочу вылизать тебя, — более отчётливо проговаривает Луи, высвобождая пальцы из горячего плена, и оглаживает дырочку, размазывая вокруг неё смазку. — Трахнуть тебя языком. Ты сам этого хочешь? Если нет, то не страшно. — Блять, — хнычет Гарри, отчаянно двигая бёдрами и лихорадочно мечась по кровати. — Пожалуйста, боже, просто дотронься до меня там… как угодно, только не останавливайся. Ты нужен мне внутри. Усаживаясь на коленях с краю кровати, Луи делает то, о чём Гарри его просит: раздвигает его бёдра, впиваясь пальцами в раскрасневшуюся кожу ягодиц и оставляя на ней бледные отпечатки. Запах кружит голову, и Луи давится своей собственной слюной. Ему кажется, что время течёт слишком медленно, словно он не может опустить лицо к расселине Гарри так быстро, как ему хочется. — Не остановлюсь, — обещает Луи, раскрывая его задницу, и скользит большими пальцами прямо рядом с дырочкой, любуясь тем, как жадно она сжимается под прикосновением. — Всё в порядке, родной. Я сделаю тебе очень хорошо, я помогу тебе через это пройти, — бормочет он скорее себе, чем Гарри, потому что из-за скопившейся во рту слюны едва ли может внятно проговаривать слова. Гарри вскрикивает, когда Луи проводит языком широкую полосу по его расселине, постанывая, потому что вкус смазки просто сводит с ума: он остро-солёный, но вместе с тем слегка отдаёт металлом из-за того, как долго Гарри трахали пальцами. — Боже мой, — шипит Луи, размазывая липкую тёплую жидкость по лицу и чувствуя, как она течёт по подбородку. — Боже, сладкий, ты… боже мой, Гарри, — бездумно бормочет он, дрожа, и усердно лижет, с каждым мажущим движением языка всё сильнее и сильнее раскрывая Гарри, и тот так течёт, полностью готовый быть оттраханным. С Луи за всю жизнь не случалось ещё ничего лучше. Кульминация всего его существования — это ощущение течной дырочки Гарри на своём языке. — Мог бы заниматься этим целую вечность, — хрипит он, даже не преувеличивая. Низкие, невнятные стоны Гарри становятся пронзительнее, громче, пока Луи продолжает работать языком, посасывая, чавкая хлюпающей смазкой и жадно слизывая её с бёдер, мошонки и расселины. Но когда он наконец толкает язык внутрь, Гарри замолкает, всё его тело сперва замирает, а затем содрогается, и он валится на кровать. — О господи, Лу, — всхлипывает он, заводя руки за спину и сильнее разводя ягодицы, сильнее себя раскрывая. — Мне так хорошо, блять, прямо там, пожалуйста, ох, боже мой, охуенно, мне это очень нравится. «Ты мне очень нравишься», — невольно думает Луи, теряясь в эмоциях. Он непрерывно трахает жаждущую дырочку Гарри, вводя язык так глубоко, что едва ли может дышать, а затем отстраняясь только для того, чтобы жадно вдохнуть. Пытаясь отдышаться, он заменяет язык пальцами, чтобы не оставлять Гарри пустым, а потом снова опускает лицо к его заднице и, облизав свои костяшки, проводит зубами по краю растянутого вокруг них колечка мышц. Луи мог бы провести так вечность, он в этом уверен. Он уже готов всю неделю, пока длится течка Гарри, простоять вот так на коленях, вылизывая его, трахая пальцами и просто так хорошо занимаясь с ним любовью, что Гарри никакой узел уже будет не нужен (если такое вообще возможно). Ему не верится, насколько ему нравится обладать им вот так, насколько безумно он возбуждён из-за одного вида Гарри и насколько легко ему самому удаётся доставлять Гарри удовольствие. По бёдрам Луи струится смазка, его член уже до боли твёрдый, но ему плевать. Даже если он сейчас умрёт, он умрёт счастливым. Однако Гарри уже теряет терпение. — Луи, Луи, — как заведённый, повторяет он, в отчаянии вжимаясь задницей в лицо Луи с такой силой, что тот едва не падает с кровати. — Хочу… Мне нужно глубже. Мне нужен твой член, — наконец выпаливает он, весь дрожащий и блестящий от пота. — Ты должен меня трахнуть. Впервые с того момента, как всё началось, в груди Луи зарождается сомнение. Он садится на пятки, продолжая глубоко трахать дырочку Гарри двумя пальцами. Всё его лицо перепачкано в смазке. — Уверен? У меня нет узла, — напоминает он, прекрасно понимая, как нелепо, напугано и самоуничижительно это звучит. Он ведь так хочет трахнуть Гарри как можно лучше, так, как тому это нужно, но до сих пор всё, что с ним делал Луи, было похоже на то, то мог делать с ним альфа. Трахать пальцами, вылизывать его. Если же он использует член, на котором, как бы ни хотелось, нет никакого узла, это лишь подчеркнёт то, насколько он на самом деле не дотягивает до необходимой планки. — Мне и не нужен узел, мне нужен только ты, — умоляет Гарри, выгибая спину, и запрокидывает голову, по его подбородку стекают капли пота, падая на простыни. Или это слёзы? Луи понятия не имеет, потому что его собственные глаза затуманены, а в горле стоит ком. — Луи, я хочу чтобы ты меня трахнул. — Хорошо, — дрожащим голосом соглашается Луи, подбираясь ближе, зачарованный тем, как сильно выгибается спина Гарри и каким… каким открытым он выглядит, таким уязвимым и нуждающимся, с покрасневшими щеками, слезящимися глазами и кудрями, торчащими в разные стороны. Луи так отчаянно его любит, что просто наклоняется и по очереди успокаивающе целует ямочки на его спине. — Я с тобой. — Я знаю, — отзывается Гарри, ещё сильнее прогибаясь в спине. — Пожалуйста, сделай это. Дрожащими руками Луи открывает презерватив и раскатывает по ноющему члену. — Я такой твёрдый уже так долго, блять, очень мокрый для тебя, — признаётся он, прижимаясь лицом между лопаток Гарри и тяжело дыша на его влажную кожу. — Не хочу, чтобы это быстро закончилось, хочу трахнуть тебя как можно лучше, просто… — Луи, — перебивает Гарри, выводя задницей круги на его члене и делая его очень скользким от смазки. Это так горячо и мокро, что у Луи перехватывает дыхание, а в животе что-то тяжело ухает. — Поверь, не важно, как долго это будет. Я хочу этого, всегда хотел, всё будет превосходно, что бы ты ни думал, и я… просто, пожалуйста, пожалуйста, трахни меня. «Я люблю тебя, я так сильно тебя люблю», — проносится в затуманенной голове Луи, и он кивает и целует Гарри в затылок, одной рукой упираясь в кровать, а другую оборачивая вокруг члена и направляя его. Он никогда так раньше не делал, но его будто бы ведут инстинкты, словно Гарри был создан для того, чтобы принять его в себя. Спина Гарри выгибается, а его красивая дырочка нетерпеливо сжимается, блестя от смазки. Луи с невероятной лёгкостью проскальзывает внутрь, и Гарри ловит ртом воздух. — Хорошо? — спрашивает Луи, сжимая зубы, чтобы не сорваться, потому что, боже, Гарри внутри просто горит, он такой мокрый и так плотно его обхватывает, что Луи не уверен, сможет ли продержаться долго. — Так охуенно… просто идеально, — шипит он. — Любой альфа был бы просто пиздец как счастлив повязать тебя, твою попку, твою тугую дырочку… — Блять, не хочу я альфу, — рычит Гарри, поднимаясь над кроватью и самостоятельно насаживаясь на член отрывистыми толчками. — Хочу только твой член. Твой. Тебя. Только этого я всегда хотел, я постоянно… о, господи, — скулит он, когда Луи выходит почти полностью, а потом резко толкается назад на всю длину. Бёдра дрожат, широко расставленные, чтобы Гарри было удобнее. — Да, можешь трахнуть меня ещё сильнее, ты можешь, боже, можешь делать, что хочешь, можешь снять резинку и кончить в меня… — Гарри, — предупреждающе выдавливает Луи, выводя бёдрами круги и потираясь о маленькую попу Гарри, отчего его ягодицы становятся розовыми и чувствительными. Он втрахивает его в матрас, чувствуя, как приближается оргазм. — Я не могу в тебя кончить… ты можешь забеременеть, помнишь? Гарри судорожно смеётся, раскачиваясь в такт с толчками Луи и выглядя полностью ошеломлённым и задыхающимся. — Если бы ты был альфой, может, и смог бы, — хмыкает он, и, блять, насколько же он великолепный. Он жадно хватает ртом воздух, комкая в руках простыни и скользя ладонями по матрасу, чтобы найти опору, пока Луи остервенело в него толкается, и пот капает с него на широкую спину Гарри. — Но ты не альфа, ты идеален, ты можешь заполнить меня своей спермой, — бормочет он, и, блять, он ведь прав. Луи совершенно об этом забыл, полностью поглощённый ощущением влажной, жаждущей дырочки на своём члене. Он забыл, что Гарри не был достаточно плодовит, чтобы заделать детей от спермы другого омеги. — Блять, ты этого хочешь? Хочешь в себе мою сперму? — спрашивает Луи, скользя рукой по бедру Гарри, и сжимает, удерживая его на месте. — Я бы хотел кожей чувствовать твою попку, чувствовать, как мокро вокруг моего члена, блять, — стонет он, напрягаясь и замирая внутри, потому что он точно кончит, если продолжит двигаться. — Я чист, — добавляет он, выцеловывая позвонки Гарри и упиваясь вкусом его кожи. — Никогда никого ещё не трахал. Только тебя. Гарри зарывается лицом в одеяло, оставляя на нём следы от пота и слёз, его приоткрытые губы и раскрасневшиеся щёки такого же ярко-вишнёвого оттенка, что и дилдо Луи, потерявшийся где-то в простынях. — Я так этого хочу, Лу, ты даже не представляешь, — бормочет он тихим, дрожащим голосом, крепко зажмуриваясь. — Пожалуйста, кончи в меня, господи, пиздец, мне так это нужно, мне очень нужна твоя сперма. — Боже, хорошо, — выдыхает Луи, выскальзывая из него, и снимает презерватив, стараясь сделать это как можно быстрее, потому что ему не хочется оставлять текущую дырочку Гарри пустой, когда она так отчаянно пульсирует, жадно сжимаясь вокруг воздуха; он и сам не хочет оставаться без влажного и скользкого жара вокруг своего члена. Он проталкивает головку через припухшее и подрагивающее колечко мышц, и от одного только этого контакта его члена с порозовевшей дырочкой Гарри, от прикосновения кожи к коже, голова Луи идёт кругом. — Блять, родной, — шепчет он, толкаясь вперёд ещё на несколько сантиметров, пока Гарри что-то невнятно бормочет. — Ты очень… очень мокрый, никогда не видел ничего красивее, ты весь течёшь, мой член из-за тебя уже такой скользкий. Гарри хнычет и извивается, пытаясь податься назад и насадиться на член, но Луи не даёт ему этого сделать, опуская свободную руку ему на поясницу и решительно надавливая, пока вторая рука всё так же раздвигает в стороны его ягодицы. Просто Луи хочет смотреть, он хочет видеть, как тело Гарри раскрывается, как он растягивается, принимая в себя сантиметр за сантиметром под звуки хлюпающей смазки, от которой член Луи будет блестеть каждый раз, когда он будет выходить перед очередным толчком. — Луи, — умоляюще шипит Гарри, и его голос срывается из-за сдерживаемых слёз. — Пожалуйста. — Я с тобой, Хазза, — успокаивает его Луи, поражаясь тому, насколько более мокрым и тёплым Гарри ощущается кожа к коже, будто он внутри весь горит. Он входит ещё на пару сантиметров, наслаждаясь доносящимися в ответ всхлипами, будто Гарри и не мечтал ни о чём лучше небольшого члена, на котором даже нет узла. Может, так и есть. Может, он любит Луи так же сильно, как Луи любит его, а секс с любимым человеком просто-напросто в миллион раз лучше, чем какая бы там ни было чепуха, обусловленная биологией и считающаяся неприкосновенной. — Боже, тебе так это нравится, правда ведь, нравится быть оттраханным, нравится чувствовать что-то в своей очаровательной дырочке. — Думаешь, она очаровательная? — спрашивает Гарри, поднимает бёдра над кроватью и, просунув руку между животом и простынёй, начинает поглаживать свой член, неуклюже двигая ладонью в тесном, влажном пространстве. — Конечно, ты что, шутишь? — недоумевает Луи, очерчивая большим пальцем его дырочку, растянутую вокруг его члена. Он уже вошёл практически по самые яйца, но всё ещё не двигается, потому что не хочет, чтобы это заканчивалось, но он уже так близок к оргазму. — Боже, она такая очаровательная, я мог бы вылизывать и целовать её часами, просто хотел… господи, ты сводишь меня с ума, — смущённо признаётся он и опускает руку вниз, сплетая свои пальцы с пальцами Гарри на его члене, таком большом, горячем и пульсирующем, и одновременно каменно-твёрдым и бархатисто-мягким. — Я думаю, что в тебе очаровательно всё, Хаз. Весь ты… думаю, ты идеален. — Скоро кончу, — предупреждает Гарри, слегка покачивая бёдрами и мелко дрожа, пока его рука скользит по истекающему смазкой члену. — Но сначала ты кончи в меня, хочу чувствовать в себе твою сперму, когда буду кончать, хочу быть заполненным тобой так сильно, чтобы вытекало… — бормочет он, двигая рукой всё быстрее и подводя себя к краю. — Давай жёстче, пожалуйста, так грубо, как только можешь. — Хорошо, родной, — выдыхает Луи, прижимаясь лбом к спине Гарри, и медленно подаётся назад, наконец давая себе волю. Гарри такой мокрый, что двигаться в нём очень легко, легко трахать его так быстро и грубо, как он просит, и не чувствовать никакого сопротивления, а ещё внутри он такой горячий, гладкий и просто идеальный. С трудом дыша, Луи вколачивается в него, его спина ноет, а ноги буквально горят от напряжения. И он мгновенно кончает, когда слышит особенно разрушенный животный стон Гарри и осознаёт, как сильно тот этого хочет, как много его тело готово принять и какое он испытывает отчаянное желание быть заполненным одним только членом Луи. Перед глазами Луи всё плывёт, его бёдра дрожат, он замирает и засасывает кожу на лопатке Гарри, ставя на ней метку и заполняя его сладкую, жадную дырочку своей спермой. Когда Луи заканчивает и выскальзывает из него, все его мышцы сокращаются, грудь тяжело вздымается, и его всего трясёт, а по лицу Гарри открыто катятся слёзы. — Боже мой, — хнычет он, перекатываясь на спину, и смазка с его члена теперь капает на дрожащий живот. — Мне нужно что-нибудь внутри, твои пальцы, кулак… — Понял тебя, — хрипло заверяет Луи, успокаивающе поглаживая его бёдра. Он роется в простынях в поисках дилдо и как только находит его, тут же поднимает колени Гарри и прижимает к его груди, резким движением толкая в него игрушку по самый узел. С распахнутым ртом Луи наблюдает, как легко ствол исчезает в растянутой дырочке, из которой вытекает его собственная сперма. Хныча, Гарри пытается вобрать дилдо глубже, и узел ещё сильнее раскрывает его, пока не входя полностью. — Сейчас повяжу тебя, чтобы моя сперма осталась внутри, — произносит Луи, выцеловывая грудь Гарри, посасывая его набухшие соски и утыкаясь носом в его волосы, и его сердце будто вот-вот взорвётся от любви. — Ты в порядке? Так нормально? — спрашивает он, нежно скользя игрушкой чуть глубже. — Хочешь, сделаю так, что моя сперма не сможет из тебя вытечь? — Мне это нужно, — всхлипывает Гарри, невидяще распахивая глаза. Его зрачки расширены настолько, что чёрный цвет практически полностью вытеснил зелень радужки, а когда Гарри моргает, слёзы скатываются по его вискам. — Повяжи меня, — умоляет он, и именно в этот момент Луи готов признать, что в целом мире нет ничего красивее и удивительнее омеги во время её течки. Гарри во время его течки. И Луи абсолютно похуй, кто там что о них скажет или подумает, похуй на то, что они должны делать. То, что происходит сейчас, кажется не просто правильным, а волшебным. Это кажется полноценным. Он толкает в него игрушку по самое основание, и как только весь узел оказывается внутри Гарри, тот кончает, забрызгивая спермой их животы, и это происходит так неожиданно и резко, что Луи и сам не может сдержать стона, впитывая в себя каждую деталь развернувшейся перед ним картины: голова Гарри запрокинута назад, спина выгнута, а на кожу падают капли семени, оставляя на ней тонкие белые полосы. — Блять, вот так, Хазза, — хвалит его Луи, проталкивая дилдо ещё немного глубже, и его уже обмякший член слегка дёргается, реагируя на стоны Гарри. Он скользит пальцами вдоль игрушки и чувствует, как мышцы ритмично сокращаются вокруг узла, будто в такт с сердцебиением, и, господи, он чувствует себя так, словно на него снизошло откровение. — Просто великолепно, ты великолепный, — заворожённо произносит он, скользя губами по шее Гарри и ощущая под ними его пульс. Луи чувствует себя так, будто он под градусом или сошёл с ума, но он просто настолько потерялся в своей бесконечной влюблённости, что даже не успевает подумать, когда утыкается носом в челюсть Гарри и спрашивает: — Можно тебя поцеловать? Ничего не отвечая, Гарри неуклюже обвивает руками его шею и тянет Луи на себя, соединяя их губы, и они наконец-то, чёрт возьми, наконец-то целуются. Гарри жмётся к нему с такой силой, что Луи чувствует за губами его зубы даже до того, как проскальзывает языком во влажный жар его рта и проводит по ним. На вкус Гарри солоновато-сладкий из-за слёз, а его губы такие мягкие и нежные, что Луи хочется плакать. Целовать его абсолютно везде безумно приятно — именно так, как Луи и представлял, и Гарри сейчас прямо перед ним, он извивается и хнычет, когда игрушка от очередного движения смещается внутри его попы. Луи опускает руку на основание дилдо, большим пальцем оглаживая кожу Гарри, и выдыхает: — Мне придётся держать свой узел в тебе, чтобы точно тебя оплодотворить. Ничего, если мы пока оставим его внутри? — Блять, да, пожалуйста, — шипит Гарри, сжимая в кулаке волосы Луи и двигая бёдрами так, чтобы дилдо держался в нём лучше. — Только целуй меня. Не останавливайся. И меньше всего Луи хочется останавливаться, так что он удобнее устраивает их с Гарри и притягивает его ближе, переплетая их ноги. Так целоваться гораздо удобнее. Луи так счастлив и оттрахан, что ему кажется, будто всё это происходит в бреду: он посасывает язык Гарри, кусает его губы, и они так близко прижаты друг к другу, что с трудом различают, где чьи локти или колени. Гарри опускает руки на задницу Луи, сжимает его ягодицы, а затем плавно скользит пальцами в расселину, покрывая их смазкой и в благоговении выдыхая: — Вау. — Прерывая поцелуй, он вытирает влагу о бедро Луи, оставляя на нём длинный блестящий след. — Это нереально горячо. — Знаю, представь, каково было мне, — с улыбкой отвечает Луи, покрывая поцелуями его шею, потому что он просто не в силах оторваться от него после того, как наконец обрёл возможность его целовать. — Ты самый идеальный парень на свете. Ещё и целуешься потрясающе, так что иди уже сюда. Хихикая, Гарри его не слушает, а скользит влажными от смазки пальцами себе в рот и начинает сосать их, хитро сверкая глазами. Словно потеряв дар речи, Луи лишь пялится на него, и Гарри наконец подаётся вперёд и ловит его губы своими, и Луи чувствует на языке вкус своей собственной смазки, тоже терпкий, но без острых ноток течки. — Знаешь, — произносит Гарри, слегка отстраняясь и глядя на него из-под полуприкрытых век. — Никогда не думал, что впервые поцелую тебя, ну, при таких обстоятельствах. Не то чтобы я жалуюсь, просто… неожиданно. — А ты что, раньше представлял, как мы целуемся? — интересуется Луи, держа лицо Гарри в ладонях и нежно проводя подушечками пальцев по засохшим дорожкам слёз. Ему так хочется на него смотреть, впитывать в себя каждую чёрточку, особенно учитывая то, что, возможно, ему больше никогда не удастся увидеть Гарри таким. — Луи, — фыркает Гарри и утыкается ему в плечо, пряча там застенчивую улыбку и опаляя горячим дыханием кожу. — Я представлял, как мы целуемся, уже примерно миллион раз. По крайней мере хотя бы раз в день с тех пор, как мне было… даже не знаю, лет десять. Затаив дыхание, Луи ласково гладит его по волосам, перекатывая на языке это невероятное признание. — Честно? — спрашивает он. — М-м, угу, стоило раньше сказать, знаю. И лучше бы не во время течки, не размахивая задницей перед твоим лицом и не умоляя тебя меня трахнуть. Я тут много чего успел наговорить, — вздыхает он, очерчивая пальцами ключицы Луи, а затем прослеживая линию шеи, будто желая убедиться, что всё это взаправду. — Но всё это было искренне. Луи правда хочет радоваться, и у него почти получается. Долгие годы он страстно желал, чтобы Гарри сказал ему эти слова, чтобы их взаимный флирт и невероятная близость переросли в поцелуи или что-то в этом роде, но всё же где-то в глубине души его до сих пор тихо гложет печаль, а сердце болит от жалости к себе. Потому что теперь уже не важно, кем они стали друг для друга и что они друг к другу чувствуют. В конце концов всё равно победит биология. — Мне жаль, что я омега, — хмурясь, шепчет он. Гарри удивлённо на него смотрит. — Что? Почему это? Мне не жаль. Многие омеги встречаются с другими омегами — это, конечно, не поощряется, но какая разница? Всё равно же это случается. Я даже нашёл целый блог, посвящённый отношениям между двумя омегами или двумя альфами, там реальные пары делятся своим опытом. В замешательстве, Луи пытается представить себе, как семнадцатилетний Гарри лазает в интернете в поисках чего-нибудь на эту тему. — И зачем ты такое вообще искал? Краснея, Гарри снова вздрагивает, замирает и, тяжело дыша, заводит руку за спину, нащупывая основание дилдо и осторожно на него надавливая, будто только вспомнив, что игрушка всё ещё находится внутри него. — Э-э, что ж, — тихо тянет он, запинаясь, и неосознанно слегка двигает бёдрами. — Я решил загуглить, когда выяснилось, что ты омега. Просто я-то ожидал, что ты окажешься альфой, что неудивительно, и ещё был уверен, что сам им не стану, так что решил проверить, случалось ли с кем-то что-то в этом духе, ну и вот. Случалось. С целой кучей народу. Есть даже достаточно толерантные предприятия, которые делают искусственные узлы, например, и… ну, много чего ещё. Луи непонимающе на него таращится. — Ты думал, что я окажусь альфой?! Я думал, это будешь ты! Я так на это рассчитывал, но ты тоже оказался омегой, и я решил, что упустил свой шанс покорить тебя, выйти за тебя замуж и провести с тобой всю свою жизнь — вот почему я вечером вёл себя как полный придурок. У меня было разбито сердце, — признаётся он, чувствуя себя таким идиотом из-за того, что совсем недавно боялся даже смотреть Гарри в глаза. И Гарри просто берёт и смеётся над ним. — Поверить не могу, что ты думал, я окажусь альфой! Когда мы мелкие играли в семью, я всегда хотел быть беременной мамочкой! — хихикает он, крепче обнимая Луи и вдруг прижимаясь влажными тёплыми губами к его шее. — Какой же ты иногда тупой. Так, подожди-ка, пока я искал выход, ты что, вот так просто отступился от меня? — резко выдаёт он, отстраняясь, и в его широко распахнутых, потемневших глазах больше нет весёлых искр, только обида. — Ох, дорогой, нет, всё не так, — настойчиво возражает Луи, притягивая его обратно, крепко обнимая и зарываясь лицом в спутанные кудри. — Просто я… я думал, что это невозможно. Не знаю даже. Я был идиотом. Прости. Дело не в том, что я боялся чьего-то там осуждения, совсем нет… просто… наверное, я переживал. Что меня будет мало и я никогда не смогу тебя удовлетворить или типа того. О тебе должны обязательно заботиться, как следует заботиться. — Когда он наконец замолкает, в его горле стоит ком, а щёки пылают. — Лу, — ласково шепчет Гарри, поглаживая его спину, и его ладони кажутся такими большими, будто они покрывают всего Луи целиком. — Ты… никто не сможет удовлетворить меня лучше, чем ты. И дело не в узле, огромном члене или чем-то в этом роде, нет… дело во всём остальном. Например, в том, что ты знаешь меня с девяти лет, в том, что ты всегда обо мне заботился, да и… боже, ты так обалденно меня оттрахал, что вся эта течка, ну, прошла. — Правда? — удивляется Луи, отстраняя от себя Гарри на расстояние вытянутой руки и внимательно его осматривая. — Хорошо себя чувствуешь? Жар закончился? — Ага! И всё благодаря моему удивительному, очаровательному, восхитительному бойфренду омеге, который из меня это вытрахал. — Он самодовольно ухмыляется, и его губы, растянутые в улыбке, выглядят так красиво, что Луи приходится податься вперёд и поцеловать его. — Так мы теперь бойфренды? — спрашивает он, едва касаясь своими губами губ Гарри, и они такие влажные от слюны, припухшие и просто удивительные. — Иначе никак, — бормочет Гарри, снова ёрзая и срываясь на скулёж, когда Луи опускает руку к его заднице и осторожно нажимает на основание дилдо. — Раз уж я теперь могу оказаться беременным твоими детьми, — добавляет он, улыбаясь. И, должно быть, он замечает, что Луи всё ещё не верит ему полностью, так что улыбку вдруг сменяет до боли искреннее выражение. — Лу, я не шучу, я люблю тебя, — очень серьёзно говорит он. — И, ну, будет непросто быть парой, состоящей из двух омег. Но биология и то, кем ты родился, не играет такой уж большой роли, как все думают… Наука сейчас это изучает, и они думают, что дело больше в окружении. Это, э-э… социальная конструкция. — Социальный конструкт, — мягко поправляет Луи, и его сердце кажется ему таким большим, словно вот-вот взорвётся, разлетаясь стаей птиц с тысячей крыльев и миллионом пёрышек. — Я тоже тебя люблю и очень хочу быть твоим бойфрендом омегой, — произносит он, целуя Гарри в нос. — Отлично, — отзывается Гарри и сам тянется за поцелуем. — А теперь можешь вытащить эту штуку? Боже, она просто гигантская, как будто у меня в заднице теннисный мяч. Хихикая, Луи опрокидывает его на спину и крепко целует. Он вытащит из него игрушку, он будет обращаться с ним, как с сокровищем, он просто идеально о нём позаботится, а когда что-то будет идти не так, у них всё равно всё будет в порядке, потому что они обязательно со всем разберутся. Потому что так всегда бывает, если вы лучшие друзья и любите друг друга и не даёте биологии или социальным конструктам контролировать вашу жизнь. — О да, я представляю, — кривляется он, дёргая бровями и проводя языком по уголку губ Гарри, отчего тот резко вдыхает. — У меня здоровенный узел. Я просто огромный. Поэтому все зовут меня Альфой Альфовичем, самым альфистым альфой во всём Йоркшире. Гарри фыркает, а Луи целует его в очаровательную маленькую складочку, залёгшую между его бровей, и впервые с того момента, как определились их роли, он на самом деле верит, что всё у них будет хорошо.