3am

      ким ёнсан устало потерла переносицу, глядя в грязное запотевшее зеркало на огромные круги под глазами, которые не мог скрыть даже тональник. смена начиналась через двадцать три минуты и все это время ёнсан планировала потратить на рыдания в кабинке туалета, которые стали ее ежедневным ритуалом с первого дня, как она устроилась в эту вонючую забегаловку недалеко от рынка ахён.       ярко-желтый фартук с дурацким логотипом контрастировал с уродливыми грязно-зелеными штукатуренными стенами подсобки, где хранились сломанные стулья, сломанные швабры и сломанная ким ёнсан.       хеджин уже ушла разносить бургеры (хотя хотелось бы лица) загулявшим аджосси, отпускающим мерзкие комментарии с сальными ухмылками на обрюзгших лицах, и подросткам, которые приходили за картошкой фри в пять утра после вечеринок, принося с собой бутылки из-под колы, намешанной с водкой или чем-нибудь покрепче. приветливое и светлое кафе, в котором днем сидели парочки с милкшейками и шумные семьи, щедро заказывающие детские обеды с пластмассовыми игрушками из очередного дурацкого мультика, с наступлением ночи сменялись на жутких типов, любящих до боли хватать напуганную ёнсан за запястья, вкрадчиво спрашивая, что вкусненького есть в меню. ночные смены были вечным кошмаром, который с рассветом развеивался, оставляя только болезненные воспоминания и мозоли на уставших ногах.       хвиин заглянула в подсобку, приглаживая рукой непослушную челку: — ёнсан-онни, ты готова? — младшая сочувствующе посмотрела на ён. которая аккуратно размазывала заживляющий крем по темным синякам на тонких руках. — да, еще две минуты, — ёнсан смущенно прикрыла плечи волосами, пряча мазь в карман фартука. хвиин вздохнула и открыла рот, но, увидев загнанный взгляд ён, который умолял оставить ее в покое, только кивнула и бесшумно прикрыла за собой дверь.       ёнсан коснулась свежих синяков и тихо зашипела от острой боли. по-крайней мере, подумала она, в этот раз он не тронул лицо.       ёнсан устало опустилась на стул, закрывая лицо руками. за четыре часа работы она уже два раза убирала блевоту за подвыпившими клиентами, которые вместо того, чтобы вернуться в свои ебучие дома, догонялись в кафе, пытаясь протрезветь. хванвонг, единственный парень на смене, выглядел еще хуже — на его шее все еще краснели следы от пальцев очередного дебошира, которого хванвонг безуспешно пытался вышвырнуть на улицу. хеджин все еще ворковала с каким-то парнем, отчаянно надеясь на чаевые, а хвиин ускользнула на кухню выпрашивать для стаффа хотя бы полпорции горячей картошки с сырным соусом. к трем часам ночи поток клиентов уменьшался и весь персонал мог спокойно выдохнуть, перекусить и подлечить нервы.       хванвонг присел рядом с ён, и девушка облокотилась на его плечо, прикрыв глаза. от него терпко пахло потом и кипящим маслом из старой фритюрницы, впрочем, как и от всех них. — нуна, все в порядке? — хванвонг осторожно приобнял девушку, оглядывая зал. полупустые столики и небольшая компания, которая выглядела на удивление адекватно. затишье перед бурей? — да, чимин-и, — ёнсан слабо улыбнулась, потянувшись к картошке в картонной коробочке, которую принесла хвиин, плюхаясь на стул напротив. — отстойная смена, — прошипела хвини, набивая рот хрустящими дольками. — четыре ночные смены подряд, этот мудак нас ненавидит. — да он сам съебывается, лишь бы здесь по ночам не сидеть и все это говно не видеть, — хеджин недовольно прищурилась, одной рукой выдвигая стул рядом с хвиин и другой поправляя фартук. — лучший, блять, менеджер на свете.       ёнсан только слабо улыбнулась, зажимая в зубах трубочку от кока-колы в огромном пластиковом стаканчике. у нее уже не было сил злиться, хотелось только свернуться клубком в своей кровати, зажимая между уставших ног теплое одеяло, и заснуть, отключив перед этим все пятнадцать будильников на старом телефоне.       ёнсан, натянув вежливую улыбку, привычным жестом вытащила телефон, открывая заметки. клиентка заметно выделялась из общего контингента посетителей: по-детски пухлые щеки и дорогой ноутбук с кучей распечатанных конспектов. она точно не перепутала царство дешевых бургеров с какой-нибудь модной кофейней, где чашка кофе стоила как месячная зарплата ёнсан? — что будете заказывать? вы уже определились? — ён нетерпеливо наклонила голову вправо, стараясь не пялиться на девушку, которая растерянно перелистывала меню, тонкими пальцами скользя по пунктам с ценами. — а… у вас есть кофе? — клиентка наивно улыбнулась, напомнив ёнсан хомяка из мультиков, которые она смотрела когда-то в детстве. ён вздохнула. очередная дочка богатых чеболей, которая привыкла к старбаксу и забрела сюда по ошибке. лишь бы эта ошибка не обошлась ей слишком дорого. разгуливать с макбуком в рюкзаке по таким районам в три часа ночи было признаком огромной смелости или огромной отбитости. и ёнсан сильно сомневалась, что худая и нескладная девушка в растянутой футболке была первым вариантом. — у нас нет такой позиции в меню, — ёнсан раздраженно потерла висок, стараясь отогнать надвигающуюся мигрень. — в основном газированные напитки и вода.       девушка заметно расстроилась, снова открывая меню. — у меня в подсобке есть пакетик с три в одном, — внезапно для себя пробормотала ёнсан. — не лучший вариант, конечно, но если вы так сильно хотите кофе, то… — хорошо, спасибо! я заплачу, — клиентка снова улыбнулась. — и вафли, пожалуйста.       ёнсан механически кивнула, заправляя за ухо прядь волос, выбившихся из тугого пучка. ночные смены всегда тяжело ей давались, но в последнее время они стали совсем невыносимыми. головная боль и стертые до крови мозоли — все, что имела ким ёнсан в свои двадцать три года.       старый бойлер на кухне работал отвратительно — вода была чуть теплой, из-за чего растворимый кофе, завалявшийся где-то в рюкзаке среди сменных футболок, уродливыми комками сбился на поверхности. ёнсан, матерясь сквозь сжатые зубы, нашарила пластиковую ложку где-то в коробке с одноразовой посудой и попыталась размешать мерзкую сладкую кашу из кофейного порошка и сахара. в конце концов, это ведь не ее вина? она могла бы даже не предлагать.       клиентка радостно улыбнулась заебанной ёнсан, поставившей перед ней едва теплый кофе и тарелку с вафлями с карамельным сиропом. весь стол был завален заметками и тетрадями, а в на экране ноутбука была открыта страничка из википедии. ёнсан на секунду кольнуло сожаление от мысли, что она могла быть такой же студенткой, волнующейся только за баллы по итоговым тестам. могла быть, если бы не проебала все, отчислившись после двух месяцев учебы на экономическом три года назад. просто в какой-то момент ее депрессия после смерти отца достигла предела, на ее пути (неудачно) подвернулся юн до и ее жизнь полетела в пропасть, из которой она не могла выбраться, как бы ни старалась. — спасибо, — клиентка смешно прищурилась, запустив руку в окрашенные волосы и пытаясь прочитать имя ёнсан на потертом бейджике. — ёнсан-сси.       ён только улыбнулась, скорее по привычке, чем искренне, но в голове мелькнула мысль, что ее впервые за полгода кто-то поблагодарил. она бросила еще один взгляд на странную клиентку и застыла с подносом в руках, встретившись с девушкой взглядами. ён неловко скользнула на кухню, задев плечом сонного хванвонга, выносившего пустые коробки на задний двор. хвиин как всегда права — смена пиздец.       ёнсан устало ввела код, бесшумно снимая стоптанные кроссовки. в квартире было непривычно тихо: эрик либо напился до предела в каком-нибудь баре и заснул, либо снова исчез вместе со своими дружками, из которых можно составлять целый список главных подонков сеула. ён тихо надеялась на второй вариант, потому что в таком случае она хотя бы несколько дней могла спокойно засыпать, сжимая в руках телефон с очередной серией глупой дорамы (потому что когда эрик был дома, любые ее попытки заснуть заканчивались пятью минутами потного секса, который прекращался, как только ее парень наконец-то кончал), могла есть рамен, усевшись на полу по-турецки, по привычке добавляя половинку вареного яйца в острую лапшу (потому что когда эрик был дома, он не переставая шутил о том, что так ён наберет вес, а кому она такая будет нужна?), могла петь в душе что-то из того, что слушала еще в средней школе (потому что когда эрик был дома, он демонстративно хлопал дверью, намекая ей заткнуться).       ёнсан скользнула в спальню, не решаясь включить свет. ее надежды не оправдались: эрик развалился на кровати, раскидав одежду по комнате. он надрывно сопел, зарывшись лицом в одеяло, где-то на полу агрессивно звенел раздражающий рингтон его телефона.       ён почувствовала тупую ненависть, отдающуюся болью где-то в ребрах (куда он вчера ударил ее, когда она собиралась на смену). когда ее отец умер, ей было почти двадцать и она была типичной подающей надежды студенткой женского университета ихва, которой пророчили большое будущее в крупных компаниях, вроде posco или sk., но с момента, как она получила урну с прахом, ее жизнь покатилась в бездну: заваленные экзамены, соджу, перелитое в спортивную бутылку, к которой она слишком часто притрагивалась на занятиях, и абсолютная пустота внутри, которую не могли заполнить ни ее попытки зазубрить материал, ни походы к частному психотерапевту, ни прослушивания, на которые она записывалась и которые провалила почти сорок раз. в один момент ее жизнь настолько потеряла краски, что юн до, которого все вокруг называли эриком, стал единственным путем испытывать хоть какие-то эмоции. он приезжал за ней в университет на старом мотоцикле, который брал погонять у друга, делился с ней травкой, а она взаимен глупо и безрассудно решила, что он — решение всех проблем (а не следствие, как она поняла это позже). осознание, в какое дерьмо превратилась ее жизнь накрыло ее с головой, когда она впервые получила от него по лицу, когда он завалился пьяный. но идти ей было некуда (мать и старшая сестра заблокировали номер ее телефона после того, как она попыталась привести эрика в семейный дом в качестве своего бойфренда). и не к кому. а он слишком хорошо умел убеждать, что «ён-и, это в последний раз», «ты могла не доводить до этого», «мне было больнее». иногда ей правда казалось, что это она — одна огромная ошибка, битый код, пустая ячейка, число, деленное на ноль. и это било по ней сильнее, чем все удары пьяного эрика в три часа ночи, после которых она методично сплевывала кровь в грязную раковину.       ёнсан резким движением провела ладонью по губам, оставляя красный помадный след, который выглядел как рваная кровоточащая рана, тянущаяся от щеки к щеке. темные круги под глазами, впавшие щеки, отросшие темные корни окрашенных волос — и правда, кому она, нахуй, нужна?

***

— да, омма! у меня еще целый контейнер с кимчи в холодильнике, зачем мне еще? нет, омма, я приеду только на каникулах, после конца семестра, — мунбель вздохнула, закинув ноги на спинку кровати. — передавай привет папе и сыльги! и я тебя люблю!       за последние сутки мать позвонила ей примерно шестнадцать раз и каждый звонок длился от сорока шести минут до двух с половиной часов. мама рассказывала бёль о том, что ее тетя наконец купила себе новый умный робот-пылесос от самсунг, что аджума из соседнего маркета снова спрашивала, куда делась ее любимая маленькая бёль-и, которая забегала за арбузным фруктовым льдом и сладкими кукурузными чипсами, что вся семья очень ждет ее на рождественские праздники, что они любят ее и скучают по ней. мунбель чувствовала в такие моменты тянущую боль где-то возле сердца, потому что она скучала еще сильнее, хотя и боялась себе в этом признаться. всю жизнь она мечтала о красивой и яркой сеульской жизни, полной возможностей и сверкающей тысячами огней даже в самую глухую ночь, но сейчас ей хотелось вернуться в родной провинциальный канвандо, перегладить всех шумных соседских собак, знакомых ей с детства, и навсегда остаться маленьким ребенком, помогающим матери замешивать тесто для овсяного печенья и дремлющим на уютных отцовских коленях, пока вся семья смотрит финальные эпизоды бесконечных дорам. даже младшая сестра, с которой они не всегда ладили, казалась ей роднее, чем все университетские друзья вместе взятые, с которыми она иногда работала за парочкой чашек кофе в старбаксе между лекциями и выпивала по бутылочке соджу на вечеринках, с которых украдкой выскальзывала посреди ночи, на ходу вызывая такси до общежития. сеул казался ей огромной липкой паутиной, опасной и завораживающей одновременно.       бёль тоскливо пролистала фотографии с прошлых выходных, проведенных в просторном родительском доме: вот мать гладит одного из толстых корги, развалившихся на диване, вот сестра, завернувшись в махровый халат, лежит в гамаке с ноутбуком на коленях, вот отец неловко обнимает бёль за плечи возле широкого крыльца. мунбель почувствовала комок в горле, когда в очередной раз, увеличив фото, провела пальцами по лицам родителей, которые, незаметно для нее, покрылись сеточкой едва заметных морщин. она уже не ребенок, и ее родители уже не молоды. нужно с этим смириться, ведь так? самое счастливое в мире детство не помогло ей стать самой счастливой в мире взрослой.       в какаотоке были привычные сообщения в групповых чатах, в которые ее добавили одногруппники, и милый стикер от юа — девочки с актерского, с которой она познакомилась в тиндере. с юа было просто и сложно одновременно — они ходили на парочку свиданий, нервно держась за руки и до хрипоты спорили, кто за кого заплатит после очередной посиделки в кофейнях с горячим шоколадом и маршмэллоу, но бёль не знала, кто они друг другу — слишком друзья или недопарочка. делать первый шаг слишком страшно, это как прыжок в пропасть без страховочного троса за спиной, а они обе боялись высоты. в любом случае, мунбель нравилось, что юа заваливает ее сообщениями, не давая ей почувствовать себя одинокой, нравилось, что есть человек, который каждый день желает ей спокойной ночи в двенадцать как по расписанию, нравилось, что губы юа на вкус были как клубничная сладкая вата. и все-таки где-то в ребрах ничего не отзывалось болезненно при мыслях о ней и ни один смазанный поцелуй в вечерних парках не заставлял терять на несколько секунд дыхание и рассудок.       сегодня была суббота, юа репетировала постановку, в которой снова получила ведущую роль, а йерим с сынван были заняты в лаборатории, где в последний месяц они проводили каждую свободную минуту. оставалось только завернуться в тонкое одеяло и заснуть, а потом проснуться к ночи и снова скитаться как призрак по ночному городу, пытаясь найти свое место в одном из круглосуточных кофеен, притягивающих ее тусклым и теплым светом, бьющим из широких витрин.       вчерашняя закусочная была адом на земле. жирные столы, оставляющие желтые пятна на тонких листах с напечатанными методичками, полусырые вафли на тарелке с острым сколом, который выглядел как бледный ножевой порез на ярко-оранжевой керамике и отсутствие кофе (да даже в макдональдсе есть кофе). единственным, что заставляло мунбель вернуться была уставшая официантка с бледными запястьями, на которых болтался дешевый браслет из резинок, и иссиня-черными синяками на тонких ключицах. мысль о чаевых, про которые мунбель, плавая в тягучем болоте интегральных уравнений, начисто забыла, не дала ей спокойно отсидеть скучные лекции. она действительно была благодарна — официантка не была обязана жертвовать своим временем (и кофе) ради глупой прихоти бёль, которая и правда привыкла к слишком дорогим кофейням с дизайнерскими стекляными высокими стаканами и ретро-проигрывателями с пластинками, которые мунбель не очень-то и нравились. просто это было нормально для ее круга — увлекаться чем-то подобным, чем-то необычным, чем-то, что выделяло бы их из торопливой массы серых (как с презрением говорила айрин, щелкая дорогой зажигалкой от зиппо) людей. мунбель послушно ходила на выставки модных художников, работы которых не понимала, пила кофе на миндальном молоке, добавляла в плейлист малоизвестных исполнителей, которых невозможно было найти где-либо, кроме бэндкэмпа только чтобы на секунды быть своей в тесных кругах на студенческих вечеринках.       а по ночам, когда ее друзья растворялись в серых стенах собственных студий, наполненных пустыми словами и мечтами, которые начинались ниоткуда и вели вникуда, мунбель смотрела ситкомы из восьмидесятых с ужасными шутками, до которых додумался бы разве что ее отец после двух бутылок соджу, ретвитила фанкамы с наён на закрытый аккаунт в твиттере и в четыре утра в туалете общежития старательно разучивала хореографию герлс дженерейшн перед узким зеркалом. все сильнее с каждым днем, с каждым разговором, с каждым глупым свиданием с юа ей казалось, что она нелепый фрагмент какой-то картинки, который грубо вырезали и наклеили на другую страничку, неаккуратно размазав вязкий клей. будто она проживает чужую жизнь, играет чью-то роль, не зная ни одной реплики, пока весь зрительский зал хохочет из темноты.       ночной сеул встретил мунбель тысячами огней, бьющих из слепых окон многоэтажек, гудками машин, оглушительных и резких, и желанием бежать со всех ног куда-нибудь вдаль, жадно хватая ртом грязный прохладный воздух, пока не заболит где-то в легких и не останется сил. город давил, душил, тянул на дно — и все фонари не освещали путь, а слепили глаза, заставляя сонно хмуриться и отводить взгляд, упираясь взглядом в потертые носки старых кроссовок. рюкзак с ноутбуком давил на плечи, а в наушниках играло что-то слабо знакомое, но приятное — наверно, оставшееся еще со времен старшей школы.       бёль не было страшно гулять по извилистым тихим улочкам районов, находящися за пределами элитного центра, за пределы которого, по слухам, было опасно выходить. маленькие магазины с покосившимися вывесками и старушками за прилавками, дешевые забегаловки, откуда постоянно несло терпким и прогорклым запахом масла, однотипные грязные дома с узкими балконами и темными окнами — для бёль, выросшей в почти неприличной роскоши, это было другим измерением, новой локацией в ее собственной бесконечной игре, которая начиналась с закатом и заканчивалась на рассвете. — что вы будете заказывать? — сегодня официантка выглядела еще хуже: круги под глазами увеличились, из пучка неряшливо выбилось несколько прядей, а пальцы, сжимающие меню, дрожали, царапая глянцевую поверхность. — вафли с карамельным соусом, — мунбель искоса посмотрела на ёнсан, цепляя взглядом глубокую царапину, едва закрытую длинным рукавом рубашки. — и колу ноль пять. — сегодня без кофе? — неожиданно спросила официантка, запихивая в карман фартука телефон. — а у вас есть? — возможно завалялся пакетик где-нибудь между моими чеками и старыми футболками в моем бессмертном рюкзаке, — ёнсан улыбнулась, и у мунбель на секунду приятно заныло где-то в сердце: было что-то безумно трогательное, до боли цепляющее в том, как официантка улыбается, заправляя за ухо прядь волос. — я бы хотела чтобы у меня в какаотоке завалялся ваш номер, ёнсан-сси, — мунбель попыталась шутливо подмигнуть, но ее голос все равно сорвался в конце от внезапного волнения, которое чувствовалось как прыжок в ледяную воду. — ваш заказ скоро будет готов, — ёнсан резко обернулась, зацепившись длинным фартуком за край столика, и, покраснев, слишком громко хлопнула дверью, ведующую на кухню.       бёль выдохнула. вдруг эта девушка гетеросексуальна? вдруг у нее уже есть партнер? вдруг она вообще не заинтересована? в любом случае, мунбель опозорилась так сильно, что вряд ли вернется в эту забегаловку — подобных круглосуточных кафе полно, а воспоминания о красивой официантке исчезнут максимум через неделю.       ёнсан вернулась только через пятнадцать минут с все теми же вафлями, сырыми внутри и подгоревшими снаружи, с густым карамельным соусом и теплым растворимым кофе с молоком. девушка, будто за что-то извиняясь, даже не подняла усталого взгляда, когда мунбель неловко пихнула ей прямо в руки сто тысяч вон. для бёль эта сумма была пустяком, на карточке лежало в десятки раз больше, а родители уже намекали на какой-то депозитный счет, к которому она получит доступ после двадцати одного. но официантка, разглядев смятые купюры, испуганно швырнула обратно на столик с такой паникой в глазах, будто деньги оставляли ожоги на ее ладонях. — извините, я не могу это принять, — она поспешно схватила поднос со стола, хватаясь за него так сильно, что мунбель могла заметить, как побелели костяшки пальцев. — пожалуйста, возьмите, — бёль снова протянула деньги, проклиная себя за вторую ошибку за эту ночь. — я правда очень сильно благодарна вам… тебе, — она задохнулась глупыми уродливыми словами, которые застревали где-то в горле и отдавались тяжестью где-то на кончике языка.       ёнсан робко сжала деньги в руке, не решаясь положить их в карман. на секунду их взгляды встретились и официантка все-таки нерешительно пихнула купюры, скомкав в мокрых от липкого смущения руках. — спасибо, — прохрипела ёнсан и скрылась за дверью. мунбель вздохнула, думая, увидит ли она официантку еще раз. приближался рассвет и пора было нырять в шумные университетские стены.