Жизнь Хатидже Турхан-султан.

Утром Наденька была вынуждена проснуться после непродолжительного сна. Несмотря на то, что на корабле по пути сюда она почти не сомкнула глаз, и проспала здесь совсем чуть-чуть, вставала она выспавшийся и бодрой. Кое-что намекало ей или самой чувствовалось, что она расстанется с этим местом, и волнительная дрожь прошлась по телу, когда это пришло ей на ум. Впрочем, сегодня её настроение, на удивление, было приподнятое или даже торжественное. В этот ноябрьский дождливый день она была одна из тех, кто сохранял хорошее расположение духа в этом хмуром месте. По причине непогоды посетителей этого злосчастного места стало гораздо меньше, чем здесь обычно бывает. Но всё же находились и те, кто по указаниям своего господина отправлялись на невольничий рынок. И они мало помалу расхаживали по незатейливым лабиринтам рынка и скупали необходимое. Проходили мимо Наденьки ещё пару чернокожих, которые скупали маленьких девочек и мальчиков, но и они пробыли там совсем недолго. Остановившись на белокурой девочке и черномазом мальчике, они поспешили покинуть рынок. День снова клонился к вечеру, и Наденьку кольнула игла раздражения, потому как Веру уже купил один почтенный молодой господин. Как она и хотела, он был, похоже, человек, обладающий огромным богатством и наследством, доставшимся ему от недавно умершего отца, о чём сообщил работорговцу (по-видимому, они были знакомы). Вера шепнула на ухо Наденьки, что он создаёт благоприятное впечатление на неё, и что она предчувствует хорошее будущее. Та в ответ только пожала плечами и ответила, чтобы она не судила об незнакомом человеке по одному только, якобы, доброму взгляду и огромному богатству. Так вот она расстались с ней, немного повздорив. Но оставались ещё Марья и Настасья, которые оставались безмерно рады за свою новую подругу. Они, подобно Наденьке, радовавшейся за брата, радовались за Веру и молились, чтобы и их купил какой-нибудь благородный господин, и им бы не пришлось страдать, находясь в этом ужасном месте. Впрочем, мечта их сбылась лишь наполовину. Пришёл один достопочтенный пожилой господин со своей богатой свитой и стал торговаться за них. Он наверняка обладал ещё бо́льшим богатством чем, тот, что приходил ранее, но его пороки он не старался скрывать, а словно гордился ими. Этот сомнительный господин, очевидно, погряз в яме безнравственности ещё в юношестве, о чём говорит его желтое глумливое лицо, сохранившее отпечаток постоянных сладострастных похождений в молодости. Он без всякого стыда приближался к девушкам и смущал их своими грязными намёками и замечаниями. Так, он проходил по рынку, оставляя неприятное впечатление у рабов и рабынь, но получая от торговцев почтение. Наконец, когда он дошёл к тому, кто торговал Наденькой и Марьей с Настасьей, он остановился и, как очарованный, стал любоваться рабынями, попеременно шепчась со своим слугой. — Сколько стоит эта рабыня? - он указал на Наденьку. Торговец, который ещё вчера говорил, что не станет её продавать, дал цену за нее в три раза выше, чем обычно. — Что же... - прохрипел старик и приблизился к Наденьке, которая выше его на целую голову, - Как тебя зовут? Молчит. Молчит, гордо приподняв голову и глядя поверх тюрбана господина. Но этот господин без церемоний схватил её за волосы и в ухо прокричал: — Ты, глупая рабыня, твоё имя!? Две сестры, наблюдавшие за этим, почувствовали страх и жалость и не смогли молча стоять в стороне. Отвечала Марья, знавшая османский язык. — Надежда её имя, добрый господин... Он тут же отпустил Наденьку (та упала наземь и Настасья стала помогать ей подняться) и теперь его вниманием овладела Марья. Белокурая красавица могла располагать к себе любого человека своим ангельским ликом и нежным голосом. И старик под её чарами даже перестал глумиться и издеваться, а словно стал шёлковым. Такая перемена в его настроении была лишь на руку двум сёстрам. — А эти сколько стоят? - спросил господин. Торговец назвал цену ещё выше, а слуга господина, стоило тому кивнуть, вытащил из-за пазухи два мешка с золотом и кинул на землю. Работорговец с жадностью кинулся на землю, чтобы скорее спрятать их от чужих и лишних глаз. И Наденька снова осталась одна на чужой земле. Судьба распорядилась так: брата купил добрый господин, Веру купил сомнительный добрый господин, а Марью и Настасью купил злой господин. От мысли, кто окажется её господином, заставляла её дрожать от страха собственное будущее. И внезапно ей стало так тошно и гадко от того, что она беспокоилась о том, каков будет её хозяин. Страх этот был за саму себя. Когда рядом не оказалось никого, она вдруг полюбила себя неистовой любовью, почти губительной для неё же. Страх - быть чьей-то рабыней, находиться в самом низком и жалком положении, стал для неё самым ужасным из страхов. Меньше всего ей хотелось быть жалкой. От этих мыслей у нее помутнилось сознание, голова закружилась, в глазах всё потемнело, но на ногах она всё так же крепко держалась. В здоровое расположение духа её привёл дождь, который начался в одно дуновение ветра. Он обрушился холодными каплями ей на макушку и хорошенько взбодрил отчаявшуюся Наденьку. Впрочем, произошло ещё одно удивительное происшествие, коренным образом изменившее её судьбу. Все, кто находился сейчас на рынке спрятались от под навесами лавок и пережидали плохую погоду. Почти в одно мгновение ливень прекратился, но зато поднялся сильнейший ветер, уносящий всё на своём пути. Нельзя не сказать и о том, насколько сильно испугал гнев природы жителей Стамбула, рабыни завизжали от наступающего приступа страха, а кто-то стал даже сыпать проклятиями и ругательствами беспогодицу. Но и ветер, подобно ливню, перестал нагонять на народ панику и тотчас прекратился. Когда всё закончилось, все вышли из своих убежищ и продолжили жить, как ни в чём ни бывало. Но на Наденьку это обстоятельство если не испугало, то с крайней жестокостью повлияло на настроение. Она не была из тех людей, что слепо верят в какие-то высшие посылы или знаки, но такие перемены в погоде всегда нагоняли на неё ужас или, вернее сказать, чувство чего-то великого и невероятного, что непостижимо понять обычному человеку. Увидев когда в мае грозу, она заплакала. Но причиной слёз был опять таки вовсе не страх. Скорее, слёзы отчаяния. Ей мечталось понять, почувствовать и узнать все таинства природы, услышать её голос. Но слышались только лишь отголоски и шёпот. Она вышла снова на площадь и, опустив голову, почувствовала, что слёзы снова потекли по лицу. Грусть овладела ею в этот миг. Тоска безжалостно стала терзать её душу так неожиданно, так ненавистно, что хорошее расположение духа вновь испарилось. Со все сторон беды и ненастья сдавливали её, не давали вдохнуть глоток воздуха, сдавливали сердце, затрудняя его биение. Чувство, доселе не посещавшее её, было сходно с тем состоянием, в котором она сейчас находилась. Постепенно, минута за минутою она чувствовала, как иссякает её энергия, вялость и сонливость напали на неё так же неожиданно, как переменилось её ясное настроение. Сопротивляться такому разрушающему состоянию она была совсем не в силах и вскоре стала очень бледной и понурой. Рассеялись её плохие мысли лишь благодаря чёрному человеку, который подошёл к ней. Выглядел он необычно в понятиях Наденьки и даже, если не соврать, очень богато. Внешним обликом он тоже поразил её. Доселе ей не приходилось видеть человека такого смуглого, с удивительным чертами лица, но даже они показались ей привлекательными. А особенно запоминающимся в его лице были глаза, цвета янтаря, добрые, выглядывающие из под нахмуренных бровей. До того, этот человек пришёлся ей по душе, что она вяло улыбнулась ему. — Эфенди, - заговорил человек на совершенно чужом ей языке, но между тем, она понимала, о чём тот говорил, - эта девушка, сколько дашь за неё? Торговец назвал цену в пять раз выше той, которую называл ранее. — Я покупаю её у тебя, эфенди. Теперь и Наденька стала чьей-то личной рабыней-невольницей.