<• • •>
Заглянувший в комнату через занавески на окне луч солнца словно целенаправленно падает на лицо Изуку, заставляя парня зажмуриться, пробормотав что-то невнятное. Однако даже такой простой «укол бодрости» в сочетании с неприятным покалыванием в затёкшей руке заставляют Мидорию проснуться окончательно, с небольшим усердием открывая слипшиеся от долгого сна глаза. На самом деле Деку был жаворонком с самого раннего детства, когда уже часов так в семь утра зайцем прыгал на кровати мамы, пытаясь разбудить её. В старшей школе привычка рано вставать закрепилась за ним окончательно, так как на пути к достижению своей цели зеленоволосый просыпался раньше всех, и уже в шесть утра его можно было отыскать занимающимся на спортивной площадке. И, если честно, разный режим сна стал одной из самых главных тем разногласий между Мидорией и Тодороки, с которыми им пришлось столкнуться после того, как они съехались. Потому что Шото любил долгий сон, и готов был нежится в постели до полудня, дай только возможность. Изуку с любовью оглядывает причину неподвижного положения своей руки. Успев за ночь отвоевать себе всё одеяло и завернувшись в него, словно кокон, Тодороки удобно расположился на его плече, сопя прямо в ухо. Солнце совсем легко мазнуло светом по его щеке, еле ощутимо согревая её, и парень явно видел десятый сон, высыпаясь после утомительного дня, однако Мидория всё же закрывает его от лучей свободной рукой, тепло улыбаясь, от чего морщинки вокруг его глаз проступают сильнее. Деку всегда считал Шото милым. Даже несмотря на холодный характер и заострённые черты лица. Возможно, именно потому, что рядом с ним Тодороки позволял себе быть ласковым, укутывал в свою любовь и заботу, словно мягкую перину, искренне улыбался, и его смех, вызванный глупой шуткой или неловкой ситуацией, был для Изуку самым приятным звуком на свете. Шото часто напоминал Мидории кота. Угрюмого, царапающего всех и каждого, кто посмеет к нему приблизиться, но стоит только тебе приласкать его, упрямо дарить всю свою заботу, и вот он уже совсем рядом, свернувшись клубком жмётся к твоему боку в холодное дождливое утро. Изуку чуть отодвигает теперь уже короткую чёлку, прижимаясь обветренными губами ко лбу, умиляется лёгкой полуубке любимого и наконец освобождает руку, подкладывая вместо неё подушку. Завтрак. Деку знает, что Тодороки обожает есть на завтрак воздушный омлет с парой кусков поджаренных тостов и холодным латте.<• • •>
Шото просыпается от недостатка теплоты рядом. В отличии от него самого Изуку не замерзал по ночам, во сне теряя контроль температуры своих разных сторон. До их отношений Тодороки всегда кутался как минимум в два одеяла, пытаясь оградиться хотя бы от внешнего холода комнаты. С того момента, как парни начали спать вместе, тепло чужого тела, как и биение сердца под ухом и даже лёгкий храп, стали необходимыми, без этого и уснуть толком не удавалось. Тодороки открывает глаза, непонимающе уставившись на противоположную, уже почти холодную сторону матраса. И первое, что щёлкает в сознании гетерохромного — проспал. Подобное сначала случалось с ним частенько, не помогал даже будильник. Приходилось ставить в качестве рингтона самые громкие и отвратительные мелодии, добавлять по нескольку звонков, потому что соблазн выключить один и вновь провалиться в приятные сны был крайне велик. Ещё и Изуку, который в принципе никогда не будил его насильно, если замечал, что Шото выглядел крайне изнурённым, и в итоге отправлялся в агенство в одиночку. Паника не успевает закрепиться окончательно, когда, с трудом заставляя себя выпутаться из такого тёплого и мягкого одеяла, приподнявшись на локтях, Шото чувствует приятный запах, раздававшийся с кухни, и слышит хлюпанье. Мидория всегда довольно громко хлюпает, когда пьёт из чашки. Многие говорили, что это достаточно раздражительно, заставляя Изуку краснеть, стыдливо отводя глаза. Тодороки никогда так не считал, называл эту его привычку милой, и робкий благодарный взгляд, который Деку посылал в его сторону, стоил тысячи «спасибо». Что же, по крайней мере его парень всё ещё дома. Судя по звукам неторопливо пьёт свой утренний кофе, по привычке листая новостную ленту. Шото облегчённо вздыхает, ерошит волосы на затылке, натягивая лежащую у его стороны кровати, на низкой тумбочке, просторную кофту с принтом костюма Всемогущего, которую ещё когда-то давно успешно стащил у Деку. Они поселились в однокомнатной квартире, пусть и не в центре города, близко к общему агентству, зато в спокойном и тихом районе, где могли без лишних проблем и беспокойства отдохнуть в свои редкие выходные, не боясь быть заснятыми папарацци или потревоженными шумными соседями. За пару шагов Тодороки преодолевает расстояние от спальни до кухни-гостинной, открывая прикрытую дверь, тут же ловя на себе удивлённый, но при этом не менее довольный появлению любимого взгляд родных изумрудных глаз. — Доброе утро, Шо, что-то ты рано проснулся. Тодороки приветствует его кивком, вытягивает руки над головой, на ходу потягиваясь, и без дальнейших прелюдий усаживается на колени Изуку, пристроившись боком к широкой груди. Шото, всё ещё в полудрёме, вновь доверчиво укладывает свою голову на чужое плечо, вдыхает цитрусовый запах геля для душа с распаренной кожи шеи и с наслаждением чувствует тяжесть шрамированной руки, что приобнимает его, прижимая ещё ближе к себе. — Пахнет аппетитно, — делится своими мыслями Тодороки немного хриплым после сна голосом, краем уха вслушиваясь в активное щебетание птиц за приоткрытым окном. — Кто, я или завтрак? — отвечает Изуку с ухмылкой, наклоняя голову, что бы коснуться губами шрама на лице любовника, заставляя того прикрыть глаз. И Шото не может не признать, что самоуверенность, время от времени просыпающаяся в обычно робком и скромном Деку это то, к чему привыкнуть ему так и не удалось. Конечно, не то чтобы Тодороки это прямо-таки не нравилось. — И то и то, практически в равной степени. — А кто же всё-таки перевешивает? — Шутишь? Омлет конечно. Мидория коротко смеётся, откладывая смартфон, чтобы обхватить Шото уже двумя руками, крепко обняв и покачиваясь из стороны в сторону. Тодороки только наигранно ворчит в его шею, но также скрепляет свои ладони на широкой спине, ответно сжимая. — Сколько времени? — Пол шестого. — То есть остался час до выхода, если, конечно, мы не хотим простоять в пробке. — У нас сегодня выходной. Вся утренняя нежность, проснувшаяся в Шото и подаренная лишь одному самому близкому человеку, мгновенно сходит на нет. Тодороки поднимает голову, едва соприкасаясь носами с Деку, прищурясь и нахмурив брови, на что Изуку только тупо хлопает глазами, уставившись на него в ответ. — С чего это такой подарок? Что ты натворил? — О чём ты говоришь? Ничего такого я не делал, Шо, просто… — Пока я спал звонил отец, и ты сам ему ответил? — Нет, я же обещал тебе, что больше никак не буду реагировать на его нападки в нашу сторону. — Уже сам успел слетать на тысячу и одно опасное происшествие? — Да нет же. Пока всё спокойно, я не получил ни одного вызова. Шото уже было открывает рот, чтобы выдвинуть своё очередное предположение, но его буквально затыкают мягким, но настойчивым поцелуем, от которого мурашки бегут по позвоночнику, а в мыслях не остаётся ничего, кроме любимых обветренных губ. Оторвавшись друг от друга оба парня глубоко вздыхают, набирая воздуха в лёгкие. Изуку, пользуясь моментом, прижимается губами к скуле Шото, вырывая из того лёгкий смешок, который отзывается приятной волной в самом сердце веснушчатого. — Когда ты так говоришь у меня создаётся ощущение, что я для тебя ходячая проблема. — Не говори глупостей. Ты — не проблема, — Шото пропускает через пальцы совсем короткие пряди на выбритом затылке, мысленно запоминая, что следует напомнить Изуку о походе в парикмахерскую. — Это проблемы липнут к тебе. Словно… Даже не знаю… Сам приведёшь пример? — М-м, пиявки? — Мидория неловко смеётся, однако взгляд не отводит. — Ладно. Да, как пиявки. Так тоже подойдёт. — Я решил, что нам стоило бы взять выходной потому что ты явно откажешься его брать, если я останусь на работе. — Потому что мы напарники, Изуку. Работаешь ты, работаю и я. Встреваешь в неприятности ты, встреваю в них и я. Ты сам когда-то предложил мне быть вместе, переехать к тебе, создать общее агенство. Самостоятельно намертво привязал меня к себе. — И я никогда не жалел об этом. В изумрудной радужке сверкает искренность, чистое обожание. Деку смотрит на него так, словно пытается передать всё пламя (тёплое, но не обжигающее) своей любви Шото, доказать твёрдость и уверенность в своих словах. Тодороки это пламя с радостью перенимает из рук в руки. Порой ему вообще кажется, что только благодаря этому пламени он и живёт. — Знаешь, я тоже.<• • •>