Тень врага

Ноябрь Рома подъехал к 107 отделу полиции, посигналил Вере, которая ждала его у входа, и задумался, чем, интересно, закончится для него сегодняшний пасмурный и суматошный день? Стрелки часов едва перевалили за двенадцать, а событий уже хватало. Сначала Ксения огорошила с утра пораньше, мол, а ты уверен, что это Данилов погиб? В ответ он смог пробормотать только невнятное: «Чего?..» — а она рассказала, откуда у ее вопроса растут ноги: — Я тут развлекаюсь, как могу, и на днях смотрела одну документалку про заказные убийства… — Вот тебе делать нечего, — хмыкнул Шилов, параллельно переваривая ее предположение. — Лучше бы мультики смотрела. — Совсем нечего. А от мультиков тошнит уже. Так вот, там была статистика, какие именно методы встречаются чаще всего. В основном, ничего экзотического: снайпер на крыше или киллер с пистолетом в подъезде. — Угу, — кивнул Рома и припомнил Артурчика — умного, хитрого, хладнокровного и до жути интеллигентного киллера, который в свободное от убийств время работал учителем в школе. — А взрыв наш причем? — А притом, что взрывчатку используют реже всего. Даже яды чаще. Да, взрыв — это эффектно, но возни с ним много. Но… — Да? — Если речь идет об инсценировке смерти, то взрывчатка выходит на первый план. Потому что огонь отлично уничтожает следы. И опознать тело со стопроцентной уверенностью довольно трудно. — Инсценировка? — Рома крепко задумался. — То есть ты считаешь… — Не то чтобы считаю. Просто версия, вдруг Данилов скорее жив, чем мертв? И он и есть тот человек, кто подставил Мыцика? — Погоди, а записи? Черт с ним, с взрывником, там качество хуже некуда. А сам Данилов? Он же сел в машину, — возразил Шилов. — И эксперт вроде как проверил запись на подлинность… — А ты давно стал верить всему, что видишь, и абсолютно всем заключения экспертов? — поддела его Ксения. Если до этого момента Рома еще сомневался — мало ли, что там показывали да рассказывали в передаче, — то теперь сообразил, что, в общем-то, жена может быть права. Во всяком случае, стоит проверить, чем Шилов и занялся сразу после завтрака. Эксперт-техник не захотел говорить с ним по-хорошему, и к версии об инсценировке прибавился плюсик. Затем приятель подтвердил, что запись со взрывом подделана. И наконец судмедэксперт Савин, сидя в своем кабинете и попивая чай из кружки с надписью «трупорез», тоже не подвел. — Инсценировка, значит? — усмехнулся он, когда Рома и Джексон ввалились к нему. — Ну, в принципе, это возможно, да. Хотя его опознали… — Опознали? — у Шилова словно заморозилось сердце. — Кто? Когда? У него же нет родственников! — Не кто, а как, — сказал Андрей Николаевич. — Опознали по видеозаписи, мол, он же в машину сел. И по медальону или как он там называется?.. Номерной такой, военные обычно носят. Он на всех фотографиях с ним… — Жетон военнослужащего, — подсказал Джексон. — Он самый. Ну, и внешне сравнили: рост, телосложение… что было пригодно, конечно… — Так он это или нет? Савин хмыкнул и почесал подбородок: — По заключению — он, а по-моему, далеко не факт. Сдается мне, экспертизу провели с кучей ошибок. — Это почему? — Подобные трупы обычно беру я, сложные они. А тут следователь настоял на другом судмедэксперте. Он тоже неплох, но молод, опыта маловато. Да и торопили его. Следователь торопил. — А ты следователя видел? Что скажешь? — спросил Шилов. — Мутный? — подсказал Женя. — Бесстрашный, — задумчиво отозвался Савин. — Работает неаккуратно, с явными нарушениями, но не боится, что его за руку поймают. — Не боится, говоришь, — пробормотал Рома, а затем спросил: — Труп же еще здесь? Глянуть можно? Андрей Николаевич провел их в «холодильник». Нечто обугленное и бугристое в черном пакете мало походило на человека, но по документам значилось Даниловым. Впрочем, Шилов упрямо не верил. Он точно знал — это кто-то другой, Данилов жив и подставил Мыцика. И Савин, в общем-то, этого не исключал, хотя на руках у него было заключение об обратном. — А как узнать наверняка, что это не Данилов? Экспертиза ДНК? — спросил Рома. — Ну, можно, взять материал, — Андрей Николаевич кивнул на труп, — и сравнить с какой-нибудь личной вещью вашего Данилова. Но результат получите в лучшем случае через месяц. Да и не бесплатно это. Тебе проще и быстрее найти самого Данилова, раз не веришь в его гибель. — Не верю. Рома с Женей провели в трупохранилище всего минут пять. А уже на выходе Шилов не к месту вспомнил один свой визит в морг. Тогда он искал пропавшую дочь генерала Калюжного, а нашел клофелинщицу Марусю, которая буквально за день до этого с подругой пыталась усыпить и обокрасть Рому с Джексоном. В том морге пахло кровью и хлоркой, а тут Шилов не чувствовал абсолютно ничего. Даже задался вопросом, может, у него насморк? Когда вернулись в машину, Рома пересказал Джексону разговор с Ксенией, а тот резко хлопнул себя по лбу: — Вот я баран, перед носом же пример был… — Чего? — Ну, Юлька моя. То есть муженек ее бывший. Тоже ведь смерть свою разыграл, и хрен бы кто что заподозрил, если бы сам не объявился, прошлую жизнь возвращать. Шилов тоже еле сдержался, чтобы не треснуть себя за дырявую память. Ведь было же! И почему он сам не вспомнил! Может, тогда раньше додумался бы до новой версии. — Ладно, — выдохнул Шилов не без досады. — Значит, что мы имеем. До сегодняшнего дня у нас были две версии. Первая, менее вероятная — Мыцик действительно взорвал Данилова по личным мотивам. Вторая, более адекватная, Мыцика подставили, и сделал это кто-то третий, кто знал и его, и Данилова. — Угу, — кивнул Женя. — А следак? Напрягает он… — Раньше мне казалось, что все его странности из-за Данилова: все-таки товарищ погиб. И Мыцика он топил именно поэтому… — Типа месть, — поддакнул Джексон. — Теперь есть третья версия — Данилов жив, хотя есть одни предположения и ни одного факта. Он же подставил Мыцика. А следак Зубченко, возможно, в сговоре с Даниловым. А может быть, и нет. Хотя это маловероятно. — И что дальше? Хороший вопрос, подумал Рома. Дальше можно под новым углом посмотреть на невнятный конфликт Мыцика и Данилова и представить, почему после него Данилов вдруг захотел убрать Мыцика с дороги. Можно потрясти следователя и наконец выяснить его роль в этом гнилом деле. Можно натравить Женю на эксперта-техника и разузнать, почему он «не заметил» следы монтажа на записи. Можно пойти к начальству Зубченко и ткнуть его носом в проделки следака: почему задержал без серьезных оснований? Почему мешает экспертам? Почему провел обыск не по правилам? Можно пустить все силы — официальные и неофициальные — на поиски Данилова. Однако Шилов оставил эти варианты на потом и сказал: — Дальше будем говорить с Мыциком. — А как мы к нему попадем? — Джексон хищно улыбнулся. — Тебе все-таки понравилась моя идея с ликвидацией старикашки? — Нет. Обойдемся менее кровожадными методами, — усмехнулся Рома. — А поможет нам жена Мыцика. Пусть уболтает его нам поверить. Но сперва надо надавить старику на жалость или на совесть. Ну, или на что-нибудь другое… План у Шилова родился быстро. Цель была проста — увидеться с Мыциком и поговорить. Правда, путь к цели казался усеян преградами: тут и неприкосновенность самого Мыцика вкупе с его — наверняка! — недоверием к полиции как к классу и упрямый Пригов-старший, и неофициальный статус Ромы. Однако особого выбора не было, сидеть без дела отчаянно не хотелось, поэтому Шилов набрал номер Виктора Степановича. Тот ответил быстро. Шилов тут же пошел в атаку и высказал психиатру всего одну, в общем-то, нехитрую просьбу. Пригов долго молчал, а потом проскрипел: — Это исключено. — А Рома всего-то жалостливо попросил позволить Мыцику увидеться с женой — мол, она так тяжело переживала разлуку. — В изоляторе увидятся или на свободе, как пойдет, — добавил Виктор Степанович чуть погодя. — Но ведь у вас там разрешены свидания? — не сдавался Шилов. — Они даже на «строгаче» разрешены, а у вас почти больница. — Нет. — В виде исключения. — Нет. — Ради справедливости. — Нет. Мухомор старый, подумал Рома, теряя терпение и красноречие. Но вслух высказаться не решился. А то, чего доброго, Пригов нажалуется сыну, и прощай, чувство долга. Он поразмыслил пару мгновений и выпалил последний довод: — Ну, войдите в положение, Виктор Степанович. Она, жена его, беременна, поэтому настроение штормит, гормоны гуляют, слезы, сопли и все остальные прелести. Сил моих больше нет ее слушать. А так, может, подуспокоится, увидит, что не превратили мужа в «овощ»… Шилов перевел дыхание. На том конце звенела многообещающая тишина. На соседнем сидении Джексон сдавленно кашлял в кулак и, похоже, давился смехом. Ну давай же, чуть не воскликнул Рома и вдруг подумал: интересно, есть ли у старика внуки, а у генерала, соответственно, дети? Однако тут же опомнился: ну какая разница?! — Кхм, — наконец ожил Пригов. — Ну, раз такое дело… — он явно был смущен. — А вы… уверены, что в ее положении стоит шастать по… — Уверен, — кивнул Шилов. — Она будет счастлива. Да и я же видел ваше образцовое учреждение, ей наверняка понравится. — Ну, хорошо. Сегодня вечером — нормально? — Спрашиваете! На этом они распрощались, и Рома выдохнул. В горле у него пересохло, ребра будто сдавили легкие, а на лице застыла безумная гримаса. Последний раз он так нагло и отчаянно врал, кажется, в классе пятом — и мать его раскусила. Шилов выдохнул и зыркнул на Женю, который глядел на него ошалело и весело. — Самое сложное позади. Старик повелся. Теперь на очереди Вера. Уж где-где, а тут Рома не ожидал подвоха, но Вера по телефону сходу огорошила его неожиданной вестью: она в полиции, в 107 отделе, почти разобралась, но будет очень признательна, если Шилов сможет за ней приехать. Так Рома и очутился возле отдела полиции. По телефону Вера не объяснила, что занесло ее туда, но дала понять, что закон не нарушала. Ограничилась только весьма туманной фразой: «Это по работе». Пока Шилов шаг за шагом вспоминал события дня, Вера забралась в машину и устроилась на сидении. Роме показалось, что она злилась. Он хотел уточнить, не разочаровали ли ее здешние стражи порядка, но вместо этого резко вывалил на нее последние новости: — Данилов жив. Вечером вы увидитесь с мужем. Но при условии, что убедите его поговорить со мной. И, если кто-то будет спрашивать, вы беременны.

***

Серега сидел в небольшой комнате, краем уха слушал психиатра, делал вид, что ему интересно, и смотрел на безымянный палец правой руки. Кольца не было — его заставили снять и забрали с другими личными вещами. Не было и следа — носил-то всего ничего. Эта комната без окон, но со светлыми ровными стенами обычно ничем не пахла. Исключением были лишь моменты, когда с Серегой толковал самый молодой психиатр — белый и тонкий, как альбинос. Сереге казалось, что у того плохо с обонянием, иначе как объяснить его непомерное пользование парфюмом? Пахло, конечно, неплохо: кофейными бобами, ванилью и ликером. Но запаха было слишком много — на самом психиатре, на его стуле, на документах, на халате и даже на ручке двери. А еще с этим альбиносом было невыносимо скучно, с вторым, по-цыгански смуглым, тоже. Они смотрели на него немного пугливо, а Серега чувствовал себя обезьяной в клетке. Правда, иногда везло, и приходил третий психиатр — невысокий, сухой, быстрый, с колючим взглядом, полная их противоположность. Он назвался Виктором Степановичем. А Серега пригляделся и понял, что этот старик похож на Пригова. О том, что это его отец, он узнал не сразу — заметил как-то фамилию на документах… и не удивился. Просто сил уже никаких не осталось удивляться. Наудивлялся уже на годы вперед. Спасибо троице паршивцев. Сначала Данилов, потом Грек и наконец следователь Зубченко. На их фоне Виктор Степанович Пригов смотрелся совсем маленьким и незначительным явлением. Подумаешь, психиатр. Ну и что? Его возникновение ничуть не показалось Сереге «ниточкой» к генералу, поэтому он ни на миллиметр не сошел с намеченного пути: продолжил молчать обо всем, что касалось дела. Да и говорить, по большому счету, казалось не о чем. И генералу передавать тоже. Кому нужны домыслы без тени фактов? Никому! Впрочем, ни альбинос с цыганом, ни Пригов-старший не спрашивали его о взрыве и убийстве, а вели какие-то совершенно нелепые разговоры. Один спрашивал об увлечениях. Другой о снах. А Пригов в прошлый раз признался, что обожает котят. А все-таки жаль, что сегодня не его очередь. Забавный он. И уж точно поинтереснее молодых. Пока Серега вяло варился в собственных мыслях, альбинос вскочил со стула и принялся ходить туда-сюда. И навязчивый аромат стал хлестать Серегу то по щекам, то по носу. Деваться от него было решительно некуда, как и от мыслей, что тянулись за ним паровозиком. Мысли эти всецело были о Данилове. Ведь его тоже подвела любовь к одному и тому же парфюму. А самого Серегу подвели внезапное любопытство и избирательная память. Он вздохнул — тихо и осторожно, чтобы альбинос не принял это на свой счет. А затем задумался уже, кажется, раз в пятый, над тем, что занимало все его мысли. Что было бы, если бы еще в Крыму он не поддался внезапному любопытству? Если бы просто проигнорировал четвертый или пятый звонок Миши? Если бы не пошел в «охранку» и не встретил там Данилова? Если бы не заговорил с ним? Если бы не учуял знакомый запах? Если бы не догадался, кто все-таки треснул его по голове на поселковой улице? Что тогда? И где был бы он сам? Серега думал об этом каждую свободную минуту и никак не мог докопаться до четких и однозначных ответов. Его штормило, и он сравнивал себя с кораблем, который неумолимо приближался к водовороту — вот-вот утонет, спасения нет — но на борту еще суетились матросы, а капитан отдавал команды. Однако в Серегиной ситуации никакого капитана не было — и спасение целиком и полностью ложилось на его плечи. Сначала Сереге казалось, что, не пойди он тогда ночью за Щепкиным, все бы обошлось: ни шишки на голове, ни перестрелки, ни ранения, ни госпиталя, ни остальных звеньев цепи — ничего. Но потом он хлестко одергивал себя: не пори чушь, наверняка подкрались бы и пристрелили всю спящую группу! Да, наверное, так бы и случилось. Только Серега понятия не имел, что дальше, потому что обрушилось на него это подозрение уж больно неожиданно и болезненно, как гигантский валун — едва успел отскочить, чтобы не раздавило насмерть. И только он сложил пазл, только решился пойти к Пригову, как вдруг — раз! — и Данилова убили. Когда Серега узнал о взрыве и понял, кому доверили дело, ему показалось, что валун его все-таки раздавил. А пазл взял и рассыпался. Альбинос чихнул. Серега посмотрел на него весь в себе и буркнул: «Будьте здоровы», а затем ответил на очередной глупый вопрос. Судя по тому, как альбинос кивнул и зашуршал ручкой по бумаге, ответ его полностью устроил. И Серега вернулся к прерванным размышлениям. Сосредоточился и стал проговаривать про себя все, что знал, предполагал и чувствовал — буквально каждую мелочь. Началось все с неожиданного и очень тихого удара по голове. Когда Серега очнулся, ему показалось, что он абсолютно ничего не запомнил — разве что исчезнувшего за минуту до этого Щепкина. Но он ошибся, было кое-что еще, что напрочь выскользнуло из памяти, а влетело обратно лишь в ноябре. Потом была перестрелка с обдолбанными наемниками Грека, которая закончилась ранением и госпиталем. А затем позвонил старый приятель Сереги еще по ГРУ Миша — веселый, везучий, авантюрный до мозга костей и вместе с тем настырный и назойливый. В последний раз они виделись за пару дней до Серегиной кавказской командировки, после которой он еще долго неприязненно отзывался о разведке. Миша тогда паковал вещи, его уволили за какую-то неприятную историю. Подробностей Серега не знал, но позже слышал, что приятель «не сломался», и все у него на гражданке хорошо. По правде говоря, Серега не не понял, радоваться звонку или напрячься, решил сперва выслушать, что тому вдруг понадобилось. И Миша практически сразу перешел к делу: спросил о службе и, не успел Серега закончить фразу о госпитале, выпалил, мол, не хочешь перемен? Затем Миша увлеченно затрещал об охранной фирме, в которой вот-вот получит руководящую должность вместо уволенного директора и теперь ему нужна своя команда. Сереге в фирме светила должность инструктора. От неожиданного предложения Серега смог лишь удивленно растянуться на койке и пробормотать несвязное: «Ну, вообще-то… это не совсем… совсем не мое…» Миша всегда был упрямым, как баран, и затараторил о больших деньгах, о карьерном росте, о свободном графике, о заграничных командировках. А Серега наконец смог прогнать растерянность и включить мозги. Большие деньги, карьерный рост, свободный график — все это в его картине мира совсем не вязалось с охранными фирмами. Его, бывало, звали в подобные организации, да и куча бывших сослуживцев благодаря им зарабатывали на бутерброд с маслом, но зачастую без икры. А послушать Мишу, так рай какой-то! Так не бывает. И поэтому Серега задел приятеля, мол, что-то ты темнишь, Мишаня. Тот отнекивался еще секунд десять и все же сдался: признался, что никакая это не охранная фирма, а частная военная компания, которым в России не очень-то рады. «Но зато деньги, Серег. Ну, хотя бы на пару месяцев!..» — попытался надавить он еще пару раз, однако Серега твердо стоял на своем, и на том они распрощались. Точнее, Сереге так казалось — до поры до времени. В Крыму Серегу продержали еще две недели — сначала лечили заживающую как на собаке рану, а потом таскали по допросам, все хотели узнать, кто же все-таки треснул его по голове. Может, он кого-то видел? Что-то слышал? Что-то почувствовал? Кого-то железно подозревал? От постоянного качания головой — нет — в ответ практически на любой вопрос Сереге стало казаться, что шея вот-вот хрустнет. Он, конечно, рассказал в деталях о своей прогулке за Щепкиным, но указывать на него пальцем не решился: мозг вроде был не против, а вот совесть протестовала. Кроме того, на психику давило еще и чувство вины: перед Приговым — за косо завершенную операцию; перед Чайкой — за то, что, возможно, стоило его как-то прикрыть. Головой-то Серега понимал, что командир не мальчик, но… было неловко. Душу грело лишь одно — скоро все кончится, и он вернется в Питер, домой, к Вере и к привычным служебным будням. День возвращения выдался неспокойным и вытрепал остатки Серегиных нервов. Следователь с вечными расспросами, завалившийся за подкладку сумки паспорт, найденный только через два часа суматошных поисков, задержанный по непонятной причине самолет, выпавший из кармана и сдохший после жесткого падения смартфон — все они словно сговорились и попытались непонятно за какие грехи добить Серегу. До дома он добрался только в третьем часу ночи — уставший, напряженный каждой клеточкой тела и с пульсирующий в затылке мыслью: душ и спать! Нога побаливала, из-за этого Серега чувствовал себя до жути неуклюжим. Но включать свет не стал, хотя обстановку запомнил весьма поверхностно. Ему нестерпимо хотелось встать под струи воды — плевать, горячие или холодные. Чтобы смыть с себя крымскую жару, чтобы задышалось легче, чтобы хоть-чуть вернулись силы, чтобы кожа перестала казаться задубевшей чешуей. Но сперва Серега, прихрамывая, добрался до спальни. В полутьме угадывались стол и широкая кровать. Вера выглядела спящей. Серега провел ладонью по крышке ноутбука, что стоял на столе прямо возле двери. Теплый, еще не охладился, значит… — Не спишь? — Жду, — через две секунды бодро раздалось с постели, и Вера приподнялась. Серега в три весьма болезненных шага очутился рядом и присел на край кровати. Вера включила лампу на тумбочке. Серега увидел ее лицо — необычную смесь радости и волнения. Он просто сгреб ее ближе и поцеловал. Тут же из головы будто выбило все слова, все мысли, остались только ощущения: мягкие губы, теплое дыхание, стук в груди все сильнее и сильнее просто от того, что наконец можно расслабиться. Рука Веры опустилась ему на спину — осторожно, словно она боялась сделать ему больно. В пустую Серегину голову вдруг постучалась мысль: правильно ли он сделал, что рассказал ей о ранении по телефону, может, стоило… Вдруг что-то острое цапнуло его правое бедро. Серега резко отпрянул от Веры и вытаращился на нескладного взъерошенного котенка. Тот неуклюже возился на кровати, путаясь в одеяле, и отчаянно пытался залезть Сереге на колени. Но ничего не получалось. Вера охнула и прикрыла рот рукой. — Это что… кто? — пробормотал Серега и осторожно, двумя пальцами, взял котенка за шкирку. — Подруга попросила на пару дней приютить, — скороговоркой ответила Вера. — Я хотела тебя предупредить, но ты был вне доступа. Кстати, почему? — Телефон разбил, — озадаченно отозвался Серега и принялся рассматривать животинку. Сказать, что котенок маленький, было все равно, что не сказать ничего. Он был крошечный, словно игрушечный, и Серега побоялся его ненароком сломать. Поэтому посмотрел немного, как эта серая малявка дергалась на весу, и вернул котенка на землю, а если точнее — на кровать. Затем он посмотрел на Веру, та явно пыталась угадать его дальнейшую реакцию. Наконец она серьезно, но с каплей жалости спросила: — Ты же ничего не имеешь против котят? Затем, видимо, решив не ограничиваться одними словами, Вера придвинулась к нему близко-близко, обняла и нежно коснулась губами его подбородка и шеи. Серега прикрыл глаза и хотел сказать, что колючий — не брился уже почти два дня — но понял, что можно обойтись без этого. Позже, когда уже во всю светало, а Вера уснула, Серега все-таки залез под душ, потому что сон никак не шел. Вернувшись в спальню, он присел на край кровати и провел рукой по мягким рыжим прядям Веры. Затем глянул на фыркающего возле нее котенка и сказал, немного стесняясь своих слов: — Можешь хоть кавказскую овчарку привести. Я все равно тебя люблю. Утром у Сереги было ощущение, будто он не спал. Собственно, так оно и было. В голове хороводом кружились мысли, а котенок, похоже, решил, что Серега — крепость, и битый час пытался на него залезть. Сейчас он носился туда-сюда по кухне и совал нос в каждый уголок, а Серега рассеянно размышлял: интересно, все ли коты в его жизни такие… чудаковатые? Вера возилась у плиты и не сводила глаз со сковороды, на которой шкворчало что-то аппетитно-ароматное. Точнее, пыталась делать вид. Но Серега чувствовал, что она украдкой смотрела на него: на футболку, под которой ныл синяк после пули в бронежилет; на штанину, под которой прятался бинт. От такого ее внимания ему было неловко. Настолько неловко, что Серега хлебнул кофе из кружки и спросил, чтобы ее отвлечь: — Ну что, когда в загс? Я хоть сейчас готов, только хожу медленно, можем опоздать. Ты же не передумала? — Нет, — Вера улыбнулась и покачала головой. — Только… — улыбка стерлась с лица. — Ты, наверное, хочешь знать, почему я вдруг так сразу… — Нет, — легкомысленно пожал плечами Серега. — Не хочу. Он действительно не хотел копаться в ее словах и мотивах, но понял это лишь в самолете, на полпути в Питер. Обдумать все как следует в Крыму не было ни времени, ни должной обстановки. А в самолете вдруг стало легко. Радость и смущение от того, что все произошло чертовски неожиданно и как-то не так, как было принято, наконец трансформировались в простое и уверенное понимание, что все правильно и не надо сопротивляться, не надо анализировать, не надо копать вглубь. Да, Вера взяла все в свои руки. Да, это был чрезвычайно крутой поворот. Но… и что? Что бы Серега сам сделал после того вечера? Долго бы тянул кота за хвост — вот что. Не для того, чтобы заново «узнать» Веру, а потому что не смог бы, как она, сделать резкий первый шаг. Потому что боязно. Потому что трудно выбраться из теплого болота. Потому что, в общем-то, и так все неплохо. Потому что держать дистанцию удобно. Потому что есть болезненный прошлый опыт, который не забыть и не стереть ластиком. Да, тогда было другое — головой Серега понимал, что сравнивать Веру и Олю — не дело. Но эмоции вторили другое и давили на психику: нельзя, нельзя, нельзя! А тут Вера и ее «женись». Так пусть так и будет. А что дальше — жизнь покажет. Ответ Сереги Веру как будто бы устроил, и завтрак продолжился как ни в чем не бывало. — Ну-с, пока все, — громче обычного раздался голос альбиноса, и Серега вздрогнул. Он растерянно уставился на психиатра, а тот загадочно качался на стуле, словно что-то задумал. Мыслями Серега был еще на кухне, поэтому смог лишь кивнуть. А через пятнадцать минут санитар проводил его обратно в палату. Серега потер лицо ладонью, чувствуя, что с воспоминаниями пора завязывать, но эффект был нулевой. И он, стиснув зубы и улегшись на свою койку, стал вспоминать, что было дальше. Дальше была спокойная жизнь — вплоть до ноября. Омрачала ее только настырность Миши, который вцепился в Серегину кандидатуру, как изголодавшийся клещ. Когда позвонил в четвертый раз, Серега готов был его послать по всем известному адресу. А после пятого звонка решил отказаться лично, глаза в глаза, и потребовать, чтобы этот авантюрист прямо при нем стер Серегин номер из телефона. Миша выслушал категорический отказ с совершенно убитым видом. Долго вздыхал, охал и ахал. Пару раз попытался уговорить. Размахивал руками, всячески презентуя неплохой офис. Начал рассказывать о клиентах, но прикусил язык. Серега же лишь отмалчивался и отмахивался. Он уже собирался уходить — и так проторчал здесь минут двадцать, но вдруг Миша пулей вылетел у него из головы. Потому что из-за компьютера в дальней части офиса поднялся человек, в котором Серега сразу узнал Данилова. Тут же он почувствовал неловкость: что делать? Поздороваться? Завести разговор ни о чем? Однако Данилов оказался проворнее и заговорил первый. Чтобы не мешать сотрудникам, предложил выйти в коридор. Хотя разговор был совершенно пустой и подходил к концу, Серега видел, что тот нервничал. А потом он вдруг резко почуял знакомый запах, и его будто снова треснули по башке непонятно чем. Морской, свежий, приятно-резкий аромат. Он исходил от Данилова. — Ну, бывай, — сказал Серега, потому что ничего больше в голову не лезло. В ней, в голове, просто не было свободного места. Одна единственная мысль разбухла и заполнила каждую клеточку: это Данилов был на той улице. А аромат навязчиво щекотал нос, подначивая: да, ты все правильно вспомнил. В груди встрепенулась ярость. В первую очередь, на самого себя. Но лицо оставалось таким же растерянно-удивленным от внезапной встречи с Даниловым. Уж что-что, а физиономию свою, да и тело Серега контролировать умел. А вот глаза — они всегда были сами по себе и не раз выдавали истинное положение дел. Не оплошали и сейчас: в них плескалось все сразу: озарение, злость, недоверие, презрение. Наверное, поэтому Данилов молниеносно осознал свой глупый, просто идиотский прокол и схватил Серегу за рукав. Так крепко и мощно, что Серега опешил на долю секунды, а Данилов уже толкнул его затылком в стену. Но Серега удержался, хотя ощущение накатило такое, словно все силы куда-то стремительно убежали. Осталось лишь тело — пустой сосуд и тонкая оболочка. А внутри только ярость, от которой никакого толку. Неожиданное открытие не только разъярило, но и, кажется, оглушило, поэтому Серега не сразу услышал Данилова. Он говорил неразборчиво, шипел и вроде бы тоже злился на себя. Или Сереге лишь показалось?.. Наконец Данилов произнес нормально, чеканя каждое слово: — Ну и что мне с тобой теперь делать? На лице у него застыла шальная улыбка. И он снова попытался сильно толкнуть Серегу в стену, ухватившись за его воротник дрожащими пальцами. Но Серега вновь удержался — это было несложно, Данилов действовал быстро, но суетливо. Затем он извернулся буквально за мгновение и неуловимым движением сжал тому правое запястье, а еще через две секунды заломил Данилову руку за спину. Тот согнулся пополам и по-шакальи застонал. Серега едва удержался, чтобы не дать ему вдогонку коленом по печени, чтобы выблевал все свою крутость вперемешку с желчью и успокоился. В голове у него немного шумело и пульсировала одна мысль: что это вообще было?.. Раз Данилов так среагировал, значит, Серега все правильно вспомнил и понял. Но что за безрассудство? Вот же непруха! Мало ему было непоняток среди «своих» и обдолбанных боевиков, теперь еще этот, когда у Сереги наконец-то все спокойно, тишь да благодать! — Это мне что с тобой теперь делать? — ожесточенно спросил Серега и неприязненно отпихнул тяжело дышащего Данилова. Тот, к Серегиному удивлению, не пошел в атаку, а застыл в кривой позе примерно в метре. Он был растрепан, глаза выпучены, рот скошен — и, кажется, не заметил, как мимо прошли люди. Серега же почувствовал удар стыда под дых и подумал, что зрелище, наверное, было не из приятных. Но ведь он всего-то оборонялся, не полез первый и, собственно… да ему вообще ничего этого не надо! Плевать на Крым, плевать на Данилова! Он просто пришел к Мише — и то чтобы отказаться и разойтись лет на пять-десять. — Серег, это же останется между нами, да? — вдруг проскрипел Данилов. — Ты все равно ничего не докажешь. Вспомни, из-за тебя уже насели на Щепкина. А я, — он перевел дыхание, — ну, приказали мне, ты просто не в том месте не в то время оказался… — Грек приказал? — сказал, как сплюнул Серега. Данилов не шевельнулся, но ответ буквально нацарапался на его взмокшем раскрасневшемся лбу. Серега до боли стиснул зубы — настолько захотелось еще немного ему поддать. За тихое Серегино благополучие, которое только что будто осквернили — напомнили об июньском дерьме. — Да пошел ты, — процедил он и ушел. Пока Серега шагал по коридору, спускался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, пересек холл и наконец вышел на парковку к своей машине, его не отпускало какое-то колючее, сволочное предчувствие. Точно это просто так не закончится. А потом, уже сидя за рулем, он вдруг снова увидел Данилова. Тот быстро подошел к какому-то неприметному типу, и они о чем-то заговорили. У Сереги тогда и мысли не возникло о том, что он еще встретится с ним. Встреча произошла настолько неожиданно, что Серега на несколько минут потерял дар речи. А тип, который, назвался следователем Зубченко, объявил, что его всерьез подозревают в убийстве Данилова. В ответ Серега смог лишь кивнуть и подумал, хорошо, что Вера в командировке. Затем все закрутилось как в чудовищном водовороте. Вот Серега еще дома, а вот уже в изоляторе — мрачном и сером прожорливом монстре, в котором ему отбило чувство времени. Минуты текли медленно-медленно, а вместе с ними и мысли ворочались чудовищно неохотно. Все, что Серега успел надумать о Данилове, теперь казалось каким-то нелепым, неправильным, бессмысленным. А новые вводные никак не укладывались в перегрето-парализованном мозге. Следователь приходил то один, то с адвокатом. Но для Сереги эти двое не существовали. Существовало лишь запертое в коконе осознание: все неправильно, не по закону. Именно из-за этого явного «не по закону» возникшая было мысль все-таки заговорить со следователем, попробовать ему все объяснить мигом рассеялась. Он был врагом, а не другом. А какие разговоры с врагами? Серега так и не придумал, как быть, чувствовал только, что попал в спланированную ловушку, а Зубченко вдруг взял и запер его в дурке.