Брюссельский грифон

      «Брюссельский грифон» был заведением, выйти из которого без выбитых зубов, насильственно опустошенного кошелька и гонореи казалось делом немыслимым. Но выбора не было.       Алек немного постоял, вглядываясь в кровавую щель света, выбивающуюся из-за входной двери, одернул воротник черного пальто и взялся за ручку. Открыть не успел. Дверь распахнулась сама, являя лысого амбала в кожаной куртке.       — Ты тут хрен ли забыл? — Он окинул Алека презрительным взглядом: — Глиста сушеная.       — Я за товаром, — сказал Алек невозмутимо. — Коллекционер меня ждет.       Амбал прищурился и махнул квадратным подбородком за порог, но когда Алек протискивался через него в узкую дверь, ухватил за воротник:       — Помни, тварь, второй раз я бью по крышке гроба.       Алек чуть отвернулся от запаха сигарет и, кажется, сырого мяса.       — Значит, я убью тебя после первого, — сказал он, сбрасывая с себя татуированные кулаки. Амбал гнусно рассмеялся.       Алек пошел вдоль красной подсветки, ведущей его, словно нить Ариадны, по усеянному окурками лабиринту. Слева открылся вход в большой зал, где под тяжелым покрывалом сигаретного дыма и похоти у шеста вертелась голая девица. Человеческое тело вряд ли бы выдержало такие выгибоны — в ней явно читалось что-то змеиное.       — Эми приглянулась? — усмехнулся амбал. Правый глаз у него здорово косил, поэтому казалось, что он умудрялся одновременно смотреть на Алека и на сцену. — После сделки приходи. Если деньги есть — она и не такое умеет.       Чувствуя подступающую злость, Алек сунул руки в карманы, отвернулся и пошел дальше по коридору, пока не уткнулся в железную дверь с пятью замками.       В небольшой комнате сидел человек — длинный, худой, холеный; весь как отглаженный костюм: ни морщинки. Короткие черные волосы были аккуратно уложены, а глаза поражали прозрачностью. Глядеть в них было словно смотреться в прорубь: корка льда, а в центре — пустота, которой никогда не суждено растаять.       Коллекционер.       Стараясь не ежиться от взгляда, Алек сел в кресло напротив.       — Я слышал, вы достаете редких животных.       Коллекционер погладил крошечную псину на коленях, морозно улыбнулся.       — Насколько редкие вас интересуют? Вот, к примеру, брюссельский гриффон, — он почесал мохнатое ухо. — Отличный питомец, могу поделиться щенками.       Алек покачал головой.       — Мне нужен исключительный зверь. Такой, каких и в красной книге нет. Вы, кажется, специалист.       Коллекционер запустил пальцы в собачью шерсть, изучая Алека жалящим взглядом. Тело вспотело под костюмом. Пришлось сжимать кулаки, чтобы не чесаться.       Наконец светлые глаза смягчились, Коллекционер поманил амбала пальцем.       — Сайк, покажи клиенту альбом.       На стол перед Алеком бухнулся толстый том с фотографиями. Страница за страницей — единороги, кентавры, церберы, фениксы, наги…       — К чему лежит душа? — Коллекционер теперь не говорил — мурлыкал. — Дочке можно единорога, жене — кентавра, себе — нага, самку или самца, это уж как вам больше нравится. Они на такое способны… ну, вы уже видели Эми…       — Не то, — Алек захлопнул альбом. — Мне нужно кое-что особенное. Брюссельский грифон. — Он покосился на разомлевшую псину. — Настоящий брюссельский грифон.       Коллекционер поджал губы, посверлил взглядом.       — Это и в самом деле редкость. Зачем вам такая обуза? Грифон — хлопотный питомец. А еще опасный. В стрессе будет все крушить, никакая боль не остановит — даже себя в пылу убьет. Глупая птица, что тут скажешь. Честно вам говорю, грифон — это деньги на ветер.       — Однако это мои деньги, — сказал Алек. — А я желаю именно грифона.       Коллекционер откинулся на спинку кресла.       — Что же, вам повезло. Всего пару недель назад мне попался на черном рынке именно грифон. И именно брюссельский. — Он зажёг сигарету, вставил в зубы, по-ледяному улыбнулся. — Какое совпадение, не правда ли?       — Мне вообще везет по жизни, — процедил Алек. — Возьмете вы мои деньги или нет?       — Прежде чем говорить о сделке, следует кое-что проверить. При таком не самом легальном увлечении, как мое, осторожность не помешает. — Коллекционер кивнул Сайку, и на стол опустились два бокала вина. — Пейте.       — Я предпочитаю делать дела на трезвую голову.       — Похвально. И все же выпить придётся. А то некоторые существа, знаете ли, наловчились. Заказывают у умельцев человеческий костюм — иллюзия такая, что и не отличить от двуногого. Те, кто раздобыл деньги, покупают — и шляются среди добрых людей. Вот, скажем, Сайк, — он кивнул на своего амбала.       — Что, фея? — процедил Алек.       — Ну зачем же? — Коллекционер усмехнулся. — Циклоп. И ведь никак не отличить. Но есть одно слабое место: видите ли, магический организм не переваривает алкоголь. Если выпить — сильнейшее отравление, лихорадка, кома. Так что вы уж не обижайтесь, но выпить я вас заставлю. Могу силой, но лучше вы сами, правда.       Сайк достал из кармана пистолет — неторопливо и как-то обыденно, будто зубочистку. Черное дуло глядело через глушитель, не оставляя выбора.       Алек погипнотизировал жидкость, чувствуя, как тошнота подступает от одного запаха, а потом сжал кулаки, сделал два больших медленных вдоха — и заглотил все, что было в бокале. Утер губы рукавом. Глянул в бесцветные глаза.       — Довольны?       Улыбнувшись, Коллекционер махнул Сайку, и тот вышел. Вскоре за дверью раздалось цоканье и сдавленное рокотание.       Алек обернулся, чувствуя, как в груди нарастает ответный звук. Это было испытание — бороться с отчаянной тоской, загноившимся чувством вины, леденящей лужей вина в желудке. Он вцепился в подлокотники.       Кел повзрослел. Год в неволе — как не повзрослеть. Кормили, очевидно, неплохо; малыш вымахал и был Сайку примерно по плечо. Сердце Алека сжалось при виде орлиного клюва, скованного металлическим намордником, мощных крыльев, стянутых кожаным чехлом, задних львиных лап — связанных, так что Келу приходилось хромать.       Коллекционер поднялся, спустив псину на пол.       — А все-таки красавец, не поспоришь, — сказал он, приближаясь. Провел ладонью вдоль белой шеи, где пёрышки пушились, будто сделанные из взбитых сливок, дальше, где снежное оперение переходило в золотистый мех и ниже, к мускулистому крупу. Когда он обхватил основание тугого хвоста, у Кела вдоль холки прошла нервная волна, топорща перья.       Ярость стрельнула куда-то в подреберье. Хапалки убери, двуногое! Хотелось вырвать эти тощие неуклюжие руки, выклевать глаза, расцарапать когтями грудь. Алек вдохнул, успокаиваясь. Он прошёл так далеко, глупо было бы сейчас разрушить все нетерпением.       — Что вы ему ввели? — спросил он, кивая на тускло-желтые глаза и мутный взгляд.       — Ничего опасного, — Коллекционер теперь поднял Келу голову, по-хозяйски ощупывая под клювом. — Немного успокоительного, для верности.       Значит, доставил двуногим жару. Что-что, а доводить до белого каления — Кел это умеет. Где-то глубоко внутри Алека распирало злорадство.       — Нельзя было просто крепче связать?       — Говорю же, в сильном стрессе грифон начнёт крушить все, а потом убивать себя. Неволя для них — крайний стресс. Это вам не русалка, которой и детский бассейн сойдет. Если захотите завести такого — придется раскошелиться на хороший вольер.       — Я что-нибудь придумаю, — сказал Алек, поднимаясь. Игнорируя цепкие взгляды и все еще маячащий пистолет, он подошел, запустил человеческие пальцы в пышные перья. Тепло через костюм почти не проникало, зато биение сердца — глухое, но мерное, словно из-под толщи воды — чувствовалось сквозь все преграды. Он поглядел в усталые желтые глаза. Мысленно сказал: «Почти, пташка, чуток потерпи», а потом обхватил хвост, с силой сжав пальцы.       — Отпустите! — заволновался Коллекционер. — Хвост — это единственное, что нельзя…       Алек резко дернул. Желтые глаза раскрылись, вспыхнули солнцами, львиное тело вздрогнуло и вывернулось дугой. Стреноженный, Кел принялся брыкаться. Он мотнул головой, вырвал у Сайка поводок и взмахнул передней лапой. Сайк ушел от когтей, но удар хвостом пропустил. А потом и толчок железным намордником в затылок.       Пистолет выпал и заскользил по полу — Алеку под ноги. Схватить его, прицелиться, нажать курок — выстрелить. Пуля настигла Коллекционера, когда он уже схватился за ручку запертой двери. Он осел, держась за грудь, дыша неглубоко и часто. Алек прицелился во второй раз, но сзади наскочила циклопья туша, руки-клещи сдавили грудь. Не выдержав веса, Алек повалился на пол — ладонь тут же придавило коленом. Запястье нехорошо хрустнуло. Сайк зарычал, закапал слюной, подминая все сильнее, выдавливая из кулака пистолет, а потом вдруг вскрикнул, застонал, завалился. На куртке сзади красовались четыре кровавых разреза.       Алек вскочил. Схватил со стола полупустую бутылку.       — Если повезёт — выживешь, — сказал он, вливая вино в открытый от боли рот.       В дверь суматошно заколотились: на шум сбежались охранники клуба. Обезумев от криков, веревок и боли, Кел закричал. Он поддал головой стол, опрокинул кресла и принялся биться лбом об стену.       — Кел, остановись, это я! — Алек пытался заглянуть ему в глаза и заклокотал громче: — Это я, дурачина! Успокойся!       Кел оборвался на полувскрике. Замер, разглядывая нелепый человеческий костюм, а потом тихо всхлипнул и опустил голову, будто все это время старался быть взрослым самцом, а теперь, наконец, позволил себе снова стать младшим братом.       Алек дернул у Сайка с пояса ключ, снял намордник, потрепал по гладким перышкам на макушке.       У двери застонали, закопошились.       — Как… — прошипел Коллекционер, кривясь от боли. — Ты же выпил… Я же видел…       Алек взглянул в прозрачные глаза, на дне которых сейчас внезапно потеплело.       — Я — глупая птица, сам говорил. А ты разве не помнишь, как птица кормит птенцов? Держит пищу, почти не переваривая, а потом отдаёт. — Он отвернулся, напряг желудок и с удовольствием освободился от отравы. — Я год тренировался, пока не научился проделывать этот трюк. Зато теперь никакая гнида не отличит от человека.       Он утер рот, снял пальто — а потом и весь костюм. Насладился восхищенным взглядом Коллекционера и повернулся к Келу.       — Полетели домой, пташка, — сказал он, перекусывая путы на крыльях и лапах.       Выбить стекло в окне было плевым делом — мощному клюву даже бронированная преграда была нипочём. Кел пританцовывал рядом — разминаясь перед полетом, да и, как обычно, просто не в силах устоять на месте ни минуты.       — Ты научишь меня?       — Чему?       — Этому трюку с алкоголем? Я тоже хочу! Я видел, сколько таких, как мы, у них в клетках. Их всех нужно освободить!       Алек не знал, чего ему хотелось больше — биться головой об стену, что год неволи не изменил брата, или рычать по этому поводу от счастья.       — Обязательно, — сказал он ядовито. — Только сначала расскажешь об этих планах маме. Думаю, она с удовольствием поддержит.       Это был запрещённый прием, но он сработал: Кел вздрогнул и вжал голову в плечи.       Раздались выстрелы: с той стороны обстреливали замок.       — Летим! — крикнул Алек.       — Ага, я только… — Кел метнулся к столу, выудил оттуда дрожащую псинку и аккуратно подцепил когтями. — Он приходил в клетку, когда мне было совсем одиноко. Можно?       Дверь заскрипела, и времени на споры не осталось. Алек боднул Кела в окно, но сам обернулся на злое шипение:       — Я поймаю тебя, Брюссельский грифон…       Алек клацнул клювом. Справляться с алкоголем было не единственным трюком, которым он овладел за год, пока готовился к спасению Кела, поэтому сейчас он с удовольствием поднял переднюю лапу и, после некоторого усилия, свернул пальцы, выставляя средний коготь.       — До встречи, двуногий.