Рыбалочка

      Жарко пиздец. Солнце не светит, а жарит. Пот блестит на лбу, носу и вообще покрывает всё лицо. Духота невыносимая, но на удивление не воняет. Это лето.       Это называется лето и час дня. Солнечные очки, лёгкая светлая футболка и шорты не особо-то спасают.       Подходит Ваня с другим Ваней и вручает пиво. Оно ледяное, и кайфовее этого Слава сейчас ничего придумать не может.       — Минус горло, — вздыхает рядом Мирон, забирая своё.       — Не нравится — не пей, — веселясь, отвечает ему Ваня. Он пропускает через свои тёмные волосы пальцы и громко выдыхает. — Пошлите в тень. Мне печёт.       На передвижение все согласны, начинают идти в поисках хоть немного затемнённого места, но аллея как назло вся какая-то слишком открытая, а редкие прохладные места уже кем-то заняты. Поэтому приткнуться негде. Не на грязный асфальт же падать.       Мимо проходит парень с косой чёлкой, тянет носом, а потом присвистывает.       — Красивые ножки, — говорит он, обращаясь к Славе. Бросает на него оценивающий взгляд, но вскоре дёргается и поспешно ретируется, потому что рядом стоящий Мирон рыкает в его сторону, на момент приобретая волчьи черты.       Летом столько альфа-самцов с пивным пузом просыпается, что голова от них болит больше, чем от солнца. Взгляды эти их липкие, мысли по лицу прекрасно видные, мерзкие: «сойдёт, чтобы выебать, али нет». И тому подобные. Не все альфы такие, конечно, но кучка подобных долбаёбов каждый раз всё же находится. Притом в любом месте, в любое время и даже весьма часто. А некоторые ещё возмущаться начинают, когда их абсолютно справедливо посылают.       И всё же самое обидное, когда говорят про небритые части тела или «неправильную одежду». Дураков полон мир, а настроение тем не менее портится.       Комплименты сами по себе приятные, но не в подобных обстоятельствах. Это просто грубо. По крайней мере это задевает не меньше, чем замечание про волосы в подмышках.       Но хули. Славе так-то похуй, почти уже никак не реагирует на это. Только реакция Мирона заставляет закатить глаза и цокнуть.       — Хуль ты на меня права предъявляешь? — говорит он устало, с лёгкой претензией. — Я те ещё не ответил.       Рычать могут только те, кто защищают свою пару. Ну или стаю, но стай уже давно нет. Все люди, живут в социуме, в квартирах, в волчьем обличии бывают редко. Понятно рычать за себя или при опасности, но чтобы просто кого-то отогнать — это уже перебор. Слава и сам рычать умеет и защитник левый ему тут не нужен.       Ну, как левый. Который уже пару месяцев во френдзоне сидит. Но ещё не парень, так что пасть должен держать закрытой.       — Знаю, — понуро говорит Мирон. — Оно само.       — Самооо, — тянет Слава, закатывая глаза. За очками этого не видно, но привычка постоянно крутить глазами, закатывать их и в общем как-то выказывать с помощью них эмоции у него отлично развита, и все в компании это знают.       Мирон отпивает пиво и вертит уязвлённо в сторону голову. Ваня рядом булькает и показывает рукой на дерево с густой кроной. Под ним зелёная короткая травка и больше ничего. Отличное место, как все решают молча и единогласно, чтобы укрыться от солнца.       Ваня — Славин друг. Тёмные волосы, тоже солнечные очки на постоянной основе, порой ядовитые фразочки и в общем человек любящий чёрный юмор и хуёвый юмор. Друг хороший, а вот человек на троечку. Он омега, как и Слава, только в отличии от него в отношениях. Они так и познакомились с Мироном. Его парень — тоже Ваня, только с причёской хамелеона, то есть в разное время разного цвета, — представлял ему своих друзей, когда они начали встречаться. Такой вот обмен знакомыми. Дарио, Марк, Илья, Лёша, ну и Мирон.       Мирон, дело понятное, альфа. Вроде хороший. Почти сразу привязался хвостом, подкатывать начал, даже встречаться предложил, но не особо результативно. Слава ему не отказал, но и всё ещё не принял предложение. До сих пор не решил нужен ли он ему или нет. И никак не может решить. В принципе и без парня ведь прекрасно себе живёт.       — А когда они приедут?       — Часа через полтора-два, — отвечает Славе учтиво Мирон, усаживаясь рядом. — Смотря когда машину доделают. Хорошо ещё, что она сломалась, когда мы не выехали. А то в дороге запарились бы.       — Хуёво, что она вообще сломалась, — отвечает ему его Ваня и легко улыбается. — Зато позагораем. Лучше Турции будет.       — Не смеши, — фыркает другой Ваня и ложится макушкой ему на плечо. — Я не вижу здесь моря. А без моря не считается. Так что Турция всё равно лучше. Лучше Рашки точно.       — Я б всё-таки в Берлин, — вздыхает Мирон.       — На дойчланде своём пошпрехать? — ёрничает Слава. — Вот и что в твоём Берлине интересного?       — Для тебя? Мгм. Пиво. Ты любишь пиво. А оно там охуенное.       — Ну ладно, допустим. Выкрутился.       Мирон усмехается и ставит свой стакан рядом на траву. Вани коротко смеются. Дует прохладный ветерок. Хорошо.       — Запаздывает наша рыбалочка.       — Ну, ты рыбачить будешь, а я ждать шашлык, — безапеляционно заявляет Славе Ваня и широко лыбится, откидывает голову. — Вааань, а ты умеешь шашлыки делать? Мы со Славой однажды в поход ходили и жарили на костре тушёнку. Отвратительная получилась, но было весело. Я чуть ногу не обжёг.       — Дарио классные шашлыки делает. И Илья. Я буду на травке лежать. Или купаться.       — Рыбу мне всю распугаешь, — ворчит Слава. — А ты рыбачить умеешь? Просто этому я и сам удочку не доверю. Он её утопит.       — Да один раз было! И я её обратно выловил!       — А потом ещё пришлось вытаскивать из тебя крючок. Ага, да. Помню прекрасно, — отбрасывает Слава и отпивает пива. — Мне тебя после этого запретили на рыбалку таскать.       — Я умею, но хуёво, — отвечает Ваня, пресекая новые протесты со стороны своего тёзки. — А Мирон вообще нет.       — Я знаю, — спокойно говорит Слава. — Учить его буду. Надеюсь, что ты ученик получше этого купальщика.       — Да ты мне это всю жизнь припоминать будешь? — восклицает негодующе тот самый купальщик.       — Конечно!       И смех.              ***              На озеро приехали вечером. Около семи, но пока полностью устроились на берегу, поставили мангал и достали все снасти, наступило почти восемь.       Шашлыки жарили в основном Дарио и Илья на правах самых умелых. Им немного помогали Марк и Ваня. От готовки кушанья Ванька его не отвлекал. Лежал на траве с белой панамкой сверху, которую он отрыл в багажнике машины, чуть ли не засыпая и постоянно что-то бубня под нос. У него очень хуёво ловилась сеть. Он протягивал вверх руку, чтобы хоть одну-две палки поймать, обновлял ленту в соцсети́ и вновь пропадал в телефоне. Купаться своего визави он не отпустил, да и все решили не купаться. Сегодня. По крайней мере до ночи, а потом уже будут пьяными от вина и точно полезут в воду. Они уже подготовили на этот случай полотенца и устроили спальные места.       Пока что вода принадлежит только рыбакам. Слава с Мироном сидит на берегу на специальном раскладном стульчике и показывает ему, как работает удочка, как надо насаживать червей или опарышей и что лучше. Учит базовым аспектам.       Мирон слушает вроде и внимательно, но качается на стуле и как-то не совсем в слова попадает кивком головы. Смотрит в основном на его длинные тонкие пальцы, безжалостно нанизывающие вертлявого червяка на крючок.       — Кидай лучше от себя, а не через верх, а то зацепить что не надо можешь, — поясняет Слава, отдавая ему удочку.       — А ты со скольки лет рыбачишь?       — С семи где-то. Батя с собой на рыбалку брал. Сестре тоже нравилось. Класса до пятого. А я с ним постоянно ходил. Мы один раз такую рыбу здоровую поймали, сами охуели. Линь называется. Они разные бывают, но нам прям здоровый попался. Я, конечно, потом ещё крупнее ловил, не линей, а других рыб, но тогда я никогда ещё таких не вытаскивал. Клевало у меня, я случайно чуть удочку свою не уронил.       — Ты поймал или отец?       — Ну, вообще я, но папа сачком её поймал хорошо. Она в него сорвалась, а он в лодку успел её подтянуть. Так что не уплыла. Хотя сейчас вообще не знаю, стоит ли рыбачить. Чувства вроде и тёплые. Мы хорошо с отцом сидели. И у берега и на лодке.       — А чего не знаешь тогда?       — Мгм… Клюёт. Тяни в сторону и немного на себя, ага, — он накрывает своими ладонями ладони Мирона и помогает ему подсекать. — Из воды её вытаскивай и катушку подкручивать не забывай. Большую рыбу нужно долго подсекать. Я слышал, как мужики одну рыбу около часа мутузили. Зима. Огромная рыбина, в полметра. Ага, да, давай сюда, а то сорвётся.       — Полметра? — удивляется Мирон. Рыба уже вертится в воздухе, пытаясь соскочить с крючка. Слава помогает подвести её к берегу, слегка приотпускает леску и вскоре хватает её.       — Не. Метр почти. Ошибся. Там огромная рыба была. Три мужика её держали на руках. Могу потом фотку показать. Это знакомые отца рыбачили. Ля, за глаз зацепилось, — Слава встаёт и пытается аккуратно достать крючок из рыбы. Её глаз начинает кровить. Слава с сожалением на лице отпускает её в ведро. — С первым уловом, — говорит он мягко, присаживаясь обратно. — Не большая, но так-то шик. Не сорвалась. Вверяю тебе баночку с опарышами, только попробуй рассыпать. Прибью на месте. Нет, сначала отправлю копать червяков, а потом прибью.       — Понял-понял, — успокаивает его Мирон. — Садись сам рыбачить. А на спиннинге умеешь?       — Конечно, — немного недоуменно отвечает Слава, а потом фыркает. — Щук ловил хороших. Но до щук тебе ещё далеко слишком.       Он насаживает наживку себе на удочку, мыча лёгкую песенку под нос, и закидывает поплавок.       — Ловить можно вообще и на хлеб, и на кукурузу, и на колбасу, — продолжает свой курс рыбалова. — Я такого окуня однажды на кукурузу поймал, охренеешь. Не, не огромного, конечно, но для тех мест вполне большого. А ещё было дело: отец один раз разлил водку. Стакан опрокинул в воду: локтём задел. Мы потом всю дорогу шутили, что рыб споили. И всё такое подобное. Стопку жалко.       — А клевать лучше стало?       — Да куда там? Мы сразу чуть отъехали. Как раз прикормку течением снесло. Приплыли и нормас клёв пошёл. У тебя клюёт.       — Вижу. Надо сразу подсекать?       — Нет. Это могут мальки подклёвывать. Подсекать надо, когда прям клюёт, под воду сильно тащит. Тут поплавок хороший, так что это очень даже видно будет. Моя первая удочка была вообще самодельной. Да и вторая. Только вторую я уже сам под присмотром отца делал. Было же время…       — Так почему ты не хочешь больше рыбачить? — учтиво интересуется Мирон, внимательно следя за поплавком и порой нервно дёргая удочкой. У Славы тоже клюёт. И тоже не особо сильно. Он отводит удочку чуть в сторону, прогоняя мальков. Мирон следует его примеру.       — Понимаешь… Звучит, наверное, глупо, но всё же — мне жалко рыбу. Мне вообще жалко, обидно за всех животных на фермах и всё такое. Я не знаю ещё отказываться ли от мяса и рыбы или нет, чувствую себя… странно из-за этого. Вроде и не горит, не прям омерзительно, что труп ешь, а всё равно спокойно, как раньше, есть уже не получается. Рыбы, конечно, не свиньи, да и некоторые учёные до сих пор спорят, чувствуют ли они боль или нет, но если подумать. Это же пиздец экологии, это столько убитых других морских существ, тех же тюленей или ещё кого. И в общем это всё… не знаю. Мне кажется, что я занимаюсь преступлением, когда ем мясо или… рыбачу. Странно и некомфортно. Думаешь смешно и то, что мы наполовину волки, значит, что мы должны есть мясо?       — Я этого не говорил, — задумчиво отвечает Мирон и подсекает. Рыба на полпути срывается в воду, оставляя голый крючок сверкать на уходящем солнце. — Живи так, как тебе комфортно, — вздыхает он, опечаленный срывом рыбы. — В принципе мы не охотимся в лесах, как наши предки, у нас столько разных фишечек, хотя бы телефоны. Оборотни — явно не животные. По крайней мере сейчас быть животным — осудительно. Так что твои терзания имеют смысл. Но я всё же слишком люблю мясо, прости.       Слава усмехается и качает печально головой.       — Знаешь, очень страшно быть не таким. Боязно. Если ты не ешь мясо, я это видел и слышал об этом, на тебя странно косятся или тебя даже открыто разглядывают, словно ты признался в том, что танцуешь голым ночью на крыше полицейского участка. Типа такого. Ну, ты чудиковатый тогда. Всё равно — выделяешься. Белая ворона. А это чувство… не особо приятное. Тебе вроде тоже некомфортно было в чужой стране.       — Я себя чувствовал так же, когда переводился в Германскую школу, — подтверждает Мирон. — Я там был чужим. Ужасные несколько лет с полным незнанием языка.       — Тебе, наверное, было даже хуже, — вздыхает Слава и чешет глаз. — Меня из-за того, что я омега тоже выделяли. Когда ты взрослый, как я заметил, то альфам без разницы какого пола омега. А в детстве из-за того, что мальчики во много раз реже омеги, чем девочки, над ними подшучивают… Возможно, это выглядит или звучит безобидно, но это всё равно было… задевало в общем. Очень задевало. Я поэтому с отцом проводил куда больше времени, чем с матерью или сестрой. И вообще не позиционировал себя как омегу. Да и сейчас у нас убираются все эти рамки и стереотипы, омеги не должны рожать, если не хотят и вот всё подобное. И так дохуя нас. Приятно, конечно. Но всё равно детские страхи что ли есть. И я встречался с парнями, но это всё было не особо как-то важно. Бесчувственно. А мне это очень важно. Потому что секс, честно тебе говорю, меня не особо интересует. Не моё. Я, как сейчас говорят, столько терминов появилось, ну, кхе, асексуал. В общем, я очень во многом какой-то странный, поэтому мне легче быть одному.       — Ты просто боишься отношений, — выводит неутешительно Мирон, вновь закидывая удочку. — Боишься, что тебя не примут. Шаги серьёзные делать боишься.       — Да, есть такое, — соглашается Слава. Он привстаёт со стула и вытаскивает из воды рыбу в ладонь длиною. Она срывается ему прямо в руки и сразу же летит в ведро. Слава присаживается обратно, бросая на ведёрко косой грустный взгляд, и берётся за банку с червяками. — Вот и скажи, нужен ли я тебе? Ну вот честно?       — Ну раз бегаю за тобой, значит нужен, не? — устало улыбается Мирон, одаривая его насмешливым ласковым взглядом. — Ты как-то слишком много грустишь за вечер. Лицо попроще сделай.       — О многом думаю, — отбрасывает Слава и растягивает губы в кривой попытке улыбки.       Дует лёгкий ветер, солнце касается нижней границей горизонта. В ведре плещутся рыбы. От мангала идёт характерный запах дыма и жареного мяса. Им кричат, что шашлык уже готов к употреблению. Подходят Вани с распечатанной бутылкой белого вина со штопором в пробке.       — Ну вы чего, идёте? — бубнит Ваня, вися на другом и коленом пихая Славу в спину. Тот цокает, косясь на него, и качает головой.       — Мы же только сели.       Ванька уже выпил, поэтому дуется хуже ребёнка, отбирает у своего бутылку и кидает Славе на ноги.       — Вам шашлыка принести? — деликатно спрашивает другой Ваня.       Мирон подсекает и параллельно ему отвечает:       — Мы позже придём. Овощной шашлык как раз пожарится. О’кей?       — Как скажешь.       Они уходят, а Слава скептично смотрит на пытающегося снять пойманную рыбу с крючка Мирона и булькает, почти довольно:       — Читеришь.       — Поддерживаю, — опровергает Мирон, пока насаживает опарыша. — Открывай вино.       — Эти чудики не дали бокалов.       — А нахуя?       Слава раздумывает с секунду и кивает, но сперва вытаскивает из воды бойкую жирную рыбёшку, которая так и хочет сорваться с крючка. Пока он с ней возится, Мирон забирает с его колен вино и откупоривает его. Делает первый глоток. Ведро пополняется новой рыбой. Слава забирает бутылку.       — Ты ничего не сказал про секс, — говорит он с философски-подобными нотками в голосе, после глотка вина.       — А чего я должен был про него сказать? — в той же манере отвечает ему Мирон. — У меня либидо, конечно, будь здоров, но если не хочешь, я как бы не настаиваю. Я ж с тобой хочу встречаться не из-за того, что выебать невъебически хочу.       Слава ставит бутылку на траву, между их стульями, кивает и вновь забрасывает подготовленную удочку в воду. Разговор прерывается на небольшое ненапряжное молчание. Мирон вылавливает ещё одну рыбу, за что получает похвалу.       Они делают ещё по глотку. Недовольно косятся на включивших музыку ребят. Она здесь лишняя. Нарушает спокойную атмосферу леса и озера.       — Как ты понял, я немного комплексую из-за того, что боюсь, что меня не примут. Ну, мои взгляды. Не хочу выделяться, даже недолго.       — Но я же толерантно отношусь к твоим взглядам.       — Это ты сейчас. А если детей захочешь от меня? А я не уверен, буду ли рожать или нет. И вообще воздерживаться от секса плохо для здоровья. Ну, если у тебя либидо «будь здоров». А ещё, если я перейду на вегетарианский режим, то вот что тогда будет?       — Ничего не будет, — закатывает глаза Мирон. — К чему вообще эти мелочи? Ты же даже попробовать встречаться не хочешь.       — Почему сразу не хочу?       — Ок. Не решаешься. Так лучше? — полустрого поправляет себя Мирон и делает глубокий вдох. — Все эти житейские штуки решатся или не решатся потом. Сейчас их нет. То есть и решать нечего.       — Ну так это хорошо. Нечего решать — нет проблем.       — Я почему-то знал, что ты так скажешь, — понуро сообщает Мирон. — Нет, это так не работает. Точнее работает, но… Ты же знаешь, что я тебя люблю. Давно тебе в этом признался. И до сих пор хочу, чтобы ты согласился встречаться. Несмотря на все твои заморочки. Если ты хотел меня запугать всем этим, то у тебя нихуя не вышло. Не отстану.       — Да не хотел… Просто предупреждаю, — оправдывается скоро Слава и тоже горько вздыхает. — Со мной просто из-за всех этих бытовых вещей и расставались.       — … так вот в чём дело, — негромко выдыхает Мирон фоном.       — Из-за того, что я готовить не хотел. В постели не удовлетворял. Детей не хотел. Там разные причины были. Я как бы не хочу зря отнимать ничьё время ничьи силы. Отношения много сил забирают. И нервов. Я просто уже давно, несколько лет как, решил, что отношения не для меня. Даже не против помереть один в окружении котов. Хотя нет, котов жалко. Ну, ты меня понял.       Мирон похлопал себя по карману, облизал нервным жестом губы и качнул головой. Уже второй месяц, как он бросил курить. Давно бы сорвался, если бы не одна конкретная длинноногая цель, сидящая рядом и нелюбящая табачный запах. Он трёт ладонью лицо, другой неровно держа удочку.       — Я тебя прекрасно понял. И всё равно не вижу ни в чём проблем. Только в том, что я хочу курить, а сигарет нет.       Слава цокает, закатывая в своём излюбленном жесте глаза, и кивает в сторону сидящей вдалеке за ними компании.       — Иди у Вани своего попроси. У него точно есть, если ещё все не выкурил.       Мирон трёт глаза, ничего не отвечает и возвращается к рыбалке. Как раз вовремя, потому что у него начало клевать. У Славы тоже. Следующие минуты две они проводят в молчании, вытаскивая рыб на берег.       — Почему они так странно плавают?       — Помирают, — просто кидает Слава, стараясь не смотреть в ведро. — Им же тоже страшно. К тому же крючок их ранит. Говорю, бедные создания.       — Можем отпустить их после, — мягко предлагает Мирон.       — Та всё равно они такие подохнут. Но живых, нормально живых, да, можно. Надо будет так и сделать. Ещё вина?       Слава передаёт ему бутылку и задумчиво начинает смотреть в небо, а потом в утихомирищееся озеро. Нежные цвета успокаивают, а вся ситуация в целом, атмосфера беседы — всё толкает на разные мысли. Из-за чего лицо опять становится каким-то безрадостным, слишком сложным. Он сутулится и поворачивает к нему голову, осматривает блуждающим где-то в другом месте взглядом.       — Шашлык? — предлагает Мирон. — Овощи уже давно должны были приготовиться. На нас, кажется, забили.       — Ну и хорошо. Неплохо же сидим.       — Неплохо, — соглашается он.       Слава чешет шею под подбородком и тянется за вином. Мирон ему его передаёт, но Слава его не берёт, только обхватывает ладонью горлышко и смотрит с либо просьбой, либо вопросом на языке. Встряхивает головой и улыбается. Слабо, криво, но похоже на правду.       — Так-то, — говорит он, — если возвращаться к теме разговора, то ты мне тоже нравишься.       — Я могу расценить это как «да»? — заинтересованно спрашивает Мирон.       Слава поджимает губы, облизывает их изнутри и с замедлением, но кивает и слегка поддаётся вперёд. Мирон тоже. Он начинает поцелуй, игнорируя клёв. Бутылка почти аккуратно ставится на землю. Со стороны ребят начинаются аплодисменты со свистом и разными выкриками. Слава усмехается, буквально смеётся Мирону в губы, не в силах сдержаться, и показывает им фак. Мирон скоро возобновляет поцелуй.       Слишком долго как-то ждал. И безмерно счастлив, что всё же дождался.