Счастье.

Тихо шумит телевизор, крутя какой-то очередной французский фильм. Но они не смотрели на экран. Девушка с волосами, напоминающими о трескучем костре давно сопела, укутавшись в колючий плед. А вторая, с локонами из чистого золота, ютилась на оставшемся краешке старого дивана, наблюдая за ее "васильком". — Спящая красавица, — шепотом говорит Маришка, отводя выбившуюся рыжую прядь от лица Василисы. И продолжает с нежностью смотреть на ту, что стала воплощенным в человека чистым счастьем. Бывают такие моменты, когда хочется остановить время и остаться там навсегда. Будто слыша ее мысли, часы на стене перестали тикать, а может ей просто показалось? Не было слышно ни одного шороха, только стрелки продолжили неумолимо отсчитывать время. Время, которое им еще предстоит прожить. Вместе. Сколько еще дано до смерти? Год? Десять? А может и вовсе жалкие пару часов. Поэтому они никогда не расставались, каждую минуту находясь рядом. Вдруг циферблат их деревянных часов внезапно застынет, стрелки прекратят ходить по кругу? Над одной из них повиснет черная дымка. Другая не выдержит. Никто не выдержит такого. У Резниковой задрожали пальцы, но грудь Василисы все еще вздымалась на каждый вдох. В ее сердце горел такой огонь, который, казалось, никто не сможет потушить. Находясь рядом с Огневой, мгновенно согреваешься без всяких пледов. Маришка наклонилась поближе, почувствовав теплое дыхание на своей щеке и поцеловала девушку в лоб. В ее касаниях, поцелуях было столько любви, что иногда даже Василиса удивлялась как в ней умещается столько. За этой внешне холодной и сдержанной девушкой скрывалось слишком много секретов. Некоторые до сих пор неразгаданные. Но Василиса любила тайны. Как и все в Маришке. Ее спутанные волосы, в которых запутались лучи солнца и пальцы Огневой, крепко сжимающие эти локоны, как у диснеевской принцессы; ярко голубые глаза, где шумело море и опухшие от поцелуев губы. Василиса боялась отпускать хрупкую фарфоровую кожу, сильнее хватаясь за Резникову. Этот страх накатывал так внезапно, казалось, Маришка сейчас пропадет за горизонтом, скроется во мгле, спрячется в толпе и исчезнет навсегда. Слезы чуть ли не подкатывают к глазам и помогает только покрепче прижать к себе легкое тельце, защищая от всех и накрыть своей любовью, как пуховым одеялом. И опять весь блеск растекся по щекам, носу, оказался на пальцах. Она смеется, как будто тысячи хрустальных капель одновременно падают с крыши так весело и беззаботно, что все проблемы мигом исчезают. А всегда красивая лучезарная улыбка освещает всю комнату, как по щелчку пальцев. Она так ее любит, любит каждую мелочь, любит ее часто колючий характер, любит до звона в ушах, до дрожи, до боли в подушечках пальцев после рваных частых прикосновений. Любит, любит, любит. А ведь их первая встреча... не была такой счастливой. Впрочем, сейчас не время для таких воспоминаний. Первые непослушные лучики света уже проникали в маленькую комнату, заполненную уютом под завязку. Везде висели на веревочках полароидные фотографии. Зима, две девушки, глинтвейн и простуда. А вот робкие объятия в первый день их существования как пары. Хлопковое платье с короткими рукавами, волосы цвета осени и рапсовое поле. Лаванда, коты, дом мечты. Сколько воспоминаний хранят эти фотографии. Коснись рукой, и ты возвращаешься в то время. Когда они были детьми, когда все было так легко. Маришка любила свой фотоаппарат. Пусть он был старый, но сколько всего пережил, сколько запечатлел моментов, заточив их в темнице безвременья. Это вдохновляло. Василиса тоже любила искусство. Она рисовала. Рисовала то, что любила. Цветы, море, солнце, Маришку, конечно. Странно, на каждой картине находилось что-то, напоминающее Резникову. Хотя что странного. Маришка это ведь синоним к "счастье". А она счастлива. Они счастливы. Густые ресницы пару раз дрогнули и вот уже обе девушки спят. Они встречали рассвет в мире сновидений, держась за руки, даже во сне не отпуская друг друга. И я уверенна, что в мире Морфея они рядом, они любят, они и есть одна сплошная любовь.