Мы все потеряли что-то на этой безумной войне

— Проходи. Располагайся. Да не озирайся ты так, дома никого нет кроме нас. И, пожалуйста, не дрожи… Еле слышное бормотание, подталкивание гостя, чтобы тот, наконец, прошёл дальше порога, усаживание его в кресло, поиски какого-нибудь пледа или, на худой конец, покрывала, хоть чего-нибудь, чем можно было б укрыть и согреть дрожащего человека — всё это давало действия. Спасительные действия, иначе он бы точно сошёл с ума. Как он вообще до сих пор сумел сохранить разум одному Мерлину известно. Ха! Ты всегда отказывал мне. Сначала в дружбе. Потом во вражде. Предпочитая просто не видеть, не сталкиваться, не замечать. Удобно, твою мать! Я злился. Я поддевал, жалил, всё что угодно, только бы обратить на себя твое внимание. Словесные перепалки, как повод лишний раз услышать твой голос и не важно, что именно ты отвечаешь, главное, это обращено ко мне. Ко мне одному. Наши стычки, как повод прикоснуться к тебе. По-другому ты не позволил бы мне. Ты всегда был в центре внимания. Всегда в компании верных друзей. Неразлучная троица. Вы сияли. Ты сиял. От тебя всегда веяло теплом. Даже в тот самый тёмный день ты светился. Ты жил. Ты боролся. Ты победил. Ты не мог иначе. Ты никогда не мог иначе. Истинное благородство. Оно распространялось на всех. И только я оказался не достоин. После войны во вражде отпал всякий смысл, а к дружбе не было пути. Слишком большая пропасть. Слишком много потерь. Война — это всегда слишком, особенно для детей. А были ли мы ими вообще? Были ли когда-то детьми? Я не помню. Силюсь оживить в сознании хоть одно детское воспоминание и не могу. Это страшно. Меня воспитывали истинным Малфоем. И это был вердикт. Ты понял. Ты сразу понял. Как только увидел. Поэтому мне было отказано в дружбе. И поэтому, впоследствии, я остался, не имея ничего. Ты порвал все нити. Но ты, конечно же, обо всём этом не подозреваешь. Тебе легче. — Ну только не дрожи ты, прошу. Камин. Поленья. Огонь. Сейчас станет теплей. Обещаю. Ну что ты, ну не плачь. Укрываю его призванным из спальни своим одеялом. Я не могу видеть его слёзы. Я не могу не смотреть на него. Чай. Нужно приготовить чай. Горячее всегда действует успокаивающе. К тому же — хороший повод отойти, ведь можно было с лёгкостью призвать всё необходимое и нагреть воду простым заклинанием. Кухня. Родная кухня в небольшом доме на окраине Лондона. Я предпочитаю покой. И по правде, меня некому беспокоить. Только совы с корреспонденцией. Даже Эльфов не держу. Ну и фиг! Я тоже всегда был в центре внимания. И тоже из-за фамилии. Но это не то. Величавость, горделивость, надменность. Я тоже блистал, но мой свет был лишь мишурой. Он не мог никого согреть. Я не мог никого согреть. Даже самого себя. Я боялся. Мне внушили, что я выше, — и я боялся упасть с пьедестала. Мне внушили, что нужно быть дерзким, прытким, изворотливым, что цель оправдывает любые средства, — и я боялся не быть слизеринцем. Я служил Тёмному Лорду, потому что боялся за жизнь своей семьи, за свою жизнь. Страх — вот всё, что я помню, что я знаю и что мной руководит. Руководит до сих пор. Потому что я и сейчас от пяток до макушки боюсь своего такого внезапного, такого долгожданного, такого желанного гостя. Такого сломленного и разбитого. Я боюсь тебя. Наблюдаю за закипающим чайником и чувствую поднимающуюся во мне ярость. Ярость от беспомощности. Одно я только знаю точно: хорошо, что мои родители в Швейцарии и полностью сосредоточены на воспитании моей маленькой сестрёнки, а ещё им вполне хватает писем с уверениями о том, что у меня всё хорошо. Ставлю все необходимые приборы на поднос, снимаю с плиты закипевший чайник и левитирую всё перед собой в гостиную. Опускаю поднос на низкий столик у кресла. Наполнив чашку чаем, подношу её к твоим губам. — Ну хоть пару глотков. Хоть чуть-чуть. Тебе нужно. Давай. Вот так. Хорошо. Теперь хорошо. Шумно выдыхаю. Отставляю чашку, когда он перестаёт пить. Устраиваюсь на широком подлокотнике возле тебя. Съёжившийся, закутанный, с ногами сидящий в кресле, ты так мало походил на того сияющего мальчика, но всё же от тебя по-прежнему исходит тепло. Я уже ощутил это ранее и вот почувствовал снова. Рядом с тобой так тепло. Не представляю, как можно от тебя отойти. Я очень долго… нет, я почти всю жизнь жил в привычной прохладе, и сейчас мне уже жарко. Я словно погружаюсь в лёгкое облако или сам становлюсь им от твоего тепла. Так хочется коснуться твоих волос, погладить как маленького и сказать, что всё будет хорошо. И я глажу, лёгкими движениями перебирая пальцами мягкие непослушные пряди волос. — Всё будет хорошо, слышишь? — шепчу я. — Всё будет хорошо. Я вовремя тебя нашёл. Это правда. Я вовремя тебя нашёл. Не знаю, какими путями ты забрёл в заповедник. Не знаю, почему именно сегодня мне захотелось по нему прогуляться, не смотря на январский холод, пронизывающий до костей ветер и залетающий за ворот пальто снег. Я просто шёл, рассматривая сонный заснеженный лес, живущий своими зимними сказочными звуками. Во мне нарастало какое-то волнение, словно что-то вот-вот должно случиться. То, чего я очень жду, только ещё не осознал, чем именно оно является. Но уже знал, что мне нужно это больше воздуха. Выйдя на небольшую поляну, я застыл от увиденного. Серебристая лань. Такая тонкая, прозрачная, почти уже исчезнувшая, но необычайно прекрасная с печальнейшим взглядом. Она плавно скользила по поляне, а под деревом сидел кто-то и смотрел на неё, не моргая, будто она та самая спасительная соломинка для утопающего. Только в том взгляде не было надежды. Этот кто-то просто прощался. Прощался навсегда. И я узнал его. Я узнал тебя. И не отпустил. И сейчас глажу твои волосы, чувствую твоё тепло. Может себе ты и не нужен, но сейчас ты очень нужен мне. Я ведь всегда был эгоистом. Ты же знаешь. Наклоняюсь и вдыхаю аромат твоих волос. Они пахнут лесом, снегом и крапивой. От этого у меня перехватывает дыхание. Касаюсь волос губами легко-легко. Мерлин, какие мягкие. Ты не двигаешься, не отстраняешься, но я чувствую, как участился твой пульс. Очерчиваю пальцами контур твоей правой скулы, линию губ, перехожу на подбородок, двумя пальцами приподнимаю твою голову, прося тем самым посмотреть на меня. Ведь за всё время ты не сказал ни слова и не поднял взгляд. Зелёные глаза, подёрнутые дымкой, казались неопределённо серыми, будто выцвели. Две вертикальные морщинки между бровей, опущенные уголки губ и прокушенная нижняя губа, с запёкшейся капелькой крови, уже порозовевшие от близости камина щёки. Ты выглядел таким измученным. Мне не хочется видеть тебя таким, и я приникаю своими губами к твоим, словно пытаясь разбудить. Провожу по ним языком, слизывая ту злосчастную капельку крови. Я тону. Я задыхаюсь. Меня накрывает с головой, и лишь когда ты отвечаешь на мой своевольный поцелуй, только тогда я понимаю всю реальность этого момента. Твои губы ещё хранят вкус выпитого тобой чая, а до него — огневиски. Да, ты был пьян там, в лесу. И ты замерзал. Я мог не найти тебя. Меня там вообще могло не быть. Понимаю и целую напористее, яростнее. Ты откидываешь одеяло, и я могу придвинуться к тебе ближе. Огонь камина нам уже не нужен, потому что мы сами стали огнём. Одним большим пламенем…. *** Ты феникс. Ты и меня таким сделал. Ты убиваешь и воскрешаешь одним прикосновением, одним словом. Ты больше не отказываешь мне, но и предлагаешь не мне. Ты мой, но ты никогда не принадлежал мне. Ты подходишь ко мне, садишься рядом, кладёшь свою голову мне на колени и ждёшь. Я знаю чего. Глажу тебя по волосам. Сегодня снова девятое января. Как и три года назад. В тот день, когда я проснулся в твоих объятиях с привкусом чая, крови и огневиски на губах, позже, когда мы сидели за обедом, ты сказал: — Сегодня у Северуса день рождения. Расскажи мне о нём. Каким он был обычно, когда находился среди вас, слизеринцев? Вы же больше общались. Каким он был? Я хочу знать всё. Знаешь, ведь я люблю его. Вот так просто. Ты любишь призрак, а я люблю тебя. Мы двое сумасшедших, Гарри. Оба отравлены войной и оба потеряны для мирного времени. Мы ещё там. Там, где ещё ничего не кончено; там, где всё ещё имеет смысл; там, где призраки ещё живые, а слизеринцы слишком гордые. Там, где всё на своих местах. Там, где не могло быть случайно спасённого мной. КОНЕЦ 3 ноября 2009 г. — 4 ноября 2009 г.