аромат лотоса

Инкигайо встречает сегодня Бэкхёна оглушительными криками фанатов и очередной победой, от которой на душе становится сладко – прямо как название нового трека – и смешливый Бэкхён довольно щурится от столь удачного сравнения и кривит губы в новой ухмылке, дружественно махая фанатам победной статуэткой. Он хочет быть благодарным в ответ, показать, что ценит, а ещё избавиться от неотступно липнущего страха, что в одиночку не сможет, не справится, и пусть продажи говорят об обратном – отпустить ворох гнетущих мыслей не столь просто, как кажется на первый взгляд. Так что, да, победа ему важна. Как и поддержка друзей. Бэкхен предпочитает думать – убедить себя – что мелкое дрожание голоса попытка сдержать смех, и только, когда Чонин с Чанелем на пару выскакивают к нему на сцену, а за ними Сехун. Но с Чондэ, когда тот в обход всем - наверняка желая и вовсе остаться незамеченным - у его глупого сердца возникают определенные трудности. Он не должен. Не должен был. Но Чондэ здесь, а Бэкхен, ещё минуту назад желавший продлить момент как можно дольше, теперь хочет поскорее закончить с выступлением и скрыться в гримерке, подальше от посторонних взглядов. Подальше от новой реальности. Подальше от щемяще-знакомого аромата. Порой ему мечталось, что их снова двенадцать и хор голосов оглушительно громкий даже для дюжины, словно пространство сотрясал не мальчишеский смех, а раскаты грома до того мощные, что волоски на руках встают дыбом. Тогда смех Бэкхёна звучал над остальными, как в общем-то и всё, что он в ту пору делал. «Раздражающе шумный» - описал его как-то Крис, недовольно фыркая, но искорки веселья в его глазах сводили всю бэкхенову обиду на нет. Ему нравилось быть громким, но ещё большее удовольствие он получал замечая, что с равной силой это не нравилось остальным. А затем Крис ушёл, забрав с собой частичку их целостности. За ним Лухан – Бэкхен отчетливо помнил мягкость его рук в моменты, когда они искали друг в друге братское утешение – китайский мембер с оленьим взглядом часто ерошил его волосы, находя такое поведение больше забавным, чем пакостным. Так старший брат смотрит на младшего, с толикой порицания за доставленный другим дискомфорт, но несравнимо большей заботой и любовью. Уход Тао Бэкхен переживал особенно тяжело, и в лучших традициях китайского рэпера решил разобраться с этим единственно желаемым выходом – разреветься. Яростно втягивая собственные сопли и натирая без того красные глаза до зуда, он всё равно смутился, обнаруженный на домашней студии главным вокалистом. И видят боги, мягкий голос Чондэ лишь подлил масла в огонь. - Бэкхен-а, - сказал тогда Чен едва слышно и невыразимо понимающе, от чего Бэкхену захотелось зарыдать с новой силой, хотя и сил-то никаких уже не осталось. – Ты всё сделал правильно, тебе не в чем себя винить. Слова его были настолько точными, что Бэкхену подумалось будто он прочел его мысли. Но на самом деле, всё и без того лежало на поверхности – все они думали об одном. Что если всё могло сложиться по-другому? «Что, если я мог как-то изменить это? Отвратить?» - думал каждый. Добрым словом? Большей решительностью в общении с руководством? Ни черта они не могли – всего лишь дети, если не по меркам возраста, то по меркам этого жестокого бизнеса, что с легкостью мог заставить голос молчать навеки, а кости обратить в пыль. О какой вообще решительности могли тогда говорить новички? Глаза Чондэ, когда Бэкхен в них заглядывает, полны такой же печали и страха – за ушедшими мемберами, за будущее группы, за них. А Бэкхен будто просыпается ото сна и сразу же попадает в другой, непонятно только кошмар это или тот, что звездной россыпью ложится на веки. Бэкхен залез на стул вместе с ногами, обхватив руками колени, чтоб было удобнее – да и плакать уткнувшись в собственные ноги гораздо сподручнее. Так что Чену пришлось наклониться к нему вплотную, заглядывая в лицо, а руки его уперлись по обеим сторонам от Бэкхена. Что с этим делать Бэкхен совершенно не понимает. Как не понимает и того, почему сердце заходится в бешеном приступе в непосредственной от Чондэ близости. В нос ему ударяет пьянящий аромат – корица и что-то ещё, так просто не разобрать – не сдержавшись Бэкхен тянет носом у открытой шеи друга. Сладковатый, так что слюна скапливается, а горло сжимает болезненный спазм, но свежий – запах лотоса. Вот что это такое. Бэкхен теряется завороженный ароматом, прикрывает глаза, точно устал и всё это для него слишком , слишком – да, устал – только не от этого запаха, что уже оседает на кончике языка. Он хочет распробовать его по-настоящему, узнать на вкус и носить с собой повсюду. Окутаться им. Со всей силы желает погрузиться в него с головой, не задерживая дыхание нырнуть в самые глубины, и будь что будет. Вот только…. Это же Чен. - Бэкхен-а? – интонация у Чондэ вопросительная, но голос на два тона ниже не дает обмануть – слишком много оттенков там намешано. А Бэкхен не может разобрать даже одного, настолько запах его одногруппника оглушает. Наконец глаза его открываются. Он сморит без утайки – как есть – открыто и боязно, и падает, падает, падает. Открывает глаза Бэкхён уже в настоящем. Пытаясь успокоить не только болезненно ноющее сердце, но и воспоминания. Стафф снимает аппаратуру, и он привычно улыбается очередной нуне, признательно кивая, когда она говорит, что можно идти. Что за черт, думает он без присущей этой фразе экспрессии. Приди уже в себя. Кай хлопает его по плечу, поздравляя искренне и радостно настолько, что хватило бы на одну его фанбазу. Чонин такой всегда и от этой мысли становится немного легче. Ещё одна стабильная вещь его в жизни, за которую он благодарен. Так же как уговоры Чанеля над ухом поехать отметить. - У меня камбэк в разгаре, - отвечает Бэкхен коротко, но емко. Эта фраза включает в себя всё: приложенные усилия, переживания и тревоги, что несет в себе работа над промоушеном, которую завалить пьяной выходкой, да ещё в период карантина, совсем не хотелось. Чанель канючит, говоря о свободном расписании, и по молчанию остальных становится ясно - другие тоже не прочь отдохнуть. - Ладно, - машет рукой Бэкхен, сдаваясь. Все начинают улюлюкать и громко переговариваться, оживленно планируя вечер. - Но только дома, - тоном не терпящих возражений, добавляет Бэкхен. Никто даже не возражает. На самом деле, неприятности никому не нужны.

***

- Хорошего вечера, - говорит менеджер уставшим голосом, не обходясь даже малыми предостережениями. Слишком долго уже работают вместе, чтобы в этом всё ещё была необходимость. У него дома семья – жена и двое детишек, и он хочет поскорее домой к мягкому дивану и душистому горячему супу, который приготовила любимая, вместо того чтоб нянчиться со взрослыми лбами, которые скоро разменяют четвертый десяток. - До завтра, хён, - таким же шершавым голосом отвечает Бэкхен, думая о другом человеке, которого теперь тоже ждет жена и ребенок. – Хорошо отдохни. Он бросает тоскливый взгляд в тонированное окно машины, через которое отлично просматриваются паркующиеся у общежития автомобили. Чондэ с Сехуном уже скрылись внутри вместе с пакетами, но Кай дожидается его и Чанеля, который ещё ставит машину. - Как в старые добрые, - Чонин улыбается трогательно и светло, как умеет только он, кивая в сторону их общежития, когда Бэкхен подходит ближе. Раньше они были не настолько близки, как сейчас, Чонин постоянно пропадал, упражняясь в танцах – хотя будь у него больше времени и сейчас бы ночевал в зале – а он сам постоянно зависал в комнате для вокала. Да и потом они не столь тесно общались, не так, как дружили с Чанелем и Кенсу. Но чем меньше их становилось, тем крепче все они начали хвататься друг за друга. Разлука стала горчить. Бэкхен и не заметил в какой момент Кай стал ему настолько близок. Перед ним он не боялся быть слабым, глупым, грустным – собой. Не то чтобы перед другими ребятами – да, просто стало ещё свободнее. А Чонин тянулся к нему, как к дому, словно нуждаясь в защите. С появлением SuperM их связь стала ещё заметнее. Мелочи, что другие подмечали в их поведении с удивлением – предугадывание фраз или действий, желание пройтись, банально кофе с утра – непременно сладкий – всего лишь быт родных друг другу людей. Не сдержавшись, Бэкхен позволяет себе уткнуться Чонину в плечо, как и всегда крепкое и приятно теплое, младший приобнимет его одной рукой, осторожно спрашивая: - Может спать, хён? Тебя все поймут. - Ага, - усмехается Бэк, не без соблазна представляя, как заваливается на кровать и к черту всё, - скажи это Чанелю. - Что мне нужно сказать? – раздается сзади глубокий голос, так вовремя подоспевшего друга. - Ничего, - Бэкхен отлипает от Чонина, и натянув улыбку бодро заявляет. – Пошли! Я жду как минимум три тоста в свою честь. Чанель хохочет, а Чонин лишь машет головой, наблюдая очередной шуточный спор, что успел вспыхнуть между этими двумя – на этот раз на тему новой игровой консоли. Кай далек от их геймерских увлечений, как они от балетных танцев, но смех друзей заставляет его улыбаться и чувствовать себя хорошо. Стоит переступить порог общежития, как живот Бэкхена сводит судорогой – пахнет самгёпсалем – и звук горелки заставляет его броситься в гостиную прежде, чем он успевает нормально снять с ног кроссовки. Баритон Чанеля сейчас совсем не поэтично декламирует ругательства, потому что небрежно сброшенный Бэкхеном башмак угодил ему точно в коленную чашечку. «Гениальный айдол», - плюется про себя Чанель, вспоминая прозвище Бэка с явной ноткой иронии. - Йа! Бэкхен! Лучше спрячься, чтобы я тебя не нашёл! Бэкхен заливается смехом, выкрикивая без тени раскаяния: - Прости, Пак, как-нибудь в другой раз. Чтож, голодный айдол – злой айдол. Бэкхен не понимает, когда ребята успели так быстро вскрыть набор со свининой и разложить овощи, но сейчас, когда перед ним почти что готовая к употреблению еда, думать об этом не особо-то и хочется. Он хочет сесть, но твердый голос Чондэ тут же одергивает: - Сначала руки! Бэкхен фыркает: - Мы ещё в подъезде использовали антисептик настолько обильно, что я уже не из воды на девяносто процентов состою, а из спирта, судя по запаху! - Руки, Бэкхен, - непреклонно отвечает Чен. - Вас двоих тоже касается! – его добрый взгляд перемещается на Чонина с Чанелем. - Да, папочка, - бросает Бэкхен, и голос колет язвительностью, но тут же впадает в ступор от собственной шутки. Не шутки. Теперь нет. Он всё ещё не может свыкнуться с этой мыслью. Руки Бэкхен моет почти что с безумным остервенением, представляя на их месте собственный язык. Его бы тоже с мылом, чтоб счесать гадкий привкус собственных слов. Он тут же оправдывается, ничего особо обидного вроде и не сказал, но на душе всё равно мерзко, больше за невысказанное. - Да чистые уже, сейчас пальцы себе оторвешь. Бэкхен вздрагивает, голос Чанеля раздается так внезапно. Очевидно, он слишком глубоко ушёл в свои мысли, не заметив возни за спиной. - Оторвутся, кину их в тебя, чтоб не подкрадывался. Чанель смотрит на него достаточно красноречиво, чтобы Бэкхен сам послал себя куда надо. Остаток вечера проходит как-то смазано – за сладко-горьким привкусом соджу и такими же солоноватыми воспоминаниями. «А помните как…» - звучит чаще, чем Бэкхен успевает опрокинуть в себя новую стопку. Он непривычно тих сегодня, и только и знает, что отмахиваться от беспокойств Чонина. Бэкхен старается сдерживаться изо всех сил, не пожирать Чондэ глазами, как безумный ловить каждый его вздох. И не умирать от тонкого аромата, которым – так Бэкхен чувствует – пропиталась уже вся комната. В каждом из воспоминаний – они. Начиная с их первого прослушивания, первого совместного токпокки в тот же день в ближайшем кафе, когда колени дрожали в ожидании результатов, но губы с непривычной уже тогда серьезностью убежденно шептали: «Тебе точно не о чем переживать, Чондэ. Твой голос будет сиять». Заканчивая крепкими объятиями, когда переполненный чувствами голос Чена просипел: «Я, кажется, стану отцом». Сердце Чондэ тогда взорвалась от любви. Сердце Бэкхена просто взорвалось. Бэкхен был прав. Вообще-то, он прав гораздо чаще, чем люди предпочитали замечать. Он предрек, что первым из них женится именно Чондэ. «Если не он, то я даже и не знаю кто». Тогда эта мысль отдавала теплом и несбыточными мечтами. «Спорим?», - кричал Бэкхен каждому, кто готов был его слушать. Спор он выиграл, но чувствовал себя кем угодно, только не победителем. Сладкое сопение Сехуна служит всем красочным сигналом – пора на боковую. Ребята возятся с сонным макнэ, пытаясь оттащить того в спальню. Бэкхен неуверенно мнется, поглядывая на Чондэ, который невозмутимо принимается собирать грязную посуду. Все вроде бы решили остаться в общежитии с ночевкой, но у него всё же вырывается тихое: «А ты?». Выходит до того неловко, что Бэкхену хочется отмотать время назад и дать себе затрещину просто за идею подобного вопроса. - Сегодня меня не ждут, - с улыбкой – опять эта чертова улыбка, от которой Бэкхену хочется выть и содрать с себя кожу – отвечает Чондэ. Он кивает на неубранный стол. – Поможешь? - Лучше просто посмотрю, - хмыкает Бэк, пытаясь вернуть себе самообладание. И всё же начинает собирать грязные приборы. Он прочищает горло в надежде, что следующий вопрос получится задать естественно, а не с мертвечиной в собственном голосе. – Как малышка? Лицо Чондэ при одном лишь упоминании о дочери начинает светиться, а во взгляде столько любви, что Бэкхен так и застывает с палочками в руках. - Такая крикливая, - в голосе столько гордости, что Бэкхен и сам не может сдержать улыбки. «Какой же ей ещё быть с таким-то отцом» - думает он. – Минхи почти не спит, только днем, когда няня приходит, - продолжает Чондэ совсем не замечая, как от имени новоявленной миссис Ким улыбка Бэкхена превращается в маску. – Но Минхи молодец, со всем справляется. Бэкхен горько вторит Чондэ в своей голове: «Минхи и в правду молодец». Чену с ней повезло несказанно, ему – Бэкхену – где-то в глубине души может и хотелось бы чтоб что-то с ней было не так. Чтоб оправдать свою неприязнь к ней чем-то весомее: «Чондэ достоин самого лучшего». Она лучшая и есть – милая, добрая и хозяйственная. Такая хрупкая – настоящая принцесса, но не приторно сладкая. Но Бэкхен в ней видит – сам не хочет, но видит – разлучницу. Его и его глупых надежд. На что он и сам не знает. Но сердце стучит тяжело и натужно при мысли об этой девушке, что держит в своих руках хрупкое сердце его Чондэ. И сладковатый аромат лотоса начинает отдавать удушающей гнилью. - Не успел отдать, - говорит Чен, сосредоточенно копаясь в своей сумке, после того как с уборкой покончено, - а потом как-то не к месту было, - он протягивает Бэкхену продолговатую черную коробочку – остается только гадать что внутри. Бэкхен вместо того чтобы сразу открыть сначала подносит к уху и трясет – слишком волнительно ¬– по звуку можно сделать некоторые догадки. - Открой же, - подгоняет Чондэ и подходит ближе. От лотосового аромата Бэкхена ведет. Аккуратно, даже преувеличенно бережно, Бэкхен открывает. Внутри – серебристый браслет, не из звеньев, цельный ремешок. Он завороженно рассматривает, на внутренней части есть гравировка – «навсегда с тобой». Бэкхен вопросительно сморит. - Подарок в честь нового альбома, - смущенно говорит Чондэ, но взгляд не отводит. – Надпись в честь нашей дружбы, - Бэкхену хочется рассмеяться, знал бы ты, Чондэ, какой ты мне друг. – Хочу чтобы ты знал, - в тишине гостиной слова эти отдают особым трепетом и как бы Бэкхен не старался, не может не утопать в собственных чувствах. Под кожей давно гуляют мурашки, так что хочется расчесать всего себя в кровь. – Я дорожу тобой. Очень. Сильнее, чем показываю, за что мне стыдно. - Чондэ, - сипит Бэкхен, не зная куда деваться. Слова эти и греют и ранят его одновременно. - Просто знай это, а если забудешь, смотри на браслет. - Я… Спасибо. Чондэ кивает мягко и раскрывает объятия, они сейчас уместны как никогда, но Бэкхен дергается и Чен делает шаг назад, не настаивая. Бэкхен смотрит затравленно и открывает рот, чтоб сказать то, о чем наверняка пожалеет. - Вы закончили? Помощь не нужна? От голоса Чонина вздрагивают они оба. Кай пусть и хранит в себе детскую наивность, далеко не ребенок. - Простите, я, кажется, помешал, - голос его полон сожаления и самую малость удивления. Обращается он к двоим, но смотрит только на Бэкхена. - Нет! – вырывается у Бэкхена чересчур поспешно и до безобразия облегченно, так что самому хочется скривиться – уж слишком явно это было. И более спокойно. – Не помешал. - Ладно, - тянет Чонин, делая вид, что поверил. – Так, помощь не нужна? - Мы уже со всем закончили. Спокойной ночи, - бросает он Чену, и уже в дверях добавляет более мягкое. – Ещё раз спасибо. Последнее что он видит, прежде чем пойти спасть – улыбка Чондэ, первое что он видит, прикрыв веки – улыбка Чондэ. Бэкхен снова трет глаза, как будто это чем-то поможет, избавит от наваждения, от которого не мог избавиться годами. Сон его тяжелый и беспокойный, но что-то – сладковато-коричечный аромат лотоса – заставляет проснуться. В комнате темно, хоть глаз выколи, но запах плотнее воздуха – нечем дышать. Он чувствует на шее легкое касание чужих губ и задыхается от любимого аромата. И если это сон, то он не хочет просыпаться.