Декабрь

Наверное, этот снег никогда не закончится, щедро посыпая на стоящего на крыше Хейваджиму Шизуо пригоршнями молочно-белых воздушных хлопьев, отблескивающих на свету уличных фонарей и пестрых неоновых вывесок ложной красотой блеска фальшивого серебра. Электронный календарь на дисплее потрепанного «Самсунга» в коротком ряду из трех чисел уже отображает комбинацию: «5. 12. 2011.». Последний месяц уходящего года. Кажется, ровно год назад, да… и именно в это число уже случилось подобное. Уже ему приходилось поступать так, чтобы потом жалеть об этом и долгое время не находить себе места. Тогда зачем он так делает вновь? Не настолько светловолосый мужчина свято чтит традиции, чтобы их создавать собственноручно и добросовестно все соблюдать. Похоже, это какая-то злая ирония. Да-да, конечно, это все просто шутка. С минуты на минуту он проснется, и не будет этой заботливо укрывающей снежной пелены, не будет этой чертовой крыши, не будет этих всех смс-сообщений на мобильном телефоне… ничего этого не будет. Он обязательно проснется и кошмар минует, словно проходящий мимо заблудший путник. Он проснется свободным. Сонно что-то проворчит, лениво потянется и нехотя поднимется с теплой постели. Босыми ступнями прошлепает на кухню и выпьет стакан свежего молока. И все придет в норму. Все непременно будет в порядке, а недавний сон растворится той дымкой, которая практически ежечасно терзает пропитанные никотином легкие. Но сейчас это больше напоминает ту дымку, которая образуется при выдохе на холодном воздухе. Сигареты сегодня ни к чему – бесполезны. Шизуо тяжело вздыхает и продолжает вглядываться ничего не выражающими глазами цвета переспелого цитруса во мрак вечернего Токио, словно в мутное болото, на поверхности которого плавает противная тина. Смысл удалять этот телефонный номер, если заветные цифры давно впечатались неуничтожаемым клеймом в памяти? Он еще будет долго мысленно обращаться к этому адресату, еще будет порываться нервно печатать какие-то глупые, уже ничего не решающие строки. Как это все ничтожно. Зубы напряженно прокусывают мякоть нижней губы, а глаза – как-то подслеповато прищуриваются. Неужели он и правда думал, что если напишет «Я тебя ненавижу» и разорвет этим в клочья уже совсем истончившиеся подобно до дыр протертому листку бумаги отношения, то не будет более порываться перепрыгнуть на другую сторону берега, который совсем недавно еще соединялся с его собственным берегом хлипким, но еще не сгоревшим, мостом. Неужели он не решится перепрыгнуть пропасть? Нет. Не решится, щелчком удалив все входящие сообщения и спрятав это пагубное средство для коммуникации обратно в карман. Однако память телефона – не глубина человеческой проблемы, которую можно раз – и удалить, вернув всему первозданный вид. Мужчина устало прикрывает глаза, спрятав за складками век свой усталый взор от реальности. Но и это было глупым ходом, потому что заснеженный Икебукуро заменила целая презентация быстроменяющихся слайдов со всеми совместными воспоминаниями, начиная от легких и приятных и заканчивая тусклыми и мрачными. И не понять, что заставляет сильнее прокусывать истерзанные в кровь губы: хорошие или плохие воспоминания. И хочется, хочется ведь протянуть руку и рывком все вернуть, восстановив прежний порядок. И не понять, что же правильнее: устранить заржавелую шестеренку, лишая часов исправного, но сбивающегося хода. Или же окунуть ее в соляную кислоту и очистить от въевшейся ржавчины. Вот только Шизуо уже пытался, и много раз. Но все время раствор попадался какой-то неправильный. Да и что он сейчас сделает после всего, что ему высказал? Наверное, плохо быть настолько честным и откровенным в негативных признаниях. А рука тем временем уже привычно нашаривает замерзший пластик телефона, держась словно за неведомую опору и до тихого хруста сжимая сильными пальцами. Что самое страшное – он не знает последствий сказанных слов. Наверное, стоило вновь сказать «Постой!» вместо отрезающего все пути обратно «Прощай!». Пусть будет так, как уже произошло. Поделом ему. На что он, собственно, рассчитывал? А может, просто верил в незыблемость давно устоявшихся отношений, наивно полагая, что раз ему уже признались в том, что его, несмотря на весь вспыльчивый и тяжелый характер, все равно не оставят. Но любая, даже самая глубокая емкость человеческой чаши терпения переполняется, изливаясь наружу желчью, густо смешанной с дегтем, и разъедая подобно серной кислоте все, на что стекает эта ядовитая масса. И он уже не сможет, как в прошлом году, бережно склеивать раскрошенные осколки в единое целое. Просто не сможет. Даже если потом не будет находить себе покоя от сожаления и осознания собственного бессилия. Так по-идиотски получается – человек с феноменальной физической силой оказывается настолько слабовольным, когда дело касается того, чтобы дать ценному настоящему новую жизнь. Вместо этого настоящее отметается в прошлое, вслед которому адресованы изжигающая горечь и осевшее тяжелым слоем грунта сожаление. И почему он думал, что разрыв станет единственным спасением от взаимного причинения друг другу страданий и наркотически опасной зависимости, а не обратит в бесхребетное озлобленное существо? Идиот. Ну что ж. Это история окажется весьма поучительной для монстра, который решился испытать человеческие чувства, последствия которых обрушились на двоих тяжелой лавиной. И этот самый монстр по-зверски, как ему и свойственно, распрощался, зная, что может этим травмировать чужое сердце и довести до очередного приступа одышки. Завтра он оставит душный Токио вместе с этим равнодушным снегом и так и не искупленной виной, преследуемый застывшим перед глазами обликом потерянного человека, каким-то образом ставшим для Шизуо тем, которого принято в подобного рода отношениях считать дорогим. Веря, что когда-нибудь все-таки будет понят и прощен. И уже не веря в то, что когда-нибудь дисплей вновь засветится с отображением до боли знакомого номера и звонко оповещающей трелью. Декабрь обещает быть очень холодным.