Любишь — люби всяким

Из чистого были только футболка и трусы, которые Ибо вытащил из шкафа и принёс Чжаню, пока тот принимал душ. За запотевшим стеклом кабинки силуэт в растянутой чёрной кофте казался размытой тенью, скользнувшей в открывшуюся дверь и мгновенно исчезнувшей. Чжань вытер лицо от текущей воды, обернулся на мелькнувший в душевой кабинке сквозняк, но Ибо уже исчез, как его и не было. Странно молчаливый и спокойный, даже не показавший намерений забраться в кабинку — будто не этот же человек ещё двадцать минут назад оглушительно ржал своим гиеньим смехом, наблюдая за тем, как Чжань сокрушался над испорченной одеждой. Рубашка, в которой он пришёл, оказалась изляпана его же спермой — как это вышло? Необъяснимо. Трусы, валявшиеся на полу, надевать тоже было противно. Из приличного у Чжаня остались только носки и джинсы, но объяснить появление на людях в таком аутфите: джинсы, ботинки, много голого ничего, тканевая маска, — было бы невозможно. Представив себя полуголым в трендах вейбо, Чжань поёжился даже под горячими струями воды. В выданной на смену футболке Чжань утонул. Любовь Ибо к оверсайзу тоже была оверсайз. Ворот или раскрывал грудь в неприличном декольте, или соскальзывал с плеча, делая вид Чжаня весьма экзотичным. Край футболки закрывал бёдра до середины, и во всём этом Чжань казался одетым в платье, на которое кто-то нанёс абстрактный принт. Простые чёрные трусы под ней казались чуть ли не святотатством. Выход Чжаня из ванной произвёл фурор на публику. Её единственным представителем сейчас оказался Ван Ибо, и он оказался увиденным полностью удовлетворён. Три негромких нарочитых аплодисмента — великая награда от такой придирчивой аудитории. — Твоя одежда в стирке, — сообщил Ибо, и даже уточнять было не нужно, что и рубашка, и джинсы, и трусы — всё оказалось загруженным вместе. — Спасибо, — включаясь в игру, церемонно поклонился Чжань, даже сложил у груди руки, но и это не помогло от внезапно замолчавшего и уставившегося ему в грудь Ибо. Дурацкий воротник, скользнув вниз, открыл любопытным глазам всё от шеи до трусов, и Ибо впился взглядом в мелькнувший в вырезе сосок, который от столь пристального внимания съёжился. Ван Ибо кусался. И когда это не удавалось делать зубами, он ни в чём себе не отказывал взглядом. Чжань потёр грудь, прогоняя фантомные ощущения от острых укусов, а у Ибо вспыхнули скулы. — Хочешь есть? — вдруг спросил он, и вопрос оказался неожиданно уместным. Чжань есть хотел. Он всегда был ужасно голодным после секса, а после секса с Ибо готов был сожрать слона. Слонов не было. Были коробки из доставки, что-то из заморозки, и Чжань уставился в холодильник, пытаясь выбрать что-нибудь наиболее питательно ценное, но не вредное. Поиски успехом не увенчались. Из холодильника шла лёгкая прохлада, от которой чуть передёргивало плечи, а глупые соски, слишком чувствительные после недавних терзаний, так и торчали под футболкой. Чжань увлёкся чтением составов на упаковках и пропустил, как со спины подлезло что-то шумно дышавшее и горячее. Ибо обнял его за бока, сначала осторожно, а потом собственнически, сдавил рёбра локтями, прижался к спине грудью так плотно, будто пластырь. Чжань тихо выдохнул и немного размяк, греясь в объятиях. Разница в росте позволяла посмотреть чуть свысока, и Ибо встретил его взгляд с выражением лица, какое бывает у ребёнка, получившего в подарок самую желанную игрушку и не верившего глазам, даже когда держал её в руках. Но это видение быстро размылось, когда черты лица Ибо заострились, взгляд из-под чуть прикрытых век повело поволокой, а между губ, левым углом вытянутых в ухмылке, мелькнул кончик языка. — Чжань-гэ такой придирчивый, — вздохнул Ибо. — Ему не угодишь. Чжань вздохнул и отвернулся, снова уставившись в холодильник, пищавший последнюю минуту нестерпимо противно. Ибо, уткнувшись носом в плечо, не выпускал Чжаня из объятий. Футболка сминалась под цепкими пальцами, и Чжань не сразу заметил, как глубоко сполз воротник — только когда задняя его часть начала давить на шею. Ибо уже потирал сосок большим пальцем, когда Чжань легко пихнул его локтем, отстраняя от себя. — Ох, — скорчил обиженную гримасу Ибо, снова становясь похожим на ребёнка. В такие моменты у Чжаня в груди вспыхивало что-то болезненное, совесть или злость на себя — никак не мог понять. Он прекрасно знал о том, сколько Ибо лет: не мало, стоило признать, но он до сих пор балансировал на краю между юношеством и взрослостью. Эта двойственность в его поведении сильно действовала на Чжаня, и всегда в плохую сторону. Он не мог понять, не мог разоблачить тот момент, когда из странного подростка Ибо превращался в мужчину, заставлявшего его плавиться в постели, а потом снова становился невыносимым гремлином, который не понимал разницы между людьми и с лёгкостью мог начать троллить Чжаня по любому поводу. Возраст не входил даже в топ-5 причин. — Возьми уже что-нибудь! — разозлился и Ибо, всегда за доли секунды ловивший изменения в его настроении. Иногда он тут же менялся, подстраиваясь так, что злость мигом утихала, но чаще продолжал давить или колко шутить, или огрызаться. Сейчас он, снова удивляя своей метаморфозой, превратился в решительного молодого мужчину, достал упаковку овощей с курицей и закрыл холодильник у Чжаня перед носом. — Невкусно и мало калорий. Всё, как ты ненавидишь. Приятного аппетита! Тепло рук тут же пропало с поясницы Чжаня, освобождая путь к микроволновке. Ибо уселся на стул, подтянув одну ногу к себе, упёрся подбородком в коленку и обиженно сопел, смотря на то, как Чжань гипнотизирует сыто урчащую микроволновку. — Ты будешь чай? — чтобы сказать хоть что-то, спросил Чжань, обернувшись. Ибо шмыгнул носом, обиженно поджал губу и кивнул. Снова как ребёнок. Чжань бесился из-за этого. Как? Как этот же человек, под которым — ещё получаса не прошло! — Чжань кончил с криком и сорванным дыханием, сейчас мог выглядеть обиженным малолеткой? Как? Вопрос, на который он не мог найти ответа уже год. Словно Ибо позволял себе быть взрослым только в спальне и под прицелами камер, да и там его взрослость заканчивалась на мрачном молчании, которым он одарял всех вокруг. Чжань вздохнул и потянулся за чаем в навесную полку, думая, когда и, главное, зачем это всё стало центром его жизни. Была бы история не про них, он бы назвал это “вляпаться” и очень сочувствовал человеку, попавшему в такую западню. Но сейчас в ней был он сам, и выхода не находилось. Любишь — люби всяким. Чжань всякого и любил. Даже такого, что снова прижался со спины, задрал край футболки и влез в неё же, обхватывая тёплые бока холодными руками. Когда успел стянуть свою одежду, так и осталось тайной. — Не отпущу, — сразу предупредил Ибо, и Чжань перестал трепыхаться. Проще оказалось согреть, но и на этом Ибо не остановился. Гладил ледяными пальцами втянутый живот, обводил обозначившуюся арку рёбер и с едва слышным смешком задирал короткими ногтями пушок под пупком. Чжань опустил руки и опёрся на столешницу, пережидая буйный всплеск тактильного голода. Когда Ибо успел так проголодаться, если только полчаса назад выпустил из спальни, тоже осталось секретом. Вслед за пальцами к коже прижались губы. Ибо встал на цыпочки, чтобы дотянуться до затылка, водил носом по коротким волоскам, легко дул, заставляя их подниматься, а кожу — покрываться мурашками. Чжань чуть вздрагивал, чувствуя лёгкий ток тёплого воздуха, млел и дёргал плечами от того, как сладко это отдавалось в паху. Даже вдвоём в огромной футболке было не тесно. Ибо снова встал ровно, прижался губами к спине между лопаток и целовал, будто клевал, одновременно ртом и носом. Стоять становилось неудобно. Чужие трусы и так были не особенно удобными, а с уже окрепшим членом и вовсе причиняли дискомфорт. Ибо расцеловывал плечи, макушка то и дело выныривала из растянутого ворота, а Чжань смотрел на взъерошенные пряди и вздыхал над своей личной пропастью. Угораздило же. Но вот угораздило — ешьте, не подавитесь, пожалуйста. Микроволновка звякнула, погасла, а Чжань не мог дотянуться до неё или отпихнуть Ибо, настолько важным сейчас стало то, как глупое тело реагировало на мелкие кусачие поцелуи по спине. Ибо шумно дышал под футболкой, держал за бока так крепко, что наверняка оставлял следы, и хаотично расписывал кожу тёплыми касаниями. Это был запрещённый приём, у Чжаня вспотели ладони, скользили по столешнице, а он только ёжился и изредка вздрагивал, переживая новые волны мурашек по всему телу. — Держись крепче, — посоветовал Ибо, почти не отнимая губ от кожи Чжаня, отчего слова получились едва понятными. Но Чжань и без предупреждения схватился за выпиравший край стола, едва удерживался от того, чтобы не начать выгибаться под прикосновениями Ибо, и так уже чуть не на цыпочки вставал, чтобы хоть на секунду избежать пьянившей близости. Ибо стёк на пол, держась за Чжаня, и от того, как плавно скользнуло тело по телу, стало вовсе нестерпимо. Чужое бельё казалось орудием пытки, Чжань выдыхал через нос, пытаясь не сорваться на горловой стон, и не сдержал его, когда Ибо, подхватив резинку, потянул трусы вниз. Кожа словно вспыхнула от воздуха. Чжань переступил, позволяя стянуть с себя бельё, и почувствовал больше свободы. Он расставил ноги, лёг грудью на стол и бессильно скрёб ногтями по поверхности, понимая, что не за что уцепиться. А вцепиться во что-то очень хотелось. У Ибо был самый бесстыдный язык во вселенной. Иногда он помогал ему выдавать незавуалированное хамство вагонами, реже — петь, а ещё реже, зато в самую точку, — использовать вот так, чтобы делать из Чжаня безмозглую биомассу, годную лишь на то, чтобы стонать и принимать всё, что Ибо мог дать. Чжань неловко поёрзал, устраиваясь на столе удобнее. Теперь край не так сильно давил под пупком, а лицо можно было спрятать в сложенных руках. Но стало и хуже. Член послушно твердел, хотя, казалось, после недавнего оргазма это было невозможно. Возбуждение возвращалось медленно, лениво, тело пробуждалось под ласками, и Чжань плавился в первой его волне. От задницы и до затылка становилось горячо и сладко, и хотелось понежиться в этом ощущении подольше. У Ибо были другие планы. Пальцы с силой сжимались на разведённых в стороны ягодицах, вминались в них, оставляя полукруглые следы от ногтей, словно в добыче. Ибо медленно скользил языком по натянувшейся возле ануса коже, водя самым кончиком вверх до копчика — и так же медленно вниз, на секунду замирая в центре промежности. Язык болезненно нежно скользил по мягким волоскам в паху, а те отзывались на мокрые прикосновения вспышками быстрого, но сильного возбуждения. Вокруг ещё не сомкнувшейся и мягкой дырки Ибо скользил языком дольше, то поддевая натянутую кожу, то чуть толкаясь внутрь. Язык был горячим, мокрым, слюна то согревалась под дыханием, то тут же остывала, и Чжаня кидало между этими ощущениями, не давая отдаться какому-то одному. Дыхание становилось чаще и глуше, всё понятнее отдавалось сбитыми ахами и стонами, которые тревожили слух. Чжань даже в юношестве не замечал за собой такого пыла к безостановочным ласкам, но с Ибо всё становилось не так. Особенно, жизнь Чжаня. Вдоволь нализавшись и доведя Чжаня до первого порога исступления, когда под грудью стало мокро от выступившего пота, Ибо принялся за дело всерьёз. Теперь он чуть приподнял ягодицы и развёл их шире, полностью раскрывая Чжаня перед собой. Пришлось чуть подвинуться и сползти ниже, расставив ноги, отчего член, уже набравший полную силу, упруго выпрямился, а головка упёрлась в край столешницы. Было неудобно, пока понятливый Ибо с небольшим трудом не направил член вниз, тут же поймав головку губами. — Не надо, — тихо попросил Чжань. Прикосновение к члену было слишком чувствительным после прошлого оргазма и едва отдавало болью. Ибо с тихим вздохом скользнул широко языком по самой вершинке и отпустил член, который снова качнулся вверх, мазнув слюной Ибо по животу Чжаня. — Думаешь, ты сможешь кончить так? Ибо массировал большими пальцами ещё сохранявшую припухлость кожу вокруг входа, разминал его, но не торопился вернуться к риммингу. Чжань нетерпеливо переступил ногами, выгнул спину, чтобы задница задралась выше, и встал на цыпочки. — Нет, — честно ответил он, — не сейчас. Ибо всё понял. Прижавшись к ногам Чжаня, он отпустил его ягодицы, но из-за позы те оставались полуоткрыты. Прижавшись губами к анусу, Ибо с едва заметным царапанием провёл расставленными пальцами от щиколоток Чжаня до коленей, заставляя густые волосы подниматься, а кожу — покрываться мурашками. — А-ах. Единственный громкий звук был коротким, потому что Чжань с силой прикусил нижнюю губу и замер, пережидая горячую волну, прошедшую снизу вверх по телу. Ибо усилил нажатие, продолжая оглаживать и ласкать его ноги, явно забавляясь с порослью на них, а лицом уткнулся между ягодиц так плотно, что Чжань чувствовал мокрой кожей тепло его выдохов. Ибо продолжил облизывать анус по кругу, сначала широко, касаясь кончиком языка каждой растянувшейся морщинки, а потом всё ближе к центру. Прикосновения были дразнящими и жаркими, и без того чувствительное место раздразнили настолько, что от каждого касания в кровь плескали огня. Всё вместе: и мокрый упругий язык, и густая слюна, и дыхание Ибо — всё сейчас заставляло Чжаня вздрагивать и отзываться сорванными вздохами. Пальцы ног поджимались, стоять было неудобно, но Чжань держался в одной позе, потому что только так полнее и острее ощущал всё, что делал с ним Ибо. Тот же сосредоточился, хоть и продолжал медленно, даже вальяжно, обласкивать Чжаню ноги. Иногда только пальцами, чуть царапая покрывшуюся мурашками кожу ногтями, иногда — всей ладонью, щекоча сам себя поверхностным касанием волосков, которые от этого поднимались. Чжань дышал открытым ртом, жмурился и хрипло исторгал из себя воздух, потому что ртом Ибо, вопреки движениям рук, творил непотребство. Языком он ввинтился в открывшийся анус, толкался, щекоча кончиком внутри, и чисто отмытая после секса кожа отзывалась на это. Чжань горел. Ибо трахал его языком, то расслабляя его — и тогда анус раскрывался шире, а на коже чувствовалась шершавость, то сводя в трубочку, чтобы толкнуться дальше. Чувствительные стенки горели от беспорядочных толчков, от того, как Ибо обводил их по кругу изнутри, и стоны Чжаня становились всё громче. Он дрожал. Тело покрывалось потом, и уже пальцы скользили по столешнице в тщетной попытке ухватиться за что-то. Ноги дрожали от напряжения и возбуждения, полностью накрывшего всё тело, потяжелевшая мошонка понемногу подтягивалась, а член — болел от прилившей крови. Чжань не мог сдержать дрожь бёдер, отчаянно хотелось толкнуться внутрь и попасть во что-то плотное, влажное и горячее, хотя бы в кулак, но Ибо не ласкал его спереди, сосредоточившись только на заднице и ногах. Чжань снова дышал только ртом, из горла тянулись хриплые, какие-то каркающие стоны, и их было уже не сдержать. Напряжение отзывалось в паху, где всё горело от языка Ибо, от подсыхавшей на коже слюны. Анус сжимался вокруг языка, щекотка внутри становилась нестерпимой, Чжань с трудом, но вытянулся на дрожавших руках, и от напряжения, прошившего тело, вздрогнул. Оборачиваться было самой большой ошибкой, поэтому-то он с такой радостью её совершил. Ибо, стоявший на коленях позади него, всклокоченный, взмокший, вжавшийся лицом между его ягодиц — это было слишком. Чжань тут же отвернулся, зажмурился, пытаясь прогнать это из памяти, но всё было тщетно. Ибо продолжал трахать его языком, сжимал пальцы на бёдрах, заставляя не двигаться, а Чжань скулил, чувствуя, как балансирует на краю, за который никак не упадёт. Ибо его спас. Придерживая, развернул к себе, заставил встать ровно, на всю стопу, продолжал держать за бёдра, помогая переживать стянувшее тело возбуждение, а потом услужливо разомкнул губы. — Ну же, Чжань-гэ, засунь член мне в рот, — и даже высунул язык, широкий и розовый, чуть пошевелил кончиком. Это было невыносимо. Чжань с закрытыми глазами, почти наощупь, направил вниз член, но попал не сразу — сначала ткнулся в щёку, потом провёл под нижней губой. Ибо не шевелился, лишь шире раскрывал рот и держал так, пока Чжань вталкивался внутрь до горла. Ибо мгновенно сжал губы, втянул щёки, обволакивая настрадавшийся член влажной горячей тугостью, сглотнул, позволяя головке пройти в горло. Чжань дрожал, чувствуя всё это словно десятикратно — кожа горела, тело билось в приближении оргазма, а Ибо, медленно всасывая член с небывалой силой, толкнулся пальцем в раскрытый анус, потёр набухшую простату. Движения стали синхронны: Ибо сосал, не сдерживая мурлыкающий стон, отзывавшийся в напряжённом члене, и одновременно ласкал внутри. Чжань, не следя за собой, схватил его за волосы, больно стягивая их, дрожал, спуская Ибо в горло, и полностью терялся. Было всего слишком: члену — туго в горле, заднице — влажно и нестерпимо вокруг пальцев, глазам — от вида Ибо на коленях и с мутным взглядом. Чжань не мог говорить, и о том, чтобы предупредить, что кончает, не было и речи. От силы накатившего оргазма он согнулся, так, что лоб Ибо вжался ему в живот, а бёдра дрожали в нестерпимом напряжении. Чжань смог лишь немного вытащить член, теперь он был во рту Ибо только наполовину, и тот сглатывал каждую вытекшую каплю, вдавливал напряжённую головку языком в нёбо, давя на уздечку. Чжаня накрыло с головой. Сознание прояснилось не сразу. Чжань смотрел перед собой, дрожа от прохлады, студившей взмокшую кожу. Ибо стянул с него мокрую футболку, обернул своей кофтой, позволяя хоть немного согреться, а сверху — обнял сам, будто принимал в себя остаточную дрожь Чжаня. Теперь Ибо был здесь старшим и ответственным, вытирал Чжаню лоб, улыбался, заглядывая в глаза, целовал щёки, успокаивая. Совершенно другой Ибо — уже новая ипостась. Чжань всхлипнул, пряча лицо в его плече, и постепенно затих. Остатки пережитого оргазма ещё отдавались в нетвёрдых ногах, но тело постепенно расслабилось в крепких объятиях. — Тебе снова нужно в душ, Чжань-гэ, — хмыкнул Ибо, гладя его затылок. Чжань помотал головой, крепче вцепился в Ибо, но не сделал и полушага. — Помочь? Чжань вцепился в него и не шевелился, поэтому Ибо, делая мелкие шажки назад, потянул его за собой, уговаривая по дороге: — Пойдём, пойдём, я ведь ещё не ходил в душ, составь мне компанию, Чжань-гэ… — В третий раз я не смогу, — всхлипнул Чжань, едва шедший за ним на непослушных, будто расплавившихся ногах. — А я и не прошу, — коварно хмыкнул Ибо ему в ухо. — Если будет нужно — просто возьму. Чжань поднял голову и посмотрел на него, в очередной раз поражаясь, сколько личностей таилось в этом странном парне. Сейчас он, словно хищник, тянул обездвиженную добычу в своё логово, и ни следа в нём не осталось от того подростка, что хмурился за его спиной, или наглеца, дразнившего Чжаня на пике возбуждения. Любишь — люби всяким. Чжань вздохнул и послушно пошёл, куда вели. Всякого он и любил.