phoenix

– Сан, быстрее, они уже близко! Уен протягивает руку парню, чтобы тот смог поспеть за его темпом. Сан не может бежать, потому что он старается придумать хоть какой-нибудь выход из ситуации, но, кажется, у Уена на уме уже что-то есть. – Сюда! – Нет! Сан понял, куда тащил его Уен. Может, младшему и казалось это самой рациональной идеей, но Чхве знал, что это далеко не так. Глупо прятаться в месте, созданном теми, от кого пытаешься спрятаться. – Они знают об этой комнате, – Сан тяжело дышит, но силы притормозить Уена все-таки находит, – Там мы станем еще уязвимее, и можно только представить, что у них на уме! – Идем, у меня есть план, – голос Чона дрожит, но по глазам Сан видит, что он серьезен, как никогда. Сан сдается. Позволяет младшему затащить себя на чердак дома, в котором Чхве живет уже черт знает сколько лет, запирает дверь на щеколду и тихо сходит с ума от происходящего. Его сдали. Старейшины Ордена выслали на него с Уеном целый отряд истребителей и у него нет ни единой идеи, как спасти от чужих рук самого дорогого и любимого человека в его жизни. Человека. Вот и корень всей проблемы. Запрет Ордена на любого вида связи с людьми был настолько жесток, что наказание должны нести не только фениксы, а и простые смертные, из-за которых нарушение кодекса и происходит. Когда-то Сан своими глазами наблюдал несправедливость в виде уничтожения невинной жизни из-за любви между членом Ордена и обычным человеком. И никогда бы в жизни Сан не подумал, что его может постигнуть такая же участь. С Уеном Сан знаком относительно недавно. Кто бы мог подумать, что этого крошечного отрезка времени из всех взятых жизней, прожитых Саном вместе, хватит для того, чтобы рядовой феникс потерял голову перед совсем юным мальчишкой, у которого лишь школа, танцевальная студия и мечты о бесконечных приключениях? Кто бы мог подумать, что простой смертный, вроде Уена, будет готов променять все, что имеет, на пару часов времени, проведенного вместе с чтецом справедливости? Сан думает, что такие вещи под силу понять только высшему разуму. Тому самому Фениксу, из-за которого сейчас все это и происходит. Чхве тяжело дышит и пытается понять, в чем заключается план Уена. Все, что тот сейчас делает, это заглядывает в небольшую книжечку в руках и собирает со стола и полок некоторые атрибуты, назначение которых Сан прекрасно знает, но пока не понимает, зачем они понадобились Уену. Чон же заметно нервничает – то и дело метает взгляд по пожелтевшим страницам древней книги и едва удерживает в руках предметы, которые хватает с бешеной скоростью. Сану это не нравится от слова совсем. – Что ты делаешь? Чужой голос выводит Уена из его маленького транса, и он фокусирует свой взгляд на ничего не понимавшем Сане. Тот тяжело дышит, в его глазах ярость купается в языках пламени, а Уен даже не находит слов, чтобы объясниться. – Ритуал. Превращение. Проведи его и мы всегда будем вместе. Сан резко подходит к парню и вырывает книжку из его рук. – Ты вообще в своем уме? Хочешь стать таким же, как и я? – Это единственный выход! – Нет! Уен тяжело вздыхает. – Я давно об этом думал, – ком в горле отзывается болью по всему телу, – Когда ты только рассказал мне о запрете, я сразу подумал о том, что если нас найдут, то я не смогу жить дальше, даже если ты меня защитишь. – Уен, пожалуйста… – Сан, – Чхве прекрасно знает младшего и понимает, что он сейчас серьезен как никогда, – Обрати меня в феникса. Мы переродимся и всегда будем вместе. Эти слова режут саново сердце пополам. Ценой уже прожитой жизни с семьей, друзьями и достижениями Уен готов стать убийцей нечестивых только ради того, чтобы всегда быть рядом с тем, кого знает от силы каких-то пару месяцев. И Сан понимает, что на самом-то деле он на месте Уена поступил бы точно так же. – Ладно, – тяжелый выдох, – Садись в центр круга. Уен передает Сану все собранные ним вещи, которые были нужны для обряда превращения, и садится в центр начерченного на полу заклинания. – Ты же понимаешь, что после того, как ты станешь фениксом, тебе придется убивать людей? – Понимаю. – Возможно, мы переродимся далеко друг от друга. – Да. – И часть воспоминаний будет утеряна. – Я запомню каждую минуту, проведенную с тобой. Сердце Сана трепещет, а глаза начинают блестеть от слез. Он расставляет необходимые артефакты по кругу заклинания и достает ритуальный нож из ножен. – Дай мне руку. Причинять боль любимому – настоящая каторга. Лезвие ножа полосует юношескую ладонь, от чего Уен крепко сжимает челюсти и щурит глаза, в уголках которых уже собираются слезы. Сан никогда бы не подумал, что ему придется смотреть на истекающего кровью Уена – такого хрупкого, загнанного в угол и хотевшего распрощаться с обычной жизнью. Его глаза точно так же застилает пелена влаги, сбитое дыхание не дает возможности говорить, но он понимает, что у них абсолютно нет времени. – Поставь руку в центр, – Уен делает, как велено, на что Сан утвердительно кивает. Назад пути больше нет. И не будет. – Великий Феникс! – голос дрожит от подступающей истерики, а руки, держащие книгу с нужным текстом, предательски дрожат, не давая и шанса сфокусироваться на буквах, - Отец справедливости и чести, явись пред ликом твоего покорного слуги! Взамен вкуси честной и чистой крови, кою преподносит тебе, о, великий, невинный человек, желающий познать твои учения! Спустя пару секунд Уен видит, как перед Саном появляется маленькая искра, в момент превращающаяся в огромный ком пламени, из которого потом разворачивается огненная птица. Это одновременно и пугает, и завораживает. Уен слышит тихий, но грубый голос у себя в голове. Наверняка Сан, как феникс, тоже его слышит, но младший никак не может справиться со страхом, которым окутывают его незнание и непонимание всей ситуации. Сквозь пламя Чон видит уверенный взгляд Сана, словно тот просит его немного успокоиться и довериться ему. У Уена нет выбора, поскольку это полностью его идея. И как только он частично расслабляется, голос в голове становиться громче и четче. – «Служивший единожды отныне навеки будет обречен. Хорошо подумай, дитя, а затем протяни мне свою руку дабы очистить душу и поклясться искоренять нечестивых мира сего во имя праведного пламени Великого Феникса», – огненная птица обернулась к Уену, а всплывшие слова звонко бились об стенки черепной коробки, снова заставляя парня нервничать. Перед принятием решения он на пару секунд посмотрел в пол. За это короткое время перед глазами проносятся самые счастливые моменты жизни Уена вместе с семьей и друзьями. Самый последний – их с Саном встреча. То, ради чего он вот-вот протянет окровавленную руку неизвестной природы созданию и навсегда попрощается со всеми, кого любил, и кто любил его. Уен еще раз смотрит на Сана – у того в глазах бьется вина и тысяча сожалений. Больше всего сейчас младший хочет подойти к фениксу, обнять и сказать, что он сам сделал этот выбор и что ему незачем его жалеть и убиваться. Чон лишь легко улыбается возлюбленному; тянет руку к огню. И действительно ни о чем не жалеет. *** Сан никогда не злился на Уена. Ни тогда, когда Чон случайно пролил сок на его домашнюю работу по истории, которую Сан выполнял всю неделю, пока болел; ни тогда, когда он же по ошибке купил кошке Чхве не тот корм, потратив кучу денег; ни тогда, когда Уен одолжил у него штаны на выступление в танцевальной студии и порвал их, продолжая глупо улыбаться со сцены. Не злится и сейчас, стоя уже двадцать минут на автобусной остановке в ожидании своего одноклассника, лучшего друга и любви всех двух жизней, проведенных с ним. А тот, в свою очередь, появившись на горизонте, словно никуда не спешит. Уен выглядит очень уставшим, еле волочит за собой ноги и как будто спит на ходу. Улыбка на лице Сана при виде парня постепенно угасает, а взгляд становится обеспокоенным. У них на носу нет никаких контрольных, да и все танцевальные конкурсы Уена не близко, так от чего же он выглядит таким подавленным? – Привет. Голос Уена хриплый, словно простуженный. Как только он сравнялся с Саном, старший тут же заметил бледность на лице и яркие синяки под глазами. – Привет, – у Сана удивленный тон, – Что-то случилось? Хреново выглядишь. Чон поморщился и потер пальцами уголки глаз. – Всю ночь снились кошмары. Я немного посплю в автобусе, а потом все расскажу. Сан слегка напрягается. Он думает, что, возможно, уже настало время. Вскоре приезжает автобус и Уен засыпает на плече лучшего друга, как только они садятся рядом на свободные сидения. *** В столовой на обеденном перерыве Сан с Уеном сообщают своим друзьям, что сегодня они пообедают в другом месте без всех. Есан на такое заявление молча закатывает глаза, а Сонхва лишь кидает вдогонку, что они спишутся позже после уроков. О том, что им двоим просто нужно посекретничать, при чем срочно, они предпочитают промолчать. На заднем дворе школы, кроме Сана и Уена, есть еще парочка учеников, но они вряд ли им помешают. Оба садятся поперек лавочки, раскладывая еду между собой, и Чхве замечает, что младший до сих пор тормозит. Это лишь подливает масла в огонь сановского интереса, поэтому, не дожидаясь трапезы, Сан сразу переходит к главному – к чаю. – Итак, – начинает Сан, – Что с тобой стряслось? На этих словах Уен перестал освобождать свой кимбап от пищевой пленки и еще пару мгновений потупил взглядом в пространство между ним и другом. – Мне снился очень страшный сон, – наконец-то Чон отмирает, – Я плакал всю ночь, как во сне, так и после того, как проснулся. Не мог остановиться, но до сих пор не понимаю, почему. Сан тут же становится серьезным, и его обед больше не вызывает у него аппетита. На данный момент перед ним разворачивается куда более важное событие, чем прием пищи. Он пока не знает наверняка, но феникс внутри шепчет ему, что так оно и есть. – Что тебе снилось? Сначала Уен молчит. Старший видит через его глаза внутреннюю борьбу на предмет лучшего преподнесения событий сна и почему они так сильно его беспокоят. Сан слишком хорошо знает Уена (он совсем не изменился после перерождения) и знает, что тот либо побоится рассказать всю правду, потому что не хочет быть высмеянным, либо скажет лишь пару слов об этой теме, съехав на то, что это не так уж и важно и ему уже куда лучше. Однако для Сана именно этот сон имеет очень большое значение, поэтому он не успокоится, пока не выпытает всю правду. Уен тяжело вздыхает и начинает говорить: – Мы были вдвоем. За нами была погоня, правда, я понятия не имею, кто пытался нас найти и схватить, а главное – зачем. Мы оказались на чердаке какого-то дома, там было полно старых и странных вещей, как в фильмах про ведьм, – на этой фразе Сан позволяет себе небольшую усмешку, но такую, чтобы Чон не заметил, – Я просил тебя что-то сделать, но не могу вспомнить что. Потом ты порезал мне руку, и мне стало так больно, что я проснулся, будто это было реально! – его голос начинает слегка подрагивать, – Затем я быстро уснул обратно и этот сон продолжился. Ты начал говорить какие-то непонятные слова, а потом появилась куча огня, который превратился в птицу. Птица говорила со мной в моей голове, мне было очень страшно, я пытался проснуться, но у меня не получалось, и в конце концов я решил прикоснуться к ней, а потом мы с тобой вдвоем свалились замертво. После этого я сразу проснулся весь в слезах и не спал до самого утра. Потом уснул на час и проспал все будильники. Такого Сан, если честно, не ожидал. Он правда хорошо знал Уена, но то, что он только что он выложил ему все подчистую, слегка шокировало. Более того, он практически в точности описал события почти двадцатилетней давности, и сон Уена является не просто ночным кошмаром, а самым последним воспоминанием из его прошлой жизни. У Чхве так и чешется язык поскорее ему об этом рассказать, но младший и так сейчас находится в отвратительном состоянии, поэтому прояснять правду он будет немножечко потом. Сейчас нужно сконцентрироваться на том, что именно чувствует Уен по всему этому поводу. – Вау, и правда стремный сон. – Не просто стремный, – возражает Уен, – Когда я плакал, мне было так грустно… так, словно мы правда умерли и словно я решил оставить всю свою семью в обмен на эту смерть. «Так и есть», – хочет сказать Сан, но пока молчит. Видимо, Уен прогоняет в голове все, что с ним творилось ночью. Он выглядит уставшим и поникшим, а у Чхве сжимается сердце при виде такого Чона, который в обычные дни всегда шутит и смеется самым красивым смехом, который Сан когда-либо слышал за все свои жизни. – Хэй, иди сюда. Сан привстает и переставляет еду подальше от Уена, чтобы, широко раскрыв руки, сесть перед ним. Младший немедля обвивает руками спину друга и крепко прижимается своей грудью к чужой, кладя голову на плечо. Чхве начинает перебирать в пальцах волосы Уена и слышит, как его сердцебиение и дыхание постепенно успокаиваются. – Давай после уроков пойдем ко мне, быстро сделаем вдвоем домашку и потом пойдешь домой спать, идет? Старший плечом чувствует одобрительный кивок Уена, а горечь от вранья царапает язык. Домашка домашкой, а правду Сан долго сдерживать не сможет. Великий Феникс ждать не будет. *** Комната Сана всегда нравилась Уену куда больше, чем его собственная. По утрам солнце не щекотало кожу своими лучами, ускоряя пробуждение, зато вечером по стенам разливалось золото, украшая все, чего коснется. И прямо сейчас, в последние теплые дни сентября, красивый свет переливается на лице Сана, от чего у Уена замирает дыхание. Чон упустил тот момент, когда лучший друг стал вызывать у него чувства куда глубже, чем просто дружба, но одно он знал точно – он этого совсем не боится. Сам не знает почему, ведь все клишированные истории из книг и фильмов так и твердили, что чувства между друзьями детства обязательно приведут к разрушению связи, ведь если чувства односторонни, то после признания между двумя уже ничего не будет, как прежде. Уен всегда задавался вопросом, почему же он не боится сказать об этом вслух, но никогда не говорит. И точно так же всегда он приходил к одному и тому же выводу. Потому что у него такое чувство, будто он любит его уже вечность. – Уен? Видимо, Сан заметил, что младший о чем-то замечтался. Оно и не удивительно, ведь тот витает в облаках целый день из-за недосыпа, но у них была договоренность быстро прикончить домашнее задание, поэтому Уен понимает, почему Чхве все время его дергает, стоит тому отвлечься буквально на минуту. Уен знает, что Сан тоже его любит. Может быть, не так, как ему хотелось бы, но они вместе с самого детства, и все это время старший то и делал, что заботился о Чоне. Сан правда хочет побыстрее справиться с заданиями и отправить Уена спать. – Да, прости, – младший откашливается и переводит взгляд на свою тетрадь. Сан лишь усмехается: – Ничего страшного, осталось совсем немного. Уен вздыхает и заглядывает в записи друга, чтобы его догнать. Честно говоря, сейчас ему даже лень задавать вопросы по этой теме, чтобы лучше понимать материал, но, может быть, они еще раз пройдутся по ней, когда младший наконец-то выспится. И через какое-то время, с горем пополам, с домашкой было покончено. Младший облегченно вздохнул, закрыв тетрадь, а Сан потянул руки вверх, чтобы слегка размяться. Солнце должно было вот-вот зайти и стены комнаты залило розово-оранжевым цветом. – Уен. Голос Сана звучал через чур серьезно; так, что Уен резко прекратил складывать тетрадки в рюкзак и его взгляд замер на одной точке в воздухе. Чхве редко говорил с ним серьезно. Поэтому младший слегка занервничал. – Я хотел бы еще поговорить на счет твоего сна… На самом деле, думает Уен, тут говорить не о чем. Но он внимательно слушает друга, даже если ему эта тема не особо приятна. – Я должен тебе сказать, что то, что ты видел во сне было не совсем кошмаром. По Сану видно, что он тоже нервничает. Младший без понятия, о чем тот сейчас говорит, но сказанное озадачивает его настолько, что он хмурит брови и решает выслушать дальше. – Тогда что это, по-твоему, было? Чхве смотрит прямо в глаза, словно ему страшно что-то сказать, и он хочет выразить все одним взглядом. Уен лишь ждет, когда старший издаст хоть какой-то звук, потому что его очень напрягала вся эта атмосфера недоговоренности. – Твой сон – это твои воспоминания из прошлой жизни. Сан выдает сказанное на одном дыхании, а после словно и совсем не дышит: ему страшно, что Уен ему не поверит, что рассмеется в ответ или разозлится. Чон же в свою очередь пытается переварить слова друга. Он правда не понимает, что старший имеет в виду под «воспоминаниями из прошлой жизни», но пока не решается спросить на прямую, дожидаясь пояснений. А Сан все молчит. Он наблюдает за тем, как глаза Уена бегают туда-сюда, как его грудь вздымается чаще в поисках большего объема воздуха и как его руки начинают дрожать. Уен выглядит взволновано даже при том, что он мог ему не верить на слово. Но Чон слишком ему доверяет. Поэтому хочет знать больше о том, что говорит Сан и убедиться в том, что это правда. – Что ты хочешь этим сказать? Сан знает, что это вопрос, но тон младшего настолько серьезен и мрачен, что кажется, будто он не спрашивает вовсе. Он собирается с мыслями, чтобы на одном дыхании выдать: – Не сказать. Я покажу. Чон озадачивается еще больше. Старший тут же после своих слов приближается к нему и прикасается своим лбом к его. И Уена, словно током, прошибают яркие картинки. Они с Саном о чем-то говорят в очереди в кафе. Они вместе пьют кофе в парке. Сан встречает Уена со школы и провожает домой. Они целуются возле рождественской елки в центре города. Уен смотрит, как за плечами старшего раскрываются огненные крылья. Они бегут. Старый дом и ступеньки по дороге на чердак. Порез на ладони Уена. Птица из пламени, клятва кровью и бездыханные тела, осевшие на старинный паркет. Праведный огонь, огромные жертвы и любовь, которая хочет жить вечно. Уен резко отстраняется от друга, тяжело дышит и шокировано смотрит на Сана. Все мысли перемешались с новыми воспоминаниями, и Чон чувствует, что они действительно принадлежат ему, но он все еще не понимает, откуда они могли взяться. – Уен, – Чхве тоже тяжело дышит, – Все, что я тебе сейчас показал – правда. Он не знает почему, но после этих слов все кусочки паззла становятся на свои места. Уен вспоминает свою семью и школьных друзей. Вспоминает, как неуклюже наступил незнакомцу в кафе на ногу и как долго выслушивал его упреки по этому поводу. Как купил сезонный тыквенный латте вечно бурчащему под нос парню и как пытался сблизиться с ним – холодным и не идущим на контакт. Вспоминает, как, спустя время, признался в своих чувствах и как поцеловал его на Рождество; как получил робкое признание в ответ и как растопил чувства человека, преданного огню. Вспоминает и момент, когда Сан наконец-то обнажил перед ним свою сущность феникса; когда растянул свои огненные крылья перед ним и сказал, что все его существование посвящено лишь одной благородной миссии. Вспоминает и то, как Сан сказал, что им нельзя быть вместе. События рокового вечера в мозгу отражаются ярче всего. Сана предали, им нужно найти укрытие и Уен решает, что не хочет умирать попросту, а тем более лишать жизни существа, которое борется за справедливость. Отголоски прошлого вызывают в теперешнем Уене душевную боль, от которой слезы мгновенно выступают на глазах, а дыхание сбивается, словно за ним и сейчас, спустя двадцать лет, гонится полчище огненных истребителей. Он испуганно смотрит на Сана в ожидании хоть чего-то, но тот лишь поджимает губы и резко притягивает его к себе. – Все хорошо, – шепчет он на ухо, – Все закончилось давным-давно и больше нам ничего не угрожает. Уен плачет и рвано дышит в чужое плечо. Вместе с новыми воспоминаниями он понимает, что ему незачем плакать, ведь он совершил то, чего тогда желал больше всего – принес себя в жертву, чтобы жить с любимым вечность. Однако его сердце все равно колют события болезненного прошлого, и, возможно, это просто слезы облегчения. Слезы, которые раз и навсегда смоют горечь сожалений и вину перед теми, кому он причинил столько боли своим уходом. Слезы, которые будут началом его вновь обретенного спокойствия и счастья. Сан лишь жмет Уена ближе и тянет за собой, чтобы лечь на кровать. Как только они ложатся, Чон еще раз смотрит в глаза своего возлюбленного, а затем, тихо всхлипывая, засыпает. Сан нежно обвивает его руками и мысленно обещает себе, что больше никогда не отпустит и не позволит совершить подобные глупости, стоящие целой жизни. *** Уен не может сказать, что, проспав бог знает сколько часов, ему стало лучше. Во рту пересохло, веки были тяжелыми от слез, а тело в некоторых местах болело, напоминая о том, в какой неудобной позе он спал. Может и неудобной, но его боль утоляет только одна мысль – он спал в руках любимого человека. На утро то, что еще вечером казалось полным бредом, наконец-то обрело свои очертания в памяти Уена и он с облегчением вздохнул, когда вся мозаика из воспоминаний сложилась в одну общую картину. Не понятным было лишь то, что почему-то Сан помнил абсолютно все, а Уен вспомнил об этом только сейчас. Старший же лежал на соседней подушке, мирно сопел совсем рядом с лицом Чона и его лицо выглядело так, словно он избавился от тяжелого груза и ему стало куда легче. Уен думает, что, наверное, Сану было очень тяжело жить всю эту новую жизнь, храня такой важный секрет. Глядя на него, у него даже нет сил злиться на Чхве, за то, что он все это время держал младшего в неведении, потому что сейчас он был таким расслабленным. Уен не может его винить, потому что знает, что Сану тоже было трудно. И тем не менее им еще многое стоит обсудить. Уен теперь тоже феникс, но он имеет очень смутное понятие о том, что именно ему, как фениксу, нужно будет делать. *** – Посвящение. – Посвящение? – Да. Кухня залита редкими лучами солнца, а в помещении слегка прохладно из-за сквозняка, поэтому над их чашками с чаем видно слабый пар. Уену было невтерпеж узнать больше о сущности фениксов, поэтому все расспросы начались с самого раннего утра, прямо за завтраком. Сан действительно выглядел спокойным и расслабленным. На все вопросы Уена он отвечал тихим голосом и со слабой ухмылкой. Хоть Чон и немного уже знал о фениксах, все равно вся эта информация запестрила перед ним новыми красками. – То есть, когда произойдет посвящение, я официально стану фениксом и мы должны будем убивать преступников? – Именно. Однако, – Чхве прерывается, чтобы отпить чаю, – Помни, пожалуйста, что мы убиваем не всех, а только тех преступников, которые остались безнаказанными. Чаще всего жертвами становятся чиновники и богачи. На них информацию найти сложнее, но если мы будем работать вместе, то ты быстро наловчишься. Уен чему-то про себя кивает и тут же задает следующий вопрос: – Но подожди… что тогда будет с семьей, в которой я вырос? Я же не смогу скрывать от них то, чем на самом деле занимаюсь и врать, что учусь или работаю. Усмешка с лица Сана пропадает, и он делает еще один большой глоток чая. – Посвящение – это не только процедура закрепления за тобой силы феникса, как преданного Великому. Вместе с этим вся память твоих близких и друзей о тебе будет стерта. Все они будут думать, что нас никогда не существовало. Энтузиазм Уена остывает, как и чай в чашке, который долго стоял на сквозняке. Он даже не мог подумать, что ему придется расставаться с семьей во второй раз. – Они не почувствуют боли потери, как твоя прошлая семья. Для них все будет так, словно тебя никогда и не было, а тебе нужно будет лишь отпустить их и жить дальше, посвящая себя только воле Феникса. Сан видит, как Уен глубоко погружается в свои раздумья, как его мозг пытается принять очередной разрыв с близкими и как пытается осознать, что так будет каждый раз, когда он будет умирать и перерождаться в кругу новых людей. Сан знает, как это тяжело. Знает, потому что он сам уже не помнит, сколько лет живет и сколько раз перерождался. – Сколько семей пришлось отпустить тебе? Чхве до боли сжимает челюсти, потому что это всегда трудно – отпускать тех, кто растил тебя с пеленок; тех, для кого после посвящения ты абсолютный незнакомец; тех, кто никогда не вспомнит твои синяки на коленках от первой поездки на велосипеде. Он может лишь сказать, что со временем эта личная боль притупляется. Сан правда уже сбился со счету, сколько раз он перерождался, сколько семей он сменил и со сколькими из них было прощаться больнее всего. Одно он знает точно – теперь рядом с ним есть тот, кто всегда будет рядом, кто всегда будет хранить о нем память, и кто отдал свою жизнь в обмен на вечность вместе с ним. И Уену теперь просто так от него не отделаться. – Много, – отвечает Сан, – Я уже даже не помню. Уен снова кивает. Ему грустно, но он понимает, что он сам сделал этот выбор и теперь ему еще очень долго придется с ним жить. – Посвящение будет в день твоего восемнадцатого дня рождения. Мое тоже, – продолжает Сан. – Стой, почему? – Уен удивлен, ведь Чхве старше его почти на полгода, – Разве ты уже не проходил обряд? – Пока нет. Я решил, что пройду его вместе с тобой, так как для тебя это впервые. Я молился Фениксу, и он учел мое желание. Сан подсел к Уену ближе, обнял его и легко коснулся губами его лба. – Сани. Голос Чона тихий, потому что он всего еще немного расстроен и слегка напуган. – Да? – Пообещай мне одну вещь. – Какую? – Отныне если мы будем умирать, то только вместе. *** Сан ловко спланировал засаду, и теперь их жертва была загнана в глухой переулок с абсолютным тупиком. Уен стоял напротив него – такого жалкого и мечущегося со стороны в сторону в надежде найти хоть какую-то лазейку, - но феникс знал, что их стратегия не имеет пробелов, и у преступника нет ни единого шанса вырваться из цепких лап огненного правосудия. Старший должен был появиться с минуты на минуту, а пока целью Уена было не дать жертве уйти. Нельзя сказать, что Сан появляется внезапно из ниоткуда, но по спине Чона все же проходит слабый холодок, так как работают они относительно недавно и он еще к такому не привык. Теперь, когда их двое, на лице преступника сияет искренний ужас от осознания, что его поймали и что это его конец. Сан подтверждает это своими словами: – Нечестивый, отрешенный от буквы закона и смеющий посягать на святую справедливость, - его голос груб, а кулаки от ярости сжимаются добела, - Гори праведным огнем во имя Великого Феникса, отца справедливости чести! Уена заполняет ярость, его тело напряжено, и он встречается взглядом с Саном, чтобы по обоюдному кивку начать самую главную миссию их жизни. Кулаки обоих вспыхивают ярким пламенем. А фениксы всегда восстают из пепла.