Отвратительный любовный треугольник

      Шото любит и боготворит Деку, Мидория хочет отомстить Бакуго за годы издевательств и видит, что Бакуго безответно и до безумия любит Шото, но единственная возможность быть с ним — это быть частью их проклятого любовного треугольника.       Первым столь нездоровую привязанность Кацуки к Тодороки заметил именно Деку, но от него не скрылась и ответная отчужденность Тодороки. Что бы Кацуки ни делал — а показывать свои истинные эмоции он не умел, флиртовать тем более, — это была непробиваемая френдзона, где Шото относился к нему на равных и каждый раз использовал слово, которое до дрожи вымораживало Бакуго.       «Друзья».       Вторым шагом оказалось признание в любви от Шото. Первые пару минут Деку был откровенно в шоке, но потом сообразил, что теперь у него есть шанс отомстить Бакуго за все свои мучения. Тогда он ответил на признание, пригласив Тодороки на свидание, о чем быстренько написал Урараке, которая в этот момент сидела в гостиной рядом с Бакуго.       И Деку это знал.       Его сообщение расстроило и Урараку (о чувствах которой Мидория даже не подозревал) и Бакуго, которому в тот вечер об этом свидании не рассказал только ленивый. Ходил потом, как бомба замедленного действия, и взрывался каждый раз, когда кто-то пытался с ним поговорить.       Третьим, самым коварным шагом Мидории стал разговор с Шото о том, что он с детства влюблен в Кацуки (что, конечно же, ложь) и они оба ему нравятся. Он убедил Тодороки в том, что отношения втроём гораздо лучше обычных, показав примеры из соцсетей. И Шото, искренне доверяя Мидории, согласился, не понимая, что его используют.       Он стал приманкой. А когда Мидория и Шото поговорили с Бакуго и тот, глядя прямо в глаза Тодороки, согласился, капкан захлопнулся.

***

      То, что Шото используют не понимал только сам Шото. Он продолжал упоенно боготворить Мидорию. Бакуго всячески пытался быть с Тодороки аккуратнее и не давить на него, но когда Мидория сказал Шото, что тот обязан доставлять удовольствие всем, «ведь это отношения на троих», и практически силой положил Шото под Бакуго, дела стали совсем плохи.       «У нас ведь отношения на троих, так почему приятно только нам с тобой, Шото, солнышко?»       Бакуго был нежнее и осторожнее, чем Деку, но тот будто имел над ним полный контроль, поэтому в их отношениях Шото был почти что рабом, несмотря на все попытки Бакуго о нем заботиться.       Отношения Шото и Бакуго не складывались с самого начала, а теперь Тодороки испытывал к нему только отвращение, и это резало ножом по сердцу сильнее слез Шото, когда тот стонал во время жесткого секса с Мидорией, насаживающим его глоткой на член Бакуго.       Для них двоих все это медленно, но верно превращалось в кошмар. Однако любовь Шото к Изуку никак не хотела проходить, а объяснить слепо влюбленному, что им пользуются как подстилкой, сложно.       Все это безумие резко закончилось, когда Кацуки понял, зачем все это нужно было Изуку, узнав, что тот успевает миловаться ещё и с Ураракой.       Он вломился в комнату, где сидели Шото с Деку, и, ни секунды не мешкая, вмазал второму. Дальше пошли крики, обвинения, наглый смех Деку и абсолютно пустые глаза Шото, когда предмет его обожания сказал ему прямо в лицо, что все это время просто использовал его ради мести.       Тодороки взял и ушёл. Кацуки помчался за ним, хватал за руки, тормошил и обнимал, пытаясь хоть как-то достучаться до того, кто вообще был не здесь. Он никак не реагировал.       — Уходи.       — Шото, пожалуйста, не надо, я люблю тебя. Только не отворачивайся от меня, умоляю.       — Уходи, Кацуки, я не хочу тебя видеть. Мне противно.       Его слова прозвучали как гром среди ясного неба. Бакуго почти был готов отпустить и уйти. Он привык делать все, что попросит Шото, ведь хоть так ему можно было угодить. И он почти ушёл, пока снова не взглянул на него. Перед ним стоял не человек, а лишь его тень. В его жизни и так было много ужаса, и сейчас оставить его одного — все равно что добить.       Нет, он не Изуку. Он так не поступит.       Он резко развернулся, подошел к Шото и сжал его в объятиях до боли в руках.       — Кацуки, уйди. Я сказал, я не хочу тебя видеть.       — Нет. Я не оставлю тебя одного.       В голове Шото что-то перещелкнуло, запустив мотор ярости, и он начал не по-детски дубасить настырного, но тот не отпускал, просто терпел и держал его.       А потом Шото заплакал навзрыд, впервые на глазах у Кацуки. Он рыдал, как ребёнок, продолжая бить и пытаясь вырваться, но не получалось, уже не было сил на споры, ничего больше не хотелось. Ему было противно, он чувствовал себя грязным. «Ты был всего лишь подстилкой, но ты этого даже не понимал, ты такой отсталый, Шото» — оскорбления и злобный смех все ещё звенели в его голове. — «Даже Урарака лучше тебя отдаётся, а ты же так меня любишь, Шото, что же случилось?»       Больно, противно. Хотелось просто умереть, чтобы не испытывать этот позор и больше никого не видеть.       — Ты ни в чем не виноват, ты просто очень сильно любил. Прошу, успокойся. Все будет хорошо, — Бакуго с трудом выговаривал слова поддержки; у него была разбита губа и расшатывался зуб, от одного из точных ударов хрустнул нос и теперь все лицо медленно опухало. — Прости меня, я должен был догадаться, я должен был раньше вытащить тебя из этих отношений. Я же видел, что тобой пользуются. Но я не понимал, что он задумал. Прости.       — Я хочу умереть. Не хочу никого видеть.       — Не надо, не думай об этом. Нам осталось отучиться всего пару месяцев, потом ты больше его не увидишь. Мы уедем практиковаться в Европу. Нас обоих же пригласили. А его нет.       После слов Шото стало страшно. Сердце билось в истерике, а руки охватила дрожь. Он начал нести первое, что приходило в голову — что угодно, лишь бы отвлечь, чтобы он больше о таком не думал.       — Я и тебя не хочу видеть.       — Я знаю, но я тебя не отпущу.       — И чем ты лучше него? Ты все такой же ублюдок. Видеть тебя не хочу.       — Давай честно — ты никого видеть не хочешь. Я тоже чувствую себя идиотом, потому что сейчас все стало так логично, и, видимо, все вокруг, кроме нас, всё понимали. Мы оба придурки, которые слишком сильно любят. Прости. Не бросай меня, и я позабочусь о тебе. Я никого к тебе не подпущу. Только не смей думать о смерти. Столько людей тебя любят и хотят, чтобы ты был счастлив — твоя мама, я… Да за то, что ты разорвёшь этим сердце своей сестры я тебя с того света достану и снова урою.       Всхлипывания стали тише и Шото перестал вырываться. Возможно, он просто устал.       — Вот с ней бы и встречался.       — Ты сейчас меня к своей сестре приревновал или что?.. АЙ! — Шото от души вдарил ему по ребрам, а потом снова затих. — Я люблю тебя. Очень. Только тебя. Я никого не вижу, когда ты рядом. То, что Деку использовал тебя ради того, чтобы мне отомстить, я себе никогда не прощу. Но я очень постараюсь сделать тебя счастливым. Давай свалим в Европу сразу после выпуска? Вдвоём. И у нас с тобой все будет хорошо, я тебе обещаю.       — Как ты можешь такое обещать?       — Потому что я очень тебя люблю.       — Я могу не полюбить тебя.       — Ну, это не проблема, — Шото вопросительно хмыкнул и заглянул Бакуго в глаза, с недоумением приподняв бровь. — Судя по тому, что ты влюбляешься только в обмудков, у меня есть все шансы.       — Я тебя сейчас ударю, — однако Шото этого не сделал, потому что впервые увидел, что творилось на лице Бакуго. А тот просто стоял и пытался ему улыбнуться.       То есть, он так легко его простит? Просто поверит его словам и снова окунется с головой в отношения, мысль о которых сейчас вызывает лишь страх? А может быть, такова его психология? Он с детства рос в атмосфере неприязни к самому себе и просто не понимает, что так не должно быть, что у него превратное понятие о правильных отношениях с самого детства. Всё эти мысли звучали голосом Кацуки, который говорил ему это ещё полгода назад, только вот Шото не воспринимал его слова всерьёз. Он очень любил.       Нет, он так просто не сдастся. Кацуки Бакуго придётся очень постараться, чтобы добиться расположения Тодороки. Однако сейчас при взгляде на него Шото понимал, что, скорее всего, у него это получится.       — Ладно, давай.