emergence

***

мы были, пожалуй, самым типичным примером разных по характеру братьев-близнецов. пока он ныл, что я зануда, и шел гулять, я утопал в учебниках. пока я переживал, что его долго нет дома, он зависал со своей сомнительной компанией где-то в клубе. пока он был на грани отчисления, я учился на отлично и был любим преподавателями. такие одинаковые на вид, но такие разные по сути. хотя, и на вид мы давно перестали быть одинаковыми. еще тогда, когда он впервые покрасился, в шестнадцать. сжег половину волос, зато был доволен тем, что сумел обесцветиться. меня и черный цвет устраивал, а он навсегда остался блондином. где-то внутри мне казалось, что он просто не хочет иметь со мной что-то общее и пытается всеми силами отличиться. но в то же время я понимал, что это просто способ самовыражения. что ничего такого в его светлых волосах нет. мне даже нравилось. с ними он был безумно красивым. лучшая версия меня, но не я. несмотря на то, что мы противоположны, мы не можем друг без друга. говорю же, мы до безумия типичные. наша братская любовь давно перешла все рамки, но и меня, и Енджуна, это устраивало. более чем. от родителей мы съехали в небольшую квартирку-студию в Сеуле, которую они для нас снимали. мне тут безумно нравилось. Енджуну - не очень. наверное, потому, что для его широкой души мало места. потому, что он хотел бы закатывать дома вечеринки для одногруппников, но не имеет технической возможности. потому, что ему нужен беспорядок, постоянно стоять на голове и творить несусветную хрень, пока учится нелегкий эмоциональный текст для курсового проекта. а мне нравилось потому, что соседи тихие. что уютно и легко поддерживать порядок. и что брат почти всегда рядом. под моим контролем (я так думал). должен признаться, я чувствую, что часто ему мешаю. ему бывает не комфортно зубрить материал, и дело не в моем присутствии, а в том, что мне учеба дается куда легче, да и отношусь к ней я проще. ему не комфортно приводить друзей, которых я не знаю. но в остальном, у нас все хорошо. поступили, кстати, в институт искусств. он - на актерское. я - на художественную фотографию. он шел туда осознанно, и не могу понять, какого хуя вечно ноет, что "там сложно и вообще не так, как я себе представлял". потому что, будем честны, его все предупреждали и все отговаривали. это тяжелый и очень неблагодарный труд, к которому, впрочем, талант у него есть. у него вообще ко всему есть таланта по чуть-чуть. мой мультиталантливый братик и актер ничего такой, и рисует немного, и пишет временами, и в свободное время бряцает на гитаре или поет под мой аккомпанемент на стареньком фортепиано, которое осталось тут от хозяина студии. я мультиталантливостью похвастаться не могу. разве что, окончил музыкальную школу, но огромной тяги к музыке у меня не было. я знал, что это не мое, но не мог сказать родителям, и случайным образом все восемь лет проучился по классу фоно. искусство фотографии влекло меня куда больше, и я, так же, как брат, шел на фотографа осознанно, но с четко определенным желанием и жизненными ориентирами. у Енджуна планов на жизнь особо не было. ведь планы строить пристало только занудам, конечно же. Енджунни жил одним днем, и этот образ жизни иногда казался мне диким, а иногда, когда я страшно уставал от своего рутинного однообразия (но вело оно к мечте!), мне так хотелось пойти с ним на очередную вписку. напиться до потери сознания и отоспаться, но потом обязательно вернуться к своей привычной уютной серости и не вылезать из нее до очередного эмоционального застоя. я себе этого не позволял. будни Енджуна же были сплошной впиской, и я им не мешал. в студии был только один двуспальный диван, и мы не стали ничего менять. мы привыкли спать вместе. мы же братья. в этом ничего такого нет. может, именно из-за того, что мы близнецы, когда мы спали вместе, обнаженные, обвившись руками в объятиях и тесно прижавшись друг к другу, я ощущал себя не просто Джуненом, а некой синергией - мы будто становились одним целым. Енджун и Джунен. Ен и Джун. как герои какого-то глупого мультика, которые никогда не бывают на экране по отдельности. мы сливались в единое целое и становились адептом холизма чаще всего ночью, и были им до утра. днем и вечером - обычная студенческая жизнь, днем и вечером - просто братья, милые близняшки, любимцы общих друзей. ночью мы менялись. я - по моему мнению, совсем немного - снимал очки, которые делали из меня задрота-ботана, и приотпускал из глубин души дикую натуру, что больше присуща именно братцу. он не любил, когда я проявлял чувства на публике, хотя это могли счесть за простые братские нежности. а мне часто хотелось. просто обнять его. чмокнуть в белоснежную щеку - чтобы все видели, что Енджун - мой. но он был против. плевался и выворачивался, как будто я мерзкий или какой-то ядовитый. это меня обижало, но он умел извиняться. но Енджун ночью становился совершенно другим. я даже временами сомневался, мой ли это брат, хотя, тут все, как бы, было очевидно. мы чуть ли не менялись ролями - он превращался в ласкового, заботливого старшего (на пару минут, между прочим) братика, который выливал на меня все накопившееся за день (хотя сам бубнил и запрещал к нему лезть). мы целовались. долго, страстно, растягивая удовольствие. меня охватывала животная похоть, шедшая изнутри, и я вот ни разу не задумывался над тем, как наши братские отношения вообще свернули в это русло. это было чем-то самим собой разумеющимся. так будто бы было всегда, и это стало неотрывной частью наших жизней, в которой мы оба нуждались, как в воздухе. вот нам по пятнадцать, а ни у кого из нас еще не было опыта в "этом". ни девушек, ни парней, ни первого поцелуя, ни даже намека на секс. а ведь в пятнадцать уже давно пора! глупость, конечно, но в пятнадцать ты так не думаешь. тогда мы идем на крайние меры - решаем забрать друг у друга первые поцелуи, руководствуясь несколькими принципами: a. мы братья и это нормально, ведь так? b. один раз не пидорас оказалось, что не один раз. и что очень даже пидорас. спустя полтора года целовальной практики (чтобы подготовиться, конечно, к будущим отношениям), мы решились наконец и на секс. такой же, подготовительный. всего разочек. просто прощупать почву, чтобы потом, когда у нас будут парни (ну, или девушки), мы знали, что делать. но наши сексуальные практики затянулись, и продолжаются до сих пор, и, естественно, мы не видим в этом ничего аморального. мы братья и это нормально, ведь так? хоть один принцип, но работает! успокаивает. а про второй мы успешно забыли, особенно когда окончательно определились с ориентацией. нацеловавшись до раскрасневшихся припухших губ, мы либо разговаривали, обнявшись, рассматривая друг друга в свете ночника; Енджун любил трогать меня, перебирать волосы, гладить сонное лицо и шептать нежности опьяневшим от любви голосом; либо, при наличии желания, занимались сексом. долго, страстно, растягивая удовольствие, ну, как обычно. а потом, уставшие, засыпали в первой попавшейся позе, а на утро - приятно болела спина. я будил Енджуна настойчивым поцелуем в щеку. он никогда не вставал по будильнику и любил поспать подольше, а я, как по часам, был на ногах в шесть, даже если сильно устал прошлой ночью. он не просыпал на учебу только благодаря мне, и, честно? глубоко поебать было, если ему ко второй. он ворчал, отказывался вставать, пока я варил на двоих кофе и жарил тосты. закрывался от солнца, которое пробивалось сквозь занавески и освещало его - моего любимого, в белых простынях, такого красивого братика; свет потрясающе отражался от его стеклянно-розоватой кожи, платиновые волосы жили своей жизнью, разметавшись по подушке, солнечные зайчики, порождаемые цепочкой от губы до уха, плясали на потолке. вставал он только после кофе в постель. лениво пил горький ристретто, который я научился готовить только для него. жевал тост с джемом, и только тогда окончательно просыпался, сползал с дивана, бренча своими глупыми дикими браслетами, и шел в душ. я смотрел его расписание и проверял, все ли он взял. копошился в сумке, складывая ровной стопочкой тетради, в которых он все равно ничего не писал, потому что писать конспекты - участь зануд. заряжал его телефон. когда он выходил из душа - напоминал ему, чтобы после пар шел домой. но, о боги, как он выходил из душа... тут ты вряд ли думаешь о парах, вообще об учебе, потому что он создан для того, чтобы не возвращаться домой до полуночи и позже. узкое белое полотенце, предназначавшееся для его дурной головы, туго натягивалось на точеных бедрах. он придерживал его рукой, которая иногда (ах, какая случайность!) это полотенце беспощадно роняла. тогда я, бывало, опаздывал на учебу. наша любовь была до ужаса чистой и наивной. даже если казалось, что Енджун на такую не способен, я чувствовал ее, и сполна отдавал взамен. несмотря на невинность, она была крепкой и недвижимой, по крайней мере, я до последнего так думал. я хотел провести с ним всю жизнь. я видел в нем не только брата, хоть мы и зареклись не думать об этом, несмотря на интимные отношения. все это в рамках нашей родственной связи, и только. и меня это раздражало. я хотел, чтобы он был моим и только моим, потому что вряд ли кто-то сможет его заменить. мы навсегда принадлежим друг другу, и по-другому быть не может. не знаю, могу ли я полюбить кого-то больше. уверен, что нет. но что чувствовал Енджун? когда я заговаривал об этом, то он уходил от ответа. просто сворачивал ловко с темы, начинал зубы мне заговаривать, и я переставал. я знал, что он меня любит, но не понимал, где эти границы, насколько они размыты и есть ли они вообще. у меня уже давно не было. я по уши влюблен в собственного брата-близнеца, и мне вообще плевать, что люди там скажут. здравый смысл понимал и кричал, что это безумие, но в такие моменты я просто его не слушал. это не тот случай, когда нужно подчиняться этому придурку. но, если честно, я не понимаю, что у нас происходит в последнее время. с каждым днем мне все больше кажется, что Енджун от меня отдаляется. это можно спихнуть на желание стать более самостоятельным, но дело точно не в этом. он самостоятелен по-своему, и не надо меня винить в том, что я проверяю его портфель, будто он первоклассник. мне хочется о нем заботиться. мне это нравится. и ему, иногда, тоже. может, таким образом Енджун хочет немного отстранить меня от себя. чтобы я перестал говорить о своих чувствах. чтобы я остыл. не хочет возможных проблем, если мы решим-таки утвердить наши романтические отношения. но какие у нас могут быть с этим проблемы? я заметил, что перестал контролировать гнев. не один раз разбивал руки о стену в ванной, когда он возвращался пьяный только под утро. когда приводил компанию и забивал на меня, потому что я не пью и говорить с его дружками мне не о чем. не знаю, может, следовало хоть раз разбить руки о его лицо, чтобы он понял, насколько сильно я его люблю, но мне не хотелось уничтожать нечто настолько прекрасное. когда он спрашивал, почему мои руки в бинтах, я отвечал, что аллергия. он верил. он никогда не любил копать глубоко, верил сказанному, был простой и прямой, как палка. не умел хитрить, по-крайней мере, меня ему наебать никогда не удавалось. я стал плохо спать. ночами смотрел в потолок, пока на мне так мило и беззащитно сопел Енджун. я гладил его по голове, а он не просыпался, только ерзал и устраивался поудобнее, утыкался носом в шею, как котенок. а я думал. и мне было больно, и что-то черное поднималось из глубин души, заполоняя собой все мое тело; мне хотелось по-собственнически пленить его и никогда никуда не отпускать. хотелось, чтобы он не общался ни с кем из своей ебанутой компашки. хотелось пристегнуть его наручниками к батарее или спустить с лестницы в какой-нибудь подвал. закрыть в клетке, чтобы мой братик сидел там, как дикий зверь, и трогательно цеплялся тонкими пальчиками с черным маникюром за прутья, умоляя его выпустить, глядя полными слез голубыми, из-за линз, глазами. но я не настолько ебанутый, поэтому после таких странных мыслей просто засыпал на пару часов, чтобы все равно проснуться в шесть. мы совсем перестали понимать друг друга. его интересы все больше смещались, он находил все больше плохих компаний, где благодаря своей харизме становился главным заводилой, и его свита была покруче многих. он перестал рассказывать мне что-то о своей жизни, хотя я постоянно спрашивал. он отмахивался. пока он не видел, я рылся у него в вещах - боялся, что он может подсесть на наркотики, если под руку подвернутся, мой глупый безвольный мальчик. но находил только крепкие сигареты и разноцветные зажигалки.

***

24.06.20ХХ 16:41

я был дома уже где-то час. Енджун должен был вернуться в пять. сегодня он пообещал, что никуда не пойдет, поэтому я варил рамен к его приходу и жарил свинину по своему фирменному рецепту (он вечно возвращался очень голодный, но сам для себя готовить был не в состоянии). на сегодня ничего такого особенного не планировалось. я, параллельно готовке, перечитывал конспекты, потому что через неделю должен состояться экзамен по истории искусств. буквально через секунду после того, как я снял рамен с плиты, в дверь постучали. нет, в нее начали барабанить, а за ней звонко и заливисто смеялся мой братец. это было что-то новенькое, потому что в пьяном состоянии так рано он не бывал. как потом оказалось, пьяным он не был. просто показалось так. я спешно открыл дверь. передо мной предстал Енджун и выглядел он, мягко говоря, странно. волосы его из платинового блонда приобрели ядовито-желтый оттенок, на носу красовалась кровоточащая ссадина, но он не выглядел расстроенным или сильно побитым - смеялся, придерживая под руку своего одногруппника, Субина. за их спинами стояли еще три человека. с Субином мы познакомились сразу же, в первый день учебы. Енджун притащил его домой, своего нового лучшего друга, и Субин был славным малым, очень добрым и мягким, мне он нравился. он даже немного выбивался из компании Енджуна, потому как на его фоне был слишком спокойным и несколько медлительным, однако равных ему среди пьянки просто не было. именно он всегда упивался до потери пульса и почти не болел после этого. Енджун говорил, что у Субина дар божий, потому что, в отличии от дружка, он тяжело переживал каждое похмелье. они заваливаются в студию. именно заваливаются - я кое-как успеваю отойти. Енджуна прет от смеха настолько, что Субину приходится его поддерживать, чтобы он не упал носом вперед. следом за ними заходят Тэхен, мой одногруппник, которого я никак не ожидал увидеть, Кай, с факультета киноискусства, и какой-то незнакомый мне милый паренек с ящиком пива в руках. он охуевше смотрит на меня, но потом улыбается и ставит ящик у двери. я молча наблюдаю за тем, как Енджун выуживает из морозильной камеры пачку мяса и, все еще смеясь, заваливается на диван, прижимая ее к разбитой переносице. Субин, Тэхен, Кай и незнакомый паренек равномерно распределяются по студии, садятся, кто куда; кажется, им немного неловко от моего молчаливого присутствия. но это сборище действительно меня разозлило. мне приходится залезть в аптечку и достать пластырь для бедного носа братца. сажусь рядом с ним, убираю ледяное мясо от его лица и, осторожно обработав ссадину, заклеиваю ее пластырем. - что случилось, Енджун? - Джунен-ниии, все хорошо. твой Тэхен немного неудачно меня покрасил, а потом... - его накрывает очередная волна смеха, а я терпеливо жду, когда он проржется. наверное, его пугает мой серьезный вид, и он тут же осекается. - Субин случайно мне уебал, представляешь? - чем? - арматурой. - Субин подал голос и я нарочито медленно разворачиваюсь, чтобы посмотреть в его бесстыжие глаза. - чем, блять? - арматурой... - повторяет он, так виновато глядя на меня, как щенок. - я даже не хочу знать, как во всей этой истории появилась арматура. - ну братик, ну не дуууйся... - он лезет ко мне, пытается приобнять за талию, но я скидываю его руку. нетипичный для него жест - явно не просто так. - мы с ребятами встретили Бомгю по пути домой, и он предложил посидеть у нас. я согласился, надеялся, ты будешь не против. я снова медленно разворачиваюсь, и смотрю на Бомгю. - это друг Тэхена из университета Коре. - Джунен. - коротко и холодно представляюсь я. он кивает и, наверное, они все думают, что у меня крайняя степень плохого настроения. - можете сидеть, но тихо. - Джунен-ниии, ты лучший. - ненавижу эту его манеру, когда ему от меня что-то нужно. почему-то сейчас они все меня страшно раздражают. я ужасно, отвратительно, до боли в животе ревную Енджуна к его компании. мне даже негде спрятаться, чтобы выплеснуть всю неконтролируемую агрессию, поэтому я снимаю подгоревшее мясо с плиты, рывком сажусь за кухонный стол, надеваю наушники, но только для вида, ничего не включая, и начинаю перечитывать конспекты, хотя и так все это прекрасно знаю. сминаю попавшуюся под руку бумажку, чтобы случайно не испортить тетрадь. они оккупировали диван и все место вокруг. пиздели о своем, я мало что слушал. только то, что было нужно мне. - Джунен сегодня какой-то особенно злой, да? - Кай смотрел в пол. с ним у нас были очень хорошие отношения. я не знал кого-то более милого, чем этот ребенок, и его обижать мне точно не хотелось, но сейчас я не мог просто взять и успокоиться. мне нужно было побыть в себе. - да он часто такой в последнее время, не обращайте внимания. - как ты с ним живешь, блин. - Бомгю начинал нравиться мне все меньше, несмотря на очаровательную добродушную мордочку, глаза у него были с придурью. - не думал, что твой брат настолько недоброжелательный. и мог хоть бы предупредить, что вы близнецы, я чуть пиво не уронил, когда увидел его. - просто он не любит компании. и у него экзамен скоро. Тэхен усмехается. он слишком хорошо меня знает. - у него по истории искусств автомат. Енджун пожимает плечами. - это же Джунен. ему жизненно необходимо постоянно учить какую-то хрень. - ну да, он ходит на экзамены даже имея автомат, в этом весь Джунен. потом их разговор переключился на что-то более интересное, хотя я чувствовал, как Бомгю своими остренькими глазками сверлил мою спину. спустя полчаса ко мне подсел Тэхен. - и чего это ты уже пятнадцать минут залипаешь на одну страницу? - он подвигает ко мне баночку пива. я вынимаю один наушник, который тут же хватает Тэхен. - и не слушаешь ничего. послушай, если мы тебя раздражаем, мы лучше пойдем, просто прямо скажи. - он выглядит несколько обеспокоенным. - или у тебя что-то случилось? он придвигается, понижает голос и говорит шепотом, чтобы остальные не услышали. - нет, все... нормально. - Тэхен замечает мою маленькую осечку и накрывает мою руку своей. он действует на меня всегда удивительно-успокаивающе, и я вздыхаю. - ты хочешь поговорить? я неуверенно киваю и признаю свое поражение. - но не здесь. я, наверное, совсем сошел с ума, раз собираюсь рассказать Тэхену о своих отношениях с Енджуном. никогда не угадаешь, как человек это воспримет. да и опасно это. но я больше не могу молчать. мы с Тэтэ уходим. говорим, что к нему в общежитие, за конспектом, который я где-то потерял. и мы правда идем к нему в общежитие, только предметом разговора будут точно не конспекты. я рассказываю ему все. о неопределенности в отношениях. о своей ревности и подвешенном состоянии. о недомолвках и недопонимании. о том, что не могу контролировать агрессию, и что появилось это недавно, ведь обычно я спокойный интроверт, но эмоциональный фон, который, как заевшая пластинка, постоянно треплет мне нервы, может, незаметно, медленно, но верно. даже Енджун, несмотря на свою дикость и безбашенность, просто весельчак, матершинник, но не агрессор. он вообще не умеет злиться, все сводит к шутке. отходчивый. раздражительный иногда, но его раздражение - нечто быстро проходящее и безболезненное, в отличии от моего. рассказываю, как я стал дерганным и недосыпаю. и все из-за своих сложных, блять, отношений с одним мудаком. проблемы, которые я придумал себе сам. только не упоминаю, кто этот человек. и очень надеюсь, что Тэхен не спросит. но он спрашивает. - а кто твоя, такая больная и немного абьюзивная, любовь, которая делает тебя хуже? или это секрет? - секрет, вообще-то, но... - но?.. - Енджун. - что? - Енджун. - не шути так. - я не шучу, Тэтэ. Тэхен пару секунд смотрит на меня, раскрыв рот, потом закрывает его рукой и краснеет. - о боже мой. и его можно понять. он подсаживается ко мне и обнимает, сбоку, осторожно так, будто боится сломать хрупкое личное пространство. но мне не до этого. я поворачиваюсь к нему и обнимаю в ответ, крепко, вцепившись в кофту на его спине, прижимаюсь к груди, как никем нелюбимый ребенок, и плачу. плачу впервые, за довольно долгое время. плачу, и вместе со слезами выливается все, что на душе лежало - я рассказываю Тэхену все, а он успокаивает, качает, как дите в люльке, чтобы не так громко ревело. рассказываю ему все, что накопилось, все, что чувствую к Енджуну и к самому себе. и он осознает в полной мере вес моей проблемы. и он не знает, что с этим делать. если бы хоть кто-то знал.

***

25.06.20ХХ 18:29

мы возвращаемся примерно через полтора часа. настроение было хорошее. я выплакался, умылся и мы с Тэхеном поговорили о сложившейся ситуации уже спокойно. он предложил мне стать более настойчивым, чуть менее опекать Енджуна и хотя бы попытаться понять его. он считает, что я излишне требователен. и я согласился, потому что иногда так и есть. я обязательно попробую поговорить с ним снова. он выслушает меня, а я его. я просто заставлю его говорить, потому что мне вот вообще неясны его намерения. дома все... неплохо. или я просто не хочу убивать свое настроение, и поэтому так думаю. музыка орала на полную. Енджун, в пизду пьяный, слишком сексуально гнулся на диване. слишком сексуально, чтобы злиться. когда мы с Тэхеном вошли, он тут же спрыгнул с него, сделал очень трезвый вид и обнял меня одной рукой, потому что вторая была занята очередной банкой пива. - привет, Джунен-ниии, я так скучал! - привет. я осмотрелся. Субин со стеклянными глазами сидел на полу и бездумно пил. Кай спал на его плече. - а где Бомгю? - Бомгю? - Енджун отпускает меня и соображает. - ааа, этот, Бомгю... он в туалете. перебрал. - он смеется. - а вообще он чем-то накидался, слушай, он уже давно не выходит~... стекленеют уже мои глаза. так значит, Бомгю у нас потенциальная угроза. ебанный торч. но правда, стоит пойти проверить, как он там. труп в квартире нам не нужен, это точно сотрет в порошок мое настроение. я бросаю сумку на пол, смотрю на Тэхена, как бы взглядом говоря, что "это твой друг там вообще-то, и он притащил наркотики в мой дом" и иду в туалет. Бомгю сидит на коленях перед унитазом, и, кажется, он уже обблевался пару раз. - эй, ты в порядке? - я сажусь рядом, касаюсь его спины. он поворачивается ко мне лицом. улыбается. все лицо в крови, которая, как родная, хлещет из носа. - я в порядке. - он задыхается, но натужно смеется, отлипает от унитаза и откидывается на стену ванной. - все просто чудесно. не подгонишь водички? как будто у меня есть выбор. я иду на кухню за водой. Тэхен или Енджун (думаю, все же Тэхен) сделал музыку потише. Тэтэ прибирал срач, который они навели, но он был минимальным, и слава богу. Енджун сидел на полу рядом с Субином, держал в руках пустую банку и сосредоточенно рассматривал на ней какие-то оранжевые картинки. я принес Бомгю стакан и пачку бумажных салфеток, снова сел рядом. он стал пить, явно нехотя, через силу, но ему это было нужно, чтобы сблевать еще раз, и параллельно вытирать жидкую капиллярную кровь с лица, которая капала с подбородка, как вода. - слушай, если ты накидался наркотой и смешал ее с алкоголем, нам лучше обратиться в больницу. - я примерно знаю, что бывает, когда мешаешь дурь с градусом. так, читал из чисто научного интереса. и ничего хорошего обычно не получается. глаза Бомгю округлились. он искренне охуел. - наркотой? это тебе Енджун так сказал, да? я выжидающе на него смотрел. - это он так подумал. это был не косячок, а обычная самокрутка. я не наркоман. - он отвел взгляд в сторону. почему-то, в такой тесной темной атмосфере нашей с Енджуном синей ванной, я почувствовал, что Бомгю хочет что-то рассказать мне. - Бомгю. тогда что с тобой происходит? - знаешь, Джунен... мне так нравится твой брат. я замираю, будто меня ставят на паузу. - что, прости? - Енджун. мне нравится Енджун. знаю, мы познакомились только сегодня, но он у тебя такой... светлый. искренний, но с характером, мне это нравится. - рука Бомгю ставит стакан на пол и безвольно падает рядом. какого, мать его, хуя? жизнь решила меня добить, это ясно как день. - как я могу ему понравиться? ты же точно знаешь, что для этого мне нужно сделать... вы же братья... - он с толикой надежды смотрит на меня, но ничем свою демоническую придурь в глазах он не скроет. Бомгю мутный тип. и я не хочу, чтобы они с Енджуном имели что-то общее. я бы подумал так, даже не состоя с братом в каких-то интимных отношениях. внутри меня распускается цветок, где-то в груди. темно-синий, такой же, как плитка в ванной. он пышет сладким ароматом и истекает черной густой слизью, которая большими плюхами скатывается по мясистым глянцевым лепесткам. вокруг него вьются шипастые лозы, такие же черные, кустистые, опасные. дотронешься - и сразу умрешь. так зарождается ненависть вперемешку с гневом. мне хочется размозжить голову Бомгю о фаянсовую плитку. хочется, чтобы кулак прошел сквозь его напомаженные завитые волосики и коснулся стены. я медленно протягиваю руку к его волосам, чтобы крепко сжать и начать бить, но Бомгю резко припадает к унитазу и его полощет только что выпитой водой. цветок резко закрывается. я поддерживаю его, помогаю не упасть, позволяя на себя опереться, убираю волосы с его измученного лица и стираю кровь бумажными салфетками. смотрю в его спину не двигающимся взглядом и не понимаю, кто из нас более ничтожен - маленький Бомгю, согнувшийся в три погибели и на моих глазах умирающий от кинорексии, или я - мерзкий токсичный собственник, думающий только о себе и своем сомнительном счастье, утративший контроль над эмоциями и растерявший остатки здравомыслия.

***

25.06.20ХХ 00:16

уже за полночь мне удалось уложить Енджуна спать. Кая и Бомгю я отдал под опеку Тэхена, и он пообещал довести их домой в целости и сохранности (в крайнем случае оставить у себя). Субин и сам был в адеквате, им с Тэхеном как раз было по пути в общежитие, так что они добрались без происшествий и сразу завалились спать. у нас дома все было относительно спокойно. Енджун знал, что я не переношу его пьяную морду, поэтому он, как мальчик-паинька, сидел и рассматривал стены. был удивительно разговорчивым, но замолкал, если я ему не отвечал. я хотел еще почитать учебник, но он категорически отказался ложиться спать без меня. пришлось поддаться, и наконец его упрямость была поражена. я отвернулся от него. впервые за долгое время, я обычно не кидал его вот так, на холодной одинокой правой половине дивана, даже если он приходил подпитый. но его это не расстроило - он обнял меня со спины и стал навязчиво целовать в шею. - Енджун, спи. тебе завтра к первой. - вряд ли я завтра пойду на пары, Джунен-ниии... ты же знаешь... - ага, я прекрасно знаю, что Енджун болезненно переносит похмелье. но я все равно подниму его задницу в шесть. - спи, Енджун. я слышу разочарованный стон и он плюхается в свою подушку, моя маленькая обиженка. через пару минут я все равно обнимаю его, уже крепко спящего.

25.06.20ХХ 06:01

- Енджун-ниии, просыпайся. да плевать мне, что ты не собираешься никуда идти. - я пытаюсь расшевелить братца, который жалобно скулил и прятался с головой под одеяло. - смотри, быстрей начнешь - быстрей закончишь, так? просто выпей и разрешаю еще поспать. - лааадно, но, Джунен, ты - сука. - я знаю. Енджун выпивает стакан воды с растворенной там таблеткой, облегчающей похмелье, и снова падает на диван. - сварить тебе кофе? - нет. не напоминай моему организму про еду, окей? - понял. я пью чай, чтобы не раздражать его запахом кофе. собираюсь, насвистывая себе под нос вчерашнюю мелодию, которая вовсю орала, когда я вернулся домой. перепроверяю в который раз сумку, одеваюсь, стоя у зеркала в полный рост. застегиваю сосредоточенно пуговки на рубашке, как вдруг сзади возникает Енджун. а ему даже неплохо с этими желтыми волосами. смотрю на него в зеркале. - чего подскочил? он обнимает меня со спины, подбородок кладет на плечо. - просто. проводить тебя. - Енджун. - Джунен-ни? - вчера Бомгю кое-что сказал мне. - ммм? и что же? - он прижался щекой к моей шее, создавая складочку на рубашке. - сказал, что ты ему приглянулся. спрашивал, как тебе понравиться. - и что ты ответил? - ничего. ему снова стало плохо. - я расправил складку и стал осматривать наше отражение. залип на его красивом, пусть и помятом лице. пластырь был идеальным дополнением к его безбашенному виду. синяки под глазами поглощали весь свет. - понятно~... не ревнуй, братик, ты же знаешь, я люблю только тебя~... - он игриво щекочет мою шею и снова целует, потому что его ночная попытка провалилась. оставляет алый кровоподтек, который быстро побледнел и почти пропал. его слова более чем успокаивают меня. я улыбаюсь. щеки розовеют, и я ничего не могу с этим поделать. - и я тебя люблю, Енджун-ни. - но вечером его обязательно ждет разговор, откладывать который больше нет сил. - ты точно сегодня никуда не пойдешь? - точно. возвращайся скорее, я уже, бля, скучаю. - хорошо. буду в три. - извини за вчерашнее. - все хорошо, глупыш. - я приглаживаю его растрепанные волосы и целую в лоб.

***

13:23 Енджунни ты точно будешь в три? раньше никак? 13:25 Джуненни да, только в три, малыш, мб даже позже, добраться же еще надо :( что-то случилось?? 13:26 Енджунни ок не, все нормуль

***

я честно думал, что пары кончатся в три. кто же знал, что препод так вовремя заболел без предупреждения. сделаю Енджуну сюрприз - приду на час раньше. я просто надеялся, что он там в порядке и не сдох еще от голода и догадается залезть в холодильник в том случае, если начнет умирать. Тэхен беспокоился, но ему не следовало. он крайне тактично и ненавязчиво расспросил обо всем и был рад, что все хорошо. и я был рад. в приподнятом настроении я возвращался домой. купил Енджуну его любимое мороженое. не стал писать ему, что планы поменялись. и правильно сделал. когда я вернулся, дверь в квартиру была приоткрыта. я остановился и поставил на пол пакет с мороженым. неслышно приоткрыл дверь и зашел, так тихо, как мог. я не знал, чего ждать. в голове пробежало столько разных мыслей, от сквозняка до воров, что стало дурно. еще шаг. из прихожей я заглядываю в комнату, придерживаясь за стену. цветок внутри резко распускается и в момент увядает. сухие грязно-серые лепестки с шелестом кружатся и падают в черную жижу. мерзкий чавк. я слышу, как она капает, чувствую, как льется по моему лицу. я отступаю назад. закрываю рот руками насильно, не в силах совладать с собой. на коленях моего братца сидит ебанный Бомгю. и они целуются. и он оставляет на его шее багряные, больные засосы, отдающие синевой. и его руки в диких бренчащих африканских браслетах бесстыдно лапают его обточенное булимией тело, спрятанное под черным безразмерным свитером. и я убегаю. но прежде неслышно выхожу из квартиры. а потом уже, по лестнице, несусь как угорелый, запинаясь и все еще одной рукой сжимая собственные скулы, чтобы не заплакать. плачу только на улице. бессильно сползаю по подъездной двери и рыдаю. беззвучно. в себя. за душой ничего не осталось. цветка внутри как не бывало. теперь там было что-то настолько темное, страшное и нелицеприятное, что я сам себя не понимал и просто отдал тело ему под контроль. на остатках цветка образовался липкий огромный монстр из той же жижи, только теперь она была еще мутнее и чернее. она обволакивала все мое нутро и скоро там не осталось и капли Джунена. я впервые почувствовал предательство. и не от кого-нибудь - от брата близнеца. от брата, который любил меня, но не настолько, чтобы быть удовлетворенным нашими отношениями. от брата, который трахал меня шесть лет. это сродни измене. нет, это хуже измены. это настоящее горькое предательство, горче которого на свете нет. буквально нож в спину - уже не звучит так метафорично, правда? от кого-то настолько родного. настолько любимого. я уже думаю о нем, о себе и о нас в прошедшем времени. будто нас больше нет на этом свете. в моем мире уже точно нет никаких "нас". и всплывает невольно вопрос: а были ли "мы" когда-то? или это лишь мои ебанутые мечты, вызванные нереальным сюрреалистичным желанием подчинить своей воле жизнь другого человека? я был одержим. я был болен. все это - плод моего воображения. но не могу поверить, чтобы Енджун меня так не любил. так ненавидел, что в ту же минуту побежал трахать заинтересованную в нем сучку. просто ни во что меня не ставил, когда спрашивал в смс, когда я вернусь. насколько плохо я его знал. и насколько хорошо он знал меня. чтобы излечить меня от этой зависимости понадобилось всего-то ничего - одно маленькое предательство. самим собой. себя. наша синергия распалась на бесполезные атомы. по отдельности мы ничего из себя не представляем. мы больше не станем адептом холизма. я бы простил что угодно, но не это. мои рыдания сменяются злостью. мне хочется ожесточенно выбивать из Бомгю дух, пока он не сдохнет, но мне это уже кажется слишком простой местью. монстр внутри приказывает утереть слезы и встать. я звоню Каю и прошу одолжить его экшн-камеру. мне больно даже думать о произошедшем. и я глушу мысли, увиденное, что стояло перед глазами, другими извращенными планами. я даже не задумывался над тем, что сначала нужно с ним поговорить. ну так, как я планировал. расставить все точки над i. разоблачить его наглую ложь, все бросить, и... жить дальше. под воздействием таких сильных эмоций ты не видишь смысла жить дальше. думаешь только о сладкой мести. о самовыпиле, местами. не особо радужные перспективы, но выход видится только в этом. мне хочется убить и Енджуна, но я по-прежнему не в силах уничтожить нечто настолько прекрасное. что бы он не сотворил, мои руки никогда его не ударят. я убью его другим, чуть более изощренным способом. можно и Бомгю с собой захватить. как удобно иметь брата-близнеца. можно таким интересным образом мстить бывшим. и собственному брату. а он потом пересмотрит, ведь все будет запечатлено экшн-камерой Кая, того тихого паренька с факультета киноискусства. мы были, пожалуй, самым типичным примером разных по характеру братьев-близнецов. именно поэтому я иду к Тэхену, чтобы он покрасил меня в кислотный желтый. а потом пробью губу и протяну цепочку до уха.