Калейдоскоп

...Это было как разбитый калейдоскоп – Миган помнила, потому что у неё был когда-то такой в детстве, правда, Бивил его случайно разбил, и Миган потом неделю с Бивилом не разговаривала – так вот, да, это было похоже на калейдоскоп. Весь мир, до того блестящий, цветной и подвижный, будто обвалился грудой осколков, по которым ходишь, раня ноги; и нет больше ничего, кроме этих осколков. А, еще есть серое небо и серая осина с серыми листьями. В серое небо можно смотреть, хотя что ты там увидишь? Там даже облаков нет. А на осине можно повеситься – правда, надо где-то взять веревку, а где ее взять, если в мире ничего нет? Миган иногда бралась за пояс собственных штанов, но передумывала – было слишком уж все равно. «Миган, Миган! Помнишь, ты убила мою мать, мою создательницу? А я за это хотела убить тебя. Мне трудно говорить – ты пробила мне грудь ножом, и кровь текла и текла, и заливала мне горло, и лезвие застряло внутри меня, и ты провернула его несколько раз, чтобы вытащить. Помнишь? Ты помнишь?.. Послушай, Миган, как она поёт, как поёт моя кровь…» «Миган… как бы я хотела никогда тебя не встретить. Мои крылья истлели, приколотые кинжалами к мулсантирской стене, и их перья раскидал по свету ветер. Я больше никогда не взлечу, и Целестии мне не увидеть; ты отрубила мою голову и насадила ее на пику, и мне видно все четыре горизонта. Помнишь, Миган? Ты помнишь?.. Послушай, Миган, как шелестит ветер у ворот Мулсантира, как он свистит, как свистит ветер…» «Эй, Миган-птичка! Ты не забыла меня? Ты все восхищалась моими глазами – мол, говорила, в жизни таких ярких да зелёных не видела… Теперь у меня нет глаз – их выклевал ворон, и я больше не увижу, как ты улыбаешься. Или ты теперь разучилась? Ты говорила, что любишь меня; какая весёлая у нас вышла свадьба! Стервятники гостями были, сырая земля ложем, а чёрный дух – посаженным отцом; знатное угощение было гостям. Из моей крови выросла трава, а кости переплелись корнями. Ты вырезала мне сердце и выбросила его в реку, и оно было тогда еще живым; моё сердце съели раки. Ты помнишь?.. Послушай, Миган, как они граят, как граят вороны…» Стылый ветер шевелил листья, и Миган зажимала уши, чтобы не слышать – но слышала все равно, ибо что может лишить ее памяти, если больше ничего нет? Она зажимала уши – и начинала кричать… …и просыпалась. *** Еще много лет она видела этот сон, лёжа в кровати в собственном доме; она просыпалась, и за окном сияла яркая, полная золотая луна, и в окно лезли ветки ореха, и Западная Гавань за окном источала спокойствие и умиротворение; она просыпалась, и пробудившийся до неё Ганн тихо наговаривал что-то успокаивающее, согревая в собственных руках. Миган знала, что Сафия жива и проводит свои дни в Академии среди свитков; знала, что жива и Каэлин, оставшаяся на планах. Но остатки таких ночей она проводила, бессмысленно пялясь на бледно-серебряные лунные пятна на стенах и дрожа, как в лихорадке; потом дрожь проходила, и Миган засыпала снова. В этих снах шумели зелеными листьями березы и сияло солнце, пели птицы и целовал щеки летний свежий ветер. Миган засыпала, и до тех пор, пока луна не становилась полной, ей не снился мир, похожий на разбитый, осыпавшийся грудой осколков калейдоскоп.