Милосердие

      Сон'н Иштари, данмер с уродливым шрамом на остром лице, еще месяц тому назад и подумать не мог, что окажется здесь – не просто на исторической родине, в Морровинде, а… здесь. У подножья Красной горы. Еще месяц тому назад он и подумать не мог, что люди могут не плеваться ему вслед, а говорить добрые пожелания. Называть Спасителем, Нереваром возрожденным. Желать победы в битве против Шармата, Дьявола, Дагота Ура…       Сон’н не хотел идти в цитадель Ур, за Призрачные Врата, где небо ярко-красного цвета, где скалистые тропы полны дьявольских отродий, калек, зараженных корпрусом, а воздух звенел от криков скальных наездников и от вихрей моровых бурь. Он не хотел шагнуть под своды проклятых цитаделей пепельных вампиров. Он даже не хотел захватить сокровища приспешников Шестого Дома, не хотел изгнать скверну, не хотел ничего. Он хотел только, чтобы все поскорее закончилось.       Потому что Дьявол был не дьяволом, а Боги не были богами. Сон’н не считал себя философом, но даже его происходящее заставило задуматься, и мысли были совсем не веселыми. Он не был глубоко верующим ни в Трибунал, ни в даэдра, и он считал, что это даже к лучшему. Если сама вера в меров колеблется и ему так не по себе от этого – что бы было, если ушла вера в божеств?       Сон’н хотел ненавидеть Дагота Ура, желавшего уничтожить людей – но потом открылась истина, и Сон’н понял этого безумца. Тогда он захотел возненавидеть Трибунал, но он увидел Вивека, Воина-Поэта – и осознал, что мир сер и что тьма и свет – это всего лишь удобные фигуры в игре с моралью. Вивек не был похож на убийцу – и в то же время им являлся. Он убил и получил силу – но эта сила его не радовала, и груз вины не укрылся от глаз Сон’на, когда бог рассказывал об убийстве Неревара Индорила.       И тогда Сон’н вообще никуда не захотел идти, потому что в нем не осталось никаких движущих его чувств, не было ненависти, не было любви. Что ему эта Империя? Пускай погибает. А сами данмеры? Он сам болен корпрусом и его все устраивает, так что это не беда. Пускай Дагот Ур устраивает свою собственную Империю. Сон’ну все равно. Пусть его направили на битву сама Азура и призраки прошлых воплощений. Ему все равно. Он запутался и ему больно думать о том, что правильно, а что нет.       И плюс ко всему – он так устал быть ведомым! Сначала он был на побегушках у Кая Косадеса, потом оказалось, что от данмера скрывали тайну о его истинном задании здесь. Он вдоволь набегался, выполняя поручения эшлендских племен и Великих Домов Вварденфелла, доказывая, что является Нереварином… хотя это была всего лишь маска, это была ложь, потому что Сон’н слишком хорошо подходил под Пророчество! Но он так хорошо доказывал, что даже сам Косадес увидел в нем не агента Империи, а инкарнацию великого Неревара… Но доказать самому себе Сон’н не смог и чувствовал себя настоящим самозванцем. И все равно он выполнял задание, все равно это была не его воля, все равно все было предопределено.       Или нет?       Мог ли он, Сон’н, повернуть назад, выбежать из Призрачных Врат, не оглядываясь на лица собравшихся там: удивленные, разочарованные, разозленные? Мог ли он выбросить этого Призрачного Стража – зачарованную перчатку, данную им Вивеком? Мог ли он утопить кольцо Неревара и убежать в Балмору, чтобы забиться там в комнату Кая, подобрать валяющуюся под кроватью трубку скуумы и сладко дунуть, погрузясь в пучину забвения?       «Нет, не можешь, и ты знаешь это, Сон’н», - говорил себе он, толкая дверь в западную башню Призрачных Врат, Башню Заката. И люди, и меры – все приветствовали его с крайним теплом, а один старый имперец даже дал золотой септим – на удачу, как он сказал.       «Ты не можешь их подвести, Сон’н. Они верят в тебя, им нужна твоя победа», - повторял он, сворачиваясь в клубочек на неудобной кровати. За стеной веселились паломники, Вечные Стражи и Ординаторы. «Пришел Нереварин! Дьявол скоро будет побежден!»       «Они все погибнут, если ты ничего не сделаешь, Сон’н. Кто-то заслужил это, но кто-то – нет. Что лучше – убить одного или позволить умереть многим?» - шептал он, приводя в действие механизм, открывающий Врата.       И вот он карабкается по скалам, против ветра, ища путь к цитаделям.       Все происходит как во сне. Как в тех странных кошмарах, которыми он мучается из-за зова Шармата. В них, впрочем, не происходит ничего ужасного и опасного.       Просто ему улыбается сам Дьявол и зовет к себе на Красную гору. Дьявол улыбается притягательно, хотя его лицо скрыто тяжелой золотой маской, и смотрит сквозь прорези тремя огненными глазами. И зовет, зовет…       - Мой Неревар, дорогой, милый друг, приди ко мне! Приди ко мне!       И когда Сон’н корчится от иррационального ужаса, пытаясь вспомнить, что такое дыхание, Дьявол уходит. А потом, после пробуждения, Сон’н чувствует не совсем адекватные вещи. Например, он знает, что придет, будь он на задании, будь он здесь, будь он в родном городе, волей или неволей. Он придет… придет к Даготу. А потом Сон’ну становится стыдно, потому что он не должен чувствовать такого к существам одного с ним пола. Даже если бы это и не было табуировано в его обществе, все равно нельзя, потому что Дагот Ур – совершенно сумасшедший бессмертный бог, с которым нельзя договориться.       Сначала Сон’н заблудился и попал в Веминал, к вампиру Вемину. Он рубил и рубил без конца, но самую большую опасность представляли не враги, а узкие полутемные коридоры. Они давили еще сильнее, чем коридоры обычных двемерских руин. Сон’н не заметил, как убил всех, кто шевелился в крепости, а Вемин лежал без дыхания у его ног. С уродливого тела вампира он взял молот Разделитель и заткнул его за пояс.       Потом Одросал. Меч Разрубатель нашелся в алтаре, воткнутый на месте обычной для алтаря статуи, обложенный кусками корпрусного мяса. Сон’н уже привык не морщить нос от запаха зараженной гнили и быстро вытащил теплый меч. После себя данмер оставил только трупы. «Какой же из меня теперь спаситель?» - невесело усмехнулся он, вытирая оружие от проклятой крови.       «Надо поскорее закончить с этим», - думал Сон’н, спеша к вулкану. Он начинал слишком много задумываться. Как тогда, когда в его руки попала книга Жрецов-Отступников, появились мысли о том, кем был Ворин Дагот Неревару. Другом? Советником? Генералом? В записке же из базы Шестого Дома около Гнаар-Мока Дагот Ур писал, о том, что ждет, что надеется, что остается преданным Неревару.       И ведь Ур действительно ждал Нереварина.       Впервые Сон’н услышал голос Дагота Ура вживую. Низкий, глубокий.       - Добро пожаловать, Неревар.       «… Добро… пожаловать?.. Он не знает, что я пришел его убить?»       Что-то подломилось в Сон’не. Что-то, что сдерживало все его чувства. Сердце Сон’на разрывалось, когда из невидимых громкоговорителей доносились приветствия или угрозы. Он чуть не плакал, открывая дверь в последнюю комнату, где его уже ждал Дагот.       Дагот Ур был ужасен на вид. Он был высок, серокож, мускулы, неестественно рельефные, не были прикрыты ничем, кроме набедренной повязки. Лицо закрывала та самая золотая маска из снов… Ступни и длинные изогнутые ногти были испачканы чем-то красным, вполне возможно, кровью. Сон’н встал в боевую стойку, однако Дагот не нападал.       Дагот задал один вопрос:       - Кто ты?       И Сон’н, внутренне содрогаясь, ответил:       - Я воплощение Неревара Индорила, - потому что это было правдой. Хотя бы частично.       - Вот как?.. – из-за маски сверкнули глаза, до ужаса знакомые. Глаза из снов…       Началась битва. Сон’н по большей части защищался. Перед мощью Дагота, казалось, мерк даже самый лучший меч. Внезапно Дагот пропал, сказав, что ждет в соседней комнате.       Но за дверью оказалась не просто комната, а целый зал. Комната Сердца. Точнее, даже не совсем комната, поскольку это помещение находилось в самом жерле вулкана Красная Гора. Жар был невыносимым – Сон’н стоял на каменной площадке, узкая тропинка с которой вела вниз, в самую лаву. Посередине, над лавой, висел недостроенный Акулахан. Стук его Сердца разносился по всему залу.       А перед Сон’ном, на краю площадки, стоял Дагот Ур.       - Сложи оружие, Нереварин, я еще могу пощадить тебя, - сказал бог, приглашающе разведя руки.       Сон’н замотал головой.       - Никогда!       Видят даэдра, он не хотел убивать. Но долг есть долг.       Сон’н молниеносно атаковал Дагота, но безумец создал огненный щит вокруг себя, так что атаки Сон’на не достигали цели.       Дагот стоял слишком близко к краю, и данмер решил воспользоваться этим. Он навалился на Дьявола изо всех сил, и тот сорвался с каменной площадки – прямо в лаву. И Сон’н побежал вниз по тропке к Сердцу Лорхана, держа наготове Разделитель. Он бежал со всех ног, повторяя: «Дважды молотом, без конца мечом; два раза молотом, много раз мечом…»       И вот он добрался до Сердца и изо всех сил ударил его молотом. Сердце было большим, утыканным какими-то трубками и… живым, до жути живым. Оно билось, а под ударом Разделителя мягко прогнулось, и кровавые брызги полетели во все стороны. Еще разок – и пора менять оружие…       - Стой, глупец! – раздалось совсем близко за спиной, и Сон’н еле-еле успел повернуться, чтобы отразить нападение неведомо как выжившего Дагота. От него пахло горелым, но сам он не обжег и волоска благодаря щиту.       Сон’ну приходилось напоминать себе, что он должен убить Дагота. Но это было так сложно выполнить! Поэтому Сон’н просто оттолкнул его, и тот упал. А пока Дагот поднимался, Нереварин уже вовсю рубил Сердце. Пока Сердце не уничтожено, неуязвим и сам Дьявол.       Удар, еще, еще!.. Когда же уже пора остановиться?..       Сон’н почувствовал, как его спину будто что-то обожгло, но не останавливался, хотя было невероятно больно. На его счастье, сам Дагот подал знак, болезненно простонав:       - Глупец! Ты даже не знаешь, что творишь...       Но Сон’н знал, что творил. И он ударил Дагота рукоятью меча, заставив его повернуться спиной к нему, а потом стукнул его по основанию черепа. Дагот свалился без сознания к ногам Сон’на, а сам Сон’н присел на корточки, обхватив голову.       Он… просто не может убить Дагота Ура. Не может. Он поглядел на лежащего, стараясь не слишком пялиться. Золотая маска лежала рядом, слетев от резкого удара. Сон’н взял ее в руки и вздохнул.       К чему бегать от себя? Ради чего давить собственное сердце?       Сон’н теперь слишком хорошо понимал, что чувствует к Даготу, пока его взгляд скользил по серому мускулистому телу, распростертому на деревянном мостике между Акулаханом и каменной тропой.       Хуже того, он знал, что это чувство даже не его, хотя и стало принадлежать ему, так же как имя. «Проклятый Неревар. За что ты вообще во мне воскрес?»       Внезапно все задрожало. Сон’н подхватил Дагота на руки («Он такой легкий? Неужели божественная сущность высушила его?») и побежал к выходу из комнаты Сердца. За спиной послышался ужасный грохот, будто от взрыва, волна жара опалила затылок. Сон’н оглянулся – Акулахан тонул в лаве, разорванный на составные части. Здесь больше нечего было делать. Данмер хлопнул дверью.       За ней его ждал сюрприз. Дорогу преградила Азура, принявшая обличье данмерки в легком голубом платье. Сон’н прижал Дагота покрепче к сердцу, не желая отдавать свою драгоценную ношу. Принцесса даэдра подняла бровь.       - Ты должен был его убить.       Сон’н застыл на месте, не зная, бежать или драться.       - Нереварин, этого я от тебя не ожидала. Вы, смертные, никогда не перестаете меня удивлять, - но в ее голосе не было угрозы или злобы.       Сон’н не ослаблял хватку и все так же стоял, готовясь взяться за меч. Даэдра протянула к нему руки, успокаивающе проговорив:       - Ну, ну. Я не хочу причинить вреда ни тебе, Нереварин – вот уж воистину воплощение Неревара! – ни твоему… старому другу. Он, безусловно, заслуживает наказания за все, что совершил, но ты не хочешь его казнить, а ведь его палачом должен был стать ты.       Она нахмурилась, будто думая о чем-то.       - Да, - пробормотала Азура, оглядывая Сон’на, не сводившего с нее глаз, - так даже интересней. Да, пожалуй, я даже не буду вам мешать.       Тут Азура подошла к Сон’ну, но тот отскочил.       - Луна-и-Звезда, не будь идиотом. Я никому не скажу, что Дагот Ур жив. Сердце уничтожено, злые чары мало-помалу рассеиваются. Красное небо вновь стало голубым, и Мора больше нет.       Она приблизилась к Сон’ну.       - Дагот все еще опасен; не забывай: он могущественный маг, пусть даже и без божественной силы. Но если ты сможешь убедить его… изменить свое отношение к Империи и всем другим народам и избавишь его от безумия, то проблем не возникнет. Ты меня понимаешь?       Сон’н, не веря своим ушам, ответил:       - Да... Но как мне его скрывать от Трибунала? И как лечить?       - Нереварин, - улыбнувшись, проговорила Азура, - ты сможешь его вылечить. Я плохо разбираюсь в чувствах смертных, однако знаю, что любовь может иногда творить чудеса. А Трибуналу достаточно не говорить. Они слишком давно не видели лица Дагота без маски, а оно изменилось, не так ли?       - Ты так говоришь, о Азура, будто я должен его помнить.       - Ты обязательно вспомнишь. Ты уже вспоминаешь, Луна-и-Звезда. Вот кольцо – это мой дар тебе, о милосердный. И обязательно уничтожь эти нечестивые орудия! Брось их в лаву – так меньше вероятность того, что они вновь совратят Дагота …       Азура растворилась в воздухе, но подарок остался висеть в воздухе. Сон’н осторожно взял кольцо и покрепче перехватил Дагота. Тот безвольно висел на руках данмера, оставаясь без чувств.       В голове Сон’на все четче обрисовывался план. Он не знал, услышит ли благодарность от Дагота или проклятие, однако теперь Дагот жив и никто об этом не знает, кроме него и Азуры. Даготу нужна безопасность, покой и отдых.       Покой и отдых…       У Сон’на, сколько он себя помнил, не было дома. Он скитался то по приютам, то по улицам, ночлежкам, тюрьмам, а в последнее время ночевал только в поле или в тавернах. Но сейчас Даготу был необходим дом. И как раз у него-то он был!       И Сон’н осторожно понес Дагота в Когорун. Он приблизительно помнил, где находился тайный вход в древний замок – рядом с крепостью Веминал. Он молился Азуре (потому что доверял лишь ей), чтобы по пути ему никто не встретился – ни корпрусник, ни скальный наездник, ни еще какая-нибудь гадость – и его молитвы дошли до даэдра. Небо действительно было чистым, синим, а буря прекратилась.       Сама крепость была уже давно зачищена от непрошенных жителей, и Сон’н мог направиться сразу туда, где, как он помнил, стояли кровати. Он шел долго: поднимался по лестницам, блуждал по узким коридорам. Дагот лишь тихо дышал, не шевелясь. Сон’н начинал волноваться.       Наконец он донес Дагота до комнаты с кроватью и аккуратно уложил его, накрыв одеялом. Сон’н провел рукой по изможденному, худому и острому лицу мага. Вдруг открылся третий глаз на лбу у Дагота, сверкнул алым огнем и вновь закрылся. Значит, жив.       Орудия!.. Их надо уничтожить. И Сон’н побежал вниз, в подвалы, где разливалась лава, и без всякого сожаления бросил туда Разделитель и Разрубатель. За ними последовал и Призрачный Страж – хорошая броня, но это один из инструментов тонального архитектора Кагренака, а следовательно, он также проклят, как и остальные два.       Когда Сон’н вернулся к Даготу, тот уже лежал, свернувшись клубочком под одеялом. Сон’н улыбнулся и сел на табуретку рядом. Он сам не заметил, как уснул от усталости.       Снилось ему нечто странное, но очень приятное. Ему приснилось, будто он был золотокож и среброволос, а в мире пахло только сухой степной травой и кровью. А рядом был юный мер, такой же золотокожий, как и он, золотоглазый и черноволосый, покрытый узорами. И мир был юн, и сам Сон’н был юн – младше на одну жизнь. Ветер нес запах трав… И все вокруг было золотым.       Сон’н открыл глаза. Комната была тускло освещена свечами, а напротив него на втором стуле сидел Дагот и не отрываясь смотрел на него.       Мир куда-то провалился.       - Ты меня очень удивил, Неревар, - задумчиво сказал Дагот, положив ногу на ногу.       - Правда? – Сон’н не нашел, как лучше ответить.       - Да. Ты должен был меня убить… и я был к этому готов. Я готовился к этому так долго! Но ты помножил все мои старания на ноль. Это жестоко, Неревар.       Сон’н тяжело вздохнул и опер подбородок о руки. Дагот продолжал:       - Я изгой, Неревар. Я Дьявол, Шармат, Дагот Ур. Мое имя наводит страх на всех живущих. Ты обязан был меня убить, но не сделал этого.       Он добавил после долгой паузы:       - Значит… ты помнишь меня, Неревар? Ты помнишь, что я мстил за тебя? Ты помнишь, что… - он осекся. Сон’н ощущал, что воздух вокруг буквально звенит.       - Да, - выдавил он, - я помню… Ворин.       И мир провалился еще глубже.       Дагот поднялся со стула и медленно, как во сне подошел к Сон’ну. Да, это и есть сон, такого не может быть взаправду.       Глаза Дагота горели красным огнем. Он задумчиво хмыкнул:       - Неужели я вижу перед собой моего милого Неревара?       - Нет, я не Неревар, - твердо сказал Сон’н. Лучше сказать правду, чем лгать. – Я не Неревар, хоть и зовусь его воплощением. Я убийца и висельник, я не достоин быть рядом с тобой, как был бы достоин лорд Неревар. Я лишь хочу, чтобы ты оставался жив и невредим. И если ты будешь счастлив, то и я буду счастливым. Это все, на что я рассчитываю.       Дагот рассмеялся – не так, как смеялся в комнате Сердца – безумно, но светло и ясно.       - И ты еще говоришь, что ты не Неревар! Такие слова могут принадлежать только ему. Если честно, когда-то он сказал мне что-то в таком же роде…       Он наклонился к Сон’ну.       - Ты можешь не быть Нереваром, но твоя душа – это его душа, и это заметно. Посмотри на меня. Посмотри же!       И Сон’н повиновался.       - Глаза Дьявола… - прошептал он. Дагот лишь расхохотался.       И, не прекращая улыбаться, он крепко поцеловал Сон’на, и тот – здоровенный детина, невозмутимый воин – почувствовал, что тает от жара губ Дагота, будто нецелованный девственник.       - Я люблю тебя, Неревар, Нереварин, Сон’н Иштари, сын неизвестных родителей, как любил всегда, - говорил Дагот, запуская пальцы в черный ирокез на голове Сон’на, - и я ждал тебя все эти годы – долгие, долгие годы. Я ожидал смерти от твоих рук, но ты принес мне жизнь, и я помилован. Я же помилован, да?       - Не Трибуналом, боюсь, - грустно улыбнулся Сон’н.       Но Дагот лишь отмахнулся.       - Кому нужно их прощение – прощение от убийц? - и снова потянул данмера в поцелуй.       - Я останусь с тобой, - говорил Сон’н чуть позже, обнимая Дагота за широкие плечи, - я сложу свои доспехи на полку, а мечом буду резать хлеб, если захочешь. Я обязательно исцелю тебя, Ворин. Моя любовь зародилась еще до моего рождения, и она крепче всего на свете.       - Мне больше ничего не нужно, поверь, - счастливо отозвался Дагот, - только ты и я. И никакой Альмалексии, как тогда!       - Да, здесь Неревар просчитался. Но Нереварин умный и учится на своих ошибках, - рассмеялся Сон’н.       Свечи мягко освещали комнату, обвешанную гобеленами, и Сон’ну казалось, что само время остановилось, запутавшись в длинных черных волосах Дагота, чья кожа еще хранила следы узорчатых линий.       И нет никого, кроме них.