***
— Ну, в принципе, Достоевского мы нашли… А вот как мы выберемся — это уже другой вопрос, — сказал Осаму, осматривая свою клетку. Его тюрьма была простой комнатой без окон и дверей, а сам он был прикован к стене. Напротив не было стены, но подобно защитному полю, присутствовала желтая прозрачная пленка. За ней стоял Чуя и пытался пробить ее, но бесполезно. Каждый его удар просто шел рябью по поверхности, но даже царапинки не оставил. Внутри купола, где был Накахара, не было ничего, что могло бы привлечь внимание. Было ощущение, что рыжий просто находился в вакууме, поскольку он летал по всей территории барьера. — Мумия, побыстрее придумай, что нам надо сделать и давай выбираться отсюда. Я еще этому ушастому задолжал один удар… — рассержено пнул защитное поле он. Уже минут пятнадцать как они очнулись и пытались выбраться. Опрашивая одного из жителей района, где был замечен Достоевский, их неожиданно ударили по затылкам. Это странно, учитывая что ни один удара не заметил. Казалось, для этих двоих нет проблемы выбраться из такой тюрьмы. Но Федор прекрасно знал, что Дазая надо держать там, где причуд нет, а на Накахару данное правило не распространяется. — Видать, он нашел одаренного, что умеет ставить крепкое защитное поле, что ты не можешь разрушить… — помедлив, вновь заговорил Осаму и поморщился от очередного громкого удара Чуи об стену. — Хватит бить, все равно и вмятинки не оставил за тридцать ударов. Что на тридцать первый изменится? — недовольно спросил брюнет и наткнулся на раздраженный взгляд голубых глаз. Дазай снова расплылся в широкой издевательской улыбке и прищурил глаза. — А, так у вашей и без того низкой самооценки задета гордость? Ну да, дракона укокошил, а стенку шириной в миллиметр не можешь? — протяжно спросил кареглазый и смотрел уже на разъяренного рыжеволосого, что мельтешил по всей клетке. — Дазай, — раздраженно прорычал Накахара, но после выдохнул и серьезно посмотрел на парня. — Пообещай мне, что будешь рядом, — на этих словах улыбка Дазая полностью исчезла, и он неверяще посмотрел на Чую. Расширив широко глаза, парень встревожено взглянул на рыжего. — Ты…издеваешься? Каковы шансы, что ты сможешь разрушить купол? — неосознанно повысил тон Осаму и вновь сделал попытку выбраться из оков. На эти слова Чуя усмехнулся, но глазами все еще серьезно прожигал друга взглядом. Сняв свои черные перчатки, он сунул их себе в карман. Дазай обессилено повесил голову и выдохнул. — Никаких гарантий дать не могу… — но этих слов было достаточно рыжему и по его рукам пошли витиеватые черные линии. Голубые зрачки закатились, и глаза выглядели полностью белыми. Пол под парнем задрожал и раскололся. Накахара с бешеной скоростью заметался по своей клетке и пытался пробиться. Рыжей шевелюры стало практически не видно, а оглушительный стук соприкосновения неконтролируемой гравитации и барьера закладывал уши. Но на барьере все равно не было и царапинки. «Порча» впервые проигрывала другим способностям. Дазай наблюдал за передвижениями коротышки, как услышал тихий издевательский смех в углу своей камеры. Обернувшись на смех, Осаму увидел Достоевского, чей вид полностью говорил о его превосходстве. Как всегда в своей меховой шапке-ушанке и плаще, он стоял и так же наблюдал за мельтешением Накахары. Переведя взгляд своих фиолетовых глаз на Дазая, он улыбнулся еще шире. — Молодец, Осаму, — похлопал злодей в ладоши и подошел к парню ближе. — Если бы не ты, кто знает сколько бы еще коротышка не решился использовать Порчу… — прервал свою речь парень и опять посмеялся. Преодолев свой приступ смеха, он опять посмотрел на закованного детектива. — Видишь ли, мой друг, Порча не одолеет этот барьер. Ни одна способность, кроме твоей, не сможет его освободить… Мы оба знаем что случится с Накахарой при долгом использовании его способности. Также мы оба знаем, что остановиться сам он не сможет! — залившись новой волной сумасшедшего смеха, он закрыл лицо правой рукой и откинулся на стену. Дазай же спокойно подождал кончины и этого смеха и склонил голову вправо. — А чего ты просто меня не убьешь? В первый раз не получилось, когда меня пристрелил твой снайпер. Во второй раз тоже, когда ты меня предал. Но бог любит троицу, да? — спросил эспер и так же улыбнулся. Но услышав его речь, русский залился еще одним приступом смеха и подошел ближе к заключенному. Преграждая японцу вид для наблюдения за состоянием Чуи. — Ты так ничего и не понял? Я даже разочарован…— наигранно расстроился Достоевский и снова натянул улыбку. — Я не люблю, когда скучно, Осаму. Ты сам себя убьешь после смерти Накахары! А когда вас найдут, то просто подумают что это очередные разборки ваших организаций! Весело, не правда ли? — улыбаясь, спросил Федор, даже не оборачиваясь на звук очередного удара. Чуя ударил прямо по нему, и, если бы барьер не выдержал, он бы умер. — Ты переоцениваешь наши глубокие друг к другу чувства, — усмехнулся кареглазый и обеспокоенно смотрел на ухудшающееся состояние напарника. Его тело просто не выдержит, а как и сказал стоящий рядом эспер, остановиться сам он не сможет. — Ты в этом так уверен, Осаму? Может, поспорим? Скажем, на твою жизнь? Выживешь — выиграл ты, убьешь себя — выиграл я, — вновь расхохотался Федор. Но ответ ему был не нужен. Оглянувшись на бьющегося в отчаянии об барьер эспера, он пустил смешок. — Не выдержит и минуты, — заключил вывод злой гений и вновь обернулся к Осаму. — Ты не беспокойся. Я выпущу тебя из всех оков и даже дам пистолет. Но там будет только одна пуля. Ты сможешь убить или меня, или себя. Но как только пуля истратится на кого-то из нас, ты буквально решишь, что станет с трупом твоего…друга? — помедлив на последнем слове, сказал Федор и словил уже понимающий взгляд Дазая. — Если я умру, то тело рыжего коротышки просто самоуничтожится. А агентство обвинят в убийстве с сокрытием тела Накахары, одного из шишек мафии. А если умрешь ты, то вас обнаружат обоих. И подумают, что дрались вы между собой, — сказал Федор и расхохотался. Он прекрасно знал, что Осаму не дорога собственная жизнь, а также то, что в любом случае агентство и мафия начнут войну между собой. Тут дело в том, что агентство не выстоит без Дазая против многочисленной Портовой мафии, поскольку Акутагаву теперь ничего не будет сдерживать. А мафию разъярит произошедшее, поскольку по месту событий будет понятно, что Осаму не помог Накахаре остановиться. А агентство, если и проведет расследование, остановить войну не сможет. Выбор стоял серьезный и надо было думать. Но внезапно по телу Дазая прошла волна дрожи. Пытаясь понять, в чем дело, он в панике оцепенел, не в силах поднять лицо на барьер. Звуки стихли, а это означало лишь одно. — Тебе сказать, что он прошептал перед тем как упасть? — издевательски протянул Достоевский, прекрасно видя, как дрожит Осаму. Не дождавшись ответа, он все павно сказал: — Я конечно плохо читаю по губам, но почти уверен, что он сказал: «Ты обещал». Да, кажется, так и сказал, — наигранно задумался эспер, наблюдая за мельтешащим в агонии парнем. — Ах да, я попросил отключить своего друга звуки. Может, включить их обратно? — только он это сказал, как помещение заполнил громкий крик боли. Душераздирающий крик Накахары рвал Осаму на части, и детектив будто сам переживал то, что он чувствовал. Вскинув голову, брюнет увидел, как Чуя извивался от боли за барьером. Выгнув спину так, что казалось она сейчас сломается, он истошно орал. Порча все еще ломала парня, и гравитация вдавливала рыжего глубже в пол. Земля под шляпником продавилась сначала немного, но чем громче кричал парень, тем глубже его вдавливало в землю. Руки и ноги парня выворачивались под неестественным углом, а Осаму казалось что бинты на его шее сжимаются все сильнее. Но крики стихли. Вместе с тишиной, что заполнила кареглазого, он освободился от цепей. Захлебнувшись в этой удушающей тишине, брюнет сбросил с себя сдерживающие его цепи и стремглав побежал мимо Достоевского. Проследив взглядом за Осаму, Федор пустил смешок и вальяжно пошел следом. Спрыгнув в яму, которую образовала Порча, Дазай подбежал к Накахаре. Лежавший в центре Чуя не двигался, застыв в неестественной для живого позе. Закатившиеся глаза остекленели, а вены по всему телу вздулись. В какой-то момент Дазай хотел понести рыжего к Есано-сан, медику детективного агентства, но понял, что поздно. Судорожно вдохнув, Осаму подумал, что на секунду забыл, как это делается. Вдруг он заметил, что на тело Чуи, над которым склонился детектив, упала капля воды. Поднеся ладонь к лицу, бывший член мафии в удивлении обнаружил, что эта капля выпала из его глаз. Слезы. Дазай впервые за многие годы плакал. Он хотел что-то сказать, но вместо слов сожаления из горла вышел только душераздирающий крик боли от утраты. Подняв парня за плечи, он прижал его к себе и навзрыд зарыдал, зарывшись поглубже в пиджак рыжего. Осаму прокричался в пиджак Чуи и подтянул его еще ближе к себе. Внезапно парень сам для себя осознал, что вспоминает все, что их связывало. Первую встречу в пятнадцать лет, ночь, когда слова двойной черный начал навевать страх на весь криминальный мир, все их драки, реакцию Накахары на уход Дазая из мафии и всё, что было после, по разные стороны баррикад. Вскоре крики стихли и снова на все здание стояла удушающая тишина. Достоевский был прав, Дазай уже умер сам для себя и внутри уже начал разлагаться. Но самым первым, что тогда умерло, было сердце Осаму, что уже почернело и сгнивало. Внезапно детектив вспомнил недавний разговор с Ацуши и улыбнулся, горькая улыбка сквозь слезы тронула его губы. «— Это ваша возлюбленная, господин Дазай? — Будь это моя возлюбленная, я бы умер вместе с ней». — Я люблю его… — в шоке от осознания этого факта, Дазай прошептал эти слова и понял, как же он опоздал. Сзади к шокированному парню подошел Федор, чья улыбка не на шутку разозлила Осаму. Протянув ему пистолет, он сказал что-то похожее на: «Как и обещал», — но в ушах брюнета стоял такой гул, что парень не был в этом уверен. Взяв у Достоевского пистолет, он направил его на улыбающегося и безмятежного Федора напротив. Оглянувшись на Накахару и вновь посмотрев на противника, Осаму выдохнул. Прикрыв глаза на миг, он надломленным взглядом посмотрел на пистолет. — Чуе не понравится то, что я сейчас сделаю… — сказал Дазай и вспомнил один разговор. «— Я сейчас ищу красивую девушку для двойного самоубийства, Чуя. Так что умирать от твоих рук я не собирался, — сказал брюнет, освободившись от оков на стене трюма портовой мафии. — Хорошо, тогда в следующий раз я приведу к тебе красивую девушку, чтобы ты совершил двойное самоубийство. — Чуя, ты такой хороши~й! — Я хочу, чтобы ты сдох побыстрее!» — Кто же знал, что из нас двоих ты умрешь быстрее… — усмехнулся Дазай и направил пистолет на свой висок. Бинты на шее стягивались все сильнее и все больше воздуха забирали. Руки не дрожали, а взгляд оставался ясным. Но вот мысли становились все спутаннее, а дорожки слез на лице начали высыхать. Улыбка которая раньше могла охарактеризовать Осаму как хитрого человека, сейчас больше походила на оскал безумца. Посмотрев на Федора, он спокойно сказал: — Ты победил, — и на этих словах эспер улыбнулся и с этой же улыбкой умер. Дазай выстрелил Достоевскому в голову, и в тот же миг тело Накахары взорвалось. — Но дело в том, что я уже мертв, а мертвецам терять нечего, — закончил Осаму и огляделся. Заметив на земле окровавленную шляпу, он метнулся к ней и быстро ее схватил. Единственное, что осталось от рыжей бестии, что вечно крутился под ногами. — Чуя, мог ли ты представить когда-нибудь, что я тебя люблю? Я вот нет… — сказал Осаму и истерически засмеялся, прижимая к груди окровавленную шляпу и вновь роняя слезы на каменный пол. Осев на пол у стены, он положил на пол шляпу и продолжал говорить с ней и смеяться. Кровью, что была по всему зданию, парень писал все, что здесь произошло. Ему было уже все равно, чья это кровь. Написав все события вплоть до подробностей, в конце написал кое-что от себя. После чего на ослабевших ногах Дазай подошел к своей тюрьме и медленно напевая песенку развязывал свои бинты. — Накахара, я знаю, ты будешь недоволен тем, что я умер сразу после тебя. Но я лучше буду вечно с тобой говорить там, чем лишь вспоминать тебя десятками лет здесь. В нашем прошлом есть один плюс… Мы оба никогда не попадем в рай, нас больше никогда не разлучат. Лучше я буду вместе с тобой гореть в котле Сатаны… — сказав это, Осаму снова засмеялся и опять сделал серьезное выражение лица. — Пусть я и атеист, но лучше уж так… — сказав, он снова начал петь свои стихи:Страшно умирать, только если…
Когда помещение нашли, то не сразу поняли, что произошло. Ацуши и Акутагава, направившись в место, которое указал Рампо, обнаружили лишь кровавые лужи и повешенного Дазая.Тебе есть, что потом терять…
Лишь после того, как тигр и Акутагава смогли прийти в себя и сняли Дазая с импровизированной веревки из бинтов, дуэт начал обыскивать помещение. Но когда новый двойной черный обнаружил записку, то с ужасом осознал, что кровавое пятно в яме и ошметки мяса — Накахара Чуя. Но тела Достоевского так и не нашли.И сам я, ложась в ясли смерти…
Переглянувшись, дуэт вновь прочитал конец записки и посмотрели на шляпу Накахары, которая лежала в метре от Дазая.Потерял все, вам не понять.
«Мне кажется, что Чуя так и смотрит на меня из угла в камере. Забавно, да? АХАХАХА. Взгляд коротышки сводит меня с ума. Или я просто уже слетел с катушек? АХАХАХА» — гласила надпись в конце рассказа Осаму о произошедших здесь событиях.