I can't contain it, maybe it was the breakup Maybe I just woke up оn the right side of my empty bed Maybe it's nothing, increase the dopamine That keeps on stoking me, but I like what it's done to my head
***
Мэл скидывает туфли, как только дверь хлопает за её спиной, и даже не удосуживается поставить их аккуратно, сразу же направляясь на кухню, по пути ещё и пиная злосчастную обувь, выражая всё своё отношение к высоким каблукам и ко всей прелести процесса их непосредственного использования в течение всего дня. Ставит по привычке чайник и идёт к холодильнику, чтобы посмотреть на впечатляющее ничего за дверцей и вспомнить, что она сама никогда не пьёт ни чай, ни кофе после работы. Щёлкает выключателем ещё раз, рассеянно набирая давно забытый номер доставки под медленно затихающий звук кипячения воды, и расстёгивает верхние пуговицы белой рубашки, небрежно дёргая раздражающе топорщащийся белый отглаженный воротник. Время ожидания двадцать минут, и Мэл задумчиво осматривает полупустую, словно ополовиненную кухню, после чего тянется к одному из бесчисленных шкафчиков, чтобы, забравшись на табуретку, достать с самой верхней полки запрятанную там — на всякий случай — бутылку шампанского. Чуть не оступившись и чуть не испытав свой пол и, видимо, свои кости на прочность, Мэл спускается, издавая победный клич, бережно ставя бутылку на стол и мысленно прикидывая, какой фильм посмотреть сегодня вечером в приятной компании пиццы, игристого вина и спрятанной в овощном отделении холодильника, таки не совсем пустого, клубники, быть может, потерявшей за несколько дней товарный вид, но оставшейся при этом вкусной, в чём Мэл сразу же убеждается, пробуя и довольно жмурясь. Узкие чёрные джинсы неприятно давят, пуговицей впиваясь в кожу, и тут же оказываются стянуты и отброшены на кухонный диван. Мэл отдёргивает длинную рубашку, доходящую ей чуть ли не до колен, и улыбается сама себе — её теперь никто не осудит ни за бардак, ни за неподобающий вид. Она достаёт бокал на высокой ножке, бросая недовольный взгляд на второй, такой же, оставшийся в шкафу, и ставит его к бутылке, невольно прислушиваясь к шуму, доносящемуся из квартиры сверху. «Если ты так недоволен мной и моим поведение — уходи!» — кричат там, и что-то падает, кажется, разбиваясь. «Убирайся!» — звучит уже намного тише, со слезами в голосе, Мэл качает головой, безразлично оглядывая кухню снова. Штопор находится прямо рядом со стойкой с ножами, и она идёт к нему, шлёпая босыми пятками по холодному полу под аккомпанемент, сотканный из тяжёлых, задыхающихся всхлипов, пугающих завываний и отборных ругательств — дверь хлопает, так, что, кажется, в гостиной что-то падает, наверное, фотография со стены, порождая ещё больше посторонних звуков, в то время как Мэл, откупорив бутылку, наливает себе в бокал шампанского, напевая что-то незамысловатое совсем неразборчиво себе под нос. Она делает первый глоток и не удивляется, когда плач затихает. По телу разливается тепло, и она невольно поднимает взгляд на висящие на противоположной стене часы — пять минут до истечения назначенного времени доставки, и десять до того, когда дверь обычно открывается вторым ключом, таким же, какой Мэл, зайдя в квартиру, кинула на полочку рядом с зеркалом. Впрочем, это уже неактуально. Ей некого ждать теперь, кроме доставщика пиццы, который, если опоздает, сделает ей скидку. Мэл растрёпывает волосы, запуская в уже неидеальную укладку, сделанную стилистом с утра и разрушенную ветром, пальцы, и неожиданно для себя понимает, что забыла снять фотографии с холодильника, и теперь оттуда ей улыбается, как Мэл кажется, с долей осуждения во взгляде, Бен, прижимая к себе её, Мэл, точную копию, разве что менее счастливую, чем та из них, которая стоит посреди полупустой кухни, опираясь на обеденный стол, менее беззаботную. У Мэл на фотографии жёсткая диета — для поддержания себя в «тонусе», как любили повторять ныне уволенные стилисты, — идеальный порядок на полках шкафа и во всей квартире, как обязательное условие и ультиматум, синяки на молочной коже, где-то на спине, потому что там не видно, и «образцовые» отношения с мужчиной с обложки на совершенно, до смешного беспочвенную зависть другим. Горькая ухмылка сама появляется на лице, и Мэл делает ещё один глоток из бокала, оставляя на стеклянном ободке явный след помады. У неё, по эту сторону фотографии, пицца на подходе, творческий беспорядок в квартире с главной инсталляцией на кухне, представляющей фигурно заброшенные на спинку дивана джинсы, пара шрамов, полученных далеко не в детстве и отнюдь не случайно, гора с плеч сброшенная, под окном валяющаяся, разбитая, так же, как и те самые «идеальные» отношения, об истинном «лице» которых говорить у неё до сих пор хватает духу только лишь шёпотом, шампанское — целая бутылка — и настроение до дурости хорошее, возможно, потому, что сегодня Мэл проснулась на правильной стороне своей пустой кровати. Ухмылка сама собой превращается в улыбку — и Мэл смеётся, слыша новую волну всхлипов, — она-то точно знает, что всё, рано или поздно, будет хорошо. В дверь звонят, Мэл ставит бокал на стол, рассеянно думая о том, что у неё никогда не было соседей сверху, ведь у неё пентхаус, и о том, что доставщик опоздал ровно на пять минут, по иронии судьбы оказавшись у неё на пороге в то же время, когда с работы обычно возвращался Бен, никогда не опаздывающий, идеальный во всём, педантичный до зубного скрежета, и идёт на звук, вытирая влажные щёки тыльной стороной ладони, прикрывая болезненно красные глаза лишь на миг и чувствуя себя лучше, чем когда-либо. Кончики пальцев обжигает металлическим холодом дверной ручки, а у Мэл в груди пузырьками бурлит неуместная, глупая радость, возможно, она уже пьяна. Впрочем, какая разница?***
Low to high, oh my my I'm feeling so fucking good right now I just wanna get drunk right now I feel so damn alive, I don't wanna come down I'm feeling so fucking good right now