Гори, детка, гори.

…Брайан никогда не любил вечеринки. Вот на дух не переносил. Весь этот шум, крики, улыбки… Не то, чтобы он был против веселья; его веселье просто отличалось от этого, было его совершенной противоположностью. Больше радости ему бы доставило отсидеться дома в компании двух-трех хороших друзей за бутылкой хорошего вина, обсуждая планы или вовсе устраивая дебаты… Такой сценарий звучал волшебно. Но когда ты участник самой популярной в мире группы, хочешь не хочешь, а посещать шумные мероприятия приходилось в принудительном порядке. Разочаровывающая реальность. Он уже не помнил, как много выпил. Наверное, три шота и два стакана виски… Или два коктейля, два стакана виски и один шот? Голова с трудом соображала, но все равно жаловалась, преподнося безжалостную мигрень. Стоять на ногах ровно было слишком тяжелой задачей. Все, что он помнил — это как встал из-за барной стойки после того, как тот, кто с ним пил, удалился с несколькими девушками, буквально бросив его одного. Конечно, в памяти тут же возникал образ малявки Тейлора, который буквально магнитил к себе девушек; но он уже давно растворился где-то в толпе. Теперь Брайан встал с высокого стула и зашагал куда-то сквозь людей. В голове отбивала барабаном установка, что здесь где-то должен быть стол и диван, за которым, в начале вечеринки, всех четверых участников и расположили. Дрожащие от слабости ноги вели его в самый дальний угол, за стол, за которым никого не оказалось. Ну, или ему показалось, что никого там нет. Все верно — там был кто-то, но не за столом, а под ним. На полу лежал Джон. Мэй позвал его по имени, удивляясь, как плохо сейчас выговариваются согласные. Практически зажевываются. Он даже засмеялся над самим собой. Упираясь рукой на стол и опустившись на колени он заглянул вниз, обнаружив, что его друг не то, чтобы заснул, но пребывал в полной готовности провалиться в небытие. Брайан с определенными трудностями вспомнил, как они сидели все вместе за столом, и Дикон сметал с него алкоголь с завидной скоростью. Кажется, Фредди с гордостью хвалил его, видимо, возлагая надежду на то, что Джонни, наконец, расслабится и раз в жизни попробует развлечься. Фред с Роджером напару давно разочаровались в Брайане, свыкаясь с его кислой миной на любом затянутом громком мероприятии, и надеялись увидеть иной результат у Джона. Однако, им пришлось обломаться: Дикона хватило на полчаса. А что было дальше Брай не помнил — удалился за барную стойку, где и провел неясно сколько времени. Музыка так била по ушам, что даже кровь в висках подстраивалась под ее ритм. Неприятно, больно и тяжело устоять в одном положении — на корточках. Он еще раз мотнул Джона за плечо, и тот, наконец, разлепил свои веки. С черепашьей скоростью осмотрелся вокруг — судя по его абсолютно потерянным глазам, которыми он, в итоге, вперился в Брая, он не понимал, где находится. Да он вдрызг ужрался. Чувствительный до таких дел Брайан скривил губы, но совершенно безвольный и нуждающийся в помощи басист вызывал в темном уголке его души жалость и желание протянуть руки. Обнять, в конце концов, как они обычно обнимаются, когда не смертельно пьяные, а когда сознательно смакуют каждую умиротворенную секунду, проведенную наедине друг с другом. Дикон выкарабкался из-под стола, поднялся на непригодные сейчас для ходьбы ноги. Коленки подкосились, и он вмазался копчиком в угол. Но все равно улыбался — тупо так, отсутствующе, но совершенно счастливо. «Господи, за что же тебя так скосило…» думает Брайан, наблюдая его глупые попытки встать. Он подает ему руки, позволяя воспользоваться собой, как опорой; музыка нагло разрезает его внимание на две половины, одну утягивая на себя, а другую оставляя на все происходящее. Кто-то из танцующих толкает Брайана в бок, и он сам чуть не падает — совершая свой благотворительный акт помощи, он почти позабыл, что смертельно пьян. — Что это за танец такой, Дикки? Я знаю, ты умеешь лучше! Фредди, хренова заноза в заднице. И что его заставило отвлечься от тусовки именно сейчас? Однако, его громкая и нелепая реплика Джона крайне забавляет, и он смеется, безвольно утыкаясь носом Брайану в плечо. — Минуту назад он был под столом, — поясняет гитарист в ответ на двусмысленный взгляд парса. — Он сам на ногах не стоит ровно. — Оправдывайся дальше, дорогуша, — Мэй знает, что этот парень подкалывает его, но его зубы все равно скрипят. На продолжительных вечеринках хорошо только Фредди — он будто был рожден для того, чтобы крутиться в шумной толпе, пить и не пьянеть всю ночь напролет. Даже Роджер уходил раньше — чаще всего с девочками под боком. И весь этот шум, возня, смех и веселые крики со всех сторон — первые несколько часов они были еще терпимы, но вот на третий час Брайан сушил весла. Нет, он не может оставаться здесь еще дольше, а еще на его руках повис Джон. Оставить его одного — ужасно страшно, а тащить пьяную тушу у себя на плече — перспектива еще более неулыбчивая. Ему предстоял выбор из двух зол. Все-таки Мэй надеялся отдохнуть по приходу домой, но Джон на его плече так мило облизывал свои сухие губы, так по-блядски запрокидывал голову назад, чтобы смахнуть волосы с лица, при этом оголяя шею… Что выбор сделался сам собой. «Вот он каков, этот выбор меньшего зла,» с некой горечью констатировал Мэй, с готовностью забрасывая слабую руку себе на шею поудобней. … Он из последних сил тащил Джона — плечо начинало саднить от его веса. Но он целенаправленно перебирал и без того слабые ноги, планируя поскорее добраться до комнаты. Его комнаты. Всю дорогу Брайан пытался выпытать у пьяного вдрызг Дикона, где ключи от его номера, но ничего внятного в ответ так и не услышал; Фредди еще раз снизошел до двух своих друзей, очень довольно провожая в добрый путь; было предельно ясно, что он и сам не хочет тащить упитого басиста к себе на кровать, ведь, скорее всего, он собирался проводить ночь не один, а, например, в компании нескольких человек, и Джон ему в комнате был совсем не нужен. Что же, понять такое было можно. Бри соврал бы, если бы сказал, что и сам занят ночью; это было не так. Он, черт возьми, мечтал поскорее свалить обратно в отель, в тишину и уединение, и, желательно, вместе с Джоном… Но он представлял их времяпровождение слегка иначе, чем оно складывалось в реальности. Джон издавал звуки, отдаленно похожие на речь, но, все равно, Брайан ничего не разобрал. Наконец-то ему удалось отпереть дверь, и они вдвоем, совершенно обессиленные, ввалились в номер. — Вот же… Тяжёлый какой. Блять, — пока Дикон валялся на полу, он не упустил возможность размять уставшие мышцы, — а сам ведь тонкий, как соломинка… Дикон произнес что-то с отрицательной интонацией. Но Мэй все равно ничего не понял. — Полно тебе жаловаться. Хоть поблагодарил бы меня, я чуть спину не надорвал… Джон, все еще вжимаясь щекой в грубый ворс ковра, приподнялся на локтях и уставился на музыканта своим мутным взглядом. Он слишком пьян, чтобы соображать, и это видно. — Ладно. Потом поблагодаришь, — Джон начал что-то протестующе мямлить, но Брайан его остановил. — Потом! — Бра-ай! — тихо проскулил он, как только парень снова подхватил его под руку, поднимая на отказывающие ноги. — Вот это ты надрался… Кошмар. Стараясь игнорировать мигрень, он собрал остатки своих сил, чтобы дотащить Джона до дивана. Спина, все-таки, сдала, и парень тут же принялся разминать ее, как только Дикон приземлился на твердые подушки. — Сейчас… подожди, — ему надо было прийти в себя. Состояние Дикки совсем не завидное, он это понимал, но и он тоже человек, и, пока Джонни потерян в другой, безмятежной реальности, у него есть время выдохнуть и запить водой несколько таблеток. Обезболивающие вместе с холодной водой отправились прямиком в желудок, избавляя Брайана от жажды. Еще пятнадцать минут — и он сможет прекратить щуриться при слабом свете лампы от головной боли. А пока надо было удостовериться, что Джон сможет провести эту ночь без приключений; их Бри мысленно оставил за металлической, тяжелой дверью клуба. Басист снова уснул. Или делал вид, что спит. В любом случае, его глаза были плотно закрыты, а дыхание стало медленным и размеренным. Брайан тут же взял того за безвольную кисть — нащупать пульс. На всякий. Джон лениво приоткрыл веки, тяжелые, как бетон. Он не выказывал ничего, кроме слепой благодарности за оказанную нежность и уход — Брайан уверен, он забудет обо всем на следующее утро. Возможно, поэтому он старается больше, чем нужно, и выкладывается, как в последний раз. Парень на диване также лениво наблюдал, как Мэй мечется по своему номеру в активных поисках, собирая нужные вещи в руки. Что конкретно, Джон не разобрал — слишком кружилась голова. Но смертельно сильно хотелось улыбнуться, когда гитарист вновь возник перед ним. — Подняться сможешь? — Пронаблюдав несколько жалких попыток сделать это самостоятельно, Мэй тяжело выдохнул и подпихнул парня рукой, усаживая. — Держи. — Он протянул ему стакан холодной воды и анальгетик. Пришлось выпить. Когда с этим делом было покончено, Брайан поторопился вновь заполнить стакан, и поставил его на тумбу рядом. — Спасибо, — наконец прохрипел Джон, и прозвучал он настолько жалко, что ему захотелось пожалеть самого себя. И он знал, что Брайан тоже полезет обжиматься — только повод дай. Но, видимо, не в этот раз. — Тебе надо отдохнуть, — спокойно ответил Бри в ответ на попытку Дикона обнять его. Пришлось вновь опустить голову на подушку не самого удобного образца. Но выбирать не из чего. Мэй снова возник на горизонте, уже с теплым пледом в руках. Он успел открыть форточку — осенняя ночная прохлада ворвалась в комнату, так что плед был весьма кстати. — Не будешь…? — Брайан повел глазами в сторону двери в туалет. Он сам пить умел, в отличии от незадачливого Дикона, и отлично знал, что если перепьешь, то лучше опорожнить желудок. На такое предложение Дикки лишь поморщил нос. — Ладно… На этом он и покончил; все! Джон укрыт, выпил таблетку — оставалось только отвести время себе любимому. Без сомнений, Дикона он тоже любил и хотел провести с ним вместе эту ночь, но тот уже зарылся в плед и провалился в сон. Дикки не в кондиции. Оставалось только снисходительно улыбнуться и опуститься на свою кровать — любимую кровать. С каким же удовольствием он растянулся на ней, такой мягкой и просторной. Здесь, они бы точно уместились вдвоем. Мэй глянул на часы — полвторого. Началась вечеринка в десять. Если басист не отойдет в ближайший час — значит, все плохо. Ночник освещал небольшую область комнаты — четверть площади кровати и подоконник — теплым, приятным светом. Брайан надеялся, что если почитает взятую с собой книгу при таком освещении, то быстро отключится. Зря надеялся. Он даже глазом не моргнул, как добрых сорок минут уже безвозвратно пролетели. Теперь он был абсолютно трезв, и даже бодр. Книга была глупая и наивная — но он упорно поглощал абзац за абзацем, в надежде, что она его, все-таки, заинтересует, и он сможет отвлечься от других мыслей — про Джона. Впустую надеялся. И слова из книги не оставалось в кучерявой голове надолго, а некоторые предложения и вовсе проходили мимо сознания. Но он целеустремленно продолжал пытаться. Это все чертов Джон. Несмотря на то, что Дикон всецело терроризировал его сознание, несмотря на то, что он был готов взорваться в любую секунду от такого гнета мыслей — он не услышал, как его Джонни поднялся с дивана и внезапно возник перед кроватью, словно материализовался из темноты номера, от которой Брайана огораживал свет ночника. Мэй был так оглушен своими мыслями, что совершенно никак не отреагировал на то, как басист уверенно, но все еще неловко, взобрался на кровать и сел ему на ноги, расставив свои по обе стороны. И внимательно посмотрел на него. — Ты чего…? Он не отвечал. Разговаривать в его состоянии было слишком сложно; вместо слов он поерзал у него на коленях, кусая губы. — А я хотел книгу почитать… конечно, размечтался, — Брайан улыбнулся, наблюдая все это действо и загнул страницу, на которой остановился. Конечно он врал, книга ему сейчас к черту не нужна. — Как я могу читать, когда судьба преподносит мне такой подарок? — Угу… — хмыкнул Дикон, нетерпеливо усиливая свою фрикцию. — Дикки, подожди, ты серьезно? — он уже обнял его за талию, но осторожно. — Тебе не станет плохо? Ты очень много выпил. Его Дикки, кажется, вообще не собирался разговаривать. За него отвечали движения, пропитанные жгучим желанием. Его тело пылало жаром, Брайан чувствовал это даже издалека — до того, как он зарылся пальцами в кудрявые волосы и притянул Джона к себе, вовлекая в поцелуй. Сминать его губы всегда было приятно, но сейчас — особенно, когда они настолько блядски податливые. Джонни умеет проявлять нежность и любит сантименты — а вот быть настойчивым и наглым ему еще учиться и учиться. Брайан подмечает, что даже сейчас, когда каждое его движение, каждый вздох говорит о его диком желании, он все равно выглядит мило, а попытки соблазнить партнера — наивно. Но он умеет строить глазки, и знает же, чертенок, что это то, что Брайан любит. Поцелуй выходит долгим, даже удушающим, и Мэю кажется, что он снова пьянеет, и в этот раз без алкоголя. А он все стреляет проницательными взглядами, а губы растянулись в довольной улыбке от уха до уха. Он пьян достаточно, чтобы свободно брать то, что хочет, и достаточно трезв, чтобы понимать, что делает и на что идет. Руки Брая загуляли по его телу хаотично и беспорядочно, сдернули с него футболку и бросили ее куда-то в темноту. Джон получил свое — и быстро поддался, позволяя Брайану поменять их местами и нависнуть над ним, вжать спиной в мягкий матрас, углубить поцелуй. Брайан любил Джона любым. Но особенно любил такого — развязного, бесцеремонного, с наглецой, что плещется в глубине глаз. Такой Дикон появлялся редко, и поэтому каждый раз был как первый. Мэй с удовольствием поддавался искушению, снова тонул в этих глазах, что с такой страстью молят его: дай мне еще. Глухие стоны наполнили номер. Пока без силы, негромкие и аккуратные — но Мэй отлично знает, что это только начало. Еще пара минут — и его любимый зазвучит во всю силу. Он может выглядеть как угодно на людях, но вот в постели его голос был способен на многое. Он выгибается навстречу пальцам Брайана, одной рукой слепо направляя к заветной точке внутри, которая гарантирует басисту настоящий взрыв чувств и эмоций. Еще несколько глубоких толчков — и он слетает с катушек. Протяжный стон заставляет Мэя напряженно сжаться. Он и сам на грани помешательства. Наблюдать за тем, с каким желанием Джонни насаживается на его пальцы, совершенно невыносимо. Очередным требовательным поцелуем он сообщает парню — можно. Начинай. И у него окончательно отказывают всякие тормоза. В комнате холодно, ведь окно открыто уже нараспашку — он не знал, когда точно оно открылось. Должно быть, виной тому сквозняк. Но Брайану и Джону жарко, как в печке. Как на самом жарком пляже, как на прогретом дневным солнцем песке. Они принимают новую позу; Джон сам взбирается на него, усаживаясь сверху. Инициативный Дикки! Такое Брай видел разве что во сне. Вот он уже сам насаживается, сам двигает бедрами, старательно ублажая себя, и выглядит абсолютно божественно. Мэю только и остается, что сцепить зубы и впиться пальцами в его ягодицы, концентрируясь на одной мысли: только попробуй кончить от одного его вида. Глаза гуляли везде, где можно и где нельзя: рассматривать Джона в упор во время крышесносного оргазма это занятие увлекательное. Каждый раз Брайан находил что-то новое, подмечал изменения; и из раза в раз признавался, что Дикки выглядит прекрасно. Вместе с протяжным вскриком из него вышли и все оставшиеся силы; Брайан еще недолго имел податливое тело, после чего с удовольствием присоединился к Джону, обессиленно вздыхая. Сил осталось только на то, чтобы накинуть на себя и любовника под боком мягкое одеяло. Ленивый, изнеженный поцелуй завершил эту долгую, бессонную ночь. …Он посмотрел на пачку сигарет на тумбе. Начатая в тот же вечер, за пару часов до вечеринки. Но курить сейчас он не стал, как бы сильно не хотелось; пусть в комнате остается так же свежо, и воздух не утяжеляет никотиновый дым. «Хватит на сегодня портить здоровье,» подумал он — и затянулся лишь мысленно. Сейчас они отдохнут так, как Брайан любит — хорошо отоспятся. Вместе.