ID работы: 9548286

Дождь и забота

Слэш
PG-13
В процессе
3
Размер:
планируется Миди, написано 15 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
3 Нравится 6 Отзывы 0 В сборник Скачать

1. Назойливые и заботливые

Настройки текста
Примечания:
      Рутина, рутина и ещё раз, и на ту же букву. Дни, слитые воедино, вечера потерявшие своё тонкое очарование. Зацикленный кусок немого кино, повторяемый изо дня в день. Разве что пейзаж на холстах каждый раз разный, да и за окном, тоже.       Очередной день сурка, бессмысленный, приносящий лишь внутреннее раздражение, медленно ведущее к моральному истощению.       И ладно если бы поймать ощущение дежавю по чему-то хорошему и давно забытому – оно хоть как-то отвлекло бы от бесконечного круга жизни, и худо-бледно, но подарило бы надежду, что круг прорвётся, и навстречу наконец хлынет что-то новое. Либо просто что-то приятное.       А вот когда нет ничего, что поможет хоть как-то переключиться – вот тогда всё, капут.       Так и до апатии и выгорания недолго, пешком, до конца квартала.       Соби мимолётно пропускает мысль о собственной загнанности, и тут же от души давит её, ударяя всем своим равнодушием, как по наковальне. Безжалостно, и немного с досадой, что всё же подпустил её к сердцу.       Его учили стойко переносить чужие слова, удары, или досадные события, не давая им лечь на сердце; здравомыслием перекрывать кислород беспочвенным тревогам. Концентрация, только концентрация. И немного магии, сверху.       Так и здесь. Времени – мало, работы много, но голова, вопреки всему – холодна и упоительно невозмутима.       Никакого возмущения на поверхности. И почти никакого прогресса на бумаге.       Просто в какой-то момент, художник осознал, что запасные идеи давно исчерпались, а новые – в упор отказываются приходить в голову, каких бы усилий он ни прилагал. Да и глаз, уже хорошенько так "замылился".       Ни в какую. Внутренние ресурсы наконец вдарили по тормозам, и сейчас во всём теле только странное, почти свободное, почти обречённое ощущение неизбежности. Так легко, как-будто перед неминуемой казнью.       Завал перед завтрашним смотром – очень неприятное событие…       Да ну и что? В конце-концов, есть же ещё целая ночь и сейчас только шесть вечера.       Завтра сдаст что есть, да выберется наконец в парк, пообщается с природой, успокоит нервы, может быть встретит Рицку, в очередной раз будет где-то по пути сцапан или Кио или Нисеем и утащен куда-нибудь, где не шумно и приятно. И жить станет легче.       Завтра. Вроде и скоро.       Только как-то…. Слишком долго. Пережить бы этот промежуток до завтра.       Соби с досадой медленно убрал только что набравшую краски кисть, опустив её на лежащую возле банки с мутной водой тряпочку, ещё раз придирчиво окинув взглядом изображение на холсте.       Кругом разбросаны намётки натуры по памяти, куча зарисовок на столе и парочка упавших в ходе работы на пол; намётки и цветовые нашлёпки с тоновыми пятнами по холсту.       Почти десять часов без адекватного перерыва.       Ещё две работы по живописи и одна рисунком.       Бессмысленно успокаивать себя пустыми "Конечно не сделаю, если сейчас опущу руки". Реальность попросту такова, что невозможно успеть физически.       И чуда в этом случае – не случится.       Редкое чувство, редко хочется взять канцелярский ножик и от души пройтись по холсту несколько раз, оставить на картине незамысловатые рваные полосы, подретушить где-то акрилом, цвета красного железа и бронзы, и, неожиданно, вплести сухоцветы в эти самые полосы. Камелии, да, точно их, половину опавших бутонами. Не живопись, но уже инсталляция. И название «обречённость», сверху. Пускай банально, зато со смыслом.       Хороший преподаватель ведь всегда видит, где работа добросовестна, а где уже высосана из пальца. В этой, пожалуй, оригинален будет подтекст названия. Причём, своей честностью.       Не то что бы Соби винил в собственном завале себя или своё окружение. За весь семестр многое свалилось на его голову со стороны, и всё отняло приличное количество времени, что бы разобрать всё по полочкам. Где-то, конечно, стоило проявить твёрдость, где-то отказать себе в удовольствии, однако, Агацума неустанно прислушивался к своим ощущениям, старался везде успеть, помочь всем своим немногочисленным близким и всеми силами старался сохранить холодную голову и равновесие в своей душе.       Больше всех внимания требовал Рицка, а больше всех выносили мозги Кио и Нисей. Кио – по успеваемости Агацумы, а Нисей просто выносил мозги обоим за всё, что только можно и нельзя, что бы жизнь скучной не казалась. К счастью, они же потом приносили свои извинения в виде добровольной помощи или просто, выключив режимы гиперактивности - составляли приятную компанию, если Соби в этом нуждался.       Все были при деле.       К счастью, намеченное было достигнуто.       Однако, оно же привело к приличному завалу, за который Соби взялся на последней, оставшейся свободной, неделе. Хоть и осознавая, что не успеет, он всё же целенаправленно вцепился в работу и буквально всю неделю не выбирался из мастерской, а когда темнело – брал что-то на дом и по возможности доводил там. От помощи Кио отказывался по понятным причинам, соглашался только на бытовую и техническую: наклеить работы на картон или натянуть бумагу на планшет.       Теперь оставалось написать ещё три работы, часов этак по четыре-пять, каждую. Физически осилить… на самом деле можно, если работать шустро. А ещё наплевать на качество и на собственную усталость. Да и на смотр добираться придётся чуть ли не в полуобморочном состоянии. Не говоря уже о развеске и последующей уборке собственных работ.       Дело, как говорится, выходило «дрянь».       Художник уже обречённо и равнодушно откидывается на спинку стула и устало опускает сведённые вместе пальцы себе на глаза. Трёт веки неспешно, круговыми движениями, от одного уголка к другому, медленно переходя на лёгкие похлопывания подушечками по бровям. Пустяковый ритуал для отдыха глазам – как способ ненадолго отринуть прочь суровую реальность и попытаться собраться с мыслями.       Очки лежат на тумбочке, в них сейчас нет надобности. Как и в постановке – всё по наработкам, по памяти. Иногда, Соби подмечает, что порой перед работой, как перед битвой, он так же снимает очки. И это кажется символичным, в последнее время.       К кистям уже не хочется прикасаться. К краскам и карандашам, тоже. В груди наконец почти исчезла первичная паника, мол: «боже, ещё три рисунка…». Жизнь буквально "на пределе" – уже давно давала о себе знать.       Ножик, он всё-таки берёт, берёт карандаш и начинает скрупулёзно и вдумчиво стачивать деревянную основу, выравнивать обнажающийся острый грифель.       Работа, как того хотелось, всё равно не шла.

~~~

      Шесть вечера, время когда все дневные заботы уже доведены или почти доведены до своего логического завершения, и остаётся время на ужин, семью, друзей и некоторое время на самого себя.       Трудоголики и студенты перед сессией о таком понятии безбожно забывают.       На кухне тихо гремят посудой, стараясь не потревожить царящий в доме вечерний покой. Полоса тёплого света просачивается сквозь приоткрытую дверь, озаряя коридор слабым свечением. В остальных местах дома царит естественный, приятный полумрак, навевающий мысли о мнимой, лёгкой заброшенности дома, до возвращения загулявшихся хозяев.       Вечерний покой, таящий в себе крохотную частичку тепла, что делает любое жилище уютным для своих хозяев. Только вот в этот вечер – как-будто укутан невидимой вуалью напряжённого чувства.       Сильный противовес холодному, истлевающему, уже что сумрачному освещению второго этажа, из окон. Соби и не заметил, как постепенно стал работать в полумраке, в свету одинокого торшера. И нехотя, но всё же поднялся, что бы включить ещё и подвесную лампу. Мысли включить общий свет – возмущали, вызывая необъяснимое напряжение.       Грём посуды стихает. Раздаётся как всегда бодрый крик Кайдо:       - Со-чан! Есть будешь? Время ужина!       В ответ, ожидаемо, тишина.       Разобравшись с одним карандашом, Агацума принимается за другой. На очереди ещё шесть, один из них в точке не нуждается, но Соби берёт и его, даже чуть настойчивей, чем остальные и методично подвергает той же процедуре, что и предыдущие. Грифель обнажается чуть сильней. Никто без внимания не остаётся.       - А может спустишься? Сегодня я приготовил скияки! Не так мастерски как ты, но есть можно! Ну Со-чан!       Крик Кио, как всегда бодрый и горластый, разносится по комнате громко, вырывается в коридор и быстро достигает приоткрытой двери второго этажа. Соби чертыхается, едва ли не сточив грифель вместе с кожей на пальце. Бросает разочарованный взор на приоткрытую дверь и молча возвращается к своему занятию.       Приглашение на ужин в очередной раз игнорируется.       Кио видит это, и только разочарованно вздыхает. Он иногда даже радуется, что Соби не пошёл характером, к примеру, в Микелянджело. Так было бы неприятно получить карандашом в голову за очередную попытку отвлечь от работы. А то и чем похуже.       И тем не менее, Соби порой так же не щадит себя по жизни.       Снова позвякивание посудой. Недовольные бухтения под нос, вперемешку с сожалением, что ничем нельзя помочь другу. Всё-таки рисунок и живопись – это не лабораторная по физике, где важен один и тот же результат. У каждого художника всегда свой неповторимый стиль, и чужую руку намётанный глаз – видит насквозь.       Точка карандаша – и правда имеет успокаивающий эффект. Как-будто подготавливаешь уже такой родной инструмент, с помощью которого прорубаешь крохотное окно, в новый дивный мир.       Как-будто подсознательно обновляешь свою жизнь… Или просто сдвигаешь её ещё на шаг вперёд, так сказать. Ловишь надежду на то, что сможешь этим карандашом прочертить себе путь.       С предпоследнего карандаша слетает деревянный обрезок, слышен щелчок и следом падает длинный обломок грифеля.       А вот такие моменты уже ничерта не успокоят. Чертыхнувшись, но без какой либо досады, Агацума с нажимом отхватывает с карандашного грифеля толстую опилку, и начинает всё по новой.       Карандаши, в любом случае, должны быть всегда готовы…       Звяканье посуды прекращается. Раздаются тихие шаги, неспешно выходящие в коридор. В этой кромешной тишине, любой звук, даже собственный шаг, для Кайдо кажется громче чем обычно.       Потому, он ощутимо вздрагивает, едва слышит настойчивый звонок в дверь. Шаги смолкают. Кио смотрит на неё пару секунд, после чего ощутимо морщится. По длительности и силе нажима, он уже безошибочно определил, кто к ним мог пожаловать в сей поздний час. А спрашивает – для верности:       - Кто там?       - Это я. – отзывается голос, слегка наглый, "по-хозяйски". – Открывай давай.       Так отвечает только один человек. Кио кажется, что он себя чувствует каким-то особенным гостем, приходя сюда, на огонёк. Хотя и появляется этот особенный гость не больше чем двух, а то и одного раза в неделю, да и то, что бы передать нечто нужное (чаще всего это бывает дружеский заказ); либо, что бы вытащить хозяев из дому.       Если последнее, то приходят всегда за Соби и не замечают как хватают прицепом Кио. Когда даже целенаправленно, а то и сам Кайдо, на правах лучшего друга-гражданской-жены, изъявляет своё непоколебимое желание присоединиться. Особенно в те моменты, когда ему кажется, что на Соби хотят наложить загребущие ручонки.       А потом вся троица оказывается в гуще совершенно неожиданных событий и совсем не понимает как вообще так получилось. А рядом всегда – неугомонное черновласое нечто, вечный заводила, вечный двигатель. Импульсивный и по-приятному яркий. Будто фонтан энергии, круглосуточный находчивый, и тем очаровательный.       Из гущи событий они так же выходят благодаря ему, и так же не понимая как всё получилось. А он, мило улыбаясь, говорит что-то вроде: “Ну, так вышло. Зато будет что вспомнить. Если, общаясь со мной, ещё доживёте до старости”, и будто ничего за всем этим не таит.       И ему хочется верить…       Кайдо отпирает дверь с неохотой. Ибо на сегодня его вечер занят, и ничто не помешает его планам.       Даже вышеупомянутый черновласый вечный двигатель, что неизменнно встречает миловидной улыбкой и закрытыми по-лисьему глазами. Как же он в этот момент чертовски похож на девушку…       Кайдо временами подмечает, что при этой мысли начинает непроизвольно краснеть. И мысленно даёт себе оплетуху, плохо скрывая смятенье.       Нисей с успехом не обращает на это внимания, хотя и видит всё.       - «Я» бывают разные. – пытается пошутить Кио.       - Ха-ха. – звучит в ответ без капли смеха в голосе, кошачьи очи распахиваются, пристально фокусируясь на собеседнике. – Он дома?       При звуке его голоса, синие глаза расширяются. Соби переживает краткий вздрог, прежде чем затаиться. Хоть он сейчас на втором этаже, а кругом спасительный полумрак – ощущение, будто что-то размеренно и неотвратимо уже вытаскивает его на свет – только усиливается. Дверь-то приоткрыта. А громкий голосок Акаме только глухой не услышит.       И при том, что Нисей всё равно чувствует его присутствие, но не спросить – не интересно.       Соби мысленно просит у кого-то незримого, что бы сумеречный гость просто зашёл в очередной раз передать что-либо, и уйти без прелюдий. Ну не до прогулок сейчас…       Даже если хочется. Подвинуть «завтра» поближе.       - Да. – пресно отвечает Кио – Он у себя.       - Прекрасненько!       Соби непроизвольно ёжится. Интонация с которой выразился Нисей – сама по себе обещала, что что-то будет и возможно такое же активное как и сам Акаме.       К этому он, как и Кио, оказался не готов.       Всё внутри резко напряглось, налилось сопротивлением, и там же застыло. Парень испустил долгий, очищающий вздох и опять весь обратился в слух.       Последний карандаш – точится медленней всех.       Кайдо ощутимо хмурится.       - Вообще-то он просил себя не беспокоить – готовится к завтрашнему смотру. Как всегда нахватал долгов и теперь судорожно догоняет. Плюс, завтра в спозаранку развеска, на которую выделен лишь час. Да и вообще, он сегодня слишком зол – целый день не вылезает из комнаты и не хочет никого видеть. Даже к обеду не спустился, и ужин только что проигнорировал.       На счёт обеда, Кио не стал уточнять, что он ненадолго выходил за продуктами, а значит, возможно, пропустил момент, когда Агацума всё же мог заглянуть на кухню. Собеседник же терпеливо выслушивает всё, что на него вываливают, доброжелательно кивает и одновременно этим бесноватым азартом на дне фиолетовых глаз даёт понять: оправдываться бесполезно, он всё равно зайдёт и сделает то, на что настроился. Такой уж он, Акаме Нисей.       - Ну что поделаешь, все великие гении периодически уходят из этого мира в мир творений и нам лишь остаётся их оттуда вовремя вытаскивать – заявляет он безапелляционно, словно сам, как минимум, варится в этой стези. – Иначе свихнуться можно, судя по вашим рассказам.       - Весомо. – кивает Кио. – И знаешь, я бы не хотел, что б ты разделил нашу стезю. Не пойдёт тебе...       И не понятно, то ли в заботу, то ли с изрядной долей сарказма. В прочем, Акаме не отстаёт:       - Поэтому я избрал трагическую участь простого репетитора английского языка, и по совместительству тренера по боям. Не выучил неправильные глаголы, не пересказал Гамлета в оригинале – лови в щи, хех.       Кио изгибает бровь. Нисей вообще слабо похож на тренера по боям… но что-то опасное в нём есть, согласен.       Он с подозрением произносит:       - Боям?.. Айкидо? Или кикбоксинг?... Карате?.. Ийайдо?       Теперь бровь гнёт Нисей. Он в очередной раз забыл, что Кио не в курсе всех штучек с парами и Системой. Акаме ведь привык, что почти весь круг знакомых с кем он чаще всего общается – состоит из участников пар.       А Кио… Это Кио, он часто оказывается там, где простым людям не стоит оказываться, и ко всеобщему удивлению минует большую часть проблем. Просто потому, что не догадывается о них. Ну или они сами обходят стороной его впечатлительную натуру.       - Ты не знаешь, это очень древняя методика связанная с заклинаниями, бубнами и призыванием духов. – начинает он прозрачно уходя от темы, при этом не забывая снисходительно улыбаться прямо в глаза: – «Я у маменьки шаман», называется. И давай ты меня уже пропустишь и перестанешь изображать ревнивую жёнушку. Твоей законной это не понравится.       Всего пара слов и вот уже добродушный Кайдо медленно каменеет. Все темы можно затрагивать, все. Кроме его семьи.       Нисей без смущения смотрит как Кио медленно складывает руки на груди, как темнеет взглядом, нацепляя на лицо угрозу.       Господи. Нашёл чем пугать. Акаме таких раскидывал, и весьма играюче.       И не важно, что через Систему. Чем одарён, как говорится.       - Знаешь, я бы очень не хотел, что бы ему пришлось пересдавать или оставаться на второй го… − ледяной тон Кайдо прерывается раздражённым:       - Чувак-чувак, полегче, я тоже не хочу что бы он замылил себе глаз, испортил свои работы и пошатнул тем самым свою ранимую психику, поэтому будь душкой и дай мне сделать задуманное.       Соби мрачно кривит губы. Ранимую душу, значит…       В памяти мимоходом, со скоростью подземного электропоезда метро, проносятся образы, как Акаме натурально рыдал над "Лило и Стич", что они недавно смотрели втроём с Мимуро. После просмотра, он потом, со словами "ни черта вы не понимаете", долго вёл монолог о смысле, который, по его мнению, был в нём заложен. И ещё подушкой отмахивался, мол это свет яркий, глаза слезятся, мотылёк залетел.       А потом ещё грозился убить всякого, кто разболтает этот факт о себе, любимом.       Тема одиночества и ненужности в огромном мире, коя в достаточной мере вылилась из уст Акаме – действительно в тот вечер омрачила настроение всем троим.       Кио всё равно хмурится, но уже спокойней.       - Ну что ж… - вздыхает он, понимая бесполезность сопротивления. – Если что, я с вами не иду, занят.       Акаме выразительно закатывает глаза, так, что почти укатывает насовсем. Вкупе с его чёрными длинными патлами – это выглядит что надо для фильма ужасов.       Это один из жестов который так раздражает Кио, но который Соби так снисходительно считает милым. А потом они вдвоём начинают подкалывать по этому поводу Кио, что бесит последнего вдвойне. Но делают-то не со зла.       - Ну, что мне сказать-то? – Акаме слегка жмёт плечами – Сам виноват. А я пойду.       Он своевольно проталкивается плечом между дверным косяком и грудью Кайдо, вынуждая последнего окончательно сдаться.       - Осторожней там… Он сегодня не в духе – предпринимает последнюю попытку отговорить вечернего витизёра Кайдо, на что Акаме, пригладив пиджак и двинувшись по направлению к лестнице, бросает беспечное:       - Я тебя прошу, мсье Агацума – не Караваджо, подносом меня за предложенный ужин не убьёт. Тем паче, что я не с ужином пришёл, а с кое-чем поинтересней.       - И чем же? – кисло отзываются в ответ.       - А вот не скажу! – исказив голос, Нисей демонстрирует язык через плечо. – Это эксклюзивно для тех, кто располагает свободными вечерами. Чао!       Кио молча фыркает, возмущенный и чувствующий себя где-то обделённым. Всё-таки Акаме давно не скрывает, кто ему из них двоих интересней, и демонстрация подобного пренебрежения порой дико раздражает. А ещё, где-то внутри, медленно поднимается ревность.       Но сделать с этим – увы, нечего.       - Прогулками сыт не будешь… – тихо молвит Кайдо, с прискорбием хмурясь во след проходящему Нисею. – Прости Со-чан, сделал всё, что мог.. – виновато молвит он под нос.

~~~

      Как говорит один великий боец: "не пускай незнакомцев и наглецов дальше кухни".       А в случае с Акаме, следует добавить: "и на порог тоже, ибо они разойдутся и случайно могут тебя похитить".       Соби мрачно отводит взгляд в угол. Ох и зря он всё таки не заперся в самом начале. Обычно ведь так и поступает, а сегодня как-будто что-то помешало.       Конечно, можно сейчас ломануться к двери и запереть её скорей всего перед чужим носом, учитывая частоту шагов, с которыми Акаме шустро поднимается по ступеням. Однако, это будет выглядеть как жалкий побег от «суровой» реальности, которая сначала вкрадчиво потребует себя пустить добровольно, а потом плюнет на все законы приличия, и…       Нет, не выломает дверь с разбегу или через Систему, нет.       Агацума просто в какой-то момент поднимет голову к балконному окну, и увидит, как Нисей: медленно, грациозно, в окружении верных теней – возникнет за стеклом, будто вырастая из пола, подобно демону, заблудшему по отчаявшуюся душу. Может быть даже попытается напустить паранджу в виде демонических рогов и нечеловеческих склер глаз.       Ухмыльнётся по своему обыкновению, с лёгким триумфом на лице, и задействовав заклинание, изящным движением – распахнёт балконную дверь.       А потом слегка наклонит голову и вкрадчиво поинтересуется: – Не ожидал?       Сейчас это привычно, а когда Нисей проделал сей фокус впервые (и проделал его настолько виртуозно, что даже для заклинателя оно бы показалось за гранью мистики) – Агацума натурально впал в ступор. И когда Акаме во всей своей "роли" попытался двинуться с места – то едва не схлопотал цепью ограничителя в голову, просто потому, что Соби впервые видел подобное использование Системы, и посчитал, что это новый вид ментальной атаки, а поскольку он Боец бывалый – дальше сработали инстинкты.       Акаме ведь любит манипулировать иллюзиями и вживаться в роли. И всячески старается изголиться на зрелищность.       А ещё, почему-то, его так сильно тянет заглянуть в самую душу художнику, и совсем не колышет, что его мягко и ненавязчиво (а иногда властно и настойчиво) – выталкивают обратно. Зато сам резко обозначает границы территорий, когда дело касается чего-то совсем уж личного.       Дверь слегка скрипит, когда Акаме её отворяет. Соби чувствует лёгкую дрожь, будто ощущая вибрации некогда застывшего пространства, в кое только что вторгся незваный гость; и рефлекторно напрягается.       - Агацума?       Вот и всё. Стоит услышать его строгий голос, направленный на свою персону и Соби отчасти теряет былую твёрдость, но взамен этого начинает испытывать нечто похожее на странное освобождение. От Нисея фонит желанием действия, кожей чуешь. И оно донельзя заразительно. Хоть и правда теряй стальную хватку концентрации, и поддайся мыслям о смирении перед фактом, что не успеешь.       Глубокий вдох. Теперь важно умерить его пыл, что бы эта небольшая комната смогла уместить дух двух сильнейших Стражей. И что бы чрезмерный азарт Акаме как всегда никого постороннего не захлестнул ненароком.       Что бы там ни надеялся увидеть Нисей, он увидел примерно то, что ожидал.       Сгорбленная спина Соби, сидящего перед мольбертом – возвышалась над разбросанным ковром набросков. Сейчас, он был похож на ниточную игрушку, развалившуюся на полу, в окружении маленьких прямоугольных порталов в незаконченные миры. Сама поза художника буквально говорила о том, как сейчас туго продвигается работа и как он вообще в целом себя ощущает. Для полноты зловещести картины не хватает Луны за окном, естественного ночного полумрака и сверкающих в окне молний.       И похоже, до них, как раз таки недолго осталось, учитывая, что творится за окном. Полностью белое, пасмурное небо, и то там то здесь, да выделятся пепельно тёмные, а то и сизо-чёрные бесформенные массивы дождевых облаков.       "Кажется дождь собирается".       Мягко скользнув в полумрак комнаты, Нисей по-хозяйски придвинул к себе близстоящий свободный стул и уселся чётко позади, буравя взглядом широкую спину. Говорить сразу он не спешил, дав Соби привыкнуть к своему присутствию.       И пока он молчал, Соби методично вытирал мокрые кисти о тряпку, а внутри пытался отогнать любые доводы, мешающие ему остаться дома. Одна часть была "за", а вторая, отвечающая за чувство долга – всё ещё не сдавалась.       Хотя, если Акаме опять предложит совсем уж ерундовую идею, вроде тестирования Системы безумными прыжками с моста, с последующей левитацией через неё же; или, к примеру, странную идею залезть в дорожный конус и изображать конфету на ножках; или даже просто пройтись вальсом по всей набережной (такое однажды едва не случилось – повальсировали всего пару метров, да смутились) – Соби его точно выставит за порог.       А пока, будь теперь что будет.       - Привет, Соби.       - И тебе того же. – глухо отозвался Агацума, даже не оборачиваясь. Не до общения сейчас. Холст до сих пор пестряет белыми прорехами, а в голове только что как-будто в срочном порядке провели эвакуацию всех мыслей и чувств.       И как-то глухо внутри… Пугающе глухо. Равнодушно.       - Что делаем? Почему холст пустует то там, то здесь?       Да, холст пустует. Будто душа в одночастье подошла к зеркалу. Да что за чёрт...       Соби вяло отмахивается от мрачных мыслей, отстраняется от них насколько можно, а потом, пусть и не сразу, но наконец заставляет себя дать беспристрастный ответ:       - Идей нет.       - Да ты гонишь. – заявляют прямо, слегка резковатым голосом. Такой у Нисея частенько прорезается, когда он либо чему-то сильно удивлён; либо когда выслушивает, что Соби “сегодня занят и конечно же вылезть и составить компанию в заброшку, сегодня найденную тобой, на другом конце города; или куда либо ещё – он не может. И вообще у нас с ним свидание, мы тебя не звали”.       Так примерно выдал Кио, когда Нисей умудрился поймать их тютелька в тютельку, в момент, когда они уже вышли из квартиры и только-только успели спуститься по лестнице. Нисей тогда и заявил эту свою бессмертную фразу с ещё большей экспрессией.       Соби тогда ещё мимолётно подумал, что Акаме всегда поразительно точно умудряется их подкараулить, когда они ещё дома.       И никто тогда не собирался отступать от своих планов.       А что приходится делать, когда встречаются два упёртых создания?       Вот Соби и решил поступить по-соломоновски, и «свидание», хотя на деле просто прогулка с задушевными разговорами, прошло в той самой заброшке. Пока Акаме прыгал по этажам и носился якобы за «призраками», с его же слов, Кио советовался с Соби по поводу учёбы, их совместного проекта и пытался немного заговорить по душам.       Последнее удавалось плохо – Нисей будто чувствовал когда надо целенаправленно выглянуть, что бы попросить фонарик/ножик/воду; возникнуть и позвать всех за лицезрением очередной находки; чёртом из табакерки выскочить прямо перед носом, почти что из Системы, просто по приколу; или даже взять и свалиться с верхнего этажа, «случайно» шагнув в дыру в полу, и приземлиться прямо рядом с Соби. А потом непринуждённо принять сидячее положение прямо на полу и так заискивающе поинтересоваться: «о чём секретничаем?»       На вопросы, вроде «ты это специально?», с честными глазами заявлял, что «да». А на вопросы «почему» − честно предпочитал отмалчиваться.       Видя, что Акаме их, ну просто из вредности, не оставит, совсем поникший Кио уже было собрался уйти. И Соби, видя, что Кайдо действительно нуждается в уединении, всё-таки сжалился над другом.       Акаме был телепортирован мягко, но настойчиво, за пару километров через Систему, в мискантусовое поле, расположенное позади заброшки. Да ещё и с навешенным штрафом к обратной телепортации.       И пока Нисей, вспоминая Соби всеми прилагательными и глаголами, которые знал, а так же подробно рассказывая себе, что он с ним сделает, когда дойдёт обратно до заброшки – шустро продирался через заросли высокого мискантуса; Кио всё-таки успел рассказать то, о чём хотел поговорить всё это время.       Хотя и удивился неожиданно воцарившейся тишине, и тому, что Нисей натурально как в воздухе растворился, хотя минуту назад и не думал их покидать. Соби беспечно махнул рукой, наплёл, что у Акаме закончились батарейки, без чего он в охотника за призраками играть не сможет; и предложил не забивать себе голову.       Выяснилось, что Кайдо хотел спросить совета по поводу небольшой ссоры со своей дочерью. А ещё, Соби уловил мягкое и осторожное хождение вокруг любимой темы Кио. Кайдо в очередной раз хотел узнать: может ли ответить Соби на его чувства.       Ответить Соби на его чувства однозначно не мог, но и сказать об этом напрямую, по своему обыкновению, тоже – Кио в тот момент выглядел так беззащитно, что хотелось мягко улыбнуться и хотя бы пообещать, что если вдруг что – общаться они не прекратят. Что, в общем-то, было правдой.       И вбежавший обозлённый Нисей, который без лишних слов схватил Агацуму за руку и потащил в одну из пыльных комнат, явно не для очередных душевных бесед – был как нельзя вовремя. Драки не было, но было громко.       Больше Кио, к удивлению Соби, не поднимал этот вопрос. А Соби свято не напоминал ему об этом. Просто, всегда был рядом, по возможности.       - Ты сейчас заставил меня вспомнить кое-что. – глухо отозвались в полумрак комнаты. Соби бы соврал, что это воспоминание не вызвало у него улыбку. И судя по тому, как сзади фыркнули, Акаме понял его правильно.       - Я тебя в следующий раз туда телепортну. – мстительно пообещал он. И так же бы соврал, что от этого воспоминания ему тоже не сквозит каким-то тонким, приятным чувством веселья, и какого-то странного, лёгкого ощущения, похожего на счастье.       Что ни говори, проводив этих двоих до остановки, он ещё раз вернулся на это поле, что бы просто, без стеснения, с лёгкого прыжка во время разбушевавшегося вокруг ветра, с залихватским воскликом – упасть на это природное покрывало. Слегка прокатиться по нему в сторону и спрятаться в его лёгком, шурщащем травянистом мареве. Оказаться в тени качающихся высоких верхушек, пушистых, слегка подёрнутых желтизной; укрыться от уже не такого навязчивого солнца, вдохнуть полной грудью и просто, валяться не чувствуя времени. Улыбаться этой странной игре в далёкое детство, лениво ловить их тонкие листья, раскачивающиеся над головой, проводить большим пальцем по их пушистым верхушкам и отпускать, что бы они продолжили так же убаюкивая раскачиваться, и переливаться сухими бликами на свету…       Это была ранняя осень, вечера истлевали не так скоро, как сейчас и Акаме тогда вдоволь насладился лёгкими бликами закатного солнца, скачущими по травяным волнам, скользящими по рукам, и иногда прыгающими на лицо, при ветре.       Примечательно, что когда он пришёл туда в следующий раз, и так же спокойно завалился просто ради того, что бы полежать и отречься от суеты – буквально в паре метров заросли зашумели и из них медленно поднялась знакомая широкоплечая фигура. А потом оглянулась синим взором поверх очков, и удивлённо подняла светлые брови, со словами:       - О, ты тоже здесь? Понравилось?       Весь красный, как пожар, бежал Акаме оттуда, что натурально пятки сверкали.       Кажется, Соби так же вспомнил этот случай. Раздалось его искреннее:       - Не откажусь. Но только не сегодня.       Сзади сразу раздался знакомый шум Системы и повеяло лёгкой прохладой.       - Даже не думай! – Агацума резко оборвал и попытку Нисея развернуть Систему, и в месте с ней, разрушил эту хрупкую атмосферу, вызванную светом воспоминаний. Нисей подобной резкости не оценил и недовольно хмыкнул. Но возникать не стал.       По его мнению, Соби зря сейчас отказывается от незапланированной прогулки. Здорово всё-таки там было… Хочется снова вернуться туда, лечь ниже уровня этого земного моря и быть там в импровизированной колыбели из мискантуса, склонившегося со всех сторон, будто старающегося укрыть, спрятать и дать возможность отрезать себя от всего суматошного мира. На долгое мгновение снова стать ребёнком, которому так мало нужно для счастья...       И там, куда Нисей хочет его позвать – можно так же беспечно отринуть все заботы.       Шум смолк, но Акаме продолжал незримо звенеть решимостью. И Системы не нужно, что бы услышать его состояние.       - Всё так плохо? – быстро поинтересовался он. – Ну же, давай, расскажи мне. Где долгов нахватал?       Агацума пожал плечами. Примечательно, что обоих не смущал разговор «лицом к затылку». Оба уже привыкли к подобным закидонам.       - Не беспокойся – как можно беспечней ответил он, хотя притворство всё равно оставалось лишним, его чуяли на корню. – На самом деле у меня всё хорошо… И темы интересные и наброски подробные. Времени только не хватает.       Зоркий взгляд хищных глаз дёргается в сторону холста. Хотя спина Соби закрывает большую его часть – Нисею и без того видно, как неспешно продвигается дело. И как лёгкими пятнами, неуловимыми обычному глазу, покрывает по холсту чужая напряжённость.       Времени хватает только в детстве. И то не везде. То кашу заставят есть, то спать – в очередной раз прервав сражение с драконами или покорение новых земель, каждый раз по новому сценарию…       Нисей отмахивается от рефлекторного порыва беззлобно саркастить и спокойно вопрошает:       - Да? А что за темы?       - Из заданных, осталось "время"; из свободных, я и выбрал - "Свободу".       - Время… свобода… - схмурившись, Акаме снова заглянул через плечо, на холст. Полумрак от одинокой тёплой лампы-торшера – медью отливал по незаконченной картине, придавая ей своих, собственных красок настроения. Цепкий взгляд скользнул по красивым рукам художника, засмотревшись как свет оттеняет красивую длину их пальцев, что сейчас методично вытирают оставшиеся кисти. – А бабочки будут?       - А они причём?       - Ну, ты когда в тупике, или как сейчас, депрессуешь – рисуешь бабочек… Мне это Кио сказал, с своих наблюдений.       Соби чуть дёрнулся. Депрессия? Он как таковой депрессии не ощущал. Погано на душе – это да, притупленность ощущений, отсутствие искры, коя могла зажечь вдохновение – тоже… ленца во всём теле, когда уже осточертело сидеть на одном месте и биться как мотылёк об стекло фонаря, рождая новые линии – так же… А ещё лёгкая злость на собственное бессилие, и на невозможность остановить время. И ещё эти мрачные мысли периодически приходящие в голову… Вот мысли, кстати, настораживают.       О том, что он рисует бабочек, когда всё плохо – сам Соби замечал скорей интуитивно, не сильно акцентируя внимание. Так что, не удивительно, что Нисей узнал об этом именно от Кио.. И с чего это вдруг Кайдо решил откровенничать…       Хотя, чёрт знает, Кайдо ведь часто пересекался с Нисеем и вполне вероятно мог с ним общаться в его, Соби, отсутствие. А Нисей ведь может и заговорить, и причём специально случайно.       - Как ты так спокойно определяешь в каком я состоянии?       - А это я не определяю, это я тебе прогнозирую. – был ему ответ, в ходе которого Акаме качнулся на двух ножках стула. – Если ты не дашь себе здравый отдых, то рискуешь заработать переутомление. А если нормально не поешь – испортишь желудок. Сам же этому учишь, а сам ничерта не следуешь.       В ответ, Соби слегка качнул светлой макушкой. Тихий голос лукаво поинтересовался:       - Ты хочешь меня накормить?       - Только если ты пойдёшь со мной, сегодня. Не бойся. Тебе понравится.       И ведь не говорит куда, засранец. Это немного раздражает.       - Давай будем честными: ты просто хочешь, что бы я в очередной раз составил тебе компанию? – Соби всё же слегка поворачивает голову и смотрит на гостя боковым зрением. Полумрак прячущий часть его лица и выхватывающий бликом левый глаз – делает его похожим на притаившегося зверя. Экоего хищника, с пепельной длинной шерстью.       Нисею хочется улыбнуться от удовольствия лицезреть эту картину. И протянуть руку, что бы потрепать по волосам.       Он делает первое. Медленно и слегка хищно, являя тонкую улыбку. Его ведь всегда влекли подобные, глубинные демоны из недр чужих образов.       - Ну и ещё поэтому.       Честно. Хорошо когда честно. Так больше знаешь чего ждать.       Нисей ведь ждёт согласия. А вот Соби такового дать сейчас не может. Положение не то, что бы расслабиться.       И Кио здесь, к сожалению, не вломится сейчас, как тогда Акаме, и не решит сию дилемму криками.       - Нет времени, Нисей. – так же честно отвечает Соби, отворачиваясь обратно, но уже ощутимо чувствуя тень сомнения. В конце концов – за всю кропотливую неделю, с одним прогулом основных занятий, он успел нагнать приличное количество и сейчас чувствовал себя так, словно до того напряжённое нутро, без конца напрягаемое поисками решений и анализированием своих работ – наконец замерло и перестало исторгать чувства. Замер внутренний колокол, перестав порождать звук, всё естество вросло в землю и бесцеремонно заявило: «Стоп». И как ни бейся – ничего добротного не родишь.       Почему бы действительно, наконец, не остановиться?       В конце концов, он уже и сам подумывал о перерыве, и появление Акаме казалось долгожданной отправной точкой в этот самый перерыв. Всё же, не смотря на скупость общения, в глубине души он был рад тому, что "круг" разорван и день сурка наконец истаял.       Он окидывает взором то, что успел сделать, и вдруг понимает, что фон вышел слишком бледным и тусклым. Даже белое небо за окном - и то кажется сочнее и живее.       Руки снова тянутся к карандашу и ножу. И тянутся без былой настойчивости.       – Завтра сдача…       Позади молча буравят взглядом. Соби снова отпускает глубокий вздох и для пущей убедительности, толкает небольшую речь; о том, что это не школа, где на невыполненные задания иногда могут закрыть глаза. Тут тебе ставят задачу и у тебя есть два варианта: или ты её выполнил на допустимом уровне, или ты её не выполнил. Некачественное выполнение – так же приравнивается к невыполненному, и здесь без вариантов. Это институт. Никто не посмотрит на твои проблемы.       Монолог сопровождался неспешными движениями кисти по холсту. Можно сказать почти монотонными: набрать краски, бегло оценить, мазнуть куда нужно. Снова оценить, добавить чуть больше белил, чуть разбавить серпией на палитре и снова нанести мазки, куда требуется.       Наблюдая за его вялыми попытками продолжить работу, Акаме так же терпеливо выслушал весь словесный поток, испытывая стойкое ощущение чужого оправдания. Под конец только что-то хмыкнул, а в тайне радуясь, что ему удалось наконец тронуть душу Соби. И заявил:       - Вот что ты оправдываешься, хотя сам уже давно без сил? Так тебе важны эти три рисунка, что ты готов ночь корпеть? Если хочешь, впиши меня в объяснительную, как: «пришёл, помешал доделать», а я лично приду и подтвержу твои слова. Можем даже видео заснять как я тебя изгоняю из комнаты, а ты героически упираешься. Зови Кио – будет оператором.       Воображение Агацумы живо рисует, как Акаме тащит его за ноги, пока он хватается за всё, что твёрдо стоит на полу и сможет как-то помочь удержаться. Равно как и глаза куратора с деканом, которым придётся всё это мракобесие лицезреть и выслушивать пламенные речи Нисея, кой с горящими глазами будет доказывать, почему Агацуме стоило пойти развеяться именно в ночь перед промежуточным экзаменом.       Не говоря уже о реакции Кио: о, его сердобольный друг вообще начнёт тарахтеть в кадр, непрерывно напоминая, что Соби надо тащить понежнее, поосторожней, даже если Нисей в процессе чуть ли не пылинки сдувать с него будет. Вполне возможно, что они начнут переругиваться, а то и вообще поменяются ролями. Потом дополнительно объяснять, почему вытащить хотел Нисей, а тащит Кио, и при этом наверняка орёт, что он не хотел, его заставили, он тащит лишь ради безопасности Соби, заботливо, аккуратно, всё как надо, правильно...       В общем, та ещё клоунада развернётся, а не у всех преподавателей есть чувство юмора, что бы её понять.       Соби не ожидает подобного простодушия от Акаме и всё же смеётся негромко, и искренне. Нисей видит заглянувший "лучик света" в этот вечерний полумрак, и сам, потихоньку, тянет улыбку по лицу.       - Думаю, видео будет лишним. – говорит Соби, отсмеявшись – Это всё же промежуточный экзамен, не итоговый.       Акаме закатывает глаза: – А он ещё и упирается. Тогда тем более пойдё...       – Но он тоже сильно влияет на мои результаты. Да и лишние вопросы мне ни к чему.       - По барабану. – просто и самоуверенно.       Соби мельком думает, что слава богу, с ними нет рядом Кио - он бы сейчас детально напомнил когда Агацума плевал на своё чувство долга и ложил болт на ежемесячные смотры; по датам, в хронологическом порядке. Но тогда были совсем другие случаи.       - Помнится мне, в прошлом, ты был чуть более ответственным…       Сзади слышится приглушённый смех. Будто кашляли глухо, в ладонь.       - В прошлом много чего осталось...       Например та же ответственность, которая очень скоро притупилась, после того, как Нисей разъехался с родителями, и теперь хочет успеть вдохнуть побольше вседозволенности, пока обязанностей ещё не столь много.       - В прошлом, мы с тобой однажды чуть не убили друг друга.       - Это было недоразумением!!! Что ты, блин, заладил?! – пылко отзываются сзади, и Соби больше чем уверен: Нисей кривится и закатывает глаза, раздражённый сим воспоминанием. – Прошлое-прошлое – сколько его ещё мусолить будем? Выкинь к чертям прошлое. Выкинь к чертям свои долги. Расслабься! Молодость и так быстротечна, ничего страшного если ты на вечер выпадешь из графика. Забудь о своих бумажках – здесь только я, и я настойчиво требую тебя.       Неопределённые виляния плечами и затылком – вводят Нисея в недоумение. Раздражают. Стойкое ощущение будто над ним или издеваются или просто играют на ожидании.       Соби же борет последние остатки долга, хотя чего уже таить: его это давно не волнует. Просто эти импровизированные перепалки – уже давно вошедшая в их жизнь привычка. Им обоим – это зачем-то нужно…       Часы тикают неумолимо отсчитывая секунды уходящего дня. В комнате всё тот же полумрак, тишина прячется по по углам, только сейчас всё кажется чуточку теплее…       Соби закрывает глаза. Слышен его глубокий вздох.       - Если бы меня тогда никто не отвлекал... Даже если я соглашусь – вряд ли получу удовольствие от шатания по засыпающему городу.       Нисей подпирает щёку рукой, лениво заявляя:       - А ты не шатайся, ты пройдись.       - Я про то, что я сейчас буквально на физическом отрубе. Мне что прогулка, что что-либо ещё – одинаково побоку. Хочется только одного: покоя.       Уже порядком раздражённый упрямостью Соби Акаме – поворачивает голову к окну. В нём, небо и крона дерева, как-будто грязный белый и тёмно-серый – извилистыми контурами чётко поделили собой вид по диагонали. Ветви раскачиваются, и кажется, что сия импровизированная граница так же переливно покачивается на ветру, раз за разом притекая и меняя общий вид, словно водная гладь, лижущая песчаный берег.       Вечер, плавно и неотвратимо – двигался к ночи. Времени на этот день остаётся всё меньше.       - Покоя? Который нам всем только снится? – в голосе проскальзывают ехидные нотки. Соби вполне серьёзно подхватывает:       - От сна я бы тоже не отказался.       Сзади отзываются уже более участливо: – И всё же, я верю, что новые впечатления смогут подарить тебе силы хотя бы дожить этот день.       - По-барабану. – вдруг возвращают Нисею его же любимую фразу. Тем не менее, Соби не спешит снова браться за кисти или встать и переместиться на кровать.       Как-будто чего-то ждёт.       - Ну, будет тебе покой. – неожиданно тихим тоном, заявляют за спиной. Вроде ничего такого, а Агацума уже давит рефлекс поёжиться от лёгкой волны мурашек по спине. – Если ответишь мне на один вопрос: ты давно на улице был?       - Это допрос? – тут же, словно ожидая.       - С пристрастием. И лучше бы вам, подозреваемый Агацума, честно признаться, во избежании тяжких последствий.       Лёгкая усмешка в ответ. Когда в разговоре появляется место юмору, значит он не проходит даром.       - Тяжких последствий – это бесконечного нудения над ухом, вроде: «ну пошли»?       Он позволяет себе откинуться на спинку стула, окончательно расслабляясь как физически так и психологически, переживая лёгкую эйфорию после длительного напряжения. И будто бы чувствует, затылком чувствует, как Нисей, с довольной рожицей медленно, смачно кивает.       Соби уже привык, что его друзья назойливы. Один, правда, трепетно назойлив, второй, самый младший – назойлив с переменным успехом; а третий – просто с девизом «наглость – второе счастье».       Каждый, как может, выражает свою заботу.       Все трое, для него – по своему дороги.       Всех троих – хочется одновременно удержать в своей и без того неспокойной жизни, поближе. Хочется обнять крепко-крепко.       И иногда придушить.       - Надеюсь, ты сидишь. – тихий голос, приглушённый в золотом полумраке, звучит слегка усмешливо над собой. Нисей согласно хмыкает, готовый к «ошеломляющей» новости из жизни Агацумы. – Был там где-то неделю назад. Ну, если ты имел в виду прогулки. Признаться, я и до универа как во сне добирался. Сам понимаешь, времени расслабиться не было.       - Абзац. – только молвит Нисей, перед тем как подняться на ноги и тем самым наконец обозначить конец разговора. – Тогда не смей заявлять, что у тебя нет права покинуть свою коробку в ближайшую минуту. Выйди на улицу, мать твою, да проветрись. Глядишь – вдохновение зацепишь, может что ещё за ночь родишь. А если и заснёшь – я посторожу твой сон. И не хмыкай, на лавке одного не оставлю.       Соби и не хмыкает. Уж что-что, а в подобных ситуациях на Нисея можно положиться. Агацума ещё ни разу не получил повода усомниться в этом.       - Если выйду, то не успею… - вяло молвит он, впоследний раз взвешивая "за" и "против". Позади, смачно, вкрадчиво, уже без дрожи раздражения, заявляют:       - Судя по тебе, ты не успеешь в любом случае. А если и дальше продолжишь ублажать своё чувство долга, то мы оба не успеем куда надо и тогда я точно с тебя сегодня не слезу. – Акаме на секунду выдержал паузу, вспоминая ещё о чём-то, после чего выдал: – И заметь: про нас ты так не забываешь, как про себя. Если не это причина сжалиться над собой и послать всяких там строгих преподов к чёрту, то я уже и не знаю что сказать.       Соби раскаяно улыбается, смыкая глаза. Всё, соблазнил, хороший, дальше отпираться уже неприлично.       Трудно поверить, что когда-то, в Семи Лунах, их учили абсолютному послушанию. Как же это было давно, всего два или три года назад...       Но Пары - это пары, тут не спорят. А здесь, всё же можно дать себе чуть больше дозволенного. Пока не стало слишком поздно.       И что б он сейчас без Нисея делал…       Агацума всё же поворачивается к своему «спасителю», обнимая рукой спинку стула. Несколько раз спускает и поднимает взор по всей хрупкой фигуре крайне серьёзного Акаме.       Где-то в груди, на отдалении, начинают просыпаться тёплые чувства, которые за всё это "глухое" время так безбожно дремали на дне.       - Что ж... иногда, ты становишься до одури заботливым, и это так раздражает, что даже начинает нравиться.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.