Меж двух зеркал

Проклятые, проклятые, проклятые сны. В этих снах Ганн видит себя, как в зеркале — но другим. Его длинные волосы острижены выше плеч, у горла сколот золотой фибулой черный плащ. — Ты особенный, — говорит ему мать-волчица (мисс Мид — как странно ее здесь зовут), — ты изменишь этот мир, Майкл. Майкл-Ганн с милой мальчишечьей улыбкой кивает — и вот он же стоит посреди выжженной седой пустыни, и нет в этом мире никого больше, и ничего больше нет, только плавающие в зараженном воздухе клочья пепла. — Ты сильнее всех нас, вместе взятых, — голос Генри Мура (а может, Нак`Кая?) мягок и бархатист, но глаза холодны и остры, словно два лезвия. Его лицо меняется, покрываясь пузырями ожогов, обгоревшая плоть сползает с костей — и Майкл смеется, кривя пухлые губы. — Я ненавижу тебя, убирайся к черту! — кричит мать, бабушка, Констанс, Гулкауш — и ее крик режет Майклу сердце. По его щекам текут слезы, и шип от брошенной в лицо розы оставляет кровавый след. — Я так люблю тебя, — теплые карие глаза Фарлонг сияют; она прижимается губами к его плечу. — Ты мой спаситель. Ты не даешь мне умереть с голоду... Фарлонг сумасшедшая — Ганн знает, что однажды этот гребаный мир сотрется с лица земли. Это будет скоро. Это будет быстро. Ее двойник-из-зеркала — Мэлори — каждую ночь убивает Ганна; он выплевывает свои зубы и выхаркивает внутренности, корчась под колесами ее автомобиля. У Мэлори злые глаза и доброе сердце — она мстит за Корделию, у которой лицо Сафии и которую вчера съела Фарлонг. Ганн сходит с ума, метаясь меж двух миров, каждый из которых ждет неизбежная гибель. Ведьме нельзя стоять между двух зеркал — и Ганн теперь прекрасно знает, почему. Коридор из разрушенных миров ведет в бесконечность — и безумие близко. Длинные каштановые локоны Мэлори развеваются на ветру, в ее руках белая роза — и вот вместо розы кристалл духа, а локоны полуседые. Он любит Мэлори. Он ненавидит Фарлонг. Фарлонг любит его. Мэлори — ненавидит. Когда щупальца Голода высасывают кровь из его сердца, а Фарлонг заходится в истерическом смехе, Ганн постигает истину, которую до него не познал ни один мудрец. В каком бы мире они ни встретились и по какую сторону добра и зла бы ни стояли, рано или поздно все закончится кровью. Зеркала раскалываются на куски, и последнее, что видит Ганн — серое тухлое небо мертвого теперь Торила.