Вот такой я необычный.

Я стою над постелью Джерарда. Ему остались считанные минуты. Врачи уже опустили руки, поэтому и пригласили меня попрощаться со своим старшим братом. Но для меня он не просто брат. Для меня он все. Ему могли бы сделать операцию, но у нас нет денег на это. Да и операция продлила бы его жизнь на день-два максимум. Я готов потратить любые деньги на моего Джи, но он не соглашался на нее ни под каким предлогом. Он сказал, что не хочет лежать еще пару часов, как бревно, ожидая смерти. А в постели он вовсе не бревно... У меня на руках наша маленькая Пердитта. Джерард родил ее ради меня. Он сказал, что слышал похожее слово в России, оно ему очень понравилось, только вот мы не знаем, что оно означает. Наверное, какой-нибудь цветок. Или что-то очень красивое и нежное. И вот, Джи родил малышку Перди для меня, а теперь умирает у меня на глазах. Я стараюсь держать себя в руках, но мне плохо удается. А Джерард? Он лежит на кровати, смотрит на меня улыбаясь и просит позвать медсестру поменять ему утку. Мой милый старикашка. Ему уже за шестьдесят, а он такой милый и смешной, ничуть не такой, как его жена, старая карга Лин, которая ненавидит меня. Наш роман с Джи начался примерно 2 года назад. Тогда ему было 62, я знал его всю жизнь, и, судя по всему, всю жизнь он красил свои волосы в красный. Мне тогда было одиннадцать. Он, как мой старший брат, забирал меня из школы в тот раз. На самом деле, мы двойняшки, просто роды длились 51 год. Мы шли с ним по парку, как тут он схватил меня за руку, что не делал никогда, и набросился на меня, накрыв мои губы своими. Это был самый страстный поцелуй в моей жизни. Правда, после этого поцелуя, Джерард схватился за спину, потому что у него радикулит, а потом его увезли на скорой, ну да ничего. Вот так мы и познакомились. Джи осталось не больше 2 часов. Вдруг он просит медсестру, которая собиралась менять ему утку, взять Пердитточку и вынести ее из палаты. Я ничего не понимаю. Как только медсестра удаляется, держа в одной руке Джерардову утку, а в другой Перди, Джерард быстро произносит: -Сынок, подай мне бокальчик с водой, на тумбочке стоит... Я тут же выполняю его просьбу. Джи быстро выпивает стакан, морщась при этом. Я глажу его волосы. Они красные, но корни уже седые. - Майки, слушай внимательно, - неожиданно начинает он. Его взгляд холодный и серьезный. - Под моей кроватью, в нашей коммуналке, ты найдешь люк. Там запас огурцов и блинчиков на всю жизнь. Я выпил цианид калия и сейчас умру. Прощай. И постирай ты уже носки в доме. После он начинает корчиться в припадке и умирает. На моих глазах слезы. Колени дрожат, мысли не могут прийти в порядок. Я не верю своему счастью. Я не останусь бедным. Джи позаботился обо мне и малышке Пердитте. Ну и умер. Не понимая, что я творю, я начиню целовать мертвого Джерарда. Он уже начал потихоньку остывать, а на улице жара, я стону от того, как прохладна эта морщинистая кожа. Нервно оборачиваюсь назад и бегу запирать дверь в палату. Вот так, теперь мы одни. И тут на меня что-то находит. Я бегу к желанному мертвецу и начинаю обсасывать мочку его уха. Потом покусывать. Кусать. Грызть. И наконец отрываю ухо, отбрасывая его в угол комнатки. Разрываю футболку, под которой дряхлое тело моего старикашки. Начинаю вылизывать его сосочки. Потом опускаюсь ниже. Не церемонясь (а чего церемониться - он же труп), сдергиваю с него треники. Потом семейники. Тут же снимаю свои штанишки с трусами и с рычанием засаживаю Джи. Дальше ваще безудержное веселье, иии-хо, животный секс прям ваще. Я даже не замечаю, что сестра стучит в дверь. Со временем они становятся настойчивей, потом прекращаются. Начинаются угрозы. Но я не слышу. И тут дверь ломают. Увидев меня, засаживающего трупаку, меня тут же хватают и уносят оттуда, держа за руки. Я брыкаюсь и рычу. Вся больница смотрит на меня и мою голую пипиську. Если у каждого есть в жизни своя минута славы, то это моя. У меня начинает литься пена изо рта. Я начинаю биться в конфуциях. Тут в меня втыкают шприц, и я забываюсь. Вот такой я необычный.