Просто полюби меня

      Стал ездить в кафе на обед. С недавних пор приметил, что желудок болит. Я не завтракаю дома, а за целый день от перекусов-сухомятки по-быстрому к вечеру начинает саднить. Да и удобно оказалось: по дороге позвонил, пока доехал — отвлекся от работы, развеялся. Уже преимущество, в сравнении с доставкой. А тут все горячее, меня ждут и улыбаются. За три недели посещений я конкретно обосновался в списке постоянных клиентов в данном захолустье. Заведение не самое шикарное, да. Скорее простенькое, зато вкусно и по-домашнему. Чисто и…       — Прошу прощения, — прозвучал голос надо мной.       — Больше ничего не нужно, спасибо, — буркнул я, не поднимая головы.       И сервис тоже ничего для такого места. Мельтешат, стараются угодить. Ты еще не подумал, а официант тут как тут. То салфеточки подложить, то…       — Кхм… Можно присесть?       Да что такое? Теперь я перевел взгляд с тарелки на того, кто решил побеспокоить меня во время приема пищи. Смотрю… пацан? Не понял. Окинул зал боковым зрением, неужто некуда прибиться? Да нет. Свободные столики в наличии и тут и там. Чудак какой-то.       — Садись, — говорю ему. А что тут скажешь?       — Спасибо, — он опустился на стул напротив, поставил перед собой напиток, что до этого держал в руке. Скорее всего сок, жижа мутная, набита трубочками и украшениями. Детское меню.       Не обращаю на его присутствие внимания, пытаюсь есть и в одночасье отбиваться от звонков, рабочей чепухи, что в раз зазвенела и запищала, не дает ложку в рот положить. И только когда еда ощутимо остыла, я прямо психанул. Выключил и отбросил телефон подальше. Чую, так и язву можно заработать. Да что за день? С самого утра не дают продохнуть.       — Можно на «ты»?       Чего? Это все еще здесь? Брови сами поползли к верху от удивления. Я взглянул на мышонка, что до этого сидел слишком тихо и неприметно. Ну, или я так был занят, что не видел его.       — Что тебе надо, а? — рубанул прямо, я не в настроении. Сразу заподозрил неладное. Странно вот так вторгаться в чужое пространство без очевидного повода, да?       На это парень только сжал губы и легонько покраснел. Покраснел? Да ну… Вообще, стыдливый румянец — непонятная для меня штука. И не надо заливать, что я бесчувственная скотина, нет. Скорее, все зависит от человека, милое смущение — не каждому дано понять.       — Ну… — мямлит, таращит на меня свои большие глазки. Большие и чистые… Невинные. Да чтоб его…       — Слушай, — скажу как есть, — у меня нет внебрачных детей, я не верую в Бога, а еще не инвестирую случайных проектов. Уходи. Тихо и побыстрей.       Не знаю, кто постарался, но объект выбран вполне годный. Талант на лицо. Пацан может запеть любую песню, ко всему подходит. Мошенничество дело неприятное, но я отношусь к нему спокойно. Мои моральные ценности на низком, приземистом уровне. Ты смог кого-то окрутить, развести на деньжата? Молодец, ты их заслужил. В наше время кидалово повсюду, на каждом шагу. Если разбираться и корчить из себя правильного и честного — тебе не место на этой планете. Не затопчут, так сам повесишься. Выделяться из общей массы не выгодно.       — Подогреть второе блюдо или заменить? — обслуга сгладила своим возникновением напряженный момент.       — Не надо, лучше счёт, — проговорил я, не отрываясь от приросшего к месту пацана. Он не собирался уходить, потому это надо сделать мне.       — Конечно, — заторопилась официанточка и, прихватив пустые стаканы, унеслась выполнять пожелание.       Стал собираться, напихивать карманы пиджака, пристроенного на спинку стула. Ключи, гаджет. Главное — ничего не забыть. Сгреб пометки, записанные прямо на салфетках, в одну кучу. Кто думал, что аудитор проснется со своими цифрами так не вовремя. О, кстати, ручка. Не профукать бы: все же знак внимания.       — Так я могу на «ты»? — перезапустился? Сектант!       Я чуть помедлил, раздумывая, стоит ли с ним вообще разговаривать. Мало ли навернет к вере, стану уважать ближнего своего, начну подставлять щеки всем, кому не лень. Опасно.       — Можешь, — тем не менее фыркнул. Чего мне бояться?       — Спасибо, — он просеял улыбкой. Не, ну… прекрасно. Чудики — вообще забавный человекоподобный вид. — А теперь я отвечу на твой вопрос, — о, назревает интересное. Я узнаю, что ему было надо? — Мне нужен ты. — да-да-да…       — Было очевидно, — знал же! — Только смысл в чем? — хочу подтвердить ранее выдвинутую теорию.       — Просто… полюби меня. — а? Чертов пурпур! Вот где их таких берут? Хах.       Внешне я, конечно, остался спокоен, но внутренне сотрясся хохотом. Ну надо же. И до меня докатилось… Обычно на вдруг возникших наследников жалуются люди поопытнее в бизнесе и постарше в годах. А я уже в их числе? Рановато что-то, разве так плохо выгляжу? Ну да ладно. С возрастом, ошиблись маленько, с кем не бывает, но вот с состоянием, банковским счетом, лоханулись по-крупному. Мой пакет акций нищенский, куда только смотрят? Я не вхожу в состав директоров, с меня много не взять. Какие мелочные нынче аферисты. Кризис в стране? Понимаю.       Пробегающая мимо обслуга подложила на край стола расчетницу, я подтянул ее к себе и подумал, что надо бы расплатиться наличными, не засиживаться за ожиданием карты. Избавлю себя от удовольствия услышать душещипательную историю, как я нагло поимел и бросил какую-то бабу давным-давно. В холоде, голоде, обрекши на смерть с младенцем на руках. Ай-я-яй! А потом она на смертном одре, как положено, рассказала нашему сыну, кто же такой его папенька, эта бессердечная сволочь, последний козел. Мальчик подрос, простил ублюдка, и пришел за любовью, которую я ему недодал.       — Честно? У меня нет времени на глупости, — решил расплатиться не только за обед. Расставить точки. — Скажи честно. Тебе сколько лет? — навскидку старшеклассник, не больше. Хотя кто их разберет, молодежь сейчас непредсказуемая такая. Вообще непонятно на первый взгляд мальчонка или девчонка. Все одноликие какие-то, бесполые и безвозрастные. И этот такой же.       — Мне девятнадцать, — почти угадал.       — Вот! — что и требовалось доказать, — Я старше на пятнадцать лет и, если теоретически могу быть твоим отцом, то практически боюсь разочаровать, — не удержался и ухмыльнулся.       Парниша напротив похлопал ресницами. Доходит едва? Это у вас сейчас безудержная страсть, вседозволенность и просвещенность. Я же другой, и время было другим. Даже сейчас не шибко падок на женщин, а в то время…       — Нет, ты не понял, — он заёрзался на месте беспокойно, сжал плечики, скукожился.       — Это ты не понял, — заключил я. — И ладно, — наконец сунул оплату в кожаную папку и встал. — Если настаиваешь — не вопрос, могу пройти тест на отцовство. Так и скажи тому, кто тебя подослал.       Ясно, что подобные идеи по легкому обогащению, обустройству жизни возникли не в этой юной головешке. Кто-то им управляет, наставляя и деля добычу. Но мне до этого дела нет. Я быстро вышел из заведения и пообещал себе в ближайшем будущем подыскать другое место для обедов: поприличнее, с охраной и фейсконтролем. Что-то не задалось сегодня, и хоть я почти уверен, что «сынок» больше не объявиться, все одно неприятно.       — Ты не понял! — раздалось звучно за моей спиной уже близь припаркованного автомобиля, откликающегося фарами на снятие блокировки.       — Тц, — а без истерик нельзя? Ну что за люди… — да все я понял, врунишка.       Не отреагировал боле, не остановился, какой смысл общаться? Что еще нужно сказать, чтоб он отстал? Подхожу к машине, дергаю ручку, сейчас сяду и уеду. Все. Когда мой мир сотрясается — не в восторге, да, как и любой нормальный человек избегаю того. Качка, громкие фразы не для меня. Предпочитаю мир, где ничего не происходит. И всем об этом известно, мое окружение в курсе, но только не этот крикливый пацан, что продолжает орать.       — Это ты врешь! Я только не понимаю кому, всем или самому себе? Она же ушла. Она бросила тебя! Кольцо не снимаешь… Почему? Ностальгия или прикрытие? Тебе плохо? Пусто и одиноко? Просто полюби меня!       Реально опешил, пришлось оглянуться. Что он несет такое? Не, не так. Кто снабдил его подобной информацией? Да и зачем она ему? В чем дело, в чем соль?.. Внезапно заметил, что его речи заинтересовали не только меня, но и зевак под табличкой «место для курения». Черт! Мы в центре внимания. Хорошо, что я не какая-нибудь известная шишка, и завтра все желтые газетенки не напишут статейку-другую с громкими заголовками о моей личной жизни. Но что это еще такое?       — А ну-ка захлопнись! — бодро сорвался с места, схватил за шиворот успевшего добротно залиться на людях слезами, поволок и впихнул в салон авто. Стыдоба. Срам. Бывало-бывало, но такого еще не бывало. Позорище.       Сам вскочил на место водителя и дал газу. Нет, он вывел меня! Рванул на объездную дорогу. Мне нужна скорость, соответственно, более свободная трасса. Выжму хорошенько за сотку до того самого момента, пока объекты по сторонам не начнут сливаться в сплошную стену. Начну бороться с таким эффектом, бросаться взглядом к обочине, хватать знаки, фокусировать зрение. Так быстро устаю и успокаиваюсь. Нет, я не адреналинщик, и это не подвиг.       Когда меня впрямь отпустило, помалу остановился, съехал хорошенько с проезжей части и вспомнил о пацане подле. Некогда на него было до этого смотреть, а думать о его словесном поносе тем более.       — Эй, ты там живой? — смыкнул за толстовку. Не человек, а ежик какой-то. И как только умудрился так свернуться? Влез на сидение с ногами, вжался, охватил колени, за волосами и мордочки не видно.       — Угу, — еле слышно.       — Так, а теперь нормально объяснил, что значит это твое «полюби меня»? — надо прояснить, а то нанес такого, что на голову не натянуть.       — То и значит, — шмыгнув и подтянув сопли, клубочек развернулся. Глаза еще заплаканные, и видеть мне их неприятно. Отчего ревел? — Я хочу взаимности.       — Стоп. Какой взаимности? — и почему с ним так сложно все и непонятно? Что не слово, то ребус.       — Ну, люди влюбляются, так бывает. А еще хотят того же взамен, — он потер ладонью нос, и я на автомате потянулся к приборной панели и нажал кнопку замка. Бардачек перед ним открылся, призывно белея парой упаковок бумажных носовых платков. — Спасибо, — шепнул он.       — Влюбляются?.. — пока кто-то утирал сопли, я пялился в лобовое стекло, обдумывая последнее волнительное изречение. Да, новое поколение отличается от нас: оно свободно, более несдержанно, раскрепощено. Воспитано иначе. Другое. Говорят то что хотят, желают смело и открыто. — Да уж…       — Ага, — отшмаркался. — Это от тебя не зависит, где и когда. В кого. Что я тебе говорю?.. Ты же сам влюблялся. Должен знать, понимать, — я многозначительно промычал, и он добавил. — Ты же влюблялся, да?       — Наверное… — задумался. И верно кепко задумался.       — Как это «наверное»? Ответ должен быть точным, либо да, либо нет. Странный ты! — пацан в соплях и с молоком на губах учит меня выражать яснее эмоции?       — Слышь, мне тридцать четыре, забыл? — гаркнул. — И я много чего успел в этой жизни. Пока ты еще только начинаешь свой путь, то я его уже прошел. Переварилось и вышло естественным путем. Это для тебя любовь — ахи-вздохи, что-то приятное и воздушное, а для меня — ничего.       — Ты не ответил, — заметил он, недовольно скривив рот. Умостился поудобнее, упер ладошки в коленки и заглянул прямо в глаза. — Любил?       — А ты вредный, — я тоже приметил и нахмурился. — Любил, как и все. Был окрылен той любовью, так казалось. В твоем возрасте, скорее всего. Хотя нет, помладше немного.       — Значит любовь, брак и все такое. Одно за другим, как лестница? Ступенька за ступенькой? — ох и любопытный.       — Нет. Не срослось. Женился на другой, — говорю, а сам лица толком не могу вспомнить той, о которой сейчас идет речь. Странно.       Парень приободрился и наконец убрал грязные кеды с кожи сидения, надо не забыть после на мойку заскочить. Пусть хорошенько выдраят салон.       — Воу, — закачался из стороны в сторону, как березка на ветру. — Первая любовь всегда не взаимна, да? И как ты справился?       — Я не помню, — не соврал. Он влез в такие дебри, что вовсе не просматриваются. Мало что припомню о тех переживаниях. Было или нет? Былины давние.       — Как так?! — аж подпрыгнул на месте. — Ты же ее любил!       — Очень просто! — не отстаю в повышенной интонации. — Любил, но когда это было? Лет сто назад? Я не помню толком какого цвета ее глаза, какова на ощупь кожа, чем пахнут волосы. Вообще ничего, понимаешь? — если бы он не задел эту тему, то сам я точно не стал бы копошить. И не потому, что та любовь не состоялась или о ней неприятно говорить. Другое. Она мне не нужна теперь.       — Дай руку, — парнишка протянул мне свою кисть, будто хотел пожать. — Пожалуйста.       Я только посмотрел на нее. Чего это он? Для «приятно познакомиться» поздновато. О! Неожиданно мелькнуло. Этот пацан успел вытрусить из меня старья два пуда, а я даже имени его не знаю. Только расспросы, да укоры, а о себе молчок. Подозрительный тип.       — Странный марафон… — проговорился вслух, не понимая его целей. Новая игра? В наше время много действительно странных развлечений. Кто-то бегает по крышам высоток, кто-то прыгает под грузовики…       — Это не марафон, а первая любовь. Ты ничего не помнишь о своей, а я хочу помнить! Цвет глаз не забуду, это точно, а что другое… У меня больше ничего нет. Но как-то странно просить пощупать или понюхать тебя, верно? Вот и прошу руку. Ощущения, все такое.       — У тебя справки с собой нет случайно? — ну вот, вырвалось. Он чекнутый. Как там это правильно называется? Задержка в развитии психики?       — Эм… А какая нужна? Нет-нет! Я не болен, смотри сам, — протянул мне вторую ладошку, растопырил пальчики. Вертит, как детсадовская ребятня фонарики на празднике «ёлочка». — Ну, если не веришь — я могу сходить к врачу, — просто смех.       И это поведение меня правда рассмешило, еле-еле, но все же улыбнулся. Пришел в себя окончательно. Он просто идиот, нечего тут гадать. Ввысь вырос, а сам-то еще совсем ребенок, гляди с отклонениями еще.       — Вот и сходи. Не помешает, — завожу мотор. Что-то мой обед затянулся. — Мне в центр города, тебе куда?       — Куда угодно, — он обиженно прячет ручки в карманах, оттопыривает нижнюю губу и не смотрит на меня, отвернулся. — Могу и здесь выйти, если боишься заразиться.       — Посреди трассы? — чудной. — Сиди смирно, — на всякий случай заблокировал дверь, а то гляди рванет в чисто поле. Кто знает, что на уме у козленка. Только и останутся ножки да рожки, а мне отвечать? Куча свидетелей видели, как я заволок его в машину. Мне уголовщины еще нахватало. Может, сразу в ЦРБ отвезти? Что-то мне подсказывает, что он неадекват. Пусть сами разбираются.       По пути молчал, но я чувствовал, что на пассажирском сидении словно бочонок с засолом вопросительных знаков, только тронь, забродит и начнет вылетать. А я не хочу. Его вопросы странные и какие-то неудобные. Разумно дозировать такой выброс, потому тоже помалкиваю. Не доезжая проспекта, названного в честь великого полководца, он сам попросился выйти, а я был только за. Выбравшись из авто, он все же проронил:       — Можно я позвоню? Ну как…       — Звони, — кивнул я, не дослушав, и рванул с обочины. Доводчик двери сделает свое дело сам. — Пишите письма! — номер-то он мой не знает. Я вообще вижу его впервые. Но признаюсь — незабываемая встреча, не хватило только шампанского.

***

      — Привет! — услышал в телефонной трубке недели через две, а то и три. И нет, не узнал. Вернее, не хотел.       И ладно бы на рабочий позвонил, я бы понял, так нет, на личный. Жутковатый тип. Ощущение, что он знает больше, чем я о себе. С одной стороны немного занимательно: хочется докопаться до истины, но с другой — оно мне надо?       — Справку взял? — как не напомнить себе шишечки-фонарики и эту мордаху?       — Да! Наконец-то все готово. Мы можем встретиться? — почему мне опять смешно? Вот серьезно. Нет, если бы все шли с разрешения специалистов в белых халатах на контакт — у нас бы точно была здоровая нация. Согласен. Но все одно. Прикрываю рот, чтобы сдержать смешок.       — Вообще-то работаю. И не знаю, когда освобожусь, — увиливаю? Возможно.       — Я жду! Просто напиши, ок? Все-все, не мешаю. Работай! — он сразу сбросил вызов.       Рассматриваю потухший экран телефона и не знаю, как реагировать на своего начинающего сталкера. По-доброму или все же опасаться? Да как Бог даст! Чего я думаю о таком? Ерунда.       Заработался и совсем забыл об уговоре, у меня другое: договора и сроки, обсуждения. Какой там «встретиться». Но мой телефон напомнил, пропищал. Пришло сообщение с фото кофейного стаканчика и подписью «еще один и разорвет». Я лихо обернулся к окну за своею спиной и понял две важные вещи, первое — он в кофейне напротив, второе — уже темно. Да чтоб тебя!       Мне в голову прийти не могло, что можно просидеть в режиме ожидания четыре битых часа и только сейчас скромно напомнить о себе. Да кто так делает? Вообще странный. То сам лезет, то отсиживается тихо. Мне понадобилось каких-то минут десять, и я вскочил в пресловутое кафе, слегка промокший под летним дождем. Парень сидел за стойкой совсем один, вернее не совсем, а со стаканчиком кофе, и гипнотизировал свой гаджет, подперев подбородок рукой. Разглядеть его со стороны было просто. Посетители редки и забиты по углам, а он как на ладони. Щупленький. Молодой и яркий. Обвешан цацками, куда не посмотри. В ухе сережка, на шее жгут, запястье в намотке, на пальчике поблескивает колечко — все это непонятно мне. Рубашка не по размеру, как мешок висит, съехала с одного плеча, показывая светлую майку, что контрастно выделяется на солнечной коже. Волосы растрепаны — я еще в прошлый раз приметил их беспорядок — скорее не от неряшливости, они просто не послушны, как и он сам. В профиль видно длинные ресницы, которые только бросили в глаза. Ну да, не заметил. Не особо и смотрел. А зачем мне было? Да и сейчас зачем?       — Заждался? — я подошел и уселся рядом.       — Вай, — он шарахнулся от меня, как черт от ладана, чуть не свалился с высокого стула, выронил гаджет на столешницу.       — Ты потише, — пришлось придержать, ухватиться за яркие тряпки.       Сам бы я не обратил внимания, на что он так залипал в своем телефоне, если бы тот сразу не потянулся за ним в попытке схватить и спрятать. На экране фото. Мое фото. То есть он ждал меня тут все это время, еще и?.. Не удивлюсь, если дрочит ночами напролет. Да что за ребячество? Хотя да. О чем это я? Кашлянул и укоризненно посмотрел на него.       — Не создай себе идола, помнишь?       — Ага, — пискнул, как провинившийся, и спрятал доказательство своей невменяемости подальше, сжал губки-бантики, показал ямочки на щечках, украшенные румянцем. Мелкий дьявол. — А, вот. Я принес! — быстро крутанулся и выложил передо мной прозрачный файл с листочками.       Он что, правда?.. Вижу печати медицинского центра. Не поверил своим глазам, вытянул и полистал. Обследование? Куча анализов и заключение? Здоров? Я потерялся в перечне, незнакомых наименованиях…       — Неплохо, — только и смог выдавить из себя.       — Я же говорил, — довольный, — теперь можно твою руку?       И тут вышло как-то несуразно. Я не осознанно ее подал, а сам все тонул в медицинской справке, разглядывая умные словечки, что и не выговорить, если язык на узел не завязать. Очнулся, как только он заскулил тихонечко. Что? Трется щечкой о мою ладошку, мурчит и прикрывает глазки. На вид счастлив так, что пора запустить оружие массового поражения и стереть этот мир подчистую. Как у него так получается? Мне стало беспокойно. Что это вообще такое?       — Люблю тебя, — просочилось у него в момент блаженства.       — Ты любишь саму идею любить, а не меня. — я вырвал руку, прервав миг наслаждения. Ну, я же прав, знаю о чем говорю.       — А что плохого в идее? Ради нее живут, ради нее борются. Чувствуют вкус, запал, азарт. Разве нет? — высказав это, он стушевался и улегся прямо на стойку. Прячется в рукавах клетчатой рубахи, жмется к холодной поверхности стойки лицом, видимо, успокаивает пронизывающий изнутри жар, проступивший на кожу.       В эту минуту он кажется мне очевидным. Влюбленным. В таких все горит и пылает, жаждет. Каждая мелочь подмечена им: легко обрадовать, легко обидеть. И это пик, самая высокая точка, от нее идет на спад, а потом вовсе теряется.       — Не совсем, — говорю я. — Идея — изменчивая штука. Сегодня она с тобой, а завтра уже нет. Ты не понимаешь, куда подевалась, как так вышло, в какой момент пропала. Ждешь, но ничего не происходит, не возвращается. Конец, — уверенно подытожил.       По-моему, я переборщил слегка. Далеко забрел для столь не зрелого ума.       — Это ты о своей жене сейчас? — ну вот, он не понял. Зашевелился и показал мне нос из-под челки.       — Нет, не о ней, в целом.       — Почему носишь его? — выполз и зыркнул на мое обручальное кольцо.       А, это… все не дает ему покоя?       — Я женат и это нормально…       — Она же тебя бросила, — почему-то говорит так, будто это его беспокоит, хоть по идее должно беспокоить меня.       — Нет. С чего ты взял? — вот, что интересно. Откуда узнал о таком?       — С чего?! — он подскочил как по команде «подъем!», сразу на ноги, с безумным выражением лица. — Еще скажи, что не знаешь, где она и с кем сейчас.       — Почему же, знаю, — отозвался я, наблюдая как пениться, бушует как море, играет скулами, нервно смыкает край рубахи.       — Тогда почему сидишь тут? Иди начисти морду этому мужику, оттаскай неверную за волосы! Сделай уже что-нибудь! — я смотрю и не могу насмотреться, сколько в нем этого. Ну, того самого. Эмоций, запала, жизни.       — И не подумаю, — отмахнулся я.       — Так сильно ее любишь, да? — в раз его покинули силы, спустился на стул и громко выдохнул.       — Наверное, — другого подходящего слова я не нашел.       — Издеваешься? — застонал он.       — Ничуть, — а как ему объяснить? Такое для него не будет понятно. Надо сначала прожить, испытать, попробовать, только потом, спустя время, может, дойдет чего. Надо вырасти сперва.       — У тебя нет гордости, — вынес он вердикт, застучав пальчиками по гладкой плоскости.       — Не в гордости дело, — подхватил я. — Ты не знаешь, о чем говоришь.       — А ты расскажи. Расскажи так, чтоб я понял. Почему так ведешь себя? — откуда он взялся, а? Зачем свалился? Новое испытание на моем бугристом пути? — Ты любишь ее? Вообще любил? Это что, из уважения?       Он всегда насильно вытягивает из меня честность. Ту непростую и хорошо спрятанную, которую не хочется произносить, самому слышать. Она уродливая. Обезображенная. Непригодная. Стыдно показать. Но ему… Это как крикнуть в форточку, в никуда, и закрыть.       — Любил. Она оказалась в нужном месте и в нужное время, вот и все. — начал формулировать я. — Подходящая. Та самая, которую удобно любить. В ней было все, что нужно для быта, семьи, тела. Комфортно, легко и спокойно. Таким и должно быть то самое счастье. Я радовался. Но со временем стал замечать, и не я один, что чего-то нет, не хватает маленькой, почти невидимой, но важной детали. Стал упорно искать. Карьера, дом в зеленой зоне, дети, шел и шел…       — Не нашел, — вставил паренек как-то злостно, закончив мое предложение. — Ты не нашел, а она справилась.       — Верно. Именно так. Ты говорил, что мне грустно и одиноко? Нет. Совсем нет. Все хорошо, ничего не изменилось. Есть любовь, нет любви — без разницы, в ней нет надобности. Живу, как прежде. Мне не на что жаловаться.       — Зато мне есть! — вскакивает и оседает пару раз, как игрушка-попрыгушка. — Только кому пожаловаться? — сжимает кулаки, сдерживается. Только бы снова не стал орать и реветь. Общественное место как-никак. Балаган не приветствуется.       — Успокойся, — одергиваю, пока не взорвалось. По глазам вижу — плещется, льется, вот-вот.       Он застонал, затрясся, в секунду схватил с пола свою котомку — иначе не могу назвать этот предмет — и двинулся на выход, ссутулившись, прикрывая рев рукой. Ушел гордо в ночь, под проливной дождь, торопливой, заметно прихрамывающей походкой. Я бы сказал, что это эпично-романтично, как эпизод из фильма в жанре драма. Главный герой сразил дракона, получил желаемую силу — прозрение. И вот все бы хорошо, но разочаровало, прибило к земле. Его вели за собой чистые помыслы, благородные задумки, мчал не разбирая и только вперед, ведомый придуманной любовью, а тут тебе раз — третий глаз. И все. Тучи нависли, зверем завыло, и как шандарахнет сторчевая в спину. Бедняга…       Лампочки над головой блымнули, затрещали немного и вернули прежнюю яркость. Перепад напряжения. Я проморгался и добралось — это не фильм.

***

      — Где ты, сопляк?! — от злости уже сам кричу.       Обшарил ближайшие закаулки-переулки, промок насквозь, а этого нигде нет. Но я-то знаю, что он где-то рядом, чувствую. В нем слишком много всего того, чего недостает мне, а именно дурости, опрометчивости, легкомыслия. Я бы бегал в дождь по подворотням? Никогда! А значит, этот будет. В его голове все наоборот, шиворот-навыворот. Не поддается законам стаи, модели поведения настоящего.       Небо зажглось на мгновение, вспышка яркая, ослепляющая. После нее я прикрыл глаза и, пока гремело, попытался рассмотреть темноту впереди. Нашел! Подбегаю — сидит скукоженый, забился меж ящиков глубоко, да так, что не подступиться. Тут что, склад какой-то?       — Вылезай! — хотел достать, не вышло. Увернулся. — Прекрати так себя вести. — заговорил по-взрослому.       — Это ты прекрати! — визгнул. — Лучше уходи.       Что делать? Задумался. Уйти? А зачем тогда искал? Не знаю. И не время разбираться. Раз я уже тут — сам Бог велел. Надо что-то предпринять. Заставить выбраться. Да, это просто! Всего-то надо раздразнить, вызвать новую волну истерии, и он ринется доказывать мне свою правоту в буквальном смысле на пальцах. Отступаю на пару шагов назад.       — Вот как значит. Говорил, что любишь, а сам прогоняешь? Не стоит твоя любовь и ломаного гроша, — попробую так.       — Типа твоя чего-то стоит, — ну хоть отвечает. — Ты вообще никого не любишь! Даже себя, — один из ящиков вылетел из кучи. Ничего себе, выбил ногой? А есть в нем силенки. — Разве ты можешь понять каково мне? — еще один просвистел. Давай-давай, еще немного, и я дотянусь до тебя.       — А ты расскажи, — именно в такой формулировке он сам выспрашивал у меня подробности, личное, значит, и я смогу. — Да так, чтобы я понял.       Затих. Неужто не сработало? Ай, с ним ничего не работает. Надо звонить, вызывать подмогу, иначе, если эта куча рухнет — я буду долго возиться, чтоб его откопать. Дерево-то оно дерево, но засыплет. Не покалечит, так испугает. Захлопал по карману, от суматохи не знаю, в каком телефон.       — Мне больно, — долетело из кучи.       — Что? — я расслышал, но не совсем понял. — Поранился? — подскочил обратно, потянул к нему руку, зашарил в воздухе. — Ну где ты там? Сильно болит?       Очередная вспышка света совпала с тем, что парень ухватил мою ладонь. Грозовые тучи далеко, еще видно, но слышно едва, унеслись. Потянул его к себе и выдрал из навала. Он тот час повис на мне, вцепившись в мокрую одежду.       — Очень… — прижался, как к родному. — Все происходящее вокруг тебя не волнует. Ты двигаешься по инерции. А мне больно. А мне так больно! — его заметно трясет. — У тебя все просто, легко, а у меня сложно. Подумай, что значит взять и вдруг влюбиться? В того, кто только мелькнул перед глазами, того, кого ты не знаешь совсем. Больно! Но больнее, когда понимаешь, что тебе не светит. Этот человек мало мужчина, так еще ощутимо старше, находится за опущенным шлагбаумом на другой стороне вселенной. А что ты? Ничто. А кто ты? Да никто! Но дальше не лучше, а только больнее. Он счастлив, он в браке целых тринадцать лет. Ты понимаешь, что это за цифра такая, ТРИНАДЦАТЬ? И я понимаю. Так больно, не стерпеть. А еще у него две дочери. Две! Милашки, близняшки, глазки папины, две косички. Эти косички… Я не могу … Так их люблю…       — Ты любишь моих детей? — не смог не спросить.       — Они твои! Не осуждай, — вот он, идиотизм чистой воды. От него мне самому плохо.       — Понял, не осуждаю, — это что-то на грани фантастики, да? За границей сознания? Проще согласиться.       Несмотря на всю абсурдность ситуации, я утешительно его приобнял. Такой глупый, подобных в своей жизни не встречал. Но благо ему понял одно: я действительно никогда и никого не любил. Мои личные ощущения не сравнимы с тем, что он только что озвучил, преподнес. Мне никогда не было больно, иначе я бы запомнил. Любовь оказалась слабоумной, неразборчивой, такой же, как и этот пацан. Так промахнуться мог не просто пьяный, а порядком укуренный купидон. Я приподнял голову, несмотря на то, что еще брызгает дождь, хочу взглянуть, не хихикает ли глядя на нас. Ну где ты, покажись, весельчак?       — Знаешь, — парень влез холодным носом в мой ворот, оттого по мне прокатился мороз. Как-то свежо. — Когда я узнал, что твоя жена давно с другим, мне было так…       — Больно? — ясно же.       — Обидно. Я нарисовал на себе крест, умирал в долгих муках, а она… она… Да и ты! — зашевелился и отстранился.       Полегчало? Пришел в себя? Наконец-то. Давно пора. Но я недопонял, это был не финал, а готовность к новому прыжку. Он схватил запястье моей руки и в одно движение содрал с пальца золотое колечко. Я не ожидал, что сидевшее на одном месте столько лет, так просто соскользнет.       — Вот так! Видишь? — крикнул он, поднял демонстративно, поднося ближе ко мне, — А теперь так, — с размахом швырнул в кучу деревянных ящиков. — Позвони ей! И скажи, все скажи.       Мне стало смешно, пацан, которого я вижу всего второй раз в жизни, вытворяет то, что я должен был по идее сделать сам, причем давным-давно. «Просто полюби меня» — снова жмется, прижимает свое тельце, а я в замешательстве. Разве это просто, взять и полюбить? Что надо делать? Полагаю, для начала… Вытягиваю телефон и набираю знакомый номер. Гудок, гудок.       — Да?       — Добрый вечер.       — Что случилось? — да, я редко беспокою своего адвоката. Только по важным вопросам.       — Подготовь-ка мне документы на развод, — я правда это сказал?       — Что случилось? — повторил. Ну да, люди в основном разбегаются сразу, либо терпят друг друга до длинного гвоздя в крышку гроба.       — Влюбился, — и что я такое плету? — Сделай все по-быстрому, ладно?       — Хорошо, — похоже, немного сбит с толка, да как и я, собственно.       Любовь безумна, да? Скажу больше, она совсем чекнутая. Еще не решил, что буду дальше делать с ней, пока просто беру и тащу за собой. А то как два промокших попугая, начирикаться уже начирикались, пора перья сушить.       — Чего? Куда? — не упирается, но смыкается.       — Едешь в гости, — впихиваю в машину.       — Ой, с девчоночками познакомлюсь! — ишь, как взволнован.       Захлопываю дверцу и думаю, нет, взволнован я. Фиговый из него сталкер, девчонки-то по будням у меня не бывают. Не с ними ему придется знакомиться…